Говорили, Шван пытался уладить дело. Подходил к Саньке, хлопал по плечу, что-то говорил… Послал их всех Отморозок подальше. Вообще, был он как бешенный - казалось, разорвёт всех, кто только дёрнется. Шван отступился. На прощанье бросил: "Смотри, не пожалей, пацан".
Вернулся в "Ротонду" чернее тучи. Гуге тут же наказал искать проводника нового. Сейчас же. Гуга, белый, как мел, схватился за мобильный… Да кому звонить? Но повезло ему. Скинул ему сообщение товарищ один, из сталков. В Зону возвращался. Ходка у него была не первой, за колючку проходил сам. К деньгам был неравнодушен, соответственно, к способам их добычи разборчивости не проявлял. Посему была надежда, что возьмётся он за дело…
И действительно, оценив размер обещанной суммы, Сытый согласился. Дело-то, поди, для опытного человека плёвое: проход в "нейтралке" указать, где мины обойти можно. Кто ходил - сможет.
Сытый появился к вечеру, когда солнце ещё освещало Хвою. Шван тут же взял его в оборот. Увидев своих "пассажиров", Сытый немного растерялся, но отступать было поздно. Да и свежие хрустящие пачечки около самого носа сталкера сделали своё дело. Сытый согласился.
С места снялись быстро. Без прощаний и послесловий. Были - и нет. Гуга вдохнул свободнее: пронесло, кажись. Пронесло… Нужно было опять налаживать бизнес. "Весёлые ребята" основательно распугали клиентов. Ну, ничего, это дело наживное.
А наутро Гуга узнал, что Настя пропала. Вышла вечером во двор, покормить Трезора, и не вернулась в хату. Думали - у подруг или соседей засиделась… Обзвонили, обошли - нету нигде. Подняли Сашку. Облазил весь посёлок, окрестности, в лесу всю ночь шастал - ни Насти, ни пса…
В "Ротонду" Сашок ввалился с открытием. Сразу же кинулся к Гуге: не слыхал ли, не видел ли, не… Нет, Гуга не видел. И не слыхал. "Весёлые" ушли ещё вчера. Нет, никого с ними не было. Наверное… В общем, Гуга не проверял. Может, Сытый чего знает? Связаться? Можно…
Но Сытый не отвечал. Это могло означать что угодно - в конце концов, где там в Зоне языком трепать… А может, и бросил где свою ПДА-шку. Впрочем, любое могло случиться…
- Вот так-то… - Гуга остановился, налил себе стаканчик "тёмного".
Шнур молчал. Мне тоже говорить не хотелось. Я просто обернулся назад, в уголок, где ещё недавно стоял Саня - но там пристроился совсем другой сталкер. Сани не было.
- Знаешь, Мёртвый с ума сходил, разыскивая Настю. Страшным стал - не подойти. Пить начал. Жутко пить… Напьётся - и в Зону. Ты ж не новичок, Кир, сам знаешь - пьяному в Зоне - смерть. А ему… Не брала его смерть. Возвращался едва живой, измочаленный, с глазами… С неживыми глазами. Ночь переночует, напьётся, и - опять туда… Он даже обрез свой не брал. Забывал, или смысла не видел… Пустой ходил. Понимаешь? Совсем пустой… Как будто именно там надеялся её найти.
Гуга замолчал. Тяжело опёрся на стойку, кивнул какому-то клиенту: мол, сам… Тот, всё поняв, самостоятельно откупорил бутылочку и удалился на своё место. Шнур, как недавно я, всё смотрел в угол, где совсем минуту назад стоял Мёртвый.
Гуга вдруг ухмыльнулся: невесело, криво и страшно.
- Нашёл он свою Настю… "Там" нашёл. На руках всю дорогу тащил… Представляешь, Кир? Всю дорогу… Тут до посёлка-то - километров семь, не меньше… А ещё "там"? Ты смог бы? Шнур, а ты - смог бы?
Я отвернулся. Шнур вообще старался не смотреть в лицо Гуги. Ибо теперь сам Гуга стал похож на мертвеца.
- Едва вырвали у него девчонку родители… Он ведь как пришёл, так сел на камне у хаты, обхватил её крепко-накрепко и держал, держал, как в ступоре… Глаза - не видят, и только губы шепчут: "Настя… Настюша моя…". Девчонку вырвали. Живая она была. Живая… Только… Только не такая. Не узнавала никого, взгляд - стеклянный, непонимающий… Я её видел - знаете, смотреть страшно… Будто, и не человек вовсе… Фельдшера вызывали - так он приехал, посмотрел, и настрого приказал: срочно в город везти. Догадываешься, куда, Кир? Ага… Потом Игната в сторонку отвёл, и сказал: мол, договорится, чтобы в Хвою те не заезжали, чего местных будоражить? Пусть они сами собираются - вроде как в райцентр, а Настю… Настю из ФАПа заберут. Кому положено. Он же не дурак, Игнат… Он же знает, что ТАКОЕ не лечится… Нигде не лечится. Ну, а потом можно сказать, что в больнице померла. Всё лучше, чем так…
- С фельдшером я разговаривал. Видел он всё. И что руки у Насти в синяках да порезаны, и что… В общем, попользовались ею, как могли… Она ж… "девочкой" она была. Была… Так вот: Санька-то не знал, куда её везут-то. Но, видать, сердце подсказало… За Игнатом увязался. Ты ж Саньку знаешь… Его ж волк не учует, если он спрячется… Проследил он Игната с дочкой до самого условленного места. А уж там… Там приехала бригада. Специальная, а как же… С охраной. Настеньку под руки - и… Не получилось у них ничего. Её - к "воронку", а там у двери железной - Санёк уж стоит: к дверце прислонился, отдыхает будто, а в руке - обрез "на взводе". Охрана, ясное дело, то же с "табельным", однако жить обоим охота - даже не дёрнулись… Не ждали, что заместо девчонки безумной их мужик с обрезом встретит… Игнат потом рассказывал - растерялся он совсем. Да и прибит он был горем, здорово прибит… А Отморозок - он и есть Отморозок - сразу видно, с шутками у него туговато… Охранники быстро это поняли - мы, мол, ничего, мы, мол, так, сбоку… Нахрена им связываться? Он им на дверцу указал - послушно сели, как овцы… Главный, который там, у них, вроде за доктора - только в форме военной - так что-то доказать пытался. Мол, ошибку делаешь, парень… Мол, сам посмотри - с ней всё уже… Никто ей помочь не сможет. Много говорил этот "доктор". А Санька… Одной рукой Настю держит, крепко держит… Другой - "тульчанкой" своею на "доктора": "Ты бы закрылся, дядя… Езжай, или это тебе уже никто не поможет!". И, знаешь - уехали. Четверо мужиков здоровых да ко всему привычных - уехали. Видать, почуяли в Отморозке силу. Большую силу… Страшную… А Игнат божился - сам видел, глазами своими, как Настя вдруг легонько, совсем слабенько приобняла вдруг Отморозка… А когда Санёк обернулся чуть, чтобы Настю-то половчее попридержать, то…
Гуга опять остановился. Отвернулся от стойки, и я видел, что он провёл ладонью по щеке. Не оборачиваясь, Гуга продолжил дрогнувшим голосом:
- Божится Игнат, что слёзы увидел. Отморозка слёзы…
Не знаю, как Игнат, но я был поражён увиденным. Гуга - старый пират Гуга - разве мог кто-нибудь заподозрить его в сентиментальности? Если он и плакал, то разве что от смеха. А теперь? Что это было, Гуга? Что ты смахивал со своей дряблой, давно не бритой щеки?
- В себя Настя так и не пришла. Затухала она, как свечечка затухала. Санька ночи не спал, всё около неё… Да разве тут чего сделаешь? Есть она не ела ничего… Смотрела только так - не передать… Глубокие глаза, одни лишь они на лице и остались… И в глазах - ужас… И ещё - вот… Сам не видел, не скажу, а только говорили - что Саньку на всё ж чувствовала… Как - Богу одному известно. Не слышал я, чтоб те, кого Чёртово Марево сгубило, кого-то из живых различали…
Чёртово Марево - штука страшная. Одна из самых страшных в Зоне. Впрочем, это местные называют его Маревом. По "науке" выходит - пси-поле. Вот ведь дрянь, так дрянь… Встречается, слава Богу, нечасто. Но вот попасть туда… Что такое пси-поле? Это, друг мой, не объяснишь. Это побывать там нужно, чтобы на всю жизнь запомнить, до дрожи в копчике: это смерть. Хуже, чем смерть. Испытал я разок эту мерзость. Краешком зацепил… Хорошо ещё, слабое оно было, Марево… Совсем слабенькое. Как будто симфонический оркестр прямо в ушах загрохотал… Да адский какой-то: какофония, визги, грохот… И страшно, мама родная… Со всех сторон - то ли топот, то ли рёв… И шум, шум такой, что будто бы гигантский рой пчёл приближается… Громче, громче, громче… И кажется, что голова взорвётся, если он ещё немного усилится…. А шум - как по лестнице: выше, выше, выше… Мозги начисто отшибает. Ноги сами бегут, куда - неизвестно. Повезёт - вынесут на "чистое" место. Нет - залетишь в самую муть, где Марево в полную силу бьёт… Тогда - всё. Коли на месте не сдохнешь, домой уж не вернёшься. Будешь тварью безмозглой бродить, пока Зона не прихлопнет окончательно… А ведь вылезти-то почти нельзя. Поля-то эти - не поодиночке, а целыми десятками насеяны. Рядышком. А меж ними - как лабиринт… И не видны совсем. Вообще… Да ещё вот беда: пси-поле - оно на месте не стоит. Оно положение меняет… Говорят, что поля эти - кружатся вокруг центра, как тучи в циклоне. Может, и так. Может, и просто движутся. Только от этого выбраться из Чёртова Марева не легче…
Мне повезло. Помню потом, что страх беспричинный три дня заснуть не давал, ел душу. Бывалые говорили, барбитураты помогают. Только жрать их нужно немеряно… Достал. Попробовал. И вправду, помогли. Только теперь, при одном упоминании про Марево… Вы меня понимаете? А я вот понять не мог: как же Санька Настю-то свою из Зоны вытащил… Ведь они… Которых Марево забрало - они не человеки уже. К ним и подойти-то нельзя: броситься могут, зубами вцепиться… Они ж - как звери становятся. Внутри. А снаружи - как куклы. Страшные куклы… Которые лучше стороной обойти. Здесь их мертвяками зовут. Почему? Да потому, что тело у них - вроде как мёртвое. Ни боли ни чувствует, ни холода, ни жары… Хотя… Хрен его знает, что они чувствуют. Только палить в такого - бесполезно. Пули зря тратить… Бывало, мертвяки в Жарку забредали или в Снежную - идёт такой, одежда на нём горит, а сам… Ни одна жилка на лице не дрогнет. Страшно… С виду ведь - человек…
Нет, никак в мою голову мысль не укладывалась: Настя, Саня, Марево… Не совмещалось это. Может, врут местные? Не было никакого Марева? Заплутала девчонка в Зоне, попалась бродягам бесстыдным, воспользовались… И бросили. Тут у любого "крыша" съедет. По Зоне-то в одиночку, да несколько суток…
Но я знал - точно знал - не врали про Марево. Знал лучше, чем Гуга. Может быть, лучше, чем кто-либо в Хвое.
- Спрашиваешь, откуда про Марево известно? - повернулся Гуга к Шнуру.
- Так это не секрет… Сашка мне всё сам рассказал. Он же ко мне после каждой ходки, когда Настя-то пропала, заходил… В каморке сядем, налью… А он пьёт её, как воду, даже не морщится… И молчит. Почти всегда молчит. И только два раза заговорил. За всё время. Так вот я про Настю и узнал…
- Слушай, Кир… А ты бы сам к Сашке заглянул бы… Странный он теперь… Не разговаривает ни с кем. Сюда вон иногда наведывается - и домой. И вправду, зашёл бы, Кир? Вы ж вроде друзьями были.
Ну, насчёт дружбы - это Гуга, конечно, загнул. С Отморозком никогда я особенной дружбы не вёл, но, в общем, отношения были нормальные. Как проводника и просто хорошего человека я его уважал, он меня - как будто тоже, здоровались, "проставлялись", если с деньгами был напряг… Что ещё? Ну, болтали иногда о том, о сём… Была ли это дружба? Да кто знает… Может быть. А зайти… Что-то мешало это сделать. Сегодня я увидел другого Саню: Саню Мёртвого. И как отнесётся этот совершенно другой человек ко мне - я не знал. И, честно говоря, узнать не торопился.
Я похлопал Шнура по плечу: мол, выйду, освежусь. Шнур кивнул гривой: похоже, он начинал основательно набираться. А значит, теперь ему было на всё наплевать. Дверь "Ротонды", гостеприимно открытая, выпустила меня в тихий тёплый вечер. Свежий ветерок лизнул лицо: Бог ты мой, как я люблю вот такие минуты - вечер, закат, и тёмная полоска леса чтоб на горизонте… И чтобы хотелось дышать, дышать, дышать этим воздухом, напоённым ароматами трав, далёкого леса и такими чудесными, непонятными и неприятными убогому городскому носу запахами деревни… Хвоя застыла в своём величественном средневековье - с патриархальным укладом жизни, с коровами да свиньями во дворах да хлевах, с вечной экономией электричества и допотопными керосиновыми лампами… И это - начало двадцать первого века! Картинки сюрреалиста: деревянный сруб хаты, самодельные оконные рамы с незатейливой резьбой, а в окошке, за грубо сколоченным сосновым столом - мальчишка склонился над экраном ноутбука… А подними глаза выше - и под самым коньком крыши увидишь "тарелку" спутниковой антенны… Чудеса!
- Кир?
Я резко обернулся. Был бы ствол - он оказался бы в моих руках. Ствола не было. Сюда, "в мир", мы приходим без оружия. Нужно будет вернуться - всё будет там. "За периметром". Спрятанное в тайничках, схронах, отданное "на хранение" надёжным людям… Просто брошенное под ближайший куст у самой "колючки". Сюда же мы приходим чистыми… Как ангелы.
Тёмный, абсолютно неподвижный силуэт у деревянных брёвен амбара. Это сказал он. Лица - не разглядеть - в тени. Но голос…
- Саня?
Да, это был он: Санька-Отморозок. Я понял это за секунду до того, как недвижимая тень ответила мне:
- Он самый…
Я подошёл ближе. Чиркнул спичкой, поджигая сигарету. Не потому, что вдруг захотел курить. А потому, что нужно было срочно скрыть волнение. И ещё - разглядеть Саньку.
Это действительно был Мёртвый. Одного взгляда при слабом огоньке спички было достаточно, чтобы убедится в правильности новой клички. Мёртвый. Неподвижное, осунувшееся лицо, тусклые, без выражения глаза. Неживые растрескавшиеся губы. Но всё же это был он - Саня. Я присел рядом.
- Я думал, у Гуги ты меня не узнал…
Я вздохнул. Как бы это ему сказать?
- Ты изменился. Санёк. Сильно…
Чёрная тень слева от меня молчала. Мне стало нехорошо - как-то неуютно. Будто я действительно сидел рядом с покойником.
- Изменился… - как-то странно произнёс Мёртвый.
И снова замолчал. Что бы хоть что-то сделать, я протянул ему пачку "Winston". Саня протянул руку - каким-то деревянным движением, совсем не так, как когда-то. Вытянул сигарету, при этом выронив из пачки ещё четыре. Когда я видел его в прошлый раз? Месяц назад? Полтора? Тогда Саня был - как дикая кошка: резкий, быстрый, ловкий… Теперь эту кошку как будто отравили. Это был он, и в то же время не он.
- Ходишь? - неопределённо спросил он, кивнув головой куда-то влево.
Впрочем, его жест я понял: конечно, Санёк спрашивал о ней, Зоне.
- Хожу… Пока. Сам - то как?
- Я? - как будто удивился вопросу Мёртвый: - я тоже… Пойду. Потом…
- С артами нынче туговато… Я вон на "собачек" перехожу… - поделился я своими наблюдениями.
Мёртвый, наконец, справился с зажигалкой и задымил. Что касается меня, то зажигалок я вовсе не ношу. Привык к спичкам, хотя теперь делают их вовсе погано. Не спички - дерьмо…
- Я тоже… На "собачек"… - Мёртвый произнёс это так, что по моей спине пробежал ощутимый холодок.
Не позавидовал бы я тем "собачкам", на которых решил поохотиться Мёртвый. Не дожидаясь моего ответа, он продолжил:
- Ещё раз схожу, и всё…
- "Завяжешь"? - спросил я больше для приличия.
Уж мне-то было видно, что Мёртвый "завязал" уже. Какой из него охотник?
- "Завяжу". Железно…
- Ну, а потом что? Жить на что будешь? Или накопил уже?
Мёртвый впервые за время разговора повернул ко мне лицо. Пустые, какие-то серые глаза, освещённые слабым огоньком сигареты, смотрели страшно - как будто и не видели ничего. И только в один миг - один-единственный миг я заметил что-то в глубине этих глаз. Что-то старое… Знакомое. Живое.
В кармане громко звякнул мобильник. Чертыхнувшись от неожиданности, я приложил трубку к уху:
- Да, Гуга…
Гуга передавал неприятную новость: забрать нас сегодня некому, машина не пришла. С ночёвкой туго: у него приезжие всё разобрали… Впрочем, по старой дружбе он местечко-то подыщет, у кого-то из местных…
Я с досадой бросил мобильник в карман. Надо же… Впереди целая ночь в Хвое. С полным рюкзаком… Ничего хорошего.
- Что там? - поинтересовался Саня.
- Да Гуга звонил… Буду хату искать, - в сердцах высказал я.
- Не ищи… Хочешь - ко мне иди. Место найдём…
Нет, ещё минуту назад от такого предложения я отказался бы точно. Не нравился мне теперешний Саня, совсем не нравился. Но… Но.
- Ладно… Я только рюкзачок заберу, лады?
Забрав у Гуги свой рюкзак, я неспешно плёлся к Саниной хате. Собственно, во мне боролись две мощные эмоции: с одной стороны, ночевать у Мёртвого совсем не хотелось. Больно сильно в нём сквозило что-то нечеловеческое, неживое. С другой стороны, не уважить, отказаться… Ничего плохого мне Санёк не сделал. Клубок противоречий, в общем-то… Иногда я останавливался, как тот буриданов осёл, не в силах определится. И всё же, поразмыслив, шёл дальше.
Санькину хату я хорошо знал. Подойти к ней можно было от леса - хмурые сосны заходили чуть ли не сам двор. Уже в сумерках я легко перескочил через невысокие жерди забора, обошёл хату со стороны хлева и ступил на крылечко. Заметил свет в окошке - живой свет от печки или керосиновой лампы. Постучал.
Мне открыл сам Саня. Мне опять больно кольнуло сердце: не таким я его помнил. Я помнил его разбитным, весёлым парнем, с душой нараспашку, с опасными, но открытыми глазами, с вечной издевательской улыбкой на губах. Теперь это был совсем другой Санька. Это был Санька, прибитый горем и Зоной, обожжённый Чёртовым Маревом и обложенный со всех сторон, как загнанный зверь.
Я вошёл. В хате было темновато, и только живой огонёк печки давал какой-то свет. Впрочем, и этого света было достаточно, чтобы разглядеть, что в кухоньке был кто-то ещё.
- Настя, не бойся, это Кир… - глухо промолвил Саня, и я понял, чья это фигура застыла в уголке.
- Заходи, братуха… Я знал, что ты не откажешь…
Я пожал плечами: мол, мелочь…
- Давай за стол… Небось, не жрал давно? Сейчас соображу чего-нить… Настёна, помоги…
Наблюдая, как деревянно, как какая-то большая, плохо смазанная кукла, поднимается тёмная фигура, я испытал настоящий ужас. Бог ты мой! Да это же - это ж натуральный мертвяк! Как спутать такое с чем-то ещё? Какая это - Настя? Я вжался в стену и остро пожалел, что не притащил с собой чего-нибудь огнестрельного… Какого хрена я согласился ночевать?
Видимо, Саня перехватил мой взгляд. Он мягким движением ладони подтолкнул существо, названное Настей, в сторону плиты:
- Сальца пожарь, Настюш…
И сел рядом со мной.
- Такие дела, братишка… Видишь, вон что сделали с моей Настей…
И Отморозок рассказал мне свою историю. Про то, как пропала Настя. Про то, как трое суток он шатался по Зоне, выискивая её. Про то, как нашёл. Как сам попал в Марево. Как отнял Настю у спецбригады. О том, как обложили его местные и власти.
Оказалось, вся Хвоя воевала с ним: не в открытую, нет, а войной партизанской, подлой. Ведь все знали, кого он привёл Оттуда. Скрыть было невозможно: достаточно было взглянуть на Настю лишь разок, чтобы всё стало на свои места. Чтобы никогда, никогда в жизни (да и после смерти, что гораздо страшнее) не смыть страшного определения: мертвяк. Местные, бывало, видели их - этих живых мертвецов, которые иногда забредали к самому периметру. Бывало, что кто-то из местных становился Таким. По неосторожности, по небрежности, самоуверенности, в результате чьей-то глупости или злой воли. Попасть под излучение было несложно. Выкарабкаться назад, в мир людей - невозможно.