33
День шел за днем. Несмотря на все чинимые над пленниками унижения, наказания, ежедневный мордобой до потери сознания, лишения пищи, люди, как ни странно, крепли. Возможно, просто как-то привыкали и втягивались в новые условия обитания. Отбрасывая все ненужные чувства, помыслы, желания на свалку сознания, заменяя их одним-единственным - выжить.
Росла результативность. Утренние пробежки становились длиннее, но к их концу падали не все. Половина рекрутов уже оставалась на ногах.
То же самое с драками. Если первое побоище длилось полтора десятка минут, то в дальнейшем время массовой драки постоянно росло и спустя три месяца уже достигало часа. Притом люди валились не столько от полученных ударов и увечий, сколько от общей усталости. Нельзя же вечно махать руками и ногами! И, что интереснее всего, сотник Гром просто не мог найти, к кому придраться! Все работали с максимальной отдачей, не сачкуя.
Система наказаний грозила рухнуть, но выход истязатели нашли без особого труда. После таких впечатляющих результатов внутри отрядов сотники начали устраивать стычки между своими сотнями. Понятное дело - Хромая сотня всегда проигрывала и несколько недель подряд оставалась без ужина. Но еще ни разу ей не приходилось есть песок, а, как они однажды узнали, эта угроза сотника Грома была не пустыми словами, такой метод наказания действительно практиковался.
Однажды одна несчастная сотня сильно провинилась перед своим сотником - проиграла бой доведенной до исступления Хромой сотне. Шестьдесят шесть человек побили полнокровную сотню. И штрафники перед всем остальным Легионом, загребая и давясь, ели песок, запивая его водой.
После такого показательного наказания результаты выросли еще на порядок, приказы сотника выполнялись мгновенно, как бы по-идиотски они ни звучали.
На строевой подготовке рекруты показывали чудеса синхронного марша.
Однажды в результате пробежки они наконец узнали об участи тех людей, которых в начале пребывания на Цербере определили в рабы.
Сотня пробегала совсем рядом с огромной плантацией, засеянной бобами, одними бобами и ничем кроме бобов. Лишь на небольшом участке росли другие культуры вроде помидоров, огурцов и чего-то еще. Сразу ясно, что это для самого Кэрби Морфеуса и его ближайших сподвижников.
Рабы занимались растениями, постоянно их поливая и пропалывая грядки. Земля Цербера была бедна, и ее приходилось постоянно удобрять.
- Знаете, чем они удобряют землю? - спросил, пробегая Гром. - Собственным дерьмом! Видите, вон тех, с большим баком в руках? Он доверху наполнен их калом. А вон те его месят…
Каким бы бесчувственным и опустошенным ни был Рон Финист от собственного каждодневного унижения, но вид людей, месящих руками дерьмо с твердой землей Цербера и стручками, как они когда-то месили строительную пену с песком, его покоробил.
Рона удивляло то, что их не трогали по ночам. Давали выспаться до самого утра, не беспокоя никакими ночными тревогами, о которых он так много читал в книгах про войну. Финист поначалу думал, что сотники сами хотят поспать как люди. Возможно, дело было в шныряющих в опасной близости нубисах. Их следы утром часто видели на границе казарменного городка и даже внутри.
Это мнение казалось Рону спорным, ведь на что только не пойдут сотники, лишь бы поиздеваться над рекрутами. Могли ночью…
Но потом он понял, что это как-то связано с динамиками под потолком. Они постоянно издавали сводящий с ума звук: "бум-м-м… бум-м-м…" Даже днем.
В одной из сотен кто-то решил поставить эксперимент и отсоединил на ночь проводки. Лучше бы он этого не делал, так как сотня сразу стала меньше на одного человека. Приехал сам Кэрби Морфеус и наказал нарушителя бичеванием и ночным стоянием на столбах.
На столбах в центре городка, там, где раньше был плакат с планом строительства, сотники иногда наказывали особо провинившихся.
Утром на веревках висели только обгрызенные руки несчастного. Нубисы ночью пришли на сладкий запах крови и сожрали его. Никто ничего даже не слышал.
Люди за это время сильно изменились. С них давно спали упитанность и лоск… но они не стали и ходячими скелетами, как можно было бы ожидать при постоянном недоедании. Скорее они превратились в сухие и жилистые "заготовки". Так иногда стал называть рекрутов сотник Гром. Все-таки бобовая каша - довольно калорийная пища, особенно генетически измененная, специально выведенная для дальних миров со скудными ресурсами и жесткими природными условиями.
34
- Все-таки я не понимаю, как Пов… он может завоевать весь мир такой жалкой горсткой солдат? - недоумевал Джек Вильямс очередным вечером перед сном.
Рон тоже иногда задавал себе этот вопрос, но ответа не находил.
- Я слышал, должны подвезти еще, - сказал Жак. - Помните, шаттлы улетели?..
- Ну, допустим, - соглашался Джек. - Привезут еще. Ну, будет нас семь… ну пусть десять тысяч. Больше просто не прокормить… Так как можно с помощью десяти тысяч солдат завоевать почти сотню миров? И саму Землю с ее мощным флотом и многомиллионной армией? Да что там миллионы?! Миллиардной армией! Я уж оставляю за скобками вопрос нашей… верности…
Финист согласно кивнул головой. Уж что-что, а быть верным этому злодею он не собирался.
"Скорее, я… его пристрелю, как только мне дадут оружие, - подумал он. - Ведь должны же что-то выдать! Не с голыми же руками пошлет он нас завоевывать миры?!"
- Возможно, у него есть какой-то козырь, - поразмыслив произнес Рон. - В конце концов, он может захватить миры по одному, прежде чем на Земле что-то узнают и смогут предпринять контрмеры. Захватывает мир, полностью блокирует его от других. Возможно, у него есть идейные последователи или он собирается таковых найти Дегенератов всегда много, особенно в "серых" мирах. Они пойдут за ним в надежде на лучшую жизнь…
- Да ну, Рон… Ну, сколько он так захватит? Десять? Двадцать миров?
- Не знаю, Джек. Я не стратег…
- Сотник Гром считает иначе, - хмыкнул Жак.
- Да, - согласился Вильямс. - Вот и сейчас ты говоришь то, о чем я не мог бы додуматься. Хотя в твоих размышлениях много нестыковок. Почему бы По… ему сразу не набрать себе единомышленников на "серых" мирах с, прямо скажем, варварским населением, где гуляет насилие и преступность со всеми видами порока? Зачем лепить солдат из нас? И…
- Не знаю, Джек. Может, они лучше защищены… Слишком близко от Земли. Информация дошла бы туда слишком быстро, и он просто не успел бы смотаться. В то время как мы - на периферии. Пока Земля узнает… пока почешется… его кораблей уже след простыл - ищи-свищи ветра в поле.
- Да… похоже на правду. Но все равно, как он собирается победить Землю даже с армией из ренегатов?
- Без Флота… без настоящего оружия…
- Не знаю. Я лишь высказал первую очевидную мысль, что мне пришла в голову. Ведь рассчитывал же он на что-то, прежде чем затевать такую игру?
- На что, например?
- Без понятия, Джек. Но какой-то туз в рукаве у него наверняка есть.
Финист подавленно замолчал. Он вдруг заметил, что ему становится трудно говорить об этом злодее Кэрби Морфеусе "он", "ему" и так далее. Приходится прилагать усилия, чтобы в мыслях и вслух не сказать "Повелитель".
"Вот и Джек чуть не ляпнул… - вспомнил Рон. - Значит, не только у меня такой заскок?"
От этого открытия Финисту стало нехорошо, и он искоса посмотрел на ближайший динамик.
"Может, уши во время сна затыкать?" - отчего-то подумал Рон.
Но он отказался от этой идеи почти сразу. В Хромой сотне и не только в ней пышным цветом расцвело стукачество. Сотник Гром то и дело беседовал с кем-нибудь по душам, обещая различные блага, например, предлагал человеку вычеркивание из черного списка. Кто-то из рекрутов, даже не один и не два, мог не выдержать и согласиться доносить на товарищей по несчастью за полную миску каши и меньшую порций издевательств.
Так что даже об этом разговоре друзей сотник в самое ближайшее время может узнать. И неизвестно, как он к нему отнесется. Не говоря уже о том факте, что кто-то спит, заткнув уши. Тут, как ни маскируйся, рано или поздно кто-то да заметит, и тогда придется очень несладко.
Финист на таких беседах с сотником обычно отделывался отговорками. Дескать, знать не знаю, ведать не ведаю, все в Хромой сотне нормально, все ведут себя как обычно. Повелителя никто не ругает, не обзывает, как и самого сотника.
Гром большего и не требовал. Если кто-то не хочет сотрудничать - не надо. Другие есть.
35
Однажды тренировки, истязания и издевательства прекратились на целую неделю. Все из-за песчаной бури. Они то и дело проносились по Церберу, без какой-либо системы, иногда не посещая какие-то районы годами, а в другие наведываясь каждый месяц.
Во время бури рекрутов не беспокоили. Да и что можно делать в такую погоду, от которой не спасают никакие респираторы, не то, что обыкновенные шейные платки?
Это время без тренировок и издевательств люди посвятили самолечению и восстановлению изрядно износившейся формы, пошитой из так называемой вечной ткани. Она все же не выдерживала обрушившихся на людей нагрузок, когда рекрутов заставляли добираться от разбойничьего лагеря до казарм ползком и кувырками, таща с собой этот треклятый мешок с песком, а сотники награждали сильнейшими ударами стеков тех, кто, по их мнению, полз и кувыркался недостаточно резво, приговаривая:
- Жопу ниже - отстрелят!
- Кувыркаться резче!
Но наконец, наступило время, когда сотников и близко нет, можно подлечить мозоли, рубцы, синяки и прочие травмы.
Финист знал, что сотники сейчас вовсю развлекаются с рабынями.
Люди сильно изменились. Стали апатичными. Все время, пока бушевала буря, они лежали на своих койках, Уставившись в потолок, а те, кто лежал внизу, - на койку второго яруса. Ни игр, ни разговоров. В казарме царила тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра и ритмичным звуком из динамиков: "бум-м-м… бум-м-м…"
Лежал и Рон. Проходили многие часы, прежде чем в голове появлялась хоть какая-то мысль, чаще всего утилитарного характера, дескать, надо пожрать и сходить по естественным надобностям. И снова пустота.
Но однажды ему во сне пришел образ Нэнси, ожививший, встряхнувший его. Во сне он делал с ней то, чего никогда не делал, но хотел. То, для чего он предпринял поход в городскую аптеку, повлекший за собой ссору, неудачное примирение, обернувшееся еще большим разрывом, и глупейшее желание сфотографироваться в какой-нибудь форме, чтобы придать себе большую значимость в глазах девушки. И вот результат - он в руках бандитов вселенского масштаба.
Желание обладать Нэнси было так сильно, что Рон даже сел.
- Что-то случилось? - лениво спросил Джек, скосив на друга глаза.
- Нет…
Финист снова лег, закрыл глаза и задышал глубже, чтобы успокоиться.
"Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя… Твое, да придет Царствие… Твое, да будет воля… ПОВЕЛИТЕЛЯ… яко на небеси и на земли…" - мысленно читал Финист и не сразу заставил себя остановиться, поняв, что произнес что-то не то.
Он перечитал молитву, распахнул глаза и резко сел от осознания произнесенной ошибки. А в голове все звенел этот назойливый звук "бум-м-м… бум-м-м…"
"Это все из-за них… Из-за этого сводящего с ума звона!"
- А-а-а!!! - закричал Финист сначала тихо, а потом все громче, раскачиваясь из стороны в сторону, зажав уши руками.
- Рон… Рон, ты чего?! - забеспокоился Джек.
Вильямс вскочил, пытаясь привести друга в чувство, теребя его, но ничего не выходило. Финист не реагировал на внешние раздражители. Потом он соскочил со своей койки и, подхватив ботинок, раздолбал все три динамика в казарме с криком:
- Не могу больше!
Теперь в казарме повисла абсолютная тишина. Казалось, даже ветер унялся, ошарашенный свершившимся преступлением.
- Что ты наделал, Рон?.. - поднялся Жак. - Ты что, забыл, что случилось с тем, кто просто проводки отсоединил?
- Плевать…
Рон поднял разбитый динамик, поднес его к единственной на казарму тусклой лампочке и, поковырявшись, вынул из него маленькую решетчатую антенну.
- Что это? - спросил Жак.
- Насколько я разбираюсь в технике, в динамиках ничего похожего находиться не должно, - взял Джек из рук Рона антенну.
Финист повертел в руках небольшую проволочку, затем ее взял, пожалуй, самый старший рекрут в Хромой сотне, носящий номер "шестьдесят".
- Это низкочастотный передатчик, - сказал он.
- Для чего он?
- Для передачи низкочастотных сигналов, естественно.
- И, кажется, я знаю, что именно он передает, - кивнул Финист.
- О чем это ты, Рон? - не понял Джек.
- О верности… Помнишь, ты спрашивал, как… он собирается добиться нашей верности?
- Ну и?
- Я понял.
- С помощью этого, что ли? - взял в руки рамку антенны Джек.
- Именно.
- Каким образом?
- Замещая наше сознание… даже не замещая, а перестраивая его так, как… ему… нужно.
- Но разве это возможно?
- Конечно. Вспомни, с каким усилием тебе приходится заменять слово "Повелитель" на какое-нибудь другое. А многие и не заменяют… Так и называют в мыслях его Повелителем, не видя в этом ничего странного и противоестественного.
- Точно… - зашептались в темноте рекруты, только сейчас осознав всю неправильность и дикость подобного обращения даже в мыслях.
- Из нас делают зомби?.. - прошептал Жак.
- Что-то вроде того…
- Но как такое возможно?
- Да очень просто… Записывают какую-нибудь речь, что-то вроде: "Кэрби Морфеус - ваш Повелитель, царь и Бог, повинуйтесь ему беспрекословно…" и так далее и тому подобное. После чего замедляют в несколько раз и дают нам измотанным, ослабшим психически и духовно, послушать. Ухо эти речи не разбирает, да еще в этом долбанном звоне, а вот мозг фиксирует, и вскоре ты уже сам не замечаешь, как эта бредятина становится как будто твоими собственными мыслями.
- Ты думаешь? - недоверчиво покосился Жак.
- Уверен. А иначе как в молитве вместо имени Господа я, сам не заметив как, вставил Повелителя?
Этот аргумент вкупе с другими доводами показался людям весьма убедительным, и они недовольно зароптали.
- Что же они теперь сделают с тобой, Рон? - сказал Жак, хотя глаза выдавали, что он отлично все понимает.
- Скоро узнаем, - выдохнул Рон, присев на край ближайшей койки. Он уже жалел, что сорвался и разбил динамики.
Единственное, что ему оставалось, так это подготовится к наказанию. Он съел последнюю порцию холодной каши и допил всю воду из фляжки, зная, что еще долго не увидит ни того, ни другого.
"Если вообще увижу…" - невольно подумалось ему.
36
Наказание за порчу имущества, так это обставили, не заставило себя долго ждать, подтвердив наличие какой-то сигнализации. Как только возникла возможность добраться от лагеря до казарм и при этом не потеряться из-за плохой видимости, в казарму Хромой сотни ворвался сотник Гром.
- Смирно, копыта свинячьи!
Рекруты моментально построились в проходе. Сотник пробежался по казарме и собрал валявшиеся ошметки динамиков.
- Кто это сделал?! - закричал он, указывая на разбитые динамики. - Какой крысиный хвост это сделал?!! Ну!!! Только не говорите мне, что они сами упали или нечаянно смахнули! Ну. Какая вша недоделанная это сделала?!
- Я, господин сотник, - встав на колени и склонив голову, признался Финист.
"Зачем", "Почему" и прочие вопросы Гром задавать не стал, он принялся бить Рона, топтать ногами, но массовые драки не прошли даром, и, хоть Финист не сопротивлялся, понимая, что это бесполезно из-за разницы в классе, но большую часть весьма болезненных ударов, грозивших переломать ему кости и отбить внутренности, он сумел если не отклонить полностью, то значительно смягчить.
Наконец сотник устал избивать своего подчиненного.
- Встать, падаль…
- Слушаюсь… господин сотник…
Рон с трудом поднялся на ноги.
- Ты был моим лучшим рекрутом, пятнадцатый. Ты подавал надежды. Я даже думал, что ты станешь гвардейцем! Но ты сам наступил себе на горло. Снять гимнастерку и майку…
Финист невольно содрогнулся. Выйти наружу! Сейчас! Это чистое убийство!
- За злостное уничтожение собственности ты приговорен к смерти под бурей, пятнадцатый!
У Рона подкосились колени, но он все же смог выстоять. Он не верил в услышанное.
"Нет! Только не я! - закричало у него что-то внутри. - Я не могу! Этого не может быть!"
Хотелось убежать куда угодно, лишь бы прочь отсюда. Но ноги не слушались.
- Остальные лишаются суточного рациона! - добавил сотник. - Пошли, мразь!
Гром толкнул раздевшегося по пояс Финиста к выходу.
У выхода Рона подхватили несколько рук и вывели наружу. Преодолевая давление стихии, каратели отвели его к столбам позора, где быстро и умело привязали. Экзекуцию устраивать не стали, и Рон вскоре понял почему. Зачем, если всю работу сделает песок? Лучшего экзекутора и медленного убийцу-маньяка трудно найти.
Его привязали к столбам, и Рон потерял последнюю возможность вырваться и убежать. Да и далеко бы он смог убежать? То-то и оно…
Как бы ни успело тело привыкнуть к песку за эти месяцы, превратившись в дубленую шкуру от постоянных пригоршней, попадавших за шиворот во время тренировок и драк, превращая ее в одну большую мозоль, долго продержаться под напором колючего ветра оно все равно не могло.
И не продержалось. Поначалу песчинки при особо сильных порывах превращались в тысячи одновременно вонзаемых в тело иголок. Рон старался не открывать глаз и прижимать лицо то к одному, то к другому плечу. Но чувствовал, что тело его превращается в один сплошной порез. Особенно болезненные ощущения возникали под подмышками.
Спустя какое-то бесконечно долгое для него время он начал кричать, моля о пощаде, но его никто не слышал или не хотел слышать. Песок набивался в рот, но Рон продолжал кричать и молить.
И молитвы его оказались услышаны, но не жестокими людьми, привязавшими его к столбам, а каким-то более высоким и могущественным разумом, потому как ветер прекратился так же резко, как и начался неделю назад. Вот он рвал и метал, бросая в кровоточащие раны Финиста все новые пригоршни песка, и вдруг осел, и на небе показался диск жаркого светила.
По земле еще мела поземка, взметались небольшие вихри, танцевали между казармами смерчи, но они уже не наносили никаких увечий, словно обходя стороной приговоренного. Буря уходила гулять дальше по бескрайним долинам Цербера.
- Повезло тебе как утопленнику, - подошел к Рону сотник Гром. - Тебя приговорил к смерти бурей сам Повелитель. Но согласно древней традиции тебе дарована жизнь.
Несмотря на высшую степень изнеможения, Финист удивленно поднял бровь. Движение не осталось незамеченным сотником, и он охотно пояснил:
- Это как у висельников, если веревка оборвалась при повешении, то второй раз не вешают. Но повисишь здесь до заката в назидание другим.
И Рон провисел, опаляемый жаркими лучами в одни момент превратившими его раны в запеченную корку. Очнулся он только в казарме, лежа на своей койке, от тупой боли во всем теле. Сменить положение он не мог, любое движение причиняло ему еще большую боль.