Настала тишина. Правда, ненадолго. Отойдя на несколько шагов от квартиры, тетка осмелела, и до Владислава донеслось, что "эти" совсем обнаглели, нормальному человеку житья нет, инквизиции на них нет, ничего вообще нет, она одна пашет, за всех радеет, а где благодарность? Высказав все это в воздух, тетка бодро ломанулась трезвонить в следующую квартиру. Вскоре лестница огласилась гневными воплями страховой агентши и потревоженной соседки, горластой бабы с автозаправки. Весело стало всему дому.
Можно было закрыть двери поплотнее, сунуть голову под подушку, да и постараться урвать-таки два часа сна. Но окаянная агентша сон прогнала, хотя и бодрости не было.
Владислав вздохнул и отправился в ванную. Оперся на раковину. Вздохнул.
Хорошее имя - Владислав Воронцов! Хоть на афише пиши. И подошло бы оно какому-нибудь лихому кинокрасавцу. Из зеркала усмехнулся не юный уже господин… или гражданин? Или как полагается теперь говорить? С лицом, про которое обычно пишут "без особых примет". Впрочем, его эта безликость устраивала. Провел рукой по подбородку.
Бриться! По-другому утро начинать нельзя.
Холодная вода немного привела в чувство, но для того, чтобы стать человеком, не хватало чашки крепкого черного чая. Кофе Владислав пил редко, чай ему нравился куда больше, да и бодрил гораздо сильнее и мягче. В кухонном шкафчике нашлась банка варенья из лепестков розы, привезенная Мариной с юга, в холодильнике - масло, купленные позавчера булочки еще не совсем зачерствели. Жизнь стала казаться не такой уж постылой. Когда будильник изволил зазвонить, Владислав был уже бодр, заряжен энергией и готов к подвигам. А через полчаса явился и почтальон. Даже с телеграммой на праздничном бланке - Марина с мужем были где-то на конференции, желали счастья. Больше он ни от кого вестей не ждал.
Но в покое его оставлять не желали. Следом за почтальоном явилась бабушка-соседка - пожаловаться на то, что дверь внизу заедает. Затем ожил телефон. Дважды звонила девушка, просившая позвать Сергея и не желавшая поверить, что его здесь нет, не было и не будет до тех пор, пока нынешний хозяин не пожелает переехать или отбыть в лучший мир. На третий раз она повесила трубку, едва услышав его "алло!". Когда аппарат зазвонил в четвертый раз, Владислав длинно выдохнул и с изысканной вежливостью проворковал в трубку:
- Городской крематорий. Чем мы можем вам помочь?
- Простите, - отозвался женский голос, и тут же, почти без паузы, с легкой неуверенностью его переспросили: - Владислав, ты?
- Тамара?
Повисло молчание, затем раздался тяжелый вздох. Вздыхать Тамара всегда умела здорово. Владислав сразу почувствовал, что виноват во всех бедах мира.
- Мне очень надо с тобой поговорить. Понимаешь, я бы не звонила, вот так, без предупреждения, но…
Зажав трубку между плечом и ухом, он привалился к стене. Последний раз они говорили лет семь назад, потом пару раз поздравили друг друга с Новым годом, старательно избегая вопросов "как живешь?" и "что нового?".
- Поговорим, конечно. По телефону объяснишь или встретимся?
- Я из автомата, тут, на Кленовой. Можно к тебе подняться?
- Ну поднимайся.
С каждым мгновением Тамара удивляла его все больше.
- Сейчас! - Похоже, она обрадовалась. - Я через минуту. - И торопливо добавила: - С днем рождения.
- И тебе счастья! - сказал Владислав гудкам в трубке и, уткнувшись лбом в прохладную стену, закрыл глаза.
Перед ним снова поплыли картины уже почти забытого, старательно забытого, сна: жаркое лето, жирный черный дым, ползущий по лесной дороге, и сероглазая девчонка - встрепанная, тонкая шея кажется еще более тонкой и трогательной в вороте гимнастерки на пару размеров больше, чем нужно… вытягивает руку, и перед ней начинает крутиться прозрачная, полная холодной злой энергии воронка. Девушка поворачивает голову, смотрит на Воронцова и улыбается…
- Ч-черт, - с тоской прошептал Воронцов и побрел в прихожую открывать дверь.
* * *
Она действительно появилась через минуту. Высокая, крупноватая, с возрастом приобретшая некоторую монументальность, но все еще стройная, ничуть не постаревшая. Тамара принадлежала к числу тех счастливиц, которые долго остаются молодыми. Правда, в один прекрасный день они резко сдают. Особенно если не следят за собой.
Тамара следила. Одета она была так, что издалека могла сойти за кинозвезду. Чуть расклешенный жакет, узкая юбка до колен, только-только пришедшая со страниц заграничных журналов на смену широкой и длинной. Темные волосы - без единой серебряной ниточки - пострижены по-модному. Похоже, она старалась выглядеть благополучной, обеспеченной бездельницей, и невнимательный человек, не обративший внимания на дешевые туфли, на то, что сшита вся эта красота из недорогих тканей, купленных в ближайшем универмаге, либо же перешита из отслужившего свое пальто, мог бы и поверить. Влад был внимательным.
На кухне уже кипел чайник. Хозяин разливал по чашкам чай, гостья вытащила из сумки плитку импортного горького шоколада.
- Неплохо живешь, - заметил Владислав.
- Это клиентка подарила, - созналась Тамара. - Я ей шью…
Тут же она залопотала, что шьет больше из удовольствия, а клиентка ей вообще подруга. Владислав прервал излияния, подвинул гостье чашку и скомандовал:
- Рассказывай уже!
- У Денька неприятности, - всхлипнула визитерша.
Ему понадобилось время, чтобы сообразить: Деньком она именует сына Дениса. Ему сейчас лет пятнадцать. Или шестнадцать. Здоровенный лоб вымахал, наверное.
- В его возрасте, - сказал Влад, - это нормально.
- Это ненормально, - взвилась Тамара, - ненормально, когда ребенок приходит в разорванной рубашке… с пятнами крови или с подбитым глазом!
- Ненормально, если парень не дрался ни разу.
- Но не через день же… И потом, это даже не драка. Его просто изводят.
- Так это не ко мне, - пожал плечами Владислав. - Это к директору школы. Еще могу хорошего тренера по боксу посоветовать, пусть научится за себя стоять…
- Тренер у него и так приличный, - перебила Тамара. - Он не хлюпик. А что директор? Там среди этих, кто к Деньку Цепляется, сын Евдокимова. Директор перед ним на задних лапках ходит. Творят что хотят. А к Деньку и так цепляются, он в отца весь, на компромиссы не идет. Учителя…
- А сам-то он что говорит?
- Что? - Тамара не сразу вынырнула из потока обличений в адрес учителей.
- Ну вот приходит он с подбитым глазом и в разодранной рубашке. Ты к нему: "Что случилось?" А он?
- Да что он! - махнула рукой Тамара. - Я про Евдокимова от Денечкиной одноклассницы узнала. Очень хорошая девочка, Денечка ей очень нравится, и она…
Тамара прервала себя и как-то по-бабьи махнула рукой. Влада отчего-то этот жест покоробил.
- Ну вот… А от него не дождешься. Спросишь: что с тобой? "Ничего, мам, все нормаль…"
Она поперхнулась и уставилась на Влада. Тот невинно улыбался, крутя в пальцах ложечку.
- Ты издеваешься? - прошипела Тамара.
- Отнюдь. Преисполнившись кротости, я жду, пока ты наконец не заговоришь о деле.
- Я уже сказала…
- Ни черта ты не сказала, - поморщился Влад, - ходишь вокруг да около, как кошка вокруг свежей печенки. Что происходит-то?
- Не знаю, - неохотно отозвалась Тамара, - так, подозрения. Ничего вроде не было, но очень похоже. Мне кажется, у него способности…
- К музыке или шахматам?
- Да прекрати ты! - Тамара резко поставила, почти швырнула чашку на стол. Горячий чай выплеснулся ей на палец, и гостья взвизгнула. - Будто не понимаешь, о чем я!
- Первая помощь! - провозгласил Владислав, протягивая ей салфетку. - Имей в виду, чай - натуральный краситель, отстирать его от твоего кутюра будет очень сложно.
- Ты все-таки сволочь, - выпалила она.
- Нет. Я ранимый, чуткий и возвышенный. Так, ты скажешь, зачем пришла, или просто будем пить чай, есть шоколад и… Кажется, у меня есть пластинки. Можем потанцевать, изобразить романтическую встречу, соседи ко всему привычны, подумаешь, штукатурку вымести придется.
Влад чувствовал, что его начинает нести, но остановиться уже не мог. Да и не хотел особо.
- Он может оказаться магом! - с ненавистью глядя Владу в переносицу, выговорила Тамара. - Одним из "этих", понимаешь! - добавила она, нарочито выделяя слово "этих". Ее, похоже, тоже понесло.
- Может, - кивнул Влад. - Папа - маг, бабушка с дедушкой, правда, способностями не обладали, зато прабабка… А у тебя в родне как, не было случаев? Или "все как у людей"?
- Я серьезно… Мне кажется…
- А инквизиторы что говорят? - перебил Влад. - Ты с ними консультировалась?
- Что?!!
- Если районным не доверяешь, сходи в центральную. Я телефон дам, можешь на меня сослаться.
Влад представил себе физиономию старшего уполномоченного. "Воронцов, вы по-прежнему кустарь-одиночка? Может, хватит дурака валять, идите работать". В той или иной форме это предложение повторялось при каждой перерегистрации. К парню он отнесется с вниманием - и не потому, что Владислав прислал, а потому, что Денис - сын боевого офицера. А инквизитор не всегда в сером мундире ходил, ему было что о войне вспомнить.
Тамара мотала головой, как пони, одолеваемая оводами.
- Ни за что! У Денька вся жизнь впереди…
- Страусы, - заговорил Владислав, - по преданию прячут голову в песок, завидев опасность. В действительности же такого не происходит, ибо даже страус, птица ума невеликого, хотя длинноногая и по-своему привлекательная, понимает, что спрятать в песок голову и подставить опасности, извините, задницу весьма неблагоразумно.
Тамара оторопело хлопала глазами.
- Поясняю для тех, кто не уследил за метафорой, - вздохнул Влад. - Чего ты этим добьешься?
- Районный их всех теперь проверяет, - буркнула Тамара, - с Деньком тоже беседовал.
- Превосходно. Так чего ты хочешь от меня?
- Не нашли "особенностей", - продолжала она. - Спасибо, хватило мне… "Жена "этого", небось и сама ведьма…" Знаю я, как люди шептались. Чтоб и про Деньку тоже?
- Так не нашли ничего, что ты паникуешь? Все, радуйся.
- Все равно! - упрямо тряхнула челкой Тамара. - Подозрения…
- Тома, - мягко сказал Владислав, - как ты думаешь, меня канонизируют?
- Вижу, я зря пришла!
Тамара вскочила, Влад удержал ее за плечо:
- Сиди. Мне хочется поговорить с тобой о возвышенном. Как я помню из школьных уроков, смирение - великая добродетель. Я уже полчаса как добродетелен, прямо святейший святой. Сижу и слушаю всякую белиберду, вместо того чтоб провести субботний день так, как полагается законопослушному гражданину - в неге и праздности. Ты меня за дурака держишь или просто так врешь?
Тамара, красная как рак, уже готова была обвинить его во всех грехах, но Влад, которому этот спектакль порядком надоел, не дал ей раскрыть рта и ударил в лоб:
- Ты не подозреваешь. Ты знаешь.
Она умела красиво плакать. Пустить крупную слезу по щеке, взглянуть в самую душу очами, наполненными прозрачной горькой влагой. На мужчин действовало безотказно. Даже на тех, кто давно знал этот трюк. Но сейчас Тамара не красовалась. Она просто разревелась как обиженная девочка. Или смертельно уставшая, издерганная баба.
Борясь с желанием ее утешить, Влад безжалостно продолжал:
- Ты замужем была за магом. Да и до того… водила знакомства. Раз такую тревогу подняла, то наверняка знаешь…
Тамара заходилась в плаче. Нос покраснел, на лбу тоже красные пятна. Тушь текла черными ручьями и предательски разъедала глаза. Тамара принялась по-детски их тереть. По лицу потянулись серые полосы.
Владислав вздохнул. Налил ей стакан холодной воды, сунул в мокрую ладонь. Выдал чистое полотенце, отправил в ванную. Всхлипнув, Тамара покорно отправилась умываться.
Подумав, достал бутылку коньяка и пузатую рюмочку. Валерьянки в доме Влад не держал, а пригодилась бы. Тамара по дороге цапнула в прихожей сумку и, похоже, не собиралась выходить, не приведя себя в боевую форму. Он не стал мешать.
…Как же она была хороша той безумной осенью, когда они стояли в городке со смешным названием Канавин. Дни выдались чистые и ясные, небо синело глубокой лазурью, а на ее фоне золотились роскошные клены. В офицерском клубе устраивали танцы, концерты, любительские спектакли. И казалось, что война далеко-далеко.
Девушек было немного, каждая пользовалась бешеным успехом, но Тамара среди них выделялась, как королева в окружении фрейлин. Впервые он увидел ее на сцене. Она вышла в настоящем концертном платье из тяжелого вишневого бархата - позже шепнула по секрету, что сшит наряд был из найденной в полуразрушенном доме шторы. Темные косы уложены короной. Рыженькая аккомпаниаторша - санитарка, через полгода погибнет, пытаясь вытащить раненого из-под огня, - села за рояль. Тамара улыбнулась и запела.
У нее был хороший сильный голос. Она исполнила арию из модной оперетты, романс и песенку из нового кинофильма. Чем-то Тамара напоминала актрису, игравшую главную героиню в кино - высокая, лицо округлое, большие глаза, чувственный рот. Впрочем, вряд ли сама актриса сорвала бы такие аплодисменты, как юная связистка на сцене клуба.
А потом была слякотная зима. И чудовищная мясорубка - мало кто из слушавших в тот вечер певицу дожил до весны. Весной было наступление, потом госпиталь с мадемуазель Иглой. Дальше вспоминать не хотелось.
Лучше уж забыть дурное время и вспоминать Тамару в белом платье, опять не пойми из чего, и рядом с ней до одури счастливого Юрку Сабурова. У невесты в руке - букет ярких георгинов. Это он, шафер, приметил накануне симпатичный палисадник и выменял у хозяйки букет за банку тушенки. Старая карга срезала цветы и причитала: продешевила! Такую-то красоту за одну баночку отдала!
И казалось, кончится война, начнется хорошая жизнь.
Ничего из задуманного не сбылось. Не стала Тамара ни актрисой, ни художницей. Шьет новорежимным мадамам по заграничным образцам и злится на судьбу. Сам он - ищейка, даже не на жалованье, зарабатывает на жизнь тем, что следит за мелкими грешками горожан, проверяет кредитоспособность партнеров городских купцов да оказывает "услуги" местной инквизиции. А Юрки уже и нет. Погиб после войны. И кто знает, не лучшая ли ему досталась участь…
Тамара отревелась и вернулась к столу. Она успела накраситься. Пудры на носу было многовато - маскировала красноту. Гостья не стала отказываться от коньяка, осушила рюмку одним глотком, заела шоколадом.
- Он закрывается, - сухо бросила она, - его не то что районный, его Давид не раскусил. Помнишь Давида?
- Помню. Ну если он не смог, то и я не смогу.
- Я ему не рассказывала. Просто на пельмени пригласила. Он ничего не понял.
- Так, может, ты ошибаешься?
- Нет! - затрясла она челкой. - Не ошибаюсь. Видела. Он, как Юра это называл, знающий. Причем не ясновидец или целитель, а вроде вас с Юрием. Я же мать, - вдруг очень просто и естественно сказала она, - мне никто не нужен, чтобы узнать.
- Немедленно в инквизицию! - приказал Влад.
Тамара зажала уши ладонями:
- Ни за что!
- Чего ты боишься?
- Всего! - буркнула Тамара. - К нему и так учителя относятся без восторга. А если инквизиторы бумагу пришлют - совсем съедят.
- Переведи в другую школу.
- Куда? Ты вообще знаешь, о чем говоришь? Тут хотя бы языки преподают, математик сильный. И водку не пьют на задней парте. Он умный парень, ему в университет дорога, а где его еще подготовят.
- Позвони в центральную, - мягко посоветовал Влад, - там люди толковые. Афишировать не станут.
- Не хочу! - заорала Тамара. - Ты же видишь, что творится. Запреты на профессию…
- Выберет другую. Кому там "использование способностей" запрещено? Психиатрам? А ты мечтала, что у тебя сын психиатром станет! "На что жалуетесь, больной?" - "Это возмутительно, доктор! Мне до сих пор не подали моего любимого слона, хотя я вице-король…"
- Хватит!
- А еще в казино ему нельзя будет ходить. Радуйся! Не ходить в казино - единственный способ остаться в выигрыше.
- Не паясничай! Ты-то знаешь.
- А ты знаешь, что будет, если он кого-нибудь в драке приложит? Спонтанно? Без контроля?
- Догадываюсь, - бросила Тамара, - потому и прошу помощи. Последи за ним, а?
Владислав усмехнулся:
- Вот с этого и надо было начинать.
- А я этим заканчиваю. Ты поможешь?
Влад прошелся из угла в угол. Подошел к окну:
- И что дальше? Так и будешь сидеть с этим знанием?
Тамара молчала. Молчал и Влад. С улицы доносился собачий лай. Две шавки сцепились прямо в детской песочнице. Пухлый ребенок с красным ведром и совком радостно визжал - наблюдать за дракой было интереснее, чем лепить куличики.
- Хорошо, - сказал Влад, глядя, как дворничиха разгоняет драчунов метлой, - я послежу.
Тамара шумно вздохнула.
- При одном условии, - продолжил он, - если я говорю "да", ты тут же, немедленно, вот прямо сразу звонишь по телефону, который я дам.
- Хорошо, - быстро согласилась Тамара.
Владислав повернулся к ней:
- И это - обязательное условие. Как только, так сразу. Ночью скажу - звонишь ночью, там круглосуточно дежурный сидит. Договорились?
- Хорошо, - протянула она, и Влад чуть не взорвался.
Он подошел вплотную, положил ладони на спинку стула, нагнулся к лицу отшатнувшейся женщины и заговорил очень спокойно. Хотя внутри его все кипело.
- То, что инквизиторы ничего не нашли, не значит ровным счетом ничего. По слогам повторяю - ни-че-го. Ему сколько сейчас? Пятнадцать? Шестнадцать? Ты понимаешь, что с ним происходит? Его в любой момент прорвет, а когда - никто не знает. Хорошо, если когда он с бабой в койке… Ах, прости, когда он с девочкой в кино будет сидеть, на эту тему мы тоже не говорим, это еще неприличнее "способностей". Плохо - если в драке. Потому что он тогда убить может. Просто не поймет, что происходит. А ты делаешь все, чтобы он не узнал. Потому что ты эгоистичная дура и тупая мещанка.
Тамара сидела совершенно ополоумевшая. Неподвижная, погруженная в себя. Влад надеялся, что хоть что-то до нее дошло. По крайней мере, когда он еще раз переспросил: "Ты позвонишь?", она протянула свое "хорошо" совсем с другими интонациями.
- Вот и чудесно. Ты меня подождешь или пойдешь?
- Что?
- Насколько я помню, - сказал Влад, - по субботам школа работает.
- Уроки до трех. Адрес запишешь?
- Заречная, семь. Евдокимов в другую свое дитя не отдаст.
В прихожей Тамара подкрасила губы, пригладила челку, поправила клипсы. На редкость непрошибаемая особа!
- Все-таки ты редкая свинья, - грустно заметила она.
- Ты мне льстишь. Самый заурядный гад.
На пороге она обернулась:
- Спасибо.
- Пока не за что. И… Тома, мы договорились?
- Договорились, - вздохнула она.
Процокала каблучками но ступенькам и растворилась в хрустальном сентябрьском дне, так похожем на тот, в котором они были молоды, Юрий - жив, а со сцены звучало:
Боль твоя станет росою
На весенней траве,
День твой будет спокоен
И в сердце - свет.Ввысь улетит птица,
В небе тревоги нет,
Будут добрые лица
Глядеть ей вслед.