* * *
Заказчик назначил встречу в кафе при гостинице "Паризьен". К тому времени как он, неуверенно оглядываясь, появился на пороге, Влад уже успел изучить меню и разрывался между пирожным "наполеон" и профитролями в шоколадном соусе.
Алексей Николаевич Архипов выглядел колоритно. Невысокий, но недурно сложенный, в идеально сидящем костюме. Волосы уложены якобы небрежной волной, надо лбом - седая прядь, слишком эффектная, чтоб быть натуральной. Усы щеточкой, картинный изгиб бровей. Он походил бы на опереточного директора из "Принцессы цирка", если б не приятная улыбка и уверенное, но не нарочитое рукопожатие.
Утро Владислав провел в библиотеке, изучая подшивку журнала "Цирковое искусство" и подсунутую библиотекаршей книгу "Цирк в годы войны". Вчера вечером он потратил немного времени на телефонные беседы со знакомыми, которые могли поделиться тем, о чем в статьях не пишут. Судя по услышанному и прочитанному, Алексей Николаевич был человеком довольно приятным, а личная встреча только подтвердила это впечатление.
Подошла официантка, Воронцов заказал профитроли и кофе, рассудив, что чай так, как ему нравится, заварить все равно не сумеют. Алексей Николаевич попросил принести ему кофе с ликером, одарил девушку ласковым взглядом и говорил с ней таким завораживающим голосом, что заказ был исполнен мгновенно.
"Эге, - подумал Воронцов. - Архипов-то не промах… Девчонке лет двадцать, не больше".
Заказчик пригубил ликер и, удостоверившись, что официантка далеко и никто их не услышит, спросил:
- Владислав Германович, вы видели номер Антонио Верде?
- Нет.
Архипов положил на стол продолговатый конверт:
- Тут два билета. Я бы очень хотел, чтобы вы сходили на представление.
Большое спасибо, - кивнул Влад, - всегда приятно, когда занятой человек отрывается от дел только для того, чтобы пригласить меня в цирк. Я тронут.
Он ткнул ложкой в башенку взбитых сливок, которая возвышалась над горкой профитролей, щедро политых шоколадом. Десерты здесь делать умели. Влад немного стеснялся своей любви к сладкому, но никогда не упускал возможности потрафить этой маленькой слабости.
В интернате пирожных не давали. Пончики и компот служили валютой - сладкоежки за них и полы вместо дежурных мыли, и сочинения писали. Уже в училище курсант Воронцов, когда все в увольнении шли пить пиво, предпочитал завернуть в кондитерскую. Над ним посмеивались, но очень тихо и осторожно.
- Я понимаю, - склонил голову Алексей Николаевич, - не знаю только, стоит ли говорить о сути дела сразу или вы предпочтете сделать выводы сами, непредвзято?
- Лучше сразу, - ответил Влад, - время - деньги.
- Ну… вы сказали, что дел у вас сейчас нет…
- Нет. Но мое время стоит дорого. Особенно когда я ничего не делаю.
Архипов заразительно рассмеялся и стал еще симпатичнее.
- Будь по-вашему. Мне вас рекомендовали как хорошего специалиста. Я хочу, чтобы вы сходили на представление и высказали свое мнение об Антонио Верде.
- Манерный и вычурный тип, - отозвался Владислав. - Антон Зеленко - хорошее имя, зачем его портить иностранщиной? Золотая маска - тоже признак безвкусицы. Вряд ли я скажу больше.
- И в этом случае я оплачу ваше время и поблагодарю, - ответил Архипов, - но я боюсь, вы можете сказать кое-что еще. Видите ли, я подозреваю, что он знающий.
"Вот интересно, - подумал Влад, - он всегда так говорит или ввернул словечко "знающий", чтобы расположить к себе собеседника?" Даже Марина частенько сбивалась на "магов". Владу было все равно, а вот Аркадий Семенович морщился: "Мариша! Ты б еще фей с волшебными палочками вспомнила".
- Насколько я знаю, в цирке жесткий контроль, - сказал Владислав.
Архипов закивал:
- Жесточайший. Традиция и закон гильдии - "чудеса без чудес", никакого использования "особых способностей". Но случаи были. Может, вы слышали, еще до войны в Австрии дрессировщик оказался знающим. Был скандал. Антонио Верде - звезда мировой величины, вы представляете, что начнется…
- Но доказательств или хотя бы обоснованных подозрений у вас нет? Только ощущения?
Заказчик развел руками:
- Были бы, я б давно обратился в официальные органы. Дело щекотливое, не хочется скандала на пустом месте. Поэтому и прошу вас разобраться. Если возникнут хоть малейшие подозрения…
- Я сообщаю вам, и жулик с позором изгоняется, - закончил Влад.
- Именно так, - улыбнулся Архипов, - если, разумеется, инквизиторы придут к тому же выводу, что и вы. Если ж нет, то вы посмотрите представление - а оно того стоит, программа очень хороша, смею заверить, - развлечетесь, я же заплачу за свою паранойю, и пусть это будет мне наказанием.
Он снова улыбнулся, и Владислав изобразил ответный светский оскал. Не поддаться обаянию Архипова было невозможно. Правда, для Влада многие невозможные вещи давно стали привычными.
- Согласен, - кивнул он, - но если гражданин Зеленко чист, я не виноват.
Влад ушел первым, предоставив Архипову возможность заплатить за обоих и продолжить заигрывания с официанткой. Девушка рдела и смущенно стреляла глазками. Кажется, Алексей Николаевич еще кофе заказал. Или не кофе.
Уходить ему явно не хотелось.
* * *
Повод оказаться на Миллионной нашелся до смешного легко. На следующий же день после разговора с радушным рыбаком разнорабочий Мигачев, шмыгая носом и тыча пальцем в стенку фургона гимнастов, обратился к старшему:
- Эта, командир, ты смотри, тут же гниль да ржа. Проморить бы, замазочкой пройтись да краской потом хорошей - Давай соображу, а?
Старший, Степаныч, задумчиво посмотрел на угол фургона, и правда требующий починки и покраски, почесал затылок, сдвинув на лоб засаленную кепку, и вынес вердикт:
- Деньги дам. Пойдешь да купишь, что надо.
Полковник ушел не сразу, сперва доделал срочную работу. Вкалывать пришлось за двоих - рабочий Пузырев, которому следовало тоже трудиться в поте лица, все утро стонал и норовил уползти в угол, прислониться к стеночке и так сидеть, стараясь не попасться на глаза начальству.
- Плохо мне, Сань, - скулил он, - голова гудит… Сил никаких!
- Не умеешь - не пей, - безжалостно отрезал Мигачев.
Пузырев скривился:
- Я ж на фронте… Там такого навидался, без ста граммов никак.
- Ты эта, полегче! - брезгливо дернул губой Граев. - Вся страна воевала. Тебе что, водку в рот льют? Пей меньше да закусывать не забывай. А то расселся, эта, да хнычет - плохо ему. Виноват-то кто?
- Зануда ты, Валерьяныч, - вздохнул Пузырев, - потому и не женат… Мужик вроде справный, а хозяйки нет.
Самого Пузырева, поговаривали, жена выгнала, вконец устав от его пьянства и безделья. Он не очень расстроился - баб много, а вот мужиков после войны-то на всех не хватает! Бабы, правда, подбирать сокровище не спешили, но Пузырев все равно не унывал. Сейчас он нашел повод докопаться до Мигачева и не преминул им воспользоваться.
- Не, Сань, ну правда, а что ты не женишься?
Пузырев осекся, встретившись с напарником взглядом.
- А вот сюда не лезь, - глухо проговорил рабочий.
- Ну ты че… - забормотал Пузырев. Граев - Мигачев смотрел на него с нескрываемым отвращением.
- Бомбежка, - сказал он, - всех трех… И ее, и девчонок. А она на шестом месяце была. Ты мне, Пузырев, про войну не говори. Про водку у тебя лучше получается.
- Да я ж не знал, - оправдывался Пузырев, - ну че ты, Сань, ну не знал я.
Напарник промолчал. И хоть зудел Мигачев, как туча комаров, начальству пьяницу не сдал и всячески прикрыл. Стучать Валерьяныч не бегал, Пузырев его за это уважал.
Но после обеда бедному пьянице все ж пришлось взяться за работу. Мигачев принял душ, переоделся и, даже не поев, ушел за какой-то краской. Как назло, Степаныч навалил еще груду дел. Пузырев бормотал под нос ругательства и завидовал Валерьянычу черной завистью. Хорошо придумал - за краской отпроситься! Голова! Наверняка где-то в пивной сидит.
Пузырев ошибался. В это самое время полковник неторопливо шел вдоль Миллионной, разглядывая, как и положено работяге, нежданно получившему возможность побездельничать, витрины и встречных особ женского пола.
Дома на Миллионной оказались как на подбор - приземистыми, основательными. Магазинов немного: все больше конторы фирм да компаний, представительства или, как некоторые писали на вывесках на западный манер, "головные офисы". "Лаки и краски" нашлись в самом конце улицы, там, где она уходила вниз, к реке, растворяясь в неразберихе припортовых кварталов. Граев не зря подгадал так, чтобы оказаться на Миллионной к обеду. Судя по манере поведения, Власов не станет перебиваться бутербродами у себя в конторе. Но и на другой конец города не помчится. Где-то неподалеку есть кафе или ресторанчик, там местные дельцы и обедают, учтиво здороваются со знакомыми, демонстрируют уверенность и положение. Вот там его и надо искать.
Минуты через две он увидел Власова. Тот не спеша шел по тротуару - спокойный, вальяжный, одетый в темно-синий шерстяной костюм и сорочку в тончайшую полоску, при галстуке, завязанном модным "купеческим" узлом. Выглядел Власов точно таким, каким Граев его себе представлял.
Полковник расцвел в улыбке и бросился на другую сторону улицы, сняв кепку:
- Господин! Уважаемый!
Власов обернулся, вздернул брови, сыграл удивление. Именно сыграл, как с досадой заметил Граев. Однако для постороннего наблюдателя эта гримаса выглядела правдоподобно.
- Простите, вы ко мне обращаетесь? - все с тем же удивлением обратился к подбежавшему мужичку вальяжный купец.
- Так вы ж помните, мы с вами у цирка водичку пили. Вы насчет рыбалки мне еще советовали, - зачастил Граев. - А я вот красочку ищу. Хорошую. И замазочку бы мне хорошую, фургон подлатать. Вот я и вспомнил, вы про контору свою говорили. Ну я и подумал, может, получится, чтоб не переплачивать?
И "грузчик Мигачев" хитро подмигнул, мол, рыбак рыбака-то не обманет.
- А, да! Вспомнил! - кивнул купец. - Но вот насчет краски - я только оптом, понимаете ли, торгую. Так что я вам, увы, не помогу.
Эх, голова моя садовая, - огорчился Граев. - А хотел хорошей краски-то найти, голландской. Знаете, может, "Хам-мель-хоф"? - выговорил он трудное иностранное слово.
- Есть, есть такая, - согласился Власов.
- Так, может, сторгуемся? Баночку, а? А я с вами секретом поделюсь, - заговорщицки шепнул полковник. - Наживка - атас. Я с ней на леща ходил, рыба просто дурела!
- На леща, говорите? - У Власова загорелись глаза. - Ну ладно, пойдемте в контору, поговорим.
Контора занимала две комнаты и сейчас оказалась совершенно пуста.
Власов гостеприимно распахнул дверь:
- Пойдемте, сейчас оба моих приказчика на обеде, поговорим в моем кабинете.
И аккуратно запер двери.
Кабинет оказался приятным, светлым, широкое окно выходило в тихий двор, прекрасно просматривающийся и заканчивающийся высокой глухой стеной - просто так не подберешься. Граев подумал, что выхода отсюда как минимум два.
Власов закрыл и дверь в кабинет. Лицо его сразу же стало тревожны.
- Александр Вениаминович, что вы здесь делаете?
- Рыбу удить приехал, - жестко ухмыльнулся Граев, - что это вы так забеспокоились? Я на родину вернулся. Решил навестить своего замечательного ученика Власова Никиту Олеговича…
- Анатолий Павлович Дронов, - чуть склонил голову Власов, - теперь меня зовут так. И мне бы хотелось, чтобы и вы ко мне так обращались.
- Вижу, вы не забыли мои уроки. Это правильно. Вживаться в образ надо до мелочей, до мельчайших подробностей, - похвалил Граев и продолжил: - Давайте знакомиться. Мигачев Александр Валерьянович, разнорабочий цирка "Чудесный мир господина Штайна". Любитель рыбной ловли, пью умеренно, хозяйственный, но не "доставала". Запомнили?
- Д-да, но… Александр Вениаминович, вы вообще в курсе, что в Республике приговорены к смертной казни как военный преступник?! - отчаянным шепотом заговорил Власов.
- Неправильные вопросы задаете, господин Дронов. Не те и не о том, - оборвал собеседника полковник.
- Что от меня требуется? - Дронов - Власов заметно поник. Он опустился в свое кожаное кресло с высокой спинкой, стоящее у почти пустого письменного стола, и замер в ожидании приказа.
- В конце войны, - начал Граев, - вы сопровождали группу, которая должна была доставить в рейх некий предмет, представлявший интерес для "Аненэрбе". Маршрут пролегал как раз по этим местам, вы должны были пройти лесами южнее Синегорска и выйти к Синельге выше по течению. Но не вышли.
Власов молча кивнул, откашлялся и полез за папиросами.
- Группа была уничтожена, - ответил он, - я уцелел чудом. - Наводящего вопроса не последовало, и Власов сообщил: - Мы действительно сопровождали два ящика, что там - не знаю, возле них неотлучно находились двое колдунов… - Он покосился на Граева, но поправлять себя не стал. - Колдунов из "Аненэрбе". Налетели на колонну республиканской пехоты. Как раз неподалеку от Синегорска. Там нас положили почти всех. Кто остался в живых - выбирался поодиночке.
Папироса погасла, спички рассыпались по столу. Власов попытался опять ее раскурить - сломал. Граев ждал с видом кротким и терпеливым.
- Мне повезло, - продолжал Власов, дымя новой папиросой, - я шел в форме республиканского пехотинца, меня приняли за раненого из той самой колонны, отправили в госпиталь в Синегорск. А там - рейх был разгромлен, я и остался в городе.
- Вы меня за идиота принимаете, Власов? - почти ласково спросил Граев, подходя к столу. Поиграл ножом для разрезания бумаг, подвигал по гладкой столешнице и заговорил снова: - Это вы зря делаете. Свое и мое время тратите. Причем нерационально, а я этого, как вы помните, не люблю. Но я на вас зла не держу. Поскольку понимаю. Вы обросли жирком, успокоились, решили, что жизнь удалась, можно сидеть тихо и возделывать свой сад. А потому время - выделил он слово голосом, - для вас не важно. Но это не так, Власов, - подался вперед полковник. - Время, только оно имеет значение, только оно. Это Власть. Абсолютная, Власов, страшная, неодолимая. Так что перестаньте говорить не о том. Лучше подумайте, зачем я пришел и что вам предложу.
Власов смотрел в горящие, ставшие абсолютно прозрачными глаза полковника и понимал, что боится его до дрожи и что прямо сейчас выложит все тайны, а после будет послушно исполнять приказы невысокого человека в дешевом латаном пиджачке и поношенных брюках.
…Перед строем курсантов диверсионной школы молча прохаживается холеный человек в сером костюме-тройке. Руки заложены за спину, взгляд рассеянно перебегает с предмета на предмет.
Повинуясь его знаку, конвоиры подталкивают в спину пленного солдата-республиканца.
Граев говорит негромко и скучающе:
- Тебе дается шанс. Сейчас ты возьмешь нож и попробуешь меня убить. Если убьешь - тебя отпустят.
Солдат - рослый, крепкий. Держится уверенно, плечи не напряжены - а нервозность сразу можно определить по тому, как каменеют плечи. Боец не стал тратить время на вопросы и, едва звякнул о камни брошенный одним из конвоиров десантный нож, подхватил его и скользнул к полковнику.
Несколько минут тот играл с жертвой, мягко уходя от удара, затем разорвал дистанцию, выбросил вперед руку и резко сжал пальцы в кулак.
Солдат захрипел и остановился, словно налетел на невидимую преграду. Он слабо дергался, но оставался все в той же позе, не мог даже разжать пальцы, бросить клинок.
Граев неторопливо обходит живое изваяние, переводит взгляд на курсантов и говорит все тем же скучающим тоном:
- Перед вами наглядная картина под названием "недооценка противника". Я буду учить вас оценивать противника правильно. Также вы научитесь пользоваться подручными предметами для выполнения поставленного задания, влиять на людей, узнавать информацию и многим другим полезным вещам. Я буду учить вас убивать максимально быстро и эффективно. К примеру, - он подходит к солдату, который в ужасе косит на него глаза, осторожно вынимает из судорожно сжатого кулака нож и, как указку, нацеливает его на беззащитную шею, - ножом человека можно убить многими способами. Как правило, стараются перерезать горло, подобравшись сзади и резко запрокинув голову, чтоб открыть к шее доступ. Это не всегда рационально.
С холодной жестокостью он убивал пленного несколькими способами, с помощью заклинания удерживая душу человека в мертвом теле. В конце концов отпустил бессильно упавшее тело, бросил нож и ушел, кинув через плечо:
- Занятия завтра в шесть ноль-ноль…
- Дронов, не углубляйтесь в воспоминания, - вернул его в реальность насмешливый голос, и он снова ужаснулся тому, насколько точно читает Граев его мысли. - Так что произошло тогда в лесу под Синегорском на самом деле?
Теперь ножом для бумаг играл Власов. Вспоминать ту ночь не хотелось. Паскудные это были дни, и само задание паскудное - для фанатиков или смертников. А ни тем, ни другим он не был.
Поморщившись, он заговорил. Неохотно, выдавливая слова:
- Я действительно был придан группе. Из "Аненэрбе" там было только трое. Один из них всегда неотлучно был при ящиках…