– Человек Пеленца, – пояснила Мэй, хотя я и так уже все понял. – Арест подстроен. Пеленц следил за тобой с самого начала, Син. Макс наверняка на минус седьмом.
– Мы его вытащим! – заявил я.
– Как?! – изумилась Мэй. – У нас и так охранников раз-два и все… А если мы пойдем за Максом, да еще без Разрушителя… – Мэй с сомнением покачала головой. – Мы не минуем и двух кварталов, как останемся без кристалла, а может быть, и без голов.
Я переводил взгляд с одного члена своей сомнительной команды на другого. Все молчали, отводили глаза, вжимались в кресла – думаю, вид у меня был еще тот.
– Ланс… Кролик! Почему Макс вообще отправился за этой треклятой дверью?
– Дверь… Нам нужна была дверь, – пробормотал Ланс.
– Какие же вы идиоты! Мне не нужна дверь! Я могу заплести вход кружевами, и ни одна сволочь больше сюда не войдет, пока я не позволю. Или ты не знаешь? – обратился я к Кролику.
– Я не подумал… А ты ничего не сказал…
– Сказал, чтобы он никуда не ходил. Или Макс не слышал?
– Я не слышал, – сказал Кролик. Разумеется, он соврал. Он слышал, просто не понял, что я имел в виду. Пелена нас порой делает до ужаса тупыми.
– И я не слышал, – высунулся Ланс, решив поддержать Кролика.
– Вы что, синевы надышались?
– Надо было объяснять все подробно, – заявил Кролик. – К тому же Мэй сказала…
– Вы что, подчиняетесь стражам?! – взъярился я.
Я готов был их всех задушить, разрезать на части или напустить на этих придурков своих червей.
– Нам всем хана, – сказал Кролик.
В этот раз он, похоже, был прав.
Я взбежал по лестнице наверх, на крышу Максова дома. Мы же вполне могли бы держать оборону у Макса – его дом стоит высоко, и отсюда можно будет видеть почти весь город как на ладони. Мои черви защитят окна и двери. Ну а тех, кто прорвется, встретят арбалеты стражей. М-да, но что толку думать о том, как одержать победу, если в предыдущей драчке ты всё уже проиграл?!
Я прислонился к железной ограде и тупо озирал синие крыши. Совсем недавно – о боги синевы! – всего лишь прошлой ночью мы стояли здесь втроем – я, Макс, Полина, полные надежд и уверенные в успехе, и… Полина, я же хотел…
Я услышал скрип ступеней и обернулся.
Ада поднималась на крышу. Я отвернулся. Она подошла и небрежно оперлась на перила.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросила Ада.
– Откуда мне знать, о чем ты думаешь… – Я пожал плечами.
– О том, как распознать кристаллы соперников перед штурмом Двойной башни, чтобы уничтожить.
Я едва не задохнулся от ее дерзости. Зачем нам распознавать чужие кристаллы, если у нас нет Разрушителя?! Ни одного…
– Нет, мои мысли проще: я всего лишь думаю о том, где нам спрятаться на время хаоса. Искать кристаллы я не собираюсь.
– Это же просто! – Ада снисходительно хмыкнула. – Тем более что у Макса есть прибор определения градиента синевы.
Она прищурилась: точь-в-точь отличница, что подсказывает застрявшему у доски двоечнику правильный ответ.
– Там, где кристаллы без футляров, будет возникать градиент понижения… – сказал я чуточку обиженно.
Как будто я не знал теорию синевы! Вон же синь! Эта девчонка умела унизить. Порой я ненавидел ее сильнее, чем самых страшных моих врагов.
– Ага, ты не забыл… Если бы у нас было несколько Разрушителей, мы могли бы пустить их как собак-ищеек по следу.
Несколько Разрушителей… Я же думал взять Полину вторым номером, пусть Мэй и возражала. Но в этой кутерьме я совершенно забыл о девчонке. Где теперь ее искать! Уж она-то точно не сидит дома. Помнится, она что-то говорила о площади Ста Фонарей. Я так разозлился на себя, что в ярости хлопнул кулаком по глупому лбу.
Ада истолковала мой жест по-своему:
– Ну что, до тебя дошло наконец?! Мы могли бы разрушать чужие кристаллы, прежде чем кто-то добрался до нашего.
– В синьку все! На дно Океана! Магистру в задницу…
– Что за детские ругательства, – усмехнулась Ада.
И выругалась, как старый зэк, отсидевший на минус восьмом от одного падения до другого.
Сколько помню, мы с Адой все время друг друга подкалывали. Никто из нас не хотел быть номером два. Я не мог позволить девчонке взять надо мной верх. Что касается Ады, то она в розовом сопливом детстве воспитывалась как принцесса, но после убийства Кайла всеми силами пыталась заменить Графу погибшего сына. Вот и была она такой – наполовину капризной принцессой, наполовину воином и наследником старинного рода. Я обожал ее в какие-то минуты, но гораздо чаще ненавидел. Граф сказал мне однажды, что много тысяч лет назад жил великий поэт и написал он стихотворение, которое начиналось словами: "И ненавижу, и люблю". Так вот, наверное, это о нас с Адой. Во всяком случае – обо мне.
– Ладно, ты победила… – Мне совсем не трудно было это произнести, потому что я при этом не скрываясь ерничал. – Ты умнее, ты круче и ругаешься забористее. Но к чему нам все? Ну вычислим мы конкурентов. Что с того? У нас теперь нет ни одного Разрушителя.
– Макса можно спасти, – сказала Ада. – Не надо сдаваться после первого провала. Отец никогда не сдавался…
Это уж точно! Я попытался представить Графа стоящим на крыше и ноющим по поводу того, что у него пропал Разрушитель. Представил и… рассмеялся.
– Это уж точно! Граф бы ни за что не сдался.
– Я сейчас скажу одну вещь… и ты не злись, пожалуйста… – сказала Ада изменившимся, чуточку просительным голосом. Сейчас она была принцесса-очаровашка.
– Постараюсь.
– Ты – единственный, для кого важна память Графа. Всем остальным плевать. Два года прошло, и все забыли. Ты – нет.
– Откуда ты знаешь, что я не забыл? Я даже на могиле у него после похорон не был.
– Я знаю. Видела, какое у тебя стало лицо, когда Мэй сказала про Пеленца.
Она первой взяла меня за руку. И тогда я сделал то, о чем, возможно, мне придется пожалеть в ближайшие дни…
* * *
Я знал, что Граф верил в Бога. Не в богов синевы – неведомых существ, управляющих Океаном, – а в Бога как некую высшую силу. Более подробно о его вере я больше ничего не знал: мы с ним почти не говорили об этом. Помнится, однажды, когда я пригласил его пообедать в "Тощей корове", он спросил меня, какие блюда в меню. Зная его скромность и неприхотливость к еде, я удивился. И стал перечислять названия.
– Что-нибудь не мясное… – попросил он меня. – Я соблюдаю пост.
– Это связано с религией?
Он кивнул.
Я попросил Дайну принести рыбу в кляре: в "Тощей корове" ее великолепно готовили.
– А какова главная заповедь вашей религии?
– Не убивать, – сказал Граф.
– Как же вы служили в армии? Или там можно?
– Я служил на спасательном катере стармехом. Мы снимали с Двуглавого рифа наших моряков. Четыре рейса за сутки. В четвертом меня ранили.
– Скольких же вы спасли? – спросил я.
– Катер был небольшой.
Он говорил о своих поступках всегда как о вещах каких-то на редкость обыденных.
– Я вам напоминаю Кайла? – вдруг спросил я. Был уверен, что он ответит "да". Я бы многое отдал, чтобы это "да" услышать.
Но он покачал головой:
– Нет, Феликс, вы не похожи на Кайла. Вы – Феликс Леонард. Кайла Господь одарил многими талантами, но лишил упорства. А без этого дара ученых не бывает. У вас есть таланты и упорство. Только прошу вас, будьте самим собой и не впадайте в уныние.
– Да нет… я бодр! – Я состроил дурацкую гримасу. Но на Графа мои ужимки не действовали – он никогда не морщился и никогда не смеялся, глядя на мое изуродованное лицо.
– Уныние убивает человека как медленно действующий яд.
Я почувствовал, как мое лицо запылало: потому что все мои потери, даже возведенные во вторую или третью степень, не идут в сравнение с его одной-единственной – с потерей Кайла…
– Ада, помнится, ты рассказывала про сверхпрочную занавеску из пелены. Ведь это не случайно, да?
В ответ она улыбнулась – ехидно, как всегда.
* * *
Мы с Адой спустились вниз к остальным.
Графиня ободряюще кивнула мне, и я заговорил:
– Нам все же придется выйти из норки. Во-первых, я не могу оставить Макса в тюряге. Во-вторых, без Разрушителя нас всех прикончат. Но за Максом пойдут не все. Только я и Мэй. – Мэй издала возмущенный вопль, но я сделал вид, что ничего не слышал. – Кролик, Ланс, Марчи и Антон останутся в доме. У вас есть арбалеты, Ада сделает завеси из синевы, три часа вы продержитесь, а большего и не надо. Я не брошу Макса. И мы все свои ошибки исправим…
Все смотрели на меня. И я ощущал на своих плечах невыносимую тяжесть – как будто сгустил синеву до сотки, да заполнил концентратом огромную бочку, да взвалил… Тяжеловата метафора, не находите?
– Ты пойдешь вдвоем с Мэй? – уточнил на всякий случай Кролик. – Это опасно!
Как будто я не знал! У меня под ребрами противно холодело, когда я думал о Вратах Печали: сейчас оттуда вылезают самые мерзкие твари, каких только можно представить. Вернее, пока не самые мерзкие, пока мерзкие наполовину – всякий сброд, мошенники, хулиганы, мелкие жулики, на кого по тем или иным причинам не действует Пелена закона или действует слабо. А потом… Потом полезут из глубины освобожденные самими же стражами настоящие уроды – грабители всех мастей, убийцы и психопаты, неподчинимые Пелене совершенно, готовые убить любого – потому что, пока в Двойной башне не водружен новый кристалл, никто и ничто им не указ.
Замки и печати с Врат Печали наверняка уже сбили (это происходит обычно через час после падения Пелены). Значит, именно сейчас сбегают вниз, гремя ключами, стражи, несут освобождение всем, кто томился долгие годы на десяти минус-уровнях. И вот туда-то, в самое сердце безумного хаоса, надо было топать за Максом. Но это же Макс!
– Да, мы идем вдвоем. Антон, охраняй остальных, пока я не вернусь с Мэй и Разрушителем. Тогда мы начнем действовать.
– Ты – самый большой псих, которого я знала, – сказала Мэй.
– Ты поставила на меня. Значит, в моем безумии есть здравое зерно.
– Прихвати пару фонариков, – посоветовала Мэй. – В тюряге наверняка отключили свет.
Я запихал в рюкзак не только фонари, но еще две фляги – с водой и кое-чем покрепче, нож, больше похожий на небольшой такой меч (позаимствовал собственность Макса), моток веревок, еще одну флягу с концентратом синевы ("кружева" у меня всегда с собой) и улыбнулся на прощание Кролику:
– Не переживай. Если я сладил с дефектным кристаллом, то и теперь сдюжу. И берегите девчонку. Это наш Охранник кристалла. – Я кивнул на Аду.
– И к тому же самая красивая девушка в Альбе Магне, – вылез вдруг с комплиментом Кролик.
Я думал, что Ада возмутится такой фамильярности и одернет его, но графиня мило улыбнулась и протянула Кролику руку для поцелуя.
– На всем Южном полушарии! – воскликнул Ланс и попытался поцеловать Аду в щеку, за что получил ощутимый тычок в живот.
– Могу добавить! – пообещала Мэй.
Вот так-то – она тоже претендовала на титул самой красивой женщины полушария.
– Пелены нет, но Океан и синева остались, слушай их, – напутствовала Ада на прощание.
– Спокойной синевы, босс! – сказал Кролик.
– Я позабочусь о графине, заботливо позабочусь… – пообещал сбрендивший поэт.
Марчи молча кивнул.
Будем надеяться, что четверо мужчин способны защитить одну девицу.
Я опять вспомнил про Полину. Почему я не успел позвать ее в команду! О чем я только думал! Где она? Что с ней? Такие глупые девочки способны не задумываясь кинуться в самое пекло. Я уже говорил: каждый видит в хаосе свое. Я уверен, что Полине хаос казался прекрасен. Во всяком случае, в первые мгновения. Феи вообще не созданы, чтобы чинно сидеть по домам. Я очень надеялся, что у моей феи есть пара рыцарей-защитников. Впрочем, во времена хаоса большинство рыцарей превращается в самых подлых грабителей. Так что именно я должен был позаботиться о Полине. Разве ее жизнь не важнее драки за Двойную башню? Но я во второй раз лишь мысленно попенял себе, передернулся от уксусного чувства стыда и пошел дальше.
Хаос всех нас делает торопыгами.
* * *
Я не совсем верно обрисовал обстановку вокруг Врат печали. Обычно после падения Пелены стражи еще где-то около часа стерегут Врата. Дело в том, что часть замков в тюрьме механических, не подвластных Пелене. Бывали случаи, когда стражи так и оставались у Врат до конца – сто пятнадцать лет назад всех стражей тюрьмы перебили пришедшие освобождать заключенных банды. Интересно, каково это, не чувствуя за собой опоры, стоять на посту, который все равно падет? Стоять, так сказать, на одном собственном дыхании, черпая силу лишь в своем сердце и чувстве долга, сознавая, что каждая минута сохраняет чью-то жизнь? И при этом зная, что твоя верность ровным счетом ничего уже не значит, ее никто не оценит и за это не наградят. Да что там награды – ее даже не заметят, потому что стражи-предатели и верные стражи в дни хаоса абсолютно равны. Я пытался представить себя на месте вот такого служителя порядка и не мог. Я слишком рационален для самопожертвования. Впрочем, такой вот безнадежный героизм был исключением. Обычно, как только пьяная толпа из ближайших таверн кидалась к Вратам печали, стражи сами начинали сбивать замки с ворот.
От Максова гнезда до тюрьмы путь не такой уж и близкий. К тому же нам теперь предстояло идти пешком. Двое, это, разумеется, не банда, но все же небольшая группа, к тому же Мэй вполне недвусмысленно обнажила клинок, так что отдельные темные личности, что попадались нам по дороге, торопились сразу же убраться с глаз долой. Но один раз заварилась драчка. Мэй пустила в ход сначала арбалет, потом клинок, ну а я – своих милых червячков. Так что мы отбились.
Прежде я радовался, что тюрьма находится далеко от Максовой норы. Но теперь я то и дело поглядывал туда, где в светлое дневное небо поднимался столб оранжевого огня, – там догорала Двойная башня. И мне начинало казаться, что все расстояния в нашем городе вдруг выросли втрое.
* * *
Мы вышли на улицу, ведущую к Вратам Печали, когда часы на ратуше пробили пять. Улица плавно спускалась к тюремным Вратам. Замощенная два века назад крупным булыжником, она с тех пор почти не ремонтировалась. Полукруглые камни торчали из мостовой, как головы заживо погребенных. Думаю, у каждого, кто двигался этой треклятой дорогой, возникала мысль, что он ступает по чьим-то головам.
Сейчас первое, что я увидел, ступив на мостовую, – это распахнутые Врата. Нутро тюрьмы зияло чернотой. И вокруг не было ни души – только несколько неподвижных тел у края дороги. Я лишь скользнул по ним взглядом. Среди убитых я не заметил стражей – значит, в этот раз служители порядка не оказывали сопротивления. Мэй зарядила арбалет и, держа его наготове, первой двинулась к распахнутым воротам.
Во дворе тюрьмы опять же никого не было, кроме мертвецов, – скорее всего, погибли первые, самые нетерпеливые, кто сумел выскользнуть с нулевого уровня и стал ломиться в ворота, прежде чем стражи их отомкнули. Обычные нарушители порядка, мелкие хулиганы – они не заслуживали смерти по закону Пелены, но хаос пустил их в расход за несколько минут.
Мэй двинулась к одной из четырех лестниц, ведущих вниз. Я целиком полагался на ее выбор в данном вопросе – уж кому как не ей знать, как быстрее всего добраться до нужного уровня. Спускались мы без помех. На первом уровне еще горели лампы – я разглядел коридор и распахнутые двери. Двое, судя по всему бывшие зэки, волочили какие-то мешки. Поразительно, но эти воришки отыскали, чем можно поживиться в тюрьме. Второй и третий уровни казались безлюдны. Мы с Мэй проверили все камеры. Значит, Мэй права, Макса никто не собирался обвинять в грабеже.
На четвертом было уже темно, я включил фонарь. И вовремя. Синеватый свет залил забрызганные кровью ступени. Кровь казалась черной. Труп лежал на площадке между четвертым и пятым уровнями. Голова убитого, казалось, была раздавлена гигантскими тисками, а содержимое размазано по стене и ступеням. Я стиснул зубы и задержал дыхание – мне не хотелось расставаться с завтраком, учитывая, что я не знал, когда в этот день подадут ужин.
На шестом уровне горела аварийная синяя лампочка. Человек пять или шесть, сцепившись в клубок, дрались и не обращали на нас внимания.
Я хотел крикнуть, призывая Макса, но Мэй вцепилась в рукав моей куртки и отрицательно покачала головой. Затем произнесла беззвучно, одними губами:
– Он-не-здесь. – И когда я дернулся, добавила: – Это точно.
Мы вновь отступили на лестницу. Мэй держала драчунов на прицеле своего арбалета, пока мы не миновали площадку.
Наконец мы очутились на минус седьмом. Здесь горела всего одна мутная лампа, заправленная синькой. В ее свете едва различались распахнутые двери камер. Мэй не обманула. Здесь замки кроме синьки имели еще и механические части – просто так не выберешься даже после падения Пелены. Каждого заключенного должен был освободить страж. Несколько камер в конце коридора были заперты.
– Макс! – позвал я.
Какой-то тип рванулся к решетке. Но это явно был не мой старый приятель – разве что Макс усох в два раза за два часа отсидки, да и лицо его заросло бы клочковатой бородой.
– Освободите меня! Освободите! Суки! – орал этот тип, сотрясая решетку.
Сказать честно, симпатии у меня этот парень не вызывал. Но минус седьмой – это бунтари вроде меня или Кайла. Или Графа.
– Как тебя звать? – спросил я.
– Не разговаривай с ним! – остерегла меня Мэй. – Это Огальт-Медведь. Он Разрушитель. Только не колет кристаллы до уровня "соли", а делает их дефектными. В том случае, если ты ему ответишь. Он должен установить контакт.