1942, февраль
Филипенко не успевает отвернуться. В руках у сержанта фотография - не та, на который Гуля и Филипенко стоят, обнявшись. Другая. Здесь Гуля - одна. Но и этого вполне достаточно.
Старлей молчит. Что-то страшное с его лицом.
- Красивая? - спрашивает Бисеров. - Ведь правда?
- Да. Красивая. - Слова идут с трудом. - Откуда у тебя это? Ах, черт. Глупый вопрос.
Сержант усмехается.
- Что, хохлятина, обидно?
- Как ты сказал?
Филипенко трясет головой, словно в ушах у него вода.
- Валя, у тебя шок, - говорит старлей.
- Объект "Мама" построили вы, верно? Вторую… вернее, самую первую Машину времени. Можете не отвечать. Я не спрашиваю, такая штука. - Сержант прячет фотографию в нагрудный карман. - Так кто это?
Филипенко долго молчит, прежде чем сказать:
- Это моя жена.
- Какая еще жена, товарищ лейтенант? - удивляется Бисеров. - Ничего не знаю. Уехали вы от жены, нет вас в две тыщи пятом. Я проверял.
До Филипенко, наконец, доходит.
- Убью, - говорит старлей.
- Это само собой, - легко соглашается Бисеров. - Жить мы с ней не можем, а вот убить за неё - запросто. Главное, напрягаться не надо. И не надо мне объяснять, товарищ лейтенант, что у вас было важное дело и цель жизни! У меня, блин, тоже важное. И тоже цель жизни. Можете мне поверить. А сейчас у меня цель жизни набить тебе морду, сука. Нет, не за неё. За себя.
Он расправляет плечи. Сержанта учили драться и убивать, но сейчас он не хочет никаких "уклонений от удара" и прочих "захватов на болевой". Сейчас его вполне устроит обычный бокс.
Он даже позволяет Филипенко ударить первым. Бум. Мир темнеет, уплывает вбок, возвращается. Во рту - соленый привкус крови.
Сержант выпрямляется. В голове приятно шумит. Ну, все, понеслась.
СВЯТЫЕ ПАРАШЮТЫ
Разверни пакет, там овощи и вино.
Купи сыра.
Французского рокфора с едким раздражающим запахом.
С мягким влажным вкусом.
Ешь.
Пей вино.
Би-Джей Блазковиц открывает глаза и думает: ма-за-фа-кер. Вот так, с русским акцентом. Или со славянским. Его папа приехал из какой-то славянской страны, так что теперь стальное жесткое "р" и это "мазафа-керрр" отдает привкусом родины. Которую он, само собой, никогда не видел. Да и в этот раз, похоже, не увидит. Би-Джей говорит: Боже правый, спаси и сохрани. Выуживает из ворота куртки крестик и целует. Его церковь - это восточная церковь, на кресте голый мужик, раскинувший руки в последнем "прости". У человека длинное тощее тело, ноги, пробитые одним римским гвоздем (хотя это как раз по-еврейски, католики прибивают двумя) и острое измученное лицо. То есть, лица почти не разобрать - оно сделано грубо, едва намечено - и именно поэтому Би-Джей его отчетливо видит. Босоногий Богосын смотрит на Би-Джея сквозь вспышки разрывов, сквозь гул двигателей С-47, сквозь скрежет и скрип дюралюминиевой обшивки, сквозь сопение и пердеж парашютно-десантников. Глаза у человека голубые и спокойные. Держи крепче свою задницу, капрал, - говорит человек. Разрывы звучат один за другим. Когда Би-Джей цепляет взглядом окно, там виден острый луч прожектора, несколько других С-47 и сотни разрывов в воздухе. Ну, может десятки. Хрен его знает.
На подлете к зоне выброски их накрыли зенитки гансов.
- Приготовиться! - орет сержант Флай.
Да, сэр, отвечает Би-Джей человеку с голубыми глазами.
Молодец, капрал. Ты будешь спасен - так или иначе, говорит человек.
Разрыв. Совсем близко. Самолет дергает и качает, как тележку на "русских горках". Кто-то из морпехов матерится так, что долетает даже сквозь натужный рев двигателей.
Только вот в свою Россию Би-Джей опять не попадет. Он целует крест, долгим, протяжным, страстным поцелуем и прячет в ворот куртки.
Загорается красная лампа. Воу-воу-воу - воет сирена. Один из пилотов открывает дверь. Вспышка, словно финальные фотографии уходящих в небо героев. 12-ая парашютно-десантная бригада уходит в отрыв. Внизу, в километре - Франция. Вино, девушки, сыр рокфор. Ешь, думает Би-Джей. Наливай и пей.
То плоть моя, то кровь моя.
- Первый пошел! - сержант встает у двери и орет.
- Второй пошел!
Джонни не сразу соображает, что нужно встать. Он встает. Пряный, мягкий вкус рокфора с вином струится по губам. Капрал облизывается.
- Пошел! - орущее лицо сержанта, огромное, как небо над Мельбурном. Вспышка.
- Блазковиц, пошел, дебил!
- Да, сэр! - орет Би-Джей и пробежав до выхода, вспышка, замирание, земля, вино, рокфор-мазафа-кер-кер-кер…
Прыгает.
Уже в полете, видя под собой вспыхивающую в разрывах далекую землю, Би-Джей складывает ноги вместе и раскидывает руки в стороны. Ветер треплет щеки. Разрываемый телом Би-Джея воздух гудит.
Я - милосердие Господне, думает Би-Джей.
Вокруг сотни белых куполов. Один вспыхивает от попадания и уносится вниз.
Я - гнев Божий.
СЕКРЕТНЫЙ САД
- Три миллиона жизней - это плата за независимость?! - взревел телевизор.
Грегори поморщился. Чертова реклама.
- ДА! - экран источал плазменное сияние и религиозную харизму. - За независимость от лишнего веса! Сертифицированные продукты марки Реунион…
Где же этот проклятый пульт? Грегори залез под стол целиком, вытянул руку. Мурр. Пальцы уткнулись в теплое и мягкое.
Грегори просунул руку под брюхо кота и дотянулся до пульта.
- …вторую неделю в Луанду продолжаются дожди и манифестации. Президент страны Роберт Могуту… - Эн-би-си хлюпнуло и замолчало. Грегори вытащил руку с пультом из-под тушки кота, тот смотрел на него тающими призрачными зрачками. Потом вытянул морду и потерся о руку хозяина мягкой щекой. Грегори вздохнул.
- Иди, иди, - сказал он Лорду Вейдеру. - Ты и так уже натворил дел сегодня.
* * *
Ненавидите вы современное искусство так, как ненавижу его я?
Надо же было случиться, что с потолка упал кусок штукатурки, спугнув мирно спящего кота. Тот в ужасе понесся, прыгнул на стол и разбил вдребезги хрустальную инсталляцию - ее купила Диана на последнем биеннале. Грегори она (инсталляция, а не Диана) напоминала скрученный и изуродованный хрустальный член, зачем-то покрашенный в пастельные розово-сиренево-зеленые тона.
Упала и хорошо. Хоть кто-то в этом доме должен отличаться художественным вкусом.
Почему бы и не кот?
Осколки рассыпались вокруг круглого столика из палисандра, стоящего на резной изогнутой ножке; засыпали дизайнерский ковер - от какого-то финского гения. Совсем им там делать нечего, думал Грегори, разглядывая черно-белый, словно разрубленный топором надвое толстый квадрат - теперь на нем сверкали осколки и белели куски штукатурки. Бедные финны. Им, наверное, скучно всю зиму сидеть в снегах, вот они и придумывают всякие странные штуки.
Грегори слышал из спальни монотонный, на пределе человеческого слуха, глухой вой. Диана все еще убивалась по инсталляции члена в интерьер обычного портлендского дома. Было бы из-за чего.
Возле осколков стоял пылесос, лежали совок и веник. Грегори вдруг понял, что не хочет никого спасать, и пошел к двери. Накинул черное пальто с оранжевыми пуговицами (да, у меня нет вкуса, Диана!) и вышел на улицу. Холодный сырой ветер резко ударил в лицо, словно плеснули воды из ведра. Перед домом лежали на черном асфальте оранжевые листья. Осень. "И вообще, я заодно с природой". Грегори усмехнулся. Надо сбегать за сигаретами, пока Диана не спохватилась, что его нет.
Воздух был так насыщен влагой, словно город оказался вдруг под толщей океана. Под ботинками хлюпало.
* * *
- Сезон дождей настал внезапно, - пропел Филин, выглядывая из-под козырька кафе. Ему сразу вылилось пол-Амазонки за шиворот, волосы мгновенно промокли. Филин с чертыханьем отшатнулся. Дождевые потоки лились с неба, закрывая всю улицу. Шум падающей воды напоминал рев водопада, только водопад не несет вниз по мостовой банки из-под "Оранжада" и пустые сигаретные пачки.
Филин, отфыркиваясь, затряс головой. Полетели брызги. Жаль, что в этот раз он решил не стричься налысо. Отделался бы омовением вместо переохлаждения. Филин посмотрел вперед, струи воды искажали перспективу - вместо магазинчика путеводителей напротив он видел серые паруса, бьющиеся под шквалом. Вздымается холодный вал, матросы бегут по вантам. Босые ноги в мелких каплях встают на черные от смолы тросы. "Зарифить марсель! - закричал чей-то хриплый надорванный голос. - Быстрее!"
Филин мотнул головой. Нет, все в порядке. Напротив снова был книжный магазинчик; деревянные рамы из старого, покрытого темным поцарапанным лаком, дерева. Серые стекла, в которых отражаются дождь и красно-коричневый тент, под которым замерла фигурка мокрого Филина.
Запах дождя нес вонь гниющих отходов - не самый чистый город Луанду, это верно. Зато следующий порыв ветра наполнил Филина свежестью, запахом соли и корабельной смолы.
"Подобрать шкоты! Марсовые - крепить стаксель!"
Тот же голос.
Филин покачал мокрой головой. Все-таки такая работа не для него. Уволюсь, подумал он в сотый раз за неделю. После этого дела точно уволюсь.
* * *
Не хватает только неприятностей с будильником.
А так, в общем-то, все уже есть.
"Не спрашивайте себя… виновен ли я. Вы уже в списке". Грегори читал объявления на фонарном столбе. Он закурил сигарету, поднял воротник пальто-бушлата, чтобы холодный ветер не так дул в шею. Дым уносился в сторону вытянутой струйкой. Свобода. Грегори понравилось это ощущение. Объявления были старые и новые: пожелтевшие листки с оторванными номерами телефонов и белые, свеженькие, недавно приклеенные, но ветер безжалостно трепал и старые и новые. Видимо, ему просто нравился это стрекочущий звук.
Грегори не спешил возвращаться домой. Пускай Диана еще повоюет с инсталляциями, а он пока покурит. Уже стемнело, промозглый ветер с влагой гнал людей дальше по улице, не давая задерживаться, а Грегори все смотрел. В этом было что-то необычное, даже волшебное. Как ни странно, больше всего ему приглянулось даже не приглашение в бродячие фокусники с гастролями по сельской Америке (пожалуй, это была его идея-фикс в младших классах… но, видимо, он ее уже пережил. Вот если бы шпагоглотателем…), а это короткое "Вы уже в списке".
Было в этом что-то от старой доброй паранойи. Холодная война. Секретные материалы.
Теория заговора.
Сейчас кто-нибудь подойдет к Грегори сзади - бесшумно, положит руку на шерстяное плечо и скажет: "Привет, Малдер". Или… "Это Национальная безопасность, пройдемте с нами". Ха.
Грегори выпустил дым. Снял шерстяную перчатку (серые, какой ужас) и попробовал расправить объявление. Ничего. Ни номера телефона, ни адреса электронной почты. Ни даже позывных аськи или скайпа… Впрочем… нет, только это. "Вы уже в списке".
Мол, перестаньте дергаться, Большой Брат уже рядом.
Конечно, было бы интересно оказаться законспирированным экстрасенсом, спасающимся от государственных органов власти, но чудес не бывает. Или бывают? Сегодня ведь упала злополучная штукатурка? Или все-таки кот совершил акт милосердного вандализма? Надо бы купить ему сливок… Впрочем, Диана не поймет.
Грегори вздохнул.
Еще бы. К тому же у котов от сливок портится пищеварение. Прости, Лорд Вейдер. Никаких сегодня лазерных мечей и "Да пребудут с тобой Великие Сливки". Аминь.
Ветер усилился. Мимо порывом ветра с треском пронесло газету; Грегори зацепил взглядом "…нашел выход". И фотография какого-то не слишком приятного типа. Впрочем, Грегори толком не разглядел.
Воображение.
То, в отсутствии чего Диана всегда его упрекала.
Грегори вынул изо рта сигарету, поискал взглядом урну - ничего похожего. Украдкой оглянувшись, поплевал на окурок, загасил его. Бросил на асфальт и наступил ботинком. Грегори поднял голову, оглянулся - никого.
Над светящейся вывеской аптеки нависает фонарь.
Надо же. Грегори усмехнулся. Первый его противоправный поступок за последний год - не считая наезда на кота на велосипеде. И то это случилось возле дома, когда он пробовал подарок для Дианы. "Странно, я действительно думал, что велосипед ей понравится".
Лорд Вейдер тогда на него неделю дулся. А сегодня… нет, надо все-таки купить сливок.
Грегори натянул перчатку, и, словно этого было мало, сунул руки в карманы пальто. Сразу стало теплее. Он повернулся, чтобы уйти. Прощай, уголок романтики!
Объявление сиротливо трепетало на ветру.
Грегори сделал несколько шагов, когда до него дошло.
Не может быть!
"Да ну". Грегори остановился, повернулся. Объявление висело на прежнем месте. Нет, все-таки показалось. Несколько мгновений в нем боролись гений и лентяй. Лентяй требовал вернуться, а гений - придумать план, чтобы Диана не сразу убила их всех - вернее, сначала кота, потом Грегори.
Победил лентяй. Вернувшись к столбу (ветер теперь был в лицо), Грегори наклонился. Глаза слезились. Грегори моргнул раз, другой. Не мо… Он протянул руку и отогнул листок.
Потом еще раз прочитал. "Меня разыгрывают, что ли?"
Затем оглянулся - никого. Вывеска аптеки раскачивалась на ветру. Бело-оранжевые отсветы от нее плавали в черном и густом, как крем для ботинок, асфальте. Грегори прищурился. Где тут может быть спрятана скрытая камера?
Самое смешное, что даже спаси ты мир в прямом эфире или вытащи из пропасти за хвост африканского слона, никто из друзей и знакомых эту передачу никогда не увидит. А вот если ты сделаешь что-нибудь идиотское, с дурацким выражением на лице, это увидят все - причем не один раз. Как тогда, с велосипедом.
Грегори все же не устоял перед искушением. Он достал из кармана футляр с очками, надел их, спрятал футляр обратно, наклонился и внимательно прочитал объявление в третий раз.
Мда. Вот это шутка. Как раз для скрытой камеры.
Объявление гласило:
"Ты уже в списке. Позвони по телефону… 8-800-000-LSD"
Потом он увидел постскриптум. Готов поклясться, подумал Грегори, минуту назад его не было.
Неровной рукой:
"За твоей спиной стоит человек. Осторожно". Грегори покрылся холодным потом. Он затылком ощущал, что проклятая бумажка не врет, но обернуться - значит признать, что с мозгами у него не все в порядке. Или что за спиной - скрытая камера. Его снимают. Грегори прищурился. Все понятно. Невидимые чернила.
Больше всего (после современного искусства, конечно) он ненавидел передачу "Скрытая камера".
Грегори выпрямился. Приготовился. Резко повернулся - никого. Пусто. Аптека. Фонарь. Ветер гонит листья и обрывки газет.
Где же вы, секретные ловцы экстрасенсов?
В следующее мгновение на плечо Грегори легла ладонь, и чей-то приятный баритон произнес:
- Национальная безопасность. Пройдемте с нами.
* * *
Темнота не угнетает, а добавляет вкуса к жизни.
Пластиковая желтая утка плывет по пластиковому желобу из бежевой пластмассы, ее несет поток воды, вспенивается и передает следующему повороту трассы. В конце концов утку ждет водопад и огромное корыто с водой.
Грегори Пил смотрит на мятущуюся, улыбающуюся утку и думает: все просто. Он - это утенок, пластиковый желоб - его жизнь, а поток воды в этом желобе - просто поток воды. Водопад, это уже сложнее.
Грегори смотрит на утенка, застрявшего на одном из простых с виду поворотов, потом берет и подталкивает его пальцем. Плыви.
Утенок покачивается из стороны в сторону, словно благодаря Грегори, а потом скользит вниз по водостоку жизни. В конце его ждет водопад и купание с головой. В корыте уже собралось десятка два желтых улыбающихся утят.
- Я согласен, - говорит Грегори.
- Вот видите, как просто, - произносит баритон за спиной Грегори. Тот привычно вздрагивает. - Главное, мне даже не пришлось бить вас по почкам или угрожать депортацией в какую-нибудь африканскую страну с труднопроизносимым названием. Кстати, вы знаете, как там сложно нашим агентам? Местная инфляция развивается с такой скоростью, что деньги на автобус мы выдаем им рулонами, пахнущими свежей краской. Кажется, местная денежная единица достигла сакральной цифры в один биллион. И самое смешное, - полковник Хитроу делает паузу, - что я не шучу.
* * *
Развлекайся, как можешь, потом завязывай и беги.
Филин вошел в бар с черного хода, забитого ящиками с гнилыми манго и бананами (как они воняют!). Он брезгливо перешагнул черную кошку, пожиравшую то ли мышь, то ли огромного таракана. Кошка подняла голову и посмотрела на Филина равнодушным мерцающим взглядом. Лапами она продолжала держать что-то темное.
Тьфу ты. Филин сплюнул. Кошка коротко мявкнула и снова уткнулась мордой в добычу.
Чего только не увидишь в задрипанной африканской стране, где даже Юнеско предпочла бы геноцид, чтобы не мучиться выбором, кого спасать.
Филин прошел в закуток, окутанный влажным белым паром, кивнул толстому негру в желтой майке с надписью "Мирохранитель". Пока тот разглядывал Филина маленькими, словно вставленными пинцетом в круглое раздутое лицо, глазками, прошло с полминуты. Филин стоял, чувствуя, что начинает злиться. Из белого тумана то и дело выныривали распаренные негры с белыми мешками, ретортами с зеленой жидкостью и даже с чашкой Петри. Бедлам. Трудовой энтузиазм местной публики потряс Филина, уже привыкшего, что в этой стране быстро двигаются только цены, работники же сферы услуг передвигаются так, словно живут в желтоватом глицерине, загустевшем от времени.
И они кружат, как снежинки.
Наконец, толстый негр кивнул, отступил в сторону. Филин сделал шаг, расставил ноги и закинул руки за голову. Он уже привык, что здесь все встречи начинаются с обыска. Толстый негр аккуратно его охлопал, ощупал, кивнул.
Из тумана вынырнул очередной негр - в фартуке, заляпанном чем-то розовым. Филин поднял брови. На этот раз у негра в руках был полиэтиленовый пакет с белым порошком.
Килограмм на пять, наверное.
- Сайлас вас ждет, - сказал толстый негр. Филин кивнул.