- Латива, Арнорд, Свейрен, Нивейл, Маллар… Скажи, зачем мне столько столиц? Седалище у меня одно, и я, Вождь Вождей, буду восседать на кошме моей Высокой юрты… в своем родном стойбище. А ваши короли будут моими вассалами…
Лайши поиграл желваками и криво усмехнулся:
- Ты уверен, что сможешь захватить весь север?
Берз повел рукой, показывая на высоченные трехэтажные дома, окружающие площадь и чуточку повысил голос. Так, чтобы его слышали даже те ерзиды, которые стояли на Надвратной башне:
- Вы - деревья, а эти здания - ваши корни… Вы вросли в землю и не мыслите жизни без нее… В отличие от вас мы, ерзиды - вольный ветер. Мы встречаем Удири-бали… э-э-э… бога солнца… в одном месте, а провожаем - в другом. Поймать ветер невозможно, зато он, превратившись в бурю, выкорчевывает и деревья, и рощи, и леса…
Старейшина устало прикрыл глаза, повел плечами, попытался пошевелить затекшими руками, а потом устало поинтересовался:
- Ладно. Скажи, чего ты хочешь от меня?
Ответ на этот вопрос придумывать не пришлось - его заранее подготовил эрдэгэ. Поэтому Алван ответил без какой-либо заминки:
- Через десять дней я возьму еще одно из ваших стойбищ. Но оставлю его целым и невредимым… в том случае, если твой король убедит меня в том, что сможет быть хорошим вассалом. Если не сможет или не захочет - то я отдам его своим воинам, а потом сожгу…
Бургомистр помрачнел еще сильнее.
- Думать Урбану уже некогда - городов в Морийоре немного, и потеря каждого из них обязательно скажется на благоденствии ваших дворян и народа…
Лайши попытался что-то уточнить, но, заметив, что берз еще не закончил, прервался на полуслове.
- Кстати, о дворянах. На следующий день я прикажу своим воинам начать жечь замки по всему Морийору. А их хозяев - рассаживать на колья. Пройдет еще несколько дней - и те, кто останется в живых, вспомнят про ту половину вассального договора, которую принес вам король…
Старик заскрежетал зубами и… тряхнул головой:
- Ты хочешь, чтобы я ему это передал? Передам. Слово в слово. Если, конечно, доберусь до Лативы…
Алван шевельнул пальцами - и воин, стоящий рядом со стариком, перерезал путы на его руках.
- Касым, ялно!
Шири мигом соскочил с коня, подошел к старейшине и протянул ему кусок кожи со знаком рода Надзир:
- Держи при себе, и тебя не тронут…
Барон отрицательно помотал головой и показал затекшие руки, мол, боюсь, не удержу.
Касым ухмыльнулся, а Алван вдруг понял, что победил: первый раз за весь разговор лайши выказал осторожность. Значит, поверил в то, что у него есть будущее…
"Как там говорил Гогнар? Пройдет совсем немного времени, и я научусь понимать причины чужих поступков?" - ошарашенно подумал берз. Потом поймал взгляд барона, направленный на толпу женщин и мысленно усмехнулся: - "Так и есть! Он позволил себе посмотреть на своих родственников… Что ж, вот и возможность проявить великодушие!"
- Чтобы дорога тебя не тяготила… можешь взять с собой своих родных. Только со сборами не тяни: вы должны выехать из городских ворот не позже полудня…
Глава 34. Аурон Утерс, граф Вэлш
Вильфорд Бервер торопился. Поэтому сразу после выезда из Косой Сажени поднял коня в галоп. Карета ее величества, запряженная восьмериком, рванула следом и довольно ходко покатилась по усыпанной снегом дороге. Вспомнив, какое количество камней, присыпанных снегом, валяется на ее пути, я приподнялся на стременах… и снова опустился в седло: наехав на первое же препятствие, карета легонько покачнулась и, как ни в чем не бывало, покатила дальше!
- Восьмиместный кузов из позолоченного дерева, подвешенный на шести ремнях, вертикальные и горизонтальные гасители колебаний, поворотный круг… - с усмешкой пробормотал ехавший рядом граф Орассар. - Не карета, а произведение искусства. Можете не беспокоиться - в ней вашу супругу даже не укачает…
- Здорово! - облегченно выдохнул я. - И все-таки, не слишком ли быстро они едут?
- Не слишком… - помрачнел граф. - Чем быстрее мы доберемся до Арнорда, тем лучше…
Я почувствовал себя виноватым: если бы не моя свадьба, и король, и начальник Внутренней стражи, и начальник Тайной службы сейчас были бы в столице. Поэтому, услышав скрип плохо смазанной оси, сделал вид, что интересуюсь обозом четы Берверов, медленно выползающим из ущелья.
Двенадцать повозок с походной утварью, гардеробом, запасом продуктов и вина, походная кузня, четыре повозки для фрейлин и слуг, два с лишним десятка сменных коней - все это просто не могло двигаться с той же скоростью, что и карета!
- Эти доберутся сами… - отвечая на незаданный вопрос, буркнул начальник Внутренней стражи. Потом подумал и добавил: - Пожалуй, с ними надо оставить и всех моих воинов…
- Зачем? - удивился я.
Граф проводил взглядом пронесшийся мимо нас десяток Клайда Клешни и усмехнулся:
- В отличие от его величества и его высочества воины Внутренней стражи не привыкли передвигаться пешим по конному. Значит, часа через полтора-два все они превратятся в обузу. Особой необходимости заставлять их рвать жилы я не вижу: его величество сопровождаете вы с графом Логирдом и три с лишним сотни воинов Правой Руки. А это сила, при виде которой любая, самая наглая шайка грабителей с ужасом забьется в самый дальний схрон. Или добровольно взойдет на эшафот…
…Насчет грабителей - не знаю, а бургомистры городов, которые мы проезжали по пути, точно примеряли к себе белые рубашки с отрезанным воротом: вместо того, чтобы осчастливить их своим посещением, Вильфорд Бервер вваливался в первый попавшийся постоялый двор, и, не дожидаясь появления своих вассалов, заваливался спать!
Прибыв к месту ночевки верховного сюзерена, насмерть перепуганные дворяне принимались метаться по постоялому двору в поисках того, кто может объяснить им причину такого к ним отношения. И… почему-то приходили ко мне!
Нет, я, конечно же, понимал, что после целого дня безумной скачки граф Орассар и Теодорих Ромерс в принципе не способны связать ни слова, а принца Вальдара бургомистры отчего-то побаиваются, но ведь оставался еще мой отец и Томас Ромерс!
- Что тебя так удивляет? - усмехнулась Илзе, в очередной раз услышав тихий, но очень настойчивый стук в дверь нашей комнаты. - Томас является начальником Тайной службы еще очень недолго. Значит, не заслужил достаточно уважения. Граф Логирд славится своей немногословностью. Кто остается? Правильно, ты!
Я вздыхал, выходил из комнаты… и возвращался обратно в лучшем случае через полчаса.
К этому времени моя супруга успевала выкупаться, надеть на себя ночную рубашку и… приняться за отработку все еще не дающейся ей "Глины". Кстати, последствия первой инициации здорово повысили ее выносливость и заодно сократили потребности во сне.
Когда я, успокоив очередного страдальца, возвращался в комнату, она быстренько заканчивала комплекс, помогала мне раздеться, вталкивала в бочку с порядком остывшей водой, и… принималась терзать меня вопросами. Требуя описать внешность, черты лица, особенности мимики и походки последнего собеседника, его сопровождающих или обслуги постоялого двора. А так же перечислить те "сигнальные" слова, которые все они употребляли в разговоре!
С первыми вопросами я справлялся без особого труда - чему-чему, а внимательности Кузнечик меня научил. А вот с "сигнальными" словами получалось не очень. Поэтому вскоре моя прекрасная наставница начинала мрачно хмурить брови и закусывать губу.
Увы, это свидетельствовало не о ее желании, а о том, что мне надо больше работать со своей памятью. Ибо, не овладев техникой ухода в медитативный транс, я не мог пользоваться одним из самых потрясающих навыков Видящих - умением вспомнить любой отрезок своего прошлого. Так подробно, как будто переживаешь его заново.
Я виновато вздыхал, концентрировался на образе свечи и старательно выметал из сознания все мысли. Потом представлял себе луковицу… и словно упирался в стену: уйти в прошлое мне не удавалось! Совсем!
…Попытки проломить эту стену заканчивались только тогда, когда вода окончательно остывала. Или когда Илзе вспоминала о том, что я - ее муж. Тогда она переставала меня мучить, позволяла выбраться из воды, насухо растирала полотенцем… и превращалась в Женщину. Страстную и абсолютно ненасытную. И я почти сразу же переставал соображать…
Почему "почти"? Да потому, что первые мгновения после ее преображения я усиленно вглядывался в ее глаза. Пытаясь разглядеть в них хотя бы тень страха. Страха, который жил в ней до нашей первой брачной ночи…
…- Мне так хорошо, что хочется плакать от счастья… - расслабленно прошептала Илзе. Потом приподнялась на локте, нежно поцеловала меня в грудь и прижалась к ней щекой.
Я ласково провел ладонью по ее спине и почувствовал, что вот-вот снова сойду с ума от желания:
- Мне тоже… Ты… чудо!
Мою грудь обжег жаркий поцелуй, а потом… потом ритм ее дыхания изменился!
- Что-то не так? - встревоженно спросил я, покосившись на окно, за которым шумел ночной Сегрон. И, не услышав ничего странного, попытался заглянуть в ее глаза.
- Обними меня, пожалуйста! - вместо ответа попросила она. И вжалась в меня так, как будто пыталась спрятаться от окружающего мира.
Я заключил ее в объятия, прикоснулся губами к ее лбу, потом, наконец, поймал взгляд и… растерялся: в нем невесть откуда появилась какая-то мрачная решимость!
- Я обещала рассказать тебе о своих страхах. Помнишь?
- Помню… - буркнул я, и тут же добавил: - Если не хочешь, то не рассказывай…
Илзе криво усмехнулась, зажмурилась, и каким-то чужим голосом произнесла:
- Расскажу: я не хочу, чтобы мое прошлое когда-нибудь встало между нами…
Я сглотнул подступивший к горлу комок и кивнул:
- Хорошо… Тебе виднее… Я слушаю…
Она зябко поежилась, слегка отодвинулась и зачем-то прикрылась одеялом:
- Кажется, я говорила, что сразу после совершеннолетия Видящих из рода Рендарров отправляют в Кошмар? Так вот, это делают не только потому, что мы способны принести пользу короне. Есть еще одна причина: подземелья Кошмара - это идеальное место для того, чтобы девушка, с детства мечтающая о Большой Любви, раз и навсегда возненавидела мужчин…
- А зачем нас ненавидеть? - вырвалось у меня.
- Бедиран Рендарр по прозвищу Коварный был помешан на чистоте крови своих потомков. Поэтому он запретил девочкам, рожденным от правящего короля, иметь детей. И не только детей - ни к одной из нас никогда не подпустят мужчину…
- Жестоко…
- Жесток не запрет. А способ, с помощью которого из нас вытравливают ростки человеческих чувств… - угрюмо буркнула Илзе. - Наши палачи… Мда… Пожалуй, стоит начать не с этого…Эдак недели полторы назад я наткнулась в твоей комнате на трактат Седдика Весельчака "О телесных наказаниях и способах умерщвления приговоренных" и наскоро его проглядела. Так вот, те элирейцы, которые оказываются в тюрьме - счастливые люди: у них есть ПРАВА! Мало того, любое действие по отношению к ним четко регламентируется законом. Знаешь, прочитав, что у вас мастерами заплечных дел могут быть только взрослые и умеющие контролировать свои эмоции люди, я не поверила своим глазам! И перечитала это предложение раз пять. Почему? Да потому, что основное требование к палачу - это умение контролировать свои эмоции! Говоря другими словами, вы делаете все, чтобы они никогда не позволяли себе больше того, что предписано законом. В Делирии все иначе. В результате все без исключения палачи, которых я когда-либо видела - ненормальные. Они не только не контролируют свои эмоции, но и не скрывают, что пытают ради удовольствия! Представляешь?
Я вспомнил выражение лица помощника мэтра Гирена и скривился от омерзения.
- Теперь вспомни, что ты умеешь видеть эмоции. Даже самые слабые! Потом представь, что обязан присутствовать при каждой пытке… Кстати, ты знаешь, как пытают женщин?
Трактат мэтра Седдика я когда-то выучил наизусть. Поэтому утвердительно кивнул:
- "Допрашивать обвиняемых женского пола дозволяется только опытнейшим мастерам пыточного дела, способным обойтись без излишней жестокости. При этом им строго-настрого запрещается использо-…"
- Мда… Нашла кого спрашивать… - перебив меня, воскликнула Илзе. - В Делирии про этот трактат никто и ничего не знает! Давай-ка я расскажу тебе, как женщин пытает мэтр Джиэро. Для начала он заставляет жертву проклясть себя за то, что она - женщина…
…Представляя описываемые ею картины, я то и дело ловил себя на мысли, что вижу кошмарный сон. Палачи не имели права пытать заключенных без разрешения королевского судьи! Не могли работать в отсутствии писца! Не могли насиловать женщин - ни сами, ни вместе с тюремщиками! И, тем более, не могли прижигать гениталии, вырывать клещами соски и отрезать груди!
- Подожди!!! А как же тогда основной тезис искусства допроса? - воскликнул я.
- О чем это ты? - удивилась моя супруга.
- Ну, Седдик Весельчак в своем трактате написал, что цель пыток - не унижение подозреваемого, а способ установления истины. А еще он утверждал, что чрезмерная боль способна заставить любого подозреваемого сознаться даже в том, чего он не совершал. Ну, и как же тогда оправдывать невиновных?
Во взгляде Илзе мелькнула такая боль, что я тут же замолчал.
- Тех, с кем работают наши палачи, никогда не оправдывают… - вздохнула Илзе. - Тех, кто попал в Кошмар, ждет либо эшафот, либо известное тебе Навье урочище…Так, о чем это я? Да, вспомнила! Теперь представь себе, каково смотреть на это со стороны… Особенно если тебе - пятнадцать, ты - девушка, воспитывавшаяся в крайней строгости и толком ничего не знающая о плотской стороне отношений между женщинами и мужчинами?
Я представил и… ужаснулся!
Видимо, мои мысли тут же отразились на моем лице, так как Илзе отвела взгляд в сторону и виновато улыбнулась:
- В общем, поэтому-то я тебя и боялась… Хотя и понимала, что ты не будешь меня мучить…
У меня перехватило дыхание, а сердце заколотилось так, что чуть не проломило грудную клетку. Я открыл рот… и понял, что не знаю, что ей сказать! Что безумно ее люблю? Что никогда не сделаю ей больно? Что не обижу сам, и не дам в обиду другим?
Илзе прикоснулась ладошкой к моей груди, прислушалась, а потом робко улыбнулась:
- Спасибо, Ронни! Мне приятно Видеть то, что ты сейчас чувствуешь. Я была права: ты - Настоящий…
…Пара минут ожиданий - и я убеждался, что Илзе меня не боится: в ее взгляде была любовь, нетерпение, предвкушение будущих ласк. В общем, все что угодно, кроме страха. Поэтому я успокаивался. И позволял переполняющей меня нежности выплеснуться наружу…
…Пять дней пути и пять ночей ласк, нежности и безумного, безграничного счастья промелькнули, как одно мгновение. И оставили после себя только воспоминания. Яркие, как лучи летнего солнца и сладкие, как кленовый сахар. Поэтому следующие четверо суток, шарахаясь по городским трущобам в образе Руки главы Серого клана, я жил одними ими. И сходил с ума от желания вернуться домой…
Увы, это было невозможно: где-то здесь, в пропахших кровью и нечистотами лабиринтах Соколиной горы, Гнилого Яблока, Погорелья и Болота прятались Снежные Барсы.
Сто с лишним человек - это очень много: спрятать такую толпу в одной-единственной лежке просто невозможно. Им нужно место, еда, возможность справлять естественные потребности и хоть толика движения. Значит, рано или поздно, но они должны были попасться на глаза хоть кому-нибудь - босоногим мальчишкам, пытающимся заработать себе на хлеб, глазам Серого клана, отжившим свое старухам, коротающим последние дни на завалинках.
Должны были - но не попадались. Несмотря на широчайшие полномочия, "любезно предоставленные" мне Эгером Костлявым, и весьма неплохую легенду, позволяющую мне расспрашивать любого из соклановцев!
…Постоялые дворы, притоны и ночлежки, подвалы выгоревших во время последнего Большого пожара домов, комнаты местных мамок и склады членов купеческой гильдии - ни в одном из указанных мест не оказалось ни одного мужчины, похожего на воина! Мало того, о них не слышала даже первая сплетница Соколиной горы, Агафа Белая Кость, по слухам, некогда являвшаяся любовницей предыдущего главы Серого клана Элиреи. Когда я наведался к ней домой и потребовал помощи в поисках "четверых Серых из Делирии, нагло кинувших Гелорского глаза", старуха пошамкала беззубым ртом и не отрывая завистливого взгляда от хорошо знакомой ей метки - тоненького медного кольца с тремя хитрыми царапинами на ободке - хмуро пробормотала:
- Из города бегут даже свои… А чуш-ш-шие… Иш-ш-ши их где-нибудь ышшо…
Спрашивать о причинах повального бегства Серых не было никакой необходимости - за четверо суток мотания по трущобам я успел оценить результаты работы нового начальника Тайной службы. И удивился прозорливости его величества, разглядевшего в Томе склонность к работе такого рода. Да, мой бывший оруженосец работал не один - ему помогал отец. Но результаты их деятельности мог заметить любой, хоть немного знакомый жизнью городского дна.
Нет, на первый взгляд, трущобы жили той же жизнью, что и раньше: полумертвые от восхода и до заката, с наступлением темноты они превращались в зеркальную копию Центрального рынка. Или в поле непрекращающейся битвы всех против всех. Так же, как и раньше, тут можно было купить оружие, коней, собак. Приобрести приворотные отвары и яды. Насладиться ласками женщин любого возраста и цвета кожи. И поторчать на Радужной Пыли.
Но стоило чуточку присмотреться, и оказывалось, что народу, выходящего на промысел, меньше в несколько раз. Что купить себе ребенка невозможно. Так же, как и уродов, выращенных на потеху особо извращенной публике. А еще почти нереально нанять наемного убийцу - как из-за заоблачных цен на эти услуги, так и из-за появившейся нехватки квалифицированных специалистов.
Кроме того, возникли серьезнейшие проблемы со сбытом краденого - большинство известных скупщиков переселилось в городскую тюрьму, а те немногие, которые до сих пор оставались на свободе, предпочитали работать только со старыми и испытанными "поставщиками". Или предлагали на "товар" такие смехотворные деньги, что воровать становилось просто невыгодно. В результате та часть домушников, которая не желала покидать столицу, переквалифицировалась в попрошаек или вышибал, а те, кто не желал изменять любимому ремеслу, спешно покидали город.
Ничуть не лучше дело обстояло и с моральным состоянием жителей трущоб: насмерть перепуганные деятельностью графа Ромерса, они старались поменьше высовываться и шарахались от собственной тени.
Кстати, оказалось, что у Коряги появилось новое прозвище. На мой взгляд, не более благозвучное, чем первое: обозленные Серые называли его Удавкой. Но - шепотом. И предварительно поглядев по сторонам…
…Утро пятого дня поисков я встретил за столом таверны "Белая Кость". Беседа с ее хозяином, Эзрой по кличке Прорва, тоже не принесла никаких результатов. Кабатчик, перепуганный вниманием "сильных мира сего", бил себя кулаком в грудь, утверждая, что "не давал приюта ни одному мужчине, хоть чем-то похожему на делирийца". При этом он описывал мне всех постояльцев, проживающих или ночевавших в "Белой Кости" на протяжении последнего месяца. Причем так подробно, что натолкнул меня на одну весьма интересную мысль.