- Он честный человек. Говорит, что думает, - и будет действовать соответственно. Я могу убить его… Однако переубедить его нельзя. - Модель сделал еще глоток шнапса. И как будто засомневался, не зная, стоит ли продолжать. - Знаешь, Дитер, после его ухода у меня было видение.
- Видение? - Теперь в голосе Лаша явственно прозвучала тревога.
Словно прочтя мысли своего адъютанта, фельдмаршал криво улыбнулся.
- Нет, нет, я не собираюсь давать зарок не есть мяса и носить сандалии вместо сапог. Просто мне вдруг померещилось, что я римский прокуратор, внимающий проповеди раннехристианского священника.
Лаш вопросительно вскинул бровь. Подобные размышления были не в духе Моделя, человека здравомыслящего почти до тупости и законченного материалиста - весьма ценные качества для штабного офицера. Поэтому, исследуя неожиданно открывшиеся ему глубины, майор действовал с известной долей осторожности.
- И как, по-вашему, чувствовал себя римлянин, столкнувшись с человеком такого типа?
- Чертовски сбитым с толку, я полагаю. - Похоже, Модель вернулся к своей обычной манере разговора. - И, между прочим, только потому, что он и его товарищи не знали, как поступать с такими фанатиками. Мы с тобой сегодня христиане. Вот так, Дитер.
- Действительно. - Майор потер подбородок. - Это плохо?
Модель засмеялся и допил шнапс.
- С твоей или моей точки зрения - нет, но я сомневаюсь, что старый римлянин согласился бы с нами. Вот точно так же и Ганди ни за что не согласится со мной касательно того, как события будут развиваться дальше. Однако по сравнению с покойным прокуратором у меня есть два преимущества.
Он поднял палец, и сержант за стойкой торопливо наполнил его стакан. По кивку Лаша он долил шнапса и ему. Майор выпил и сказал:
- Надеюсь, что так оно и есть, господин фельдмаршал. Мы более цивилизованные, более сложные личности, чем римляне могли хотя бы мечтать.
Однако Модель все еще пребывал в минорном настроении.
- Неужели? Мой прокуратор был настолько сложной личностью, что проявлял ко всему снисходительность и совершенно не опасался противника, который не был склонен платить ему той же монетой. Наш христианский Бог, однако, - ревнивый Бог, не терпящий соперников. Национал-социалист служит Volk - вот кому принадлежит вся его преданность. Я невосприимчив к вирусу Ганди - не то что римлянин по отношению к христианину.
- Да, это имеет смысл, - после некоторого раздумья согласился Лаш. - Мне не приходило в голову посмотреть на все под таким углом, но теперь я вижу, что вы правы. А каково ваше второе преимущество перед римским прокуратором?
Внезапно фельдмаршал принял холодный, решительный вид - примерно так же он выглядел, когда вел Третью танковую группу на Кремль.
- Автомат, - ответил он.
Лучи восходящего солнца окрасили песчаник Красного Форта в цвет крови. Это сходство было неприятно Ганди; он нахмурился и повернулся спиной к крепости. Даже на рассвете воздух здесь был теплый и сырой.
- Лучше бы тебе отсюда уйти. - Неру приподнял свою традиционную пилотку и поскреб седеющие волосы, вглядываясь в собирающуюся вокруг них толпу. - Немцы ведь запрещают всякие скопления людей, и они возложат на тебя ответственность за это сборище.
- А с кого же еще, по-твоему, спрашивать? - ответил Ганди. - Неужели ты думаешь, что я способен послать своих сторонников навстречу опасности, а сам отсиживаться в сторонке? Как в таком случае я смогу повести их дальше?
- Генералы никогда не сражаются на переднем крае, - возразил Неру. - Да и разве мы сможем продолжить наше дело, если потеряем тебя?
- Если нет, тогда, значит, и дело того не стоит, верно? Ладно, пора идти.
Неру лишь развел руками. Ганди удовлетворенно кивнул и начал прокладывать себе путь, пробираясь в самое начало колонны. Люди расступались, пропуская его. Все еще качая головой, Неру последовал за своим старым товарищем.
Толпа медленно двинулась на восток по Чандни-Чаук, улице Серебряных Дел Мастеров. Некоторые модные магазинчики пострадали во время боев и последующих грабежей. Однако другие оказались открыты; их владельцам было все равно, чьи деньги получать за свой товар - немецкие или британские.
Один из владельцев такой лавочки, умудрившийся не похудеть за долгие годы лишений, выскочил на улицу, увидев процессию. Он подбежал к голове колонны, заметив Неру, выделявшегося ростом и элегантностью одежды.
- Вы в своем уме? - закричал он. - Немцы же запретили всякие сборища! Если они увидят вас, может произойти нечто ужасное.
- А разве не ужасно, что они лишили нас свободы, неотъемлемого права каждого человека? - спросил Ганди.
Лавочник обернулся на его голос. Глаза толстяка чуть не вылезли из орбит, когда он понял, кто с ним говорит.
- Это не просто ужасно, это несправедливо, - продолжал Ганди. - Мы не признаем права немцев запрещать нам делать то, что мы считаем нужным. Присоединяйтесь к нам?
- Великодушный, я… я… - залопотал лавочник. Потом его взгляд скользнул в сторону. - Немцы! - завопил он, повернулся и бросился бежать.
Ганди вел процессию навстречу приближающемуся отделению оккупантов. Немцы вышагивали с таким видом, словно не сомневались, что люди перед ними сейчас растают в воздухе. Их одежда, подумал Ганди, мало отличалась от обмундирования британских солдат: ботинки, шорты и рубашки без воротников. Однако похожие на ведерки для угля шлемы придавали немцам угрюмый, насупленный, свирепый вид - в отличие от англичан с их оловянными касками. Даже столь хладнокровному человеку, как Ганди, зрелище показалось устрашающим: не было ни малейших сомнений в том, каковы намерения военных.
- Приветствую вас, друзья мои, - сказал он. - Кто-нибудь из вас говорит по-английски?
- Я говорю, немного, - ответил один из немцев. Судя по двум лычкам на погонах, это был старший сержант; видимо, он и возглавлял отделение. Парень достал пистолет, не автоматически, как заметил Ганди, но явно подчеркивая свои слова. - Расходитесь по домам. Собираться вместе verboten.
- Мне очень жаль, но я вынужден отказаться выполнить ваш приказ, - заявил Ганди. - Мы мирно идем по улице своего собственного города. Мы никому не причиним вреда, это я вам обещаю. Однако мы продолжим свой путь, поскольку таково наше желание.
Он несколько раз повторил сказанное, пока не убедился, что сержант его понял.
Немец обратился к товарищам на своем родном языке. Один из солдат вскинул автомат и со злобной ухмылкой нацелил его на Ганди. Тот вежливо кивнул оккупанту. Солдат удивился, поняв, что старый индиец не испугался, и опустил оружие. У одного из его людей на спине был полевой телефон. Командир покрутил ручку, дождался ответа и взволнованно заговорил в трубку.
Неру поймал взгляд Ганди. Его темные усталые глаза были полны тревоги, и это почему-то задело Ганди сильнее, чем высокомерие немцев, воображающих, будто они могут командовать его соотечественниками. Он снова двинулся вперед. Индийцы последовали за ним, обтекая немецкое отделение, словно вода валун.
Солдат, который только что целился в Ганди, закричал, поднимая тревогу, и снова вскинул автомат. Сержант прикрикнул на него.
- Здравомыслящий человек, - сказал Ганди Неру. - Видит, что мы не причиняем вреда ни ему, ни его подчиненным, и точно так же поступает с нами.
- Печально, однако, что не все здесь столь здравомыслящие люди, - ответил тот. - Вот этот солдат, к примеру, постоянно хватается за оружие. И кстати, даже здравомыслящий человек совершенно не обязательно испытывает к нам расположение. Заметь, сержант все еще говорит по телефону.
Телефон на столе фельдмаршала резко заверещал. Модель подскочил и выругался; он приказал не беспокоить себя без крайней необходимости. Разве можно работать, если тебе постоянно трезвонят? Он снял телефонную трубку.
- Берегитесь, если побеспокоили меня напрасно, - проворчал он вместо приветствия.
Фельдмаршал выслушал собеседника, снова выругался, брякнул трубку на место и закричал:
- Лаш!
Настала очередь адъютанта подскочить.
- Слушаю, господин фельдмаршал!
- Кончай рассиживаться тут на своей толстой заднице, - сказал фельдмаршал (что было несправедливо). - Вызови мне машину с водителем, да побыстрее. Потом возьми пистолет и пошли. Индийцы затеяли какую-то глупость. Ах да, вызови еще полицейский взвод, пусть догоняют нас. Едем на Чандни-Чаук, там беспорядки.
Лаш вызвал машину, солдат и заторопился вслед за Моделей.
- Бунт? - спросил он, догнав командира.
- Нет, нет. - Приземистый Модель шагал так быстро, что более высокому Лашу приходилось бежать рысью, чтобы не отстать от него. - Очередной фокус Ганди, будь он проклят.
"Мерседес" уже стоял наготове, когда фельдмаршал и адъютант выбежали из дворца.
- На Чандни-Чаук! - рявкнул Модель шоферу, открывшему ему дверцу.
Всю дорогу оба напряженно молчали. Мощный автомобиль с ревом промчался по Ирвин-роуд, проехал треть Коннотского кольца и понесся дальше на север по Челмсфорд-роуд мимо разбомбленного железнодорожного вокзала и того места, где по непонятной для Моделя причине улица сменила свое название на Кутб-роуд.
Вскоре водитель сказал:
- Впереди какие-то беспорядки, господин фельдмаршал.
- Беспорядки? - Лаш наклонился вперед, вглядываясь сквозь ветровое стекло. - Да на нас валом валят индийцы! Они что, из ума выжили? И какого дьявола, - он возвысил голос, - наши люди идут вместе с ними? Им же приказано пресекать такие вещи! Они что, забыли?
- Видимо, забыли, - сухо ответил Модель. - Ганди, мне кажется, способен производить поразительный эффект на людей, не подготовленных к его особому виду упрямства. Ко мне, однако, это не относится. - Он хлопнул водителя по плечу: - Остановись метров двести не доезжая до первых рядов, Йоахим.
- Слушаюсь, господин фельдмаршал.
Модель почти на ходу выскочил из машины. Лаш, следовавший за ним с пистолетом в руке, попытался задержать командира:
- Что, если у этих фанатиков есть оружие?
- Тогда генерал-полковник Ведлинг отдаст приказ, и целая куча индусов отправится на тот свет.
Модель большими шагами зашагал навстречу Ганди. Как тогда, во время церемонии капитуляции, на него обрушилась влажная индийская жара. Даже пока фельдмаршал спокойно сидел в автомобиле, китель лип к телу. Когда же он начал двигаться, по лицу заструился пот. При каждом вздохе казалось, будто глотаешь теплый суп; сам воздух слегка пах супом - супом, который "убежал" с плиты.
"Пожалуй, - подумал Модель, - эта ужасная погода еще хуже, чем русская зима. И то и другое само по себе способно подорвать здоровье, но в здешней влажной, теплой грязи еще и полным-полно всяких экзотических микробов. Снег, по крайней мере, был чистым".
Фельдмаршал даже не взглянул в сторону немецких солдат, которых один вид его формы привел в ужас и заставил вытянуться по стойке "смирно". Он разберется с ними позже. В данный момент Ганди был важнее.
Ганди между тем остановился - и его последователи тоже, - вежливо ожидая, пока Модель приблизится. На немца это не произвело впечатления. Он по-прежнему считал Ганди человеком искренним и не сомневался в его мужестве, но сейчас это не имело значения. Фельдмаршал резко сказал:
- Я предупреждал вас, к чему может привести подобное поведение.
Ганди взглянул на него в упор. Оба были примерно одного роста.
- Как же, помню. И я ответил, что не признаю за вами права отдавать подобные приказы. Это наша страна, а не ваша, и если кому-то из нас вздумается ходить по улицам, мы будем делать это.
Взгляд стоящего за спиной Ганди Неру тревожно перебегал с одного противника на другого. Модель отметил его присутствие лишь краем глаза; если этот человек уже боится, с ним можно будет без труда разобраться в любой момент, когда потребуется. Неру не был "крепким орешком". Фельдмаршал взмахнул рукой в сторону толпы за спиной старика.
- Вы в ответе за всех этих людей. Если они пострадают, вина ляжет на вас.
- Почему они должны пострадать? Собравшиеся здесь не солдаты. Они не нападают на немцев. Я объяснил это вашему сержанту, он понял меня и не стал мешать. Не сомневаюсь, сэр, что и вы, образованный, культурный человек, тоже способны меня понять. Ведь то, что я говорю, очевидная истина.
Модель повернул голову и сказал своему адъютанту по-немецки:
- Если бы у нас не было Геббельса, нам понадобился бы кто-нибудь вроде этого типа.
Он и сам содрогнулся при мысли, какую пропагандистскую победу одержал бы Ганди, сумей тот, поглумившись над немецкими указами, избежать наказания. Да за одну неделю партизанское движение охватило бы всю страну. А ведь Ганди уже умудрился обвести вокруг пальца некоторых немцев, позволивших ему творить все это безобразие!
И тут индиец снова удивил его.
- Ich danke Ihnen, Herr Generalfeldmarschall, aber das glaube ich Kompliment zu sein, - сказал он медленно, но на чистом немецком.
Модель не показал своего изумления лишь потому, что боялся уронить монокль.
- Воспринимайте их как вам угодно, - ответил он. - Велите этим людям разойтись, или вам всем придется столкнуться с последствиями неповиновения. Вы вынуждаете нас на крайние меры.
- Я ни на что вас не вынуждаю. Что же касается этих людей, то каждый из них действует в соответствии со своей доброй волей. Мы свободны и продемонстрируем это вам, но без насилия, просто делая то, что считаем правильным.
Теперь Модель слушал его вполуха. Он втянул Ганди в разговор, продолжавшийся достаточно долго, чтобы успел прибыть взвод, который он вызвал. С лязганьем подкатили полдюжины "SdKfc-251" - бронированных машин пехоты; из них посыпались люди.
- Прицел - три ряда в глубину! - закричал Модель и взмахом руки подал знак БТРам занять позицию позади них, но так, чтобы при этом не перекрыть Кутб-роуд.
Командиры БТРов развернули установленные в передних отсеках орудия, нацелив их на индийцев.
Ганди наблюдал за всеми этими приготовлениями с таким спокойствием, как будто они не имели к нему ни малейшего отношения. И снова Модель невольно восхитился хладнокровием этого человека. На лицах последователей Ганди, правда, проступило выражение страха. Однако очень немногие воспользовались заминкой, чтобы потихоньку удрать. Дисциплина Ганди строилась на совершенно иных принципах по сравнению с военной, но была не менее эффективна.
- Скажите им, пусть расходятся, пока еще можно обойтись без кровопролития, - сказал фельдмаршал.
- Мы не собираемся проливать ничьей крови, сэр. Однако хотим продолжить нашу приятную прогулку. Со всей осторожностью, разумеется, и, думаю, мы сумеем пройти между этими вашими большими грузовиками. - Ганди повернулся к толпе и взмахом руки дал знак своим людям двинуться вперед.
- Вы наглец… - Гнев душил Моделя, что было даже к лучшему, поскольку удерживало фельдмаршала от того, чтобы обрушить на голову Ганди поток площадной брани.
Пытаясь успокоиться, немец выхватил из глаза монокль и начал полировать линзу шелковым носовым платком. Затем вставил монокль на место и хотел было убрать платок в карман брюк, но тут ему в голову пришла интересная мысль.
- Идем, Лаш, - велел он и зашагал в сторону немецких солдат.
На полпути фельдмаршал уронил платок на землю и громко сказал по-немецки, так чтобы услышали и его люди, и Ганди:
- Если хоть один индиец пройдет дальше этого места, я умываю руки.
Однако он мог бы догадаться, что у Ганди всегда наготове ехидная реплика.
- Вспомните, сэр, то же самое сказал в свое время Пилат.
- Пилат умыл руки, стремясь избежать ответственности, - ровным голосом ответил фельдмаршал; он снова овладел собой. - Я же, наоборот, принимаю ее на себя: я отвечаю перед фюрером и вермахтом за сохранение контроля над Индией и буду делать то, что считаю нужным, чтобы выполнить возложенные на меня обязательства.
В первый раз за все время их знакомства Ганди выглядел расстроенным.
- У меня тоже, сэр, есть свои обязательства. - И он слегка поклонился Моделю.
Лаш, улучив момент, прошептал на ухо своему командиру:
- Простите, а что будет с нашими людьми, оказавшимися среди индийцев? Вы собираетесь оставить их на линии огня?
Фельдмаршал нахмурился. Он именно так и собирался поступить; негодяи, позволившие Ганди поймать себя на крючок, не заслуживают лучшего. Однако в словах Лаша был смысл. Солдаты могут отказаться стрелять в соотечественников - если до этого дойдет.
- Эй, вы, - угрюмо приказал Модель, тыча в сторону солдат незадачливого патруля маршальским жезлом, - а ну-ка, отойдите за машины, немедленно.
Сапоги громко застучали по щебенке: все кинулись исполнять его команду. Сейчас для них все снова стало просто - они получили ясный, недвусмысленный приказ. "Уже кое-что, - подумал Модель, - хотя и немного".
Его беспокоило также, что индийцы могут воспользоваться этой небольшой заминкой, чтобы пройти вперед, но они этого не сделали. Ганди, Неру и еще пара человек о чем-то спорили. Модель удовлетворенно кивнул. По крайней мере, хоть некоторые из них понимают, что он настроен серьезно. И дисциплина Ганди, как и подумал фельдмаршал несколько минут назад, действительно строилась на иных принципах, чем военная. Ганди, например, не мог просто отдать приказ и быть абсолютно уверенным, что этот приказ исполнят.
- Я не отдаю приказов, - возразил Ганди. - Пусть каждый следует велению своей совести… Ведь это и есть настоящая свобода.
- Они последуют за тобой, если ты пойдешь вперед, о великий, - ответил Неру, - и, боюсь, этот немец может осуществить свою угрозу. Ладно, ты готов попусту расстаться с жизнью… Но ты хочешь подвергнуть такой же опасности и своих соотечественников?
- Я вовсе не собираюсь попусту расставаться с жизнью, - сказал Ганди. Однако не успели уговаривавшие его люди облегченно вздохнуть, как он добавил: - Но с радостью отдам ее - если это понадобится ради свободы. Впрочем, стоит ли беспокоиться всего лишь об одном человеке? Если я погибну, другие продолжат мое дело. Может, воспоминание обо мне придаст им стойкости.
И он сделал шаг вперед.
- Ох, проклятье, - пробормотал Неру и последовал за ним.
Несмотря на всю свою энергию, Ганди был далеко не молод. Неру даже не пришлось приказывать участникам шествия окружить старика: они сами бросились к человеку, который так долго направлял их, и образовали своими телами живой барьер между ним и немецкими орудиями.
Ганди ускорил шаг.
- Прекратите! Дайте мне пройти! Что вы делаете? - восклицал он, хотя в глубине души прекрасно понимал, что происходит.
- На этот раз они тебя не послушаются, - заметил Неру.
- Не может быть! - Ганди шарил по сторонам взглядом, затуманившимся от набежавших слез и возраста. - Где этот дурацкий носовой платок? Мы, должно быть, совсем рядом!
- В последний раз призываю вас остановиться! - закричал Модель.