Ноги сами собой понесли к воротам. На пути торопливо расступались, смотрели вслед с неодобрением, некоторые – с насмешкой. Но люди молчали… и слава Творцу, поубивал бы нахрен. Лишь у самих створок меня нагнал Магнус, схватил за плечо.
- Лохматый! Ты не можешь…
- И ты иди в задницу, Шут.
- Ты не понимаешь, старый друг! – торопливо произнес центурион. – Нам, правда, нужны солдаты… верные, сильные. Мы идем не в простой поход и не против обычного врага. А я знаю тебя, дрался рядом… и доверяю.
- Если бы доверял, рассказал, что тут происходит, - прохрипел я.
На лице Магнуса отразилась внутренняя борьба, сомнения. Глаза забегали в орбитах, и мне снова показалось, что от парня веет морозцем. Ори с сожалением развел руками, отступил.
- Я не могу… Тайна.
- Понятно, - отрезал я. Обогнул телегу с раненными и мертвыми, решительно вышел на дорогу.
- Я могу рассказать, только если ты пройдешь экзамен, - крикнул вслед Магнус. – Приходи завтра, справься с собой. Отборочные поединки будут длиться еще пару дней, я потяну время. Порой надо делать то, что неприятно… когда выбора нет.
- У меня есть выбор, - шепнул я, не оглядываясь. – Есть.
Глава десятая
Путь до столицы занял достаточно много времени. Половину я преодолел почти бегом. Мчался, задыхаясь от бешенства и ненависти, плевался и рычал как берсерк. В солнечном сплетении периодически возникало жжение, Гасители Дара казались кусками векового льда. Но когда впереди показались первые квадратики полей, внезапно накатила вяжущая усталость, боль прорвалась к разуму. Я споткнулся на ходу и, недолго думая, рванул в ближайшую низину. Отыскал ручей, сунул разгоряченную голову в холодный поток. А затем с полчаса катался по траве как припадочный, завывал и бился о горячую землю.
Зубы росли быстро, заклятие во много раз повысило регенеративные способности организма. Но вот погасить неприятные эффекты не удалось, и я полностью прочувствовал процесс. Сначала то, как плоть распухает и воспаляется, затем – движение осколков в деснах, страшный зуд и боль. Лицо горело огнем, челюсть трещала по швам. Мокрый хруст – и волна жжения, относительно терпимый промежуток, снова хруст…
Вторую половину пути я плелся на подкашивающихся ногах, то и дело боролся с тошнотой и головокружением. Обезболивающие и укрепляющие заклинания почему-то не подействовали, а создавать новые я опасался – вступил в зону контроля следящих артефактов. Кроме того, состояние духа уравновешивало боль физическую. Бессилие и ощущение поражения били дубинами, сжигали изнутри.
Я знал, что поступил глупо. Следовало перерезать глотку потомку северян, сражаться дальше по новым правилам. Прогулка по лагерю вернула подозрения, дала повод для размышлений. Что за ящики в казармах? Почему охранялись Безликим? И отчего, Тьма побери, я не почувствовал присутствия карателя?.. Да и сам вид тайных легионеров… помнится даже те воины, что еще не участвовали в поединках, обливались потом. А местные будто и не замечали зноя, хотя расхаживали в гораздо более толстых латах. Но снова тот же вопрос – почему в воинах не чувствовалось магии? Почему???
Осознание ошибки буравило разум. Я то и дело порывался пойти обратно, завершить начатое. Но душа протестовала… Убивать, защищая жизнь – пожалуйста, в сражении – проще простого. Однако не коленопреклоненного человека, с которым только что общался и не считаешь такового врагом. И самое главное – я чувствовал, что получу от убийства удовольствие, потешу Мстителя. Какая-то часть меня элементарно попыталась сохранить хоть кроху того, что зовется человечностью.
Противоречия… как же я ненавидел противоречия! И как хорошо было до возвращения памяти. У безродного бродяги нет сомнений, нет угрызений совести. Дают – бери, бьют – беги… или бей в морду. А сейчас все слишком перепуталось, чтобы отыскать верное решение. И я горел, сражался сам с собой…
Пригород с его ветхими лачугами, редкими трактирами и нищим населением давно остался позади. Я вошел в Монрад, некоторое время бродил по бедняцкому району. У набережной чуть не врезался в компанию рыцарей, что прогуливались в поиске дешевых развлечений. Господа проводили нехорошими взглядами, но связываться не стали – из окон ближайшего дома терпимости уже выглядывали продажные девицы. Дважды я сталкивался с группами служителей. Монахи смотрели с подозрением, осеняли солнечными знамениями. Видно же – чужак и дикарь, может и Алару не молится. Но тяжесть духовной власти в провинциях компенсировалась мягкостью нравов в столице. Меня не трогали. Пока…
Толпы работников, воинов и бедняков спешили по своим делам. Крикливые торговцы предлагали рыбу, мясо, ткани и сотни никому не нужных мелочей. Меня постоянно задевали плечами, норовили сбить с ног. Какая-то неряшливая домохозяйка опрокинула ведро помоев из окна второго этажа. Отпрыгнуть-то я отпрыгнул, но вот брызгами задело… До зубовного скрежета захотелось шмальнуть в ответ огненным сгустком. Сдержавшись, я торопливо пошел прочь. И вскоре сам не заметил, как оказался вдалеке от гула толпы, на одной из тихих улочек купеческого района.
Дома тут тесно жались друг к дружке, серые и одинаковые как мыши. Стены взлетали на три этажа, сходились где-то вверху. Солнце лишь изредка проникало сквозь узкие щели в плотно сдвинутых крышах, ощупывало лучами мостовую и сырые канавы. Впрочем, обилие цветастых вывесок несколько сглаживало впечатление. "Фарфор Юлия", "Лучшее оружие от Харальда", "Ткани и платья", трактир "На берегу Монры"… глаза буквально разбегались.
Пара прохожих-вельмож, несколько ремесленников – вот и все, кто встретился на пути. Я постарался обогнуть по широкой дуге, устремился вперед. На ближайшем перекрестке случайно заметил табличку "Торговая улица", через секунду увидел другую с надписью "Горшечная". В памяти смутным эхом прошелестели слова барона ван Гордера, взгляд отыскал скромную вывеску с изображением ножниц и потертой надписью "Портной"…
"Очередная глупость, Эскер, - мысленно проворчал я. – Шел бы лучше домой, отоспался и зализал раны…"
"Да, глупость, - возник в голове другой голос. – Но просто убедишься и успокоишься…"
Сомнения еще бередили разум, но ноги понесли к крыльцу, а ладонь потянулась к изящной ручке. Переливчато зазвенел колокольчик, в ноздри ударил слитный запах пыли и ткани, терпких травок коими обычно отгоняют вездесущую моль. И еще чего-то удивительно знакомого, из прошлой жизни, что наполнена светом и юношескими радостями…
Смущенно помявшись на пороге, я всмотрелся в скучный полумрак небольшого торгового зала. Пусто и тихо, вокруг множество грубоватых манекенов с самыми модными и красивыми одеяниями, у стены длинная перекладина с множеством вешалок. С другой стороны несколько отшлифованных до блеска медных пластин в человеческий рост – так в Скифре делают зеркала. На изящном столике догорала свеча, коптила и раздраженно подмигивала под дуновением сквозняка.
Ни души, понял я. Но почему-то не ушел, а сделал шаг вперед и прикрыл за собой дверь, принялся рассматривать наряды. У дальней стены обнаружилась еще одна дверь – ход в мастерскую, а может и в подсобные помещения. Обычно такие заведения сочетают в себе и квартиру, и лавку, и мастерскую со складом. Арендовать отдельные помещения слишком дорого, потому торговцы выкручиваются как могут. Видно, хозяин небогат, но судя по наличию шелков, бархата и атласа в костюмах, преимущественно работает для знати. Не королей и герцогов, конечно, но людей более-менее обеспеченных и испытывающих необходимость в хорошей одежде для приемов и официальных торжеств.
Покрутившись на месте, я с несказанным облегчением направился к выходу. Но уловил быстрый стук каблуков и скрип двери, оглянулся. Из подсобного помещения торопливо вышла маленькая миловидная женщина. Хрупкая, средних лет, но свежая как апрельское утро и удивительно красивая. Нежное личико в обрамлении темных шелковистых локонов, глаза огромные и лучистые, изумительного цвета весенней листвы.
Комната закружилась, уши забил тонкий комариный звон, а сердце болезненно сжалось. Волна знакомого терпкого запаха пощекотала нос. Сирень и фиалки, как всегда… Пожалуй, выглядел я сейчас совершенно нелепо – бледный как смерть, с глазами навыкате… Но Тьма, что же делать? Сказать банальное: "Ну здравствуй, давно не виделись"?..
- Простите, господин, я не слышала колокольчика, занималась с детьми. Что пожелаете? Заказать костюм? Что-нибудь отдельно? У нас есть ткани на любой вкус: для торжественных приемов и праздников, повседневности. Мой муж ненадолго отлучился за новой партией пуговиц и шнуровки. Но мерки могу снять я. А если понравятся готовые костюмы, супруг подгонит по размерам…
- Муж? – тупо переспросил я.
- Ну да, - кивнула она. – Портной Марк…
Вопрос, очевидно, сбил с толку, но она не подала виду. Рискнула мазнуть быстрым взглядом, тут же опустила голову. "Не узнала", - сообразил я. Заторможено подумал, что сбежать самое время, но отвлекся на детские голоса, прозвучавшие из-за приоткрытой двери. В щели мелькнуло любопытное личико мальчугана лет шести, враз пропало. Женщина обернулась и громко шикнула. Дверь со скрипом затворилась, с той стороны раздался приглушенное хихиканье.
- Простите еще раз, - смущенно пробормотала она, не поднимая глаз. – Баловники растут, не справляюсь… Так как насчет снятия мерок? Я могу, муж обучил.
Разбив онемение в мышцах, я попятился к выходу. Смысл бередить свою и чужую души? Что ты ей скажешь? Лучше не тревожить, уйти неузнанным призраком прошлого и никогда не возвращаться…
- Зайду чуть попозже, когда вернется Марк. Прошу прощения за беспокойство… - сказал я. Развернулся и ходульной походкой направился к двери. Хотел посмотреть хотя бы еще раз… чтобы запомнить, восстановить образ в воображении. Но зло обругал себя, поспешно ухватился за ручку.
- Эскер?!
Тело будто в стену врезалось. Я заскрипел зубами, с трудом произнес:
- Как узнала, Мия?..
- Вспомнила, как ты хмурился, когда отец давал сложные задания… так никто не умеет.
Перед глазами смазалось, в носу страшно зачесалось и возникло желание взвыть по-волчьи тоскливо. Но я лишь вздохнул, оглянулся и впился глазами, попутно отметил: появилось несколько морщинок, тени у глаз как свидетельство недосыпания. Однако почти не изменилась, такая же стройная и воздушная, привлекательная. Самое же гадкое то, что для меня эмоции десятилетней давности еще свежи. Проклятая память выдернула старое наверх, а ближайшие годы запихнуло обратно в ворох пыльных пожелтевших картинок…
- Ты жив, - слабо сказала Мия. – Я думала, погиб в той битве. Мы с отцом успели уехать до начала сражения, но вести еще доходили…
- Жив, - подтвердил я беспомощно. И понимая, что звучит нелепо, спросил: - Как ты? Вы же направлялись в Окран?
- Да, - ответила она, погрустнела. – Но отцу не удалось закрепиться на новом месте. Власти требовали от беженцев слишком многого, срывали непомерный налог. И потому отправились в Монрад. Тут стало немногим лучше, но мы не могли заниматься магией… Отец устроился в одну из мастерских, я работала швеей… кое-как сводили концы с концами.
- Мастер Логан в городе? – спросил я отрывисто.
- Нет, - помрачнела женщина еще сильнее. – Умер два года назад, простудился во время особенно холодной зимы…
- И ты вышла замуж…
- Гораздо раньше. Отцу нужно было как-то помогать, а Марк долго добивался руки… Он хороший человек.
- Да-да, - чересчур торопливо подхватил я. – Настоящий мужчина… Я рад… рад, что у тебя все наладилось.
Слова прозвучали до омерзения фальшиво, но я не мог себя контролировать. Мия вздрогнула, отступила на шаг и нахмурилась. Почти физически я ощутил ледяную стену, что разделила нас.
- Как ты жил? – поинтересовалась она. Красноречиво глянула на меч, побитую морду и пятна крови на куртке. – Ты изменился, Эск…
- Ничего незыблемого нет, - ответил я неопределенно. – Путешествовал, сражался, скитался из одной страны в другую…
Не скажешь же, что попался на удочку Богу Тьмы и заложил душу, а затем десять лет бродил с жидкой кашей в башке вместо мозгов. Слишком многое хочется поведать… и слишком мало могу рассказать.
- Понятно, - тихо сказала Мия. – Давно был в Генте?
- Месяца четыре назад.
- Как там? Я слышала, Край еще держится…
- Да, - кивнул я. – Но скоро грядут перемены к лучшему. Возможно, тебе удастся вернуться…
Сказал и осознал, что сморозил очередную глупость. Женщина побледнела, задрожала. Во взгляде отразилась мука пополам со злостью… Куда возвращаться? На пепелище? Туда, где тебя никто не помнит, а если помнит, сразу потащит в темницу как предателя родины? О, Эскер, сегодня ты образец чуткого ума и великолепных манер! Не лучше ли сразу лбом о стену, чтоб больше не дурить?!
- Я не хочу, - тускло обронила Мия. – Мое место здесь… рядом с Марком и детьми.
Повисла ужасающая пауза. Она смотрела на меня уже с неприязнью, обливала холодом. А я как дурак вдыхал изумительный аромат фиалок и сирени, любовался губами и разрезом глаз. И еще больнее чувствовал пропасть нас разделяющую… глубокую, пустую. Комната стерлась в восприятии, ворохи одежды и зеркала убежали вдаль. И из подсознания пришел приказ – прочь! Уходи, урод!..
Я заставил себя вежливо поклониться, опять отступил к двери. Словно сквозь подушку услышал собственный искаженный и каркающий голос:
- Мне пора, прости. Хотел рубаху купить, но зайду как-нибудь потом… Прощай, Мия.
- Прощай, Эскер, - шепнула она. Но как только я оказался в дверях, неожиданно воскликнула: - Приходи!..
Мышцы шеи поддались с трудом, я бросил взгляд через плечо. Женщина стояла, заломив пальцы в муке. Глаза блестящие и покрасневшие, нежные губы кривились в болезненной усмешке. Уже устыдилась порыва, но отступать поздно…
- Уверена?
- Да, - зло сказала Мия. – С мужем познакомлю, с детьми… чаю попьем, поговорим.
- Хорошо, - кивнул я после минутного колебания. – Я приду.
Ответа не услышал, прыгнул за порог как последний трус. Жадно хватанул ртом затхлый уличный воздух, мячиком скатился по крыльцу и отбежал подальше. Но тут заметил шагах в пятидесяти невысокого поджарого мужчину, шествующего с объемистыми тюками в руках. Лицо умное и правильное, волосы с проседью, а глаза мечтательные и счастливые. Незнакомец спешил, почти волоком тащил объемистые тюки. То и дело останавливался, подбирал лезущие во все стороны разноцветные бечевки…
Я свернул в ближайшую подворотню и, чеканя шаг, направился прочь. Услыхал за спиной звон колокольчика, мелодичный голос:
- Вернулся, милый?
- Да, моя хорошая, спешил как мог. Кто-то заходил?
- Просто интересовались. Проходи скорей, обед на столе…
Почти бегом я преодолел улицу, свернул направо, потом налево. Ворвался в толпу на какой-то базарной площади, начал прорываться сквозь массу тел. Чуть не сцепился с каким-то наемником, коему сдуру наступил на ногу. Но парня затерли случайные прохожие, и я сумел оторваться…
Очнулся лишь на набережной Монры, рядом с бесконечными рядами мелких рыбацких яликов, барж и шлюпок. Пошатываясь, спустился к реке, зачерпнул горстью затхлой и теплой воды, поплескал на лицо. Заметил невдалеке длинный пирс, побрел туда. Уселся на краю, закрыл глаза и попытался отрешиться.
…Голову напекало, тошнотворный запах тухлой рыбы и гниющих водорослей навязчиво толкался в глотку. Невдалеке слышались азартные крики рыбаков, пьяная ругань, восторженные голоса детей. Рядом плескалась вода, волны мерно ударяли о сваи… но для меня окружающее потеряло смысл. Перед внутренним взором скользил образ Мии. Той, молодой и улыбчивой, которую знал во время работы в мастерской големов Логана, и этой… взрослой, но еще более прекрасной и невероятно далекой.
То и дело вспыхивали воспоминания, проносились пламенными искрами. Я, Мия и старый приятель Лек за работой в темном зале мастерской. Затем вспышка – и прощание перед домом старого мастера, осенний холод и печальные зеленые глаза, теплота маленькой ладошки на щеке. Снова всполох – и реверс, смеемся вместе над кривляньями Лека, обсуждаем какой-то случай на работе…
Однако вскоре жар в груди схлынул, и образы потускнели. Осталась лишь чудовищная усталость от жизни, постоянных разочарований и поражений.
- Топиться собрался? – раздался рядом звонкий голос, вырвал из прорвы тяжких дум.
Я приоткрыл глаза и увидел рядом чумазого белокурого мальчугана лет десяти. Нос и щеки густо пересыпаны веснушками, в ярких голубых глазах хитреца и насмешка. Из-под дырявой рубахи и грубых латанных-перелатанных порт проглядывало худое тело, грязная кожа… Паренек сжимал удочку, то и дело поглядывал на поплавок из гусиного пера – когда же клюнет? Явно из нищенской братии, хотя может и сын рыбака.
- С чего ты взял? – поинтересовался я.
- А я, дядька, тут часто рыбу ужу… - ухмыльнулся нахаленок. – Такие как ты приходят неделя в неделю. На воду смотрят, рожи корчат, что-то бормочут… а потом р-раз – и нету.
- Что, сильно похож? – буркнул я.
- Ага, - с удовольствием подтвердил мальчуган. Чуть потянул удилище на себя, чтобы поплавок ушел от опасных для снастей зарослей камыша. Скосил глаз и хитро подмигнул. – Ты, дядька, просто так не прыгай. Утопнуть еще уметь надо. А то нахлебаешься воды, да выползешь где-нибудь ниже по течению. Коль повезет, ко дну пойдешь, но потоком опять-таки снесет… Лучше веревку возьми, камень потяжелее.
- Зачем? – хрюкнул я удивленно.
- Вернее, - важно ответил паренек. – Да и тут останешься, гнить начнешь. Знаешь, как рыба тухлятину любит? Не знаешь, а у меня потом клев хороший появится, папке прибыток. На рынок отнесет, мне сладких сот купит… если не пропьет по дороге.
Лицо малолетнего рыбака на секунду омрачилось, но тут поплавок юрко нырнул под воду. Мальчуган азартно вскрикнул, рванул на себя. В воздухе мелькнула бечевка, гибкое серебристое тело. Но улов оказался мелким – всего лишь пескарь. Парень досадливо сплюнул, нанизал на крючок очередного червя и аккуратно забросил подальше в спокойную заводь.
- Видишь, дядька? – проворчал малец. – Паршивый улов, батька опять колотить будет. Подкармливать надо… Так что если надо, я мигом веревку притащу, камень хороший недалече валялся. И это… будешь прыгать, одежку сними. Одежку с мечом продам барыгам местным, потом месяц с мамкой будем жить припеваючи.
- Ты знаешь… - пробормотал я, смущенно развел руками.
- Расхотелось прыгать? – сразу смекнул мальчишка. Обиженно засопел, надул губы. – Тогда хоть медяк дай, я у знакомого пару рыбин куплю.
- На кой тебе? – удивился я.
- Папка не так сильно колотить будет, - шмыгнул носом хитрец. Скорчил жалобную рожицу, принялся давить слезы.
- Обманывать нехорошо… - по инерции осуждающе сказал я.
- А если надо?
С языка рвалась очередная наставительная фраза, до зуда в коленках стандартная и плоская. Но слова так и застряли в горле, мысли замелькали с бешеной скоростью. Я клацнул челюстью, еще не веря в такую простую идею. Сдавленно охнул и вскочил на ноги.
- Ты чего, дядька? – пискнул сорванец.
- Хоть понимаешь, что сказал? А если надо… Тьма! Идиот ты, Эскер! Идиот как есть!
- Меня Секстием кличут, - подал голос малыш.