Плазмоиды - Сергей Палий 7 стр.


– Если бы было все так просто. Если бы. За пределами границ, которые мы условно обозначим красными флажками допустимого, начинают действовать законы энтропии. Любая система усложняется или упрощается до той поры, пока не достигнет определенного равновесия. Как на микро-, так и на макроуровнях. Возьмем, к примеру, наш, человеческий, мозг. Мы развивались на протяжении огромного количества времени, эволюционировали, умирали и выживали. И теперь стали теми, кто мы есть. Вряд ли через сто, тысячу или миллион лет наши сознание, рассудок, разум поднимутся на новый виток развития. Мы достигли своего предела. Возможны колебания, но порядок скорее всего останется тот же. – Буранов замолк, рассеянно потеребил свитер. И вдруг резко спросил: – Вы когда-нибудь слышали о плазмоидах?

Никто из присутствующих не ответил.

– Современная наука никогда не отрицала существования других форм разумной жизни, – проговорил подросток и как гвоздь вколотил: – Но впервые реальное доказательство мы получили несколько часов назад.

– Он псих? – осторожно спросил министр у генерала Пимкина через некоторое время.

– Основная среда их обитания – ионосфера, – невозмутимо продолжил Буранов. – Это горячий разреженный слой атмосферы нашей планеты, расположенный на высоте от 50 километров. Там для них просто райские условия: постоянные грозы, насыщенные электричеством ионизированные образования, магнитные бури. А выше – радиация, бесконечный поток частиц высоких энергий, несущихся от Солнца. Вы не задумывались, почему ваша связь отрубилась в считанные секунды? Почему нет сведений с орбитальных станций и спутников? Элементарно. Все это идет через ионосферу. Они ослепили и оглушили вас. И не только там, в вышине, но и здесь: радиоволны, электромагнитные поля, высокие и низкие частоты, рентген, гамма– и альфа-излучения и многое-многое другое – это всё их стихии. Я не удивлюсь даже, если на них не действует эффект Доплера…

В кабинете повисло предштормовое безмолвие.

– Вам не приходило в голову сопоставить два аномальных явления, которые произошли одно за другим? Такие редкие обычно, шаровые молнии вдруг одновременно появились в миллионах квартир и домов. А затем, после этой своеобразной разведки, последовало нападение. Немотивированное, сокрушительное, странное… Уверен, что ваши аналитики только и занимаются сейчас тем, что прослеживают связь… Только все это зря, Алексей Иванович. Напраслина.

– Что значит… напраслина? – все-таки решился спросить министр, стараясь переварить услышанное.

Ох как хотелось ему встать и гаркнуть на мальчишку, приструнить зарвавшегося фантазера. Только вот мешал какой-то давно забытый холодок, больно сверливший дырку в животе. Очень уж логично все получалось.

До жути.

Он еще раз спросил задумавшегося Андрея:

– Что значит – напраслина?

– Это значит, – негромко произнес Буранов, продолжая теребить край свитера, – что плазмоиды висели над нами очень давно. Мы еще не слезли с пальм, а они уже были настолько высокоразвитой расой, что трудно и представить. С отличной от нас логикой, психологией, моралью и этикой. Да что там с отличной, здесь эти понятия вообще бессмысленны – настолько мы разные. Мне кажется, у них никогда не было понятий прогресса и развития, а если и были, то так давно, что они забыли об этом. Если у них, конечно, есть память. Магнито-плазменным структурам, окружающим нас, может быть миллион лет, а может быть миллиард. Мы абсолютно ничего не знаем об особенностях их сознания, о системе коммуникации, о стремлениях и целях. Мы – песчинка, случайно помешавшая галактике нестись в безграничном пространстве… Ученые и фантасты все время задавались вопросом о существовании жизни в других мирах: похожей на нашу или не похожей, дружественной или враждебной, высокоразвитой или регрессивной. Мы веками таращились в телескопы, не замечая того, что находилось под самым носом. Не замечая наших древних соседей.

Парень замолчал. Взял свою куртку и двинулся к двери.

– Стой-ка… – потребовал министр, собираясь с мыслями. – Ну-ка постой, умник! Если все так, как ты говоришь, почему никто раньше не обнаружил существование этого… этой расы?

Буранов остановился и посмотрел на чиновника с несвойственной подростку укоризной.

– Как можно заметить воду? Как можно заметить огонь?

– Ну огонь-то мы еще как заметили, когда его совсем не стало несколько лет назад!

– Вот именно. Мы обращаем внимание на стихию лишь тогда, когда ее становится либо слишком мало, либо чересчур много.

– Но чем, черт бы тебя побрал, мы им насолили? Этим твоим… плазмоидам? Миллион лет не мешали и вдруг… на тебе!

– Я не знаю. Какая-то из многочисленных ниточек порвалась, и равновесие нарушилось.

– Может быть, это как-то связано с пресловутыми олимпийскими богами, которые недавно куролесили на планете?

– Я не знаю.

– И что же теперь делать? – с удивлением и оттенком наивной обиды в голосе спросил министр.

– Я не знаю. Если им нужно будет уничтожить человечество, они это сделают. Если нужно будет отбросить нас в каменный век – отбросят. Захотят поиграть с людьми, как с муравьиной фермой, – поиграют… Я не знаю их намерений. Я всего лишь поделился своей гипотезой, которая, боюсь, вот-вот превратится в теорию. Если вам кажется, что я рад своим предположениям, вы глубоко заблуждаетесь.

Министр открыл было рот, но Буранов его перебил:

– К слову, господа! Приготовьтесь часто и много заблуждаться. Главное, помните: плазмоиды могут существовать и в условиях земной атмосферы, и в вакууме. Не исключено, что они умеют мимикрировать, сливаясь с окружающей средой. Они обладают невообразимым энергетическим потенциалом, который пополняют с невероятной быстротой из многочисленных внешних источников. Думаю, что в основном это объекты сферической формы размером от горошины до футбольного мяча. Хотя, возможно, диаметр может быть больше. Передвигаются плазмоиды с огромной скоростью – полагаю, что возле поверхности нашей планеты она достигает полутора километров в секунду. Наверняка они могут чрезвычайно быстро изменять вектор движения. Умеют "течь" по всем проводникам электрического тока. Кстати! Гипотетически с помощью полупроводников их можно изолировать и загонять в диэлектрическую ловушку. Повторяю: гипотетически… В космосе, вне магнитного поля Земли, долго жить скорее всего не могут. Температура плазмы внутри сфер, по моим прикидкам, может меняться от нескольких десятков до ста тысяч градусов по Кельвину, в зависимости от множества внешних и внутренних факторов…

– Это бред! – громко сказал один из генералов. – Чепуха!

– Не забывайте, – закончил прыщавый подросток, – раньше плазмоиды были над нами. Теперь они – среди нас.

В дверь отчаянно заколотили. Пимкин убрал древко флага, и на пороге возник взъерошенный майор, в глазах которого читался животный ужас.

– Товарищ генерал-полковник! – воскликнул он, обращаясь к командующему военно-космическими силами. – Получена инфа с орбиты! Вы срочно должны на это посмотреть!

– Не ори! Пришли мне сюда!

– Уже!

Командующий подошел к столу и откинул тонкую крышку планшетного компьютера. Щелкнул по вновь прибывшему файлу, открывая видеозапись.

На экране возникла картинка, на которой сквозь рябь помех были видны внешние конструкции МКС-3: фермы с солнечными батареями, грузовые и исследовательские модули, шаттл, пристыкованный к переходному рукаву, открытый кожух на отсвечивающем боку какого-то полуразобранного цилиндра. Возле плавающих в невесомости отсоединенных кабелей и пристегнутых к магнитному ящику инструментов вверх ногами висел космонавт в громоздком скафандре. Он кривлялся перед камерой, придерживаясь за каркас станции и болтая ногами.

"Горский, хватит паясничать, – раздался из динамиков планшета далекий голос. – Работать надо, а не в джедаев играть".

"Да ладно тебе, Дима! Я уже почти закончил с этим кондёром".

"Ну-ну…"

Все произошло в считанные секунды.

Космонавт постучал перчаткой по шлему в районе уха, словно у него засбоила связь. Затем за заднем плане звезды и полукруглый кусочек Земли подернулись волнообразными разводами, исказились, и появился плазмоид.

Офицеры дружно выругались, сгрудившись возле экрана. Из динамиков теперь раздавался низкий, вибрирующий звук. На картинке было видно, как огромный сине-зеленый шар выплыл из-за границы кадра и снес прикрепленный к стыковочному рукаву шаттл. Остатки челнока полетели в разные стороны, тараня модули и секции станции, вдребезги расшибая иллюминаторы.

– Матерь Божья… – прошептал командующий ВКС. – Да ведь эта хреновина метров пять в поперечнике…

Космонавт по фамилии Горский продолжал висеть вверх тормашками и стучать себе по кумполу перчаткой. Понятное дело, что он не видел и не слышал, что творилось за его спиной.

Тем временем плазмоид, переливаясь яркими сполохами и темными прожилками, подобрался к основному сектору МКС и словно прилип к обшивке. Гул в динамиках стих. Космонавт взялся за каркас, чтобы подкорректировать положение в пространстве, и, видимо, почувствовал какую-то вибрацию, передающуюся по корпусу. Он, слегка оттолкнувшись, повернулся к камере спиной и забарахтался в вакууме, отчаянно перебирая руками и ногами. Плазмоид, не отрываясь от обшивки, двинулся вперед. Видно было, как за ним оставался расплавленный след, из которого вырывался воздух, тут же превращаясь в кристаллическую пыль…

Изображение пропало.

– Матерь божья… – повторил генерал-полковник военно-космических сил.

Буранов так и стоял в дверях, держа свою куртку в руках и не решаясь выйти. Вид у парня был такой, словно он только что изнасиловал и убил половину женского монастыря.

– Андрюша, – позвал Пимкин, нарушая молчание. И полтора десятка голов повернулись к подростку.

– Что, Николай Сергеевич?

– Андрюша, с ними можно как-нибудь поладить?

– Я не знаю.

– А уничтожить?

– Не знаю. Правда не знаю, Николай Сергеевич. Я всего лишь выдвинул гипотезу. Всякие пушки, ракеты и лазеры абсолютно бесполезны. Ядерное оружие скорее всего подействует, но заодно искалечит и нас с вами… Я не знаю… Можно, конечно, попробовать нарушить их квазинейтральность… Но заранее предсказать результаты не возьмусь.

– Ну и соседи нам достались…

В дверь снова постучали.

– Катастрофа, – сказал министр обороны и двумя пальцами помял переносицу. – Нет, не катастрофа. Это полный пипец.

Глава четвертая

Даже деньги порой ничего не решают. Даже большие деньги.

Авиасообщение в московских аэропортах так и не возобновилось. В связи с чрезвычайным положением отменили все рейсы, и билет Максиму не удалось выбить даже у начальника Шереметьево.

– С ума сошли? – Низкорослый крепыш в замшевом пиджаке пристально поглядел на него глазками с кровавыми прожилками. – Здесь таких умников, как вы, пятнадцать с лишним тысяч! И каждый во что бы то ни стало хочет свалить из этой мясорубки. Две взлетно-посадочные вышли из строя, несколько лайнеров на куски разнесло, один в здание аэропорта чуть не вписался при посадке! Радиосвязи нет! А вы просите срочно отправить вас куда-то там!

– В Симферополь, – уточнил Долгов.

– Да хоть в Севастополь! Хоть в Мелитополь! Хоть в любой другой тополь! Рейсы отменены! Все! По крайней мере до тех пор, пока не восстановится связь! Что мне вас, на себе везти? Крылья еще не отросли, уж не обессудьте! И будьте любезны – закончим на этом. Не мешайте работать.

Коренастый начальник принялся давать указания секретарше, которая была взмылена, словно проскакавшая миль сто лошадка.

– Может быть, мы сможем как-нибудь договориться? – спросил Максим, чувствуя, как спина потеет под плащом.

Отправив девушку с поручениями, начальник повернулся к нему.

– Я что-то не пойму, вы мне взятку, что ль, предлагаете? – А поможет?

– Вам, видно, одним из этих шариков по башке шарахнуло. Ну неужели не понятно…

– Понятно! – взорвался Долгов. – Все мне понятно!

Он умолк, сознав, что сказать больше нечего. Потом добавил на тон ниже:

– У меня родные там… Я не знаю, что делать. Жена, дочь…

– У всех где-то родные.

– Вы за год столько не получаете, сколько я могу предложить. Прямо сейчас. Наличкой. В евро. – Максим приподнял кожаный портфель. Он успел снять внушительную сумму со счета в филиале одного из надежных западных банков, которые работают в любое время дня и ночи, будь хоть Армагеддон на дворе. Клиент для них – важнее всего прочего. – Тридцати тысяч вам хватит?

На миг в красных глазках начальника промелькнула вспышка алчности, но, видимо, он и впрямь ничем не мог помочь. Поэтому устало произнес:

– Любезный, не мешайте мне исполнять свои служебные обязанности. И душу не травите. Хотя поверьте: за год я все же зарабатываю побольше… Единственное, что могу вам посоветовать в данной ситуации: обратитесь к военным или спасателям. Возможно, их самолеты и теперь летают. Всего наилучшего…

На военном аэродроме возле Жуковского Долгова чуть не пристрелили прямо на КПП. Всех солдат и офицеров в части, само собой, подняли по тревоге посреди ночи, и они были на взводе. Часовые даже не стали слушать бредни про родственников в Симферополе, а когда Долгов предложил им деньги, то направили на него автоматы и велели проваливать подобру-поздорову. Здесь, видать, было не до шуток, поэтому Максим решил не искушать судьбу и не проверять на прочность нервы военных.

Он вернулся в город и на одном из эвакопунктов попробовал договориться с сотрудником МЧС. Тот лишь потопал, стряхнул снег, налипший на ботинки, и повертел пальцем у виска.

Да уж, таким даром убеждения, как Маринка, Долгов явно не обладал. А ведь она в считанные минуты уговорила вояк посадить ее на самолет…

Все дороги, ведущие из столицы, были либо перекрыты, либо на них образовались такие пробки, что ехать на машине было себе дороже.

На Курском вокзале народ давил на ряды бойцов ОМОНа, утомленно прикрывающихся щитами и изредка вытягивающих по заднице особо резвых желающих раздобыть билеты. В конце концов Максиму все же удалось выбить одно место в вагоне СВ до Симферополя. Для этого пришлось выложить кругленькую сумму ментам, заместителю начальника вокзала, начальнику вокзала и еще нескольким должностным лицам. Это был самый дорогой билет, по которому когда-либо приходилось ездить Долгову. Он обошелся ему в четыре с половиной тысячи евро.

Миновав оцепление, Долгов спустился в подземный переход и вышел на перрон, где ожидал фирменный поезд Москва – Симферополь. У локомотива и в хвосте состава топтались военные патрули, вооруженные автоматами и облаченные в бронежилеты. Солдаты и сержанты молча курили, с нескрываемой злобой поглядывая на пассажиров, которым посчастливилось раздобыть билет. Казалось, еще минута – и они начнут палить, не разбирая правых и виноватых, – просто потому, что им фортуна не улыбнулась, и вместо теплого чая, мягкого вагона и душевной беседы приходится торчать в наряде и завистливо смотреть, как чьи-то жирные морды нагло линяют из полуразрушенной Москвы.

Отыскав свой вагон, Максим предъявил проводнику билет, стряхнул налипший снег с промокших туфель и вошел внутрь. В коридоре пахло хлоркой и каким-то хвойным освежителем воздуха. Стояла тишина, нарушаемая лишь невнятным бормотанием, доносившимся из противоположного тамбура.

Долгов взялся за ручку и отодвинул дверь в сторону.

Но на этом сюрпризы не закончились…

Соседом по купе оказался Фрунзик Герасимов.

Оба приятеля вылупились друг на друга и хором выпалили: "А ты что здесь делаешь?!" Утомленно рассмеялись и поздоровались.

– Давно не виделись, – сказал Фрунзик, пожимая Максиму руку.

– Куда собрался-то?

– В Курск, к одной бухгалтерше. По слухам, на этот город не нападали… Год назад по Интернету познакомился с девчушкой, но в реале так и не встречались… Вот, думаю, шанс появился.

– Ну ты даешь, Герасимов! Нашел время, ловелас фигов…

– Сам куда?

– В Крым. Жена с дочкой в Алупку уехали, пока я с вами задушевные беседы вел. К кузине Маринки.

– Что с губой?

– Урод один в толпе двинул. Болит, зараза… Фрунзик, что происходит? Эти шары ведь не снаряды никакие. Они… как бы сказать… ведут себя… э-э…

– Не хотелось бы верить в это, но, кажется, Святослав был прав со своей безумной догадкой.

– Насчет плазмоидов?

– Именно.

Максим помолчал, скидывая грязный, местами изодранный плащ и доставая сандвичи, впопыхах купленные еще на вокзале.

Проводник как раз заглянул и спросил: принести чай или кофе с вафлями? Учтивый старикан в форменной одежде. Невозмутимый, словно ничего особенного не произошло несколько часов назад. Есть такой тип людей, которые служебные обязанности ставят превыше всего остального…

Редкий тип.

– Мне чай покрепче, – попросил Долгов. – Здесь есть вагон-ресторан?

– Есть. Но в нем сейчас пассажиры едут. Самые дешевые сидячие места. – Обратился к Герасимову: – А вам?

– Кофе, пожалуйста. Без сахара и без сливок.

Проводник вышел, прикрыв дверь.

Поезд тронулся.

– Будешь бутерброд? – предложил Максим.

– Давай. С нашего застолья ничего не жрал.

Он развернул бумажный пакет, достал сандвич и удовлетворенно зачавкал. Прожевав, философски изрек:

– Есть две причины, по которым москвичи страдают ожирением. Эскалаторы и бургеры.

Максим улыбнулся. Посмотрел в окно, за которым потянулся пустынный, слякотный перрон с кучами неубранного мусора. Один из патрульных сержантов со злобой швырнул окурок вслед набирающему скорость поезду и поправил лямку "калашникова" на плече…

Огни Москвы поплыли в сторону. Не только электрические, но и огни пожаров – там и тут на фоне слегка посветлевшего утреннего неба и покрытых инеем деревьев поднимались столбы дыма, подсвеченные багровым пламенем. Еще не все успели потушить: пожарных нарядов не хватало.

– Помнишь, как мы отъехали в Сибирь, собираясь найти Славу Торика? – вдруг спросил Долгов.

– Да… Да, конечно. А что?

– Столько времени прошло… Кстати, забавное совпадение. Мы тогда уезжали из города без огня, а сейчас покидаем его горящим. Что-то слишком много на наш с тобой век совпадений, не считаешь?

Герасимов отложил в сторону недоеденный бутерброд и внимательно посмотрел на Долгова своими красными от природы глазами альбиноса. Привычным движением потрепал отвислые мочки ушей.

– Ты мне только не раскисай, – проговорил он, наставительно погрозив указательным пальцем.

– Просто я устал смертельно. В двух аэропортах был… И за Маринку с Веткой волнуюсь – нормально ли добрались? Что там, в Крыму, творится? А сил даже на то, чтобы поволноваться толком, не осталось.

– Ложись-ка спать.

– Как думаешь, что им нужно?

– Думать будем, когда отдохнем. Утром. Все. Отбой.

В дверь постучали.

– Кого еще принесло? – проворчал Герасимов и потянулся к ручке.

На миг Максиму почудилось, что сейчас из прохода на них обрушится лавина из огненных шаров и сожжет заживо. Он встряхнул головой, отгоняя наваждение.

Фрунзик с усилием потянул дверь в сторону, и…

Назад Дальше