Но индийцы все приближались. Звук от соприкосновения с мостовой их босых или обутых в сандалии ног напоминал постепенно усиливающийся шорох и резко отличался от грохота немецких сапог.
- Глупцы! - пробормотал фельдмаршал себе под нос и повернулся к своим людям. - Прицелиться!
Индийцы приостановились, увидев, как автоматы немцев взметнулись вверх, - в этом Модель был уверен. На мгновение у фельдмаршала мелькнула мысль, что последнего предупреждения окажется достаточно, чтобы привести участников шествия в чувство. Однако потом толпа снова двинулась вперед. Польская кавалерия, помнится, демонстрировала точно такую же безрассудную отвагу, атакуя немецкие танки со своими копьями, саблями и карабинами. Интересно, что думает о подобных методах войны нынешнее правительство польского рейха?
Кто-то наступил на носовой платок фельдмаршала.
- Огонь! - приказал Модель.
Прошла секунда, другая. Ничего не происходило. Модель бросил сердитый взгляд на своих людей. Дьявольская магия Ганди повлияла и на них; подлый, как еврей, он сумел обратить видимость слабости в некое подобие силы. Впрочем, годами насаждавшаяся дисциплина принесла наконец свои плоды. Кто-то нажал на спусковой крючок. Грохнул одинокий выстрел. Это словно бы послужило сигналом всем остальным, напомнив солдатам об их обязанностях, и немцы открыли пальбу. "Заговорили" и установленные на БТРах орудия. Сквозь грохот стрельбы Модель услышал крики.
Залп обрушился на первые ряды участников шествия с очень близкого расстояния. Кто-то упал, другие бросились бежать или, во всяком случае, попытались, потому что им мешали напирающие сзади. А немцы тем временем методично поливали огнем колонну индийцев. Собственно говоря, уже не колонну, а охваченную паникой толпу.
Ганди упрямо продолжал идти вперед. Какой-то убегающий раненый врезался в него, обрызгав кровью и свалив на землю. Неру и остальные из окружения Ганди тут же упали на своего вождя сверху, прикрывая его телами.
- Дайте мне встать! Дайте мне встать! - восклицал Ганди.
- Нет! - прокричал ему в ухо Неру. - При такой пальбе это самое безопасное место. Ты нужен нам живым. Теперь у нас и без тебя хватит мучеников, чтобы продолжить борьбу.
Но гибнут мужья и жены, отцы и матери! Кто будет заботиться об их близких?
На дальнейшие протесты у Ганди просто не было времени. Неру и еще несколько человек подхватили его и потащили прочь. Вскоре они вместе с другими участниками шествия уже убегали от немецких орудий. Пуля угодила в спину одному из тех, кто помогал нести Ганди. Ганди услышал характерный звук и почувствовал, как дернулся этот человек. Потом поддерживающие Ганди сильные руки разжались, и убитый упал.
Пленник попытался вырваться из хватки Неру и его соратников, однако на место застреленного тут же встал другой. Даже в этот ужасный момент Ганди чувствовал иронию своего положения: всю жизнь он боролся за свободу личности, а сейчас собственные последователи лишили его этой свободы! В других обстоятельствах это могло бы даже показаться забавным.
- Вон туда! - закричал Неру.
Несколько человек уже взломали дверь магазина и, как Ганди увидел спустя пару мгновений, черный ход тоже. Его втащили в проулок позади магазина и поволокли дальше по городу, через лабиринт узких улочек, напоминающий старый Дели, который сильно отличался от выстроенного по замыслу англичан Нью-Дели.
Наконец неизвестный человек, сопровождающий Ганди и Неру, постучал в заднюю дверь кафе-кондитерской. Возникшая на пороге женщина удивленно открыла рот, узнав нежданных гостей, сложила ладони перед грудью и отступила в сторону, давая беглецам войти.
- Здесь вы будете в безопасности, - сказал неизвестный Ганди человек, - по крайней мере какое-то время. А теперь я должен вернуться к своей семье.
- От всего сердца благодарим тебя, - ответил Неру, и незнакомец торопливо зашагал прочь.
Ганди не сказал ничего. Он задыхался, чувствовал себя разбитым, мучительно переживал провал шествия и то, какими страданиями это действо обернулось для большинства его участников и их родных.
Женщина усадила беглецов за маленький столик на кухне, предложила им чай и кексы.
- Теперь я оставлю вас, уважаемые, - сказала она, - чтобы там, в зале, ничего не заподозрили.
Ганди не притронулся к кексу, лишь выпил чай. Тепло растеклось по телу, и физически он почувствовал себя лучше, однако душевную рану исцелить было невозможно.
- Амритсарская резня бледнеет по сравнению с этим, - сказал он, ставя на стол пустую чашку. - Там англичане просто запаниковали и потому открыли огонь. Здесь ничего подобного не было. Модель сказал, что сделает это - и сделал.
Он покачал головой, все еще с трудом веря в то, что произошло.
- Вот именно. - Неру, словно голодный волк, проглотил сначала свой кекс, а потом и кекс Ганди, к которому тот явно не проявлял интереса. Его до этого безупречно чистый белый френч и брюки были порваны, заляпаны грязью и брызгами крови; пилотка сидела на голове криво. Однако глаза, обычно мрачные, сияли яростным огнем. - И этой своей жестокостью Модель отдал себя в наши руки. Теперь все поймут, каковы немцы на самом деле. По всей стране у нас появятся тысячи новых сторонников.
- Да, я объявлю кампанию сатьяграха, - сказал Ганди. - Никакого сотрудничества. Таким образом мы продемонстрируем, что не признаем иностранное правление, и это дорого обойдется Германии, потому что теперь немцы не смогут эксплуатировать нас. Ненасилие в сочетании с незыблемой твердостью духа, безусловно, пристыдит их и заставит вернуть нам свободу.
- Да… так оно и будет. - Видя, что его наставник оживился, Неру поднялся, обошел стол и обнял старика. - Мы еще победим.
- Конечно, - ответил Ганди и тяжело вздохнул. Он полжизни отдал борьбе за свободу Индии и никак не предполагал, что на смену одним "хозяевам" придут другие, еще более жестокие, и это после падения Англии и России. Англичане, в конце концов, уже начали прислушиваться к нему - и тут немцы смели их. Теперь все придется начинать сначала. - Хотя это и дорого обойдется нашему несчастному народу.
- Прекратить стрельбу! - приказал Модель.
Собственно, стрелять на Кутб-роуд было уже практически не по кому; почти все участвовавшие в процессии индийцы или лежали на земле, или сбежали.
Но даже после того как стрельба прекратилась, тихо на улице не стало. Большинство людей были еще живы и душераздирающе кричали. Нельзя сказать, что Моделя это удивляло; русская кампания уже научила фельдмаршала тому, как трудно убить человеческое существо.
Тем не менее эти крики досаждали ему, как, очевидно, и Лашу.
- Нужно облегчить их страдания, - сказал майор.
- Точно. - Внезапно Моделя озарило: - И я знаю, как это сделать. Пошли со мной.
Они повернулись спиной к месту недавней бойни и обошли стоявшие в ряд БТРы. Проходя мимо командовавшего взводом лейтенанта, Модель одобрительно кивнул ему:
- Отличная работа.
Лейтенант отдал честь.
- Благодарю вас, господин фельдмаршал.
Солдаты, которые слышали этот обмен репликами, оживленно закивали друг другу. Ничто так не поднимает боевого духа, как сознание того, что командир тобой доволен.
Однако у немцев, стоявших позади машин пехоты, не было причины гордиться собой. Ведь именно они позволили участникам шествия зайти так далеко. Модель остановился, похлопывая по сапогу маршальским жезлом.
- Вас надо отдать под трибунал, - холодно заявил он, сурово глядя на проштрафившихся. - Вам ведь прекрасно известен приказ о запрете сборищ, и тем не менее вы пошли у индийцев на поводу. Точно псы, а не солдаты. - И он с отвращением сплюнул.
- Но… - начал было сержант и тут же осекся, наткнувшись на взгляд Моделя.
- Говорите, - приказал фельдмаршал. - Просветите меня… объясните, что же подтолкнуло немецких солдат к столь недостойным действиям. Может, вами овладел какой-то злой дух? Эта страна кишмя кишит ими, если верить туземцам… По всей видимости, один из этих духов добрался и до вашего отделения.
Ирония Моделя заставила сержанта вспыхнуть, но в конце концов он воскликнул:
- Господин фельдмаршал, просто мне показалось, что эти люди не способны никому причинить вреда, вот и все объяснение. Старик, который шел во главе, клялся, что они настроены мирно, и он выглядел слишком хилым, чтобы заподозрить его в обмане, если хотите знать мое мнение.
Улыбка Моделя по теплоте могла сравниться с декабрьской московской ночью.
- И вы поступили очень мудро, оставив без внимания приказ командования. Результат этой вашей мудрости теперь налицо. - Фельдмаршал на мгновение позволил себе услышать вопли раненых - звуки войны, которые он научился не замечать. - А теперь слушай мою команду: пойдете со мной - вы, сержант, и остальные "добрячки" тоже; по крайней мере, те, кто желает избежать трибунала.
Как он и предполагал, все солдаты двинулись за ним следом.
- Это ваших рук дело. - Модель кивнул на окровавленных людей и продолжил еще более жестко: - Это вы в ответе за то, что они лежат там, - если бы вы действовали, как положено, то разогнали бы индийцев задолго до того, как они зашли слишком далеко и собрали столько народу. Самое меньшее, что вы теперь можете сделать для этих несчастных, это освободить их. - И, скрестив руки на груди, он замер в ожидании.
Никто не двинулся с места.
- Господин фельдмаршал? - еле слышно спросил сержант, который, по-видимому, считал, что должен говорить от имени всего отделения.
Модель сделал нетерпеливый жест.
- Идите и прикончите их. Пуля в затылок успокоит любого раз и навсегда.
- Вот так, хладнокровно?
Прежде сержант еще мог сделать вид, что не понимает Моделя, но теперь у него не осталось выбора.
Фельдмаршал был неумолим.
- Они… и вы тоже… ослушались приказа рейха. Эти люди заслужили смертный приговор в тот самый момент, когда собрались здесь. Вы, по крайней мере, имеете шанс искупить свою вину - осуществив этот самый смертный приговор.
- Я… я не могу… - пробормотал сержант.
Он, скорее всего, обращался к самому себе, но Модель не дал сержанту шанса передумать. Он повернулся к лейтенанту, возглавляющему взвод БТРов.
- Арестуйте этого человека.
После того как сержанта увели, фельдмаршал обратил холодный, сверкающий за моноклем взгляд на оставшихся солдат.
- Есть другие желающие пойти под трибунал?
Еще двое позволили себя арестовать, отказавшись применять оружие. Фельдмаршал кивнул оставшимся.
- Выполняйте приказ… И если обнаружите там Ганди или Неру, доставьте их ко мне живыми.
Немцы неохотно побрели к раненым. Они были простые солдаты и не привыкли к такого рода работе. Некоторые глядели в сторону, нанося первый coup de grace. В результате один солдат промахнулся, пуля срикошетила от мостовой и едва не угодила в его товарища. Однако по мере продвижения по Кутб-роуд солдаты действовали все быстрее, все увереннее, все более умело.
"Так всегда бывает на войне, - подумал Модель. - Быстро привыкаешь к тому, что прежде казалось совершенно невообразимым".
Спустя некоторое время треск выстрелов смолк: у солдат больше не осталось мишеней. Вскоре проштрафившиеся вернулись к Моделю.
- Никаких признаков их предводителей? - спросил он.
Солдаты покачали головами.
- Очень хорошо. Свободны. И впредь выполняйте приказы, как положено доблестным немецким воинам.
- И это все наказание? - удивился Лаш, когда солдаты с облегчением заторопились прочь.
- Все, пусть уходят. Они выполнили, что им велено, а я выполню свое обещание. В конце концов, я честный человек, Дитер.
- Никто в этом не сомневался, господин фельдмаршал.
Ганди с нескрываемым ужасом слушал рассказ перепуганного лавочника.
- Но это безумие! - воскликнул он.
- Сомневаюсь, чтобы фельдмаршал Модель понимал принципы ахимса, - вмешался в разговор Неру.
Ни Ганди, ни он не знали точно, где находятся: безопасный дом где-то неподалеку от центра Дели - вот и все, что им было известно. Люди, которые привели лавочника, были в масках. Чего не знаешь, о том не сможешь рассказать немцам, если тебя схватят.
- Как и ты, - ответил старик. И это была чистая правда: Неру по натуре был гораздо более прагматичным человеком, чем Ганди. - Как и высокопоставленные британцы-военные, если уж на то пошло. Кстати, Модель мало чем от них отличается. Военная служба сделала его грубым и жестким, но от природы он неглуп и не кажется таким уж зверем.
- Ну да, просто солдат, делающий свое дело, - с явной иронией заметил Неру.
- Он, наверно, сошел с ума, - сказал Ганди. Это было единственное объяснение, которым он мог хоть как-то объяснить кровавую расправу с беззащитными ранеными. - Уверен, он будет наказан, когда весть об этом зверстве достигнет Берлина, - как это случилось с британским генералом Дайером после Амритсара.
- Будем надеяться, - откликнулся Неру, хотя надежды в его голосе не слышалось.
- Да разве может быть иначе - после такой ужасной бойни? Да покажите мне правительство и политических деятелей, которые, узнав о подобном, не будут испытывать чувства раскаяния и сожаления?
Модель большими шагами вошел в зал ресторана. Офицеры встали и подняли стаканы в знак приветствия.
- Садитесь, садитесь, - проворчал фельдмаршал, скрывая удовольствие за резкостью тона.
Слуга-индиец подал ему превосходную имитацию ростбифа и йоркширского пудинга: даже лучше, чем они ели в Лондоне. Слуга был молчалив, неулыбчив и почти совсем не заметен. Предполагалось, что слуги должны носить что-то вроде шапок-невидимок.
Когда с едой было покончено, Модель достал свой ящик с сигарами. Сидящий слева офицер СС щелкнул зажигалкой. Модель откинулся в кресле и выпустил колечко дыма.
- Благодарю, бригаденфюрер, - сказал фельдмаршал.
Он плохо разбирался в званиях офицеров СС, но это, по крайней мере, было что-то понятное, вроде бригадного генерала.
- Я просто в восхищении, - заявил Юрген Штрооп. - Вы не могли разрешить ситуацию лучше. Прекрасный урок для индийцев - они еще и не такого заслуживают, - он тоже не замечал присутствия слуги, - и не только для них. Для ваших людей тоже. Наши солдаты проходят не менее суровую школу.
Модель кивнул. Он был наслышан о принятых в СС методах обучения. Их храбрость была всем известна. Однако никто (за исключением СС) не сомневался, что в вермахте офицеры все-таки лучше.
Штрооп сделал глоток.
- Урок, да, - повторил он педантичным тоном, странным образом противоречащим агрессивной репутации эсэсовцев. - Сила - ют единственное, что доступно пониманию отсталых рас. Знаете, когда я был в Варшаве…
Это произошло четыре или пять лет назад, внезапно вспомнил Модель. Если память ему не изменяет, Штрооп и тогда уже был бригаденфюрером. Неудивительно, что он до сих пор им и остался. Ему еще повезло, что не разжаловали в рядовые. Вообразить только! Офицер СС допустил, чтобы банда отчаявшихся, изголодавшихся евреев нанесла серьезный урон лучшим солдатам в мире.
Мало того, а ведь позже он представил переплетенный в кожу отчет на семидесяти пяти страницах, претенциозно озаглавленный "Варшавского гетто больше не существует". Просто поразительно, что после всего этого у Штроопа еще хватает наглости хвастаться. Неудивительно, что он со своими разглагольствованиями выглядит как напыщенный дурак. Да он и есть напыщенный дурак и бездарный палач в придачу. Сегодняшняя бойня была не первой в жизни Моделя - тот, кто воевал в России, знал о бойнях все, что только можно, - но он никогда не действовал бездумно.
И никогда не получал от кровопролития удовольствия. Моделю захотелось, чтобы Штрооп заткнулся. Мелькнула шальная мысль: а что, если сказать бригаденфюреру, что ему не мешало бы послушать Ганди? Он представил, какое у Штроопа при этом будет лицо… да уж, неплохое могло получиться развлечение. Но нет. Никогда не знаешь, кто тебя слышит. Осторожность прежде всего.
Коротковолновый приемник ожил. Это было настоящее подполье: подвал, крошечная, темная душная комната, освещаемая лишь мерцанием шкалы и красным кончиком сигареты во рту хозяина. Немцы объявили, что хранение приемника - преступление, которое карается смертной казнью. С другой стороны, подумал Ганди, приютить у себя вождя повстанцев куда более опасно. Эта мысль отягощала его совесть. Но ведь этот человек знал, на какой риск идет.
Хозяин приемника (Ганди знал только, что его зовут Лал) крутил регулятор настройки.
- Обычно мы слушаем американцев, - сказал он. - Есть надежда узнать от них хоть какую-то правду. Однако я так понял, что сегодня ночью вы хотите поймать Берлин?
- Да, - подтвердил Ганди. - Я должен узнать, как именно наказали Моделя.
- Если его вообще наказали, - добавил Неру.
Он снова облачился в безупречно белое, что делало его едва ли не самым хорошо различимым объектом в подвале.
- Мы уже обсуждали это прежде, - устало сказал Ганди. - Ни одно правительство не может поощрять хладнокровное убийство беззащитных раненых. Мир содрогнется от возмущения.
- Это правительство контролирует слишком большую часть мира, - заметил Лал и снова принялся крутить ручку настройки.
Послышался треск статических разрядов, и вдруг маленькую комнату заполнили звуки вальса Штрауса.
- Мы как раз вовремя, - удовлетворенно проворчал Лал.
Спустя несколько минут прекрасная, но столь неуместная здесь музыка смолкла.
- Говорит англоязычный канал берлинского радио, - объявил диктор. - После короткой паузы слушайте новости.
Зазвучал бравурный нацистский марш "Хорст Вессель". От отвращения ноздри Ганди затрепетали.
Затем послышался другой голос.
- Добрый день. С вами Уильям Джойс.
Гнусавый оксфордский акцент выдавал в дикторе исконного английского аристократа, какие нынче исчезли не только из Индии, но и из самой Англии. Ганди - как и Неру - говорил по-английски с точно таким же акцентом. Старику доводилось слышать, что Джойс, родившийся в Нью-Йорке, прежде был демагогом ирландского происхождения, а теперь превратился в пылкого, искреннего наци. Эта комбинация чрезвычайно огорчала индийца.
- Как там англичане его прозвали? - пробормотал Неру. - Лорд Хау-Хау?
Ганди взмахом руки призвал друга к молчанию. Джойс читал новости или, точнее, то, что берлинское Министерство пропаганды предлагало англоговорящим слушателям в качестве новостей.