Я побрел вниз по улице и прошёл мимо отделения КомСтара. В АРА знали мой универсальный идентификационный номер. Они переслали на него моё выходное пособие, если конечно оно мне полагалось, а в будущем будут пересылать все сообщения для меня. Иметь УИН было очень удобно, пока сеть связи была действительно универсальной. После того, как гиперимпульсные генераторы полетели, его по-прежнему можно было использовать в пределах планеты и, как в случае с поздравлениями, которые Ржавый получил по случаю дня рождения, инопланетные сообщения порой проходили, но медленно и ненадежно.
Я решил не заходить и не проверять, переслала ли уже АРА деньги или нет. Если эти деньги у меня были, я бы их растратил, а поскольку меня по-настоящему мучила жажда, я не хотел сразу всё пропить. Я не рассчитывал на мало-мальски крупную сумму, но приходилось обходиться тем, что было. Если мне это не удастся и я не смогу найти постоянную работу, меня найдет Рейс, обвинит в бродяжничестве и вышлет из Республики. И где я тогда окажусь?
Пару поколений назад я бы отправился на Аутрич и постарался наняться в какое-нибудь подразделение наёмников. Я неплохо управляюсь с мехом и в дни моего прадедушки всегда было достаточно работы для пилота, обладающего определенными навыками, кое-какой удачей и достаточным количеством нейронов для формирования синапсов. Я бы получил работу, может не у "Волчьих Драгун" или "Гончих Келла", но какой-нибудь отряд поменьше или не слишком знатный аристократ, желавший заиметь персональную охрану, схватили бы меня не раздумывая в момент.
Девлин Стоун и его реформы изменили все. Давным-давно, когда "Слово Блейка" начало свой джихад против цивилизации, они устроили немалые разрушения и захватили некоторые миры. Девлина Стоуна засунули в лагерь для перевоспитания и он действительно перевоспитался. Сначала он сбежал из лагеря, потом с помощью своих сторонников освободил лагерь, потом планету, на которой лагерь находился, потому миры вокруг неё, и создал префектуру Киттери, ставшую прототипом Республики.
Стоун быстро понял, что если пилотами боевых мехов являются аморальные люди – того и гляди жди взрыва насилия. В конце концов, если всё, что у человека есть – это молоток, то все проблемы выглядят для него как гвозди, а если в качестве молотка выступает боевой мех, то таким молотком можно довольно сильно колотить по гвоздю – будет ли это другой боевой мех или какая-нибудь крохотная деревушка.
Он затеял двухэтапный процесс изменения общества. Во-первых он ограничил круг тех, кто мог обладать молотками. В одних случаях молотки сдавались добровольно, а в других их владельцев пришлось убеждать, что это хорошая идея. Пролилось немало крови, но с тех пор её лилось намного меньше чем раньше, и это было хорошо.
В качестве второго шага нужно было помочь людям понять, что не все проблемы следует рассматривать как гвозди и, более того, что существуют другие инструменты, способные эти проблемы решать. Поскольку все молотки находились в распоряжении Стоуна и никто не хотел становиться гвоздём, люди стали пользоваться другими инструментами и мы вплыли в Золотой Век мира, подходившего для всех.
По крайней мере, так пишут в школьных учебниках. Как и в случае со всеми обобщениями, не все было так гладко. Я забрел в обветшалую и грязную часть Овертона. Если она и видела какой-то золотой век, то это было в те старые дни, когда на троне Федеративных Солнц сидел Хэнс Дэвион. Весь район просто смердел гниющим мусором и перегретыми двигателями.
Я уже понял, что нашёл место, где я могу затеряться. Я прогуливался по улицам, рассматривая аллеи и разыскивая вонючую дыру, которая может поглотить меня целиком, и я нашёл её за мусорным баком. Я обошёл проржавевшую металлическую коробку и спустился вниз на несколько ступеней. Неоновая вывеска над дверьми должна была читаться как "Банзай", но причудливо перегоревшие лампочки открывали моему взору только "Банал".
Идеально.
Я толкнул дверь ногой и шагнул в темное помещение бара. Миазмы, исходившие от гниющих овощей, органично вписывались в атмосферу заведения, но вонь человеческой рвоты перебивала их практически полностью. В двух шагах от двери я уловил сильный аромат застоявшегося пива и более резкий запах непонятных трав, которые два кадра в углу раскуривали в кальяне.
Эти двое явно были сливками общества среди клиентуры бара. Большинство прочих сгрудились вокруг выпивки за своими столами. Они походили на клещей, присосавшихся к собаке ради ужина, обрюзгших и отвратительных. Не считая парней в углу и крашеной блондинки, убиравшей столы, я был здесь самым молодым человеком за последние двадцать лет.
Я скользнул на табуретку у барной стойки. Выбор был предостаточный и я решил усесться через две пустые табуретки от старого алкаша, баюкавшего кружку пива. Он глянул на меня, когда я садился, натрусил немного соли в своё пиво, чтоб поднять пену, после чего кивнул мне.
Я автоматически кивнул в ответ, что было, и я это знал, ошибкой. Бармен держался от стари-ка на порядочном расстоянии, хотя вроде должен был подливать ему пиво, и значит, не желал иметь никаких дел с этим типом. Мой кивок был маленьким, но любезным подтверждением самого факта его существования, поэтому стало ясно, что рано или поздно мне предстоит услышать историю его жизни.
Я взглянул на бармена.
– Я возьму то же, что у него.
– Не получится. С тех пор у нас был новый завоз.
– Ладно, пусть будет что-нибудь мокрое, хорошо? – я выудил в кармане пару пятистоуновых монет, получил на сдачу рыцаря и экзарха. Оставив экзарха на стойке как чаевые бармену я выпил. Пиво было удивительно хорошее и это значило, что я обречен.
Закон жизни: чем лучше пиво, тем тупее идиот, сидящий рядом с вами.
– Молодому парню вроде тебя не следовало оказаться в месте вроде этого.
Я кинул на старика косой взгляд.
– Ты здесь что, по части проверки документов, дедуля?
– Было время, когда ты не стал бы говорить со мной таким тоном, молокосос. Деньки были получше чем сейчас. – Он поднял свой стакан и отпил немного. Пока он пил, я увидел татуировку на внутренней стороне его предплечья.
Я положил другую пятистоуновую монету на стойку, затем указал на старика.
– Налей ему из партии, полученной на этой неделе.
– Мне не нужно твоё подаяние. – Он сказал это резко, в надежде горячностью в голосе скрыть желание.
– Это не подаяние, дед, а благодарность. – Я кивком указал на руку. – Эта татуировка – настоящая?
Мужчина фыркнул.
– Ты думаешь, если бы она была ненастоящей, я бы её показывал? Ты же слышал все эти истории. Её бы уже давно не было.
Я кивнул. Несмотря на то, что татуировка была выцветшей, я легко узнал эмблему "По-хоронного марша Стоуна", одного из основных полков, сражавшихся под началом Девлина Стоуна за освобождение миров от разных тиранов. Из всех молотков, которыми пользовался Стоун, "Похоронке" он задавал самую тяжелую работенку.
Как это обычно бывает, встречаются шуты, которые утверждают, что были частью того, частью чего они никогда не были. Не раз я слышал о ветеранах, которые разыскивали умников, утверждавших, что они тоже служили в "Похоронке" и даже имели татуировку, это будто бы подтверждавшую. Эти ребята добровольно удаляли татуировки при помощи медицинских лазеров в клинике, поскольку альтернативой была операция в полевых условиях при помощи лазерного пистолета, в ходе которой обычно удалялось немного больше чем просто пигментационный слой кожи.
– Где вы воевали?
Мужчина втянул пену со своего нового пива, затем отодвинул языком ус в сторону.
– Где я только не воевал. Я завербовался в девяносто третьем и прошел через все кампании.
Капелланская была самой тяжелой. Эти дома воинов не сдавали и сантиметра, пока не начинали тонуть в собственной крови. Они ведь прикончили Алларда-Ляо и одного из сыновей Виктора. Я был под началом Бертона. Если бы он не спас мою задницу, я бы здесь не сидел.
– Бармен закатил глаза, и я понял, что история будет продолжаться и продолжаться если я что-нибудь срочно не предприму.
– Что же ты делаешь здесь в таком случае? Я думал, что о ветеранах Республики позаботились. Полдюжины рыцарей заквашены на похоронском тесте.
Бармен покачал головой и отошёл к посетителю, который, по всей видимости, помер за барной стойкой. Похоронец посмотрел на меня налитыми кровью голубыми глазами.
– Они меня забыли. После заключения мира я подал в отставку, приехал сюда, домой. У меня были проблемы с адаптацией, ставшие проблемами с законом, отсидел срок. Тюремщики меня невзлюбили, так что они отослали уведомление, что я, дескать, помер в той дыре. Я пробовал жаловаться, но никто не стал слушать. Проще восстать из мертвых, чем оформить все бумаги, доказывающие, что ты и не умирал.
Я нахмурился.
– Но есть же анализ ДНК, верно?
Он рассмеялся.
– Я отослал образец. Получил письмо со свидетельством о моей смерти.
– На мой взгляд ты выглядишь довольно живым. – Я протянул ему руку. – Я – Сэм Донелли.
– Энди Харнесс. Ребята звали меня Ворчуном. Когда я был в "Похоронке". Признателен за пиво. – Он снова отпил. – Моё оправдание тому, что я здесь – то, что я мертв. А у тебя какое?
– Как и ты, я тоже мертв, – буркнул я и хлебнул ещё пива. – Ещё час назад я работал на АРА, валил деревья за Кокусимой. ПЭФ устроило засаду на полицейских, угробили нескольких и по мысли треклятого рыцаря Республики я работал на ПЭФ. Она заставила АРА вышвырнуть мою задницу на улицу, и поскольку я жил в их бараке, я остался ни с чем. АРА не собирается давать мне рекомендации, поэтому на этом куске камня меня никто не наймёт, а у меня нет денег, чтобы убраться отсюда. Они выкопали мне милую маленькую могилку и заваливают её грязью со всей доступной им скоростью.
Мой голос становился громче по мере того, как я говорил, но кажется только бармен обратил на меня внимание. По выражению его лица можно было сказать, что теперь он будет требовать с меня оплату вперед и будет пробовать монеты на зуб, проверяя, настоящие ли они.
Несмотря на то, как с Энди обошлись, он остался республиканцем.
– Ну, если по мнению рыцаря существует проблема, у него должна быть на то причина.
– Это не он, а она, и она слушает этого козла Рейса. Этот жирный дармоед… – я схватил солонку Энди. – Я уже наполовину решился вернуться назад, взять его за жабры и посмотреть как он корчится от страха. Даже лучше, я могу поехать в АРА, забраться внутрь, взять мой мех и показать ему, почему дом, распиленный надвое, не может стоять.
Энди позабавила эта идея.
– Когда меня выпустили, он был младшим надзирателем. Именно он меня утопил, так что я тебе помогу.
– Я говорю тебе, Энди, он подставил тебя и он же подставил меня, и хуже всего в этом то, что Республика верит ему. Если бы Стоун был с нами, он бы появился здесь и пнул бы это ничтожество под зад, и здорово бы пнул, но что же теперь будешь делать, верно? Почему Республика не может проснуться? Рыцарь покрывает Рейса, а он стал маленьким диктатором. Ей следовало бы разорвать его на части и знаешь что? Если она его не разделает, то я разделаю.
Он испоганил мою жизнь и я не понимаю, почему ему дозволено оставаться таким толстым, тупым и счастливым. Да за один стоун я бы…
Энди поднял руку.
– Спокойней, Сэм. Рейс туп, но валяясь в этой дыре я понял, что у него везде стукачи. Тебе не следует привлекать внимание, особенно его внимание.
Я кивнул и глотнул.
– Может ты и прав.
– О, я знаю, что прав, – нахмурился Энди. – Так у тебя нет места, где остановиться, правильно?
Я раскинул руки.
– Вот все, Энди, все, что у меня есть.
– Ладно, мы найдем тебе, место для ночлега. Здесь, на Акума, есть миссия, там должно быть место. У них должна быть и еда. Немного и не слишком хорошая, но брюхо набить можно. Там ты, к тому же, можешь поспать. Тебе придется слушать проповеди после ужина, но обычно они не так уж плохи.
– С этим я справлюсь. – Я улыбнулся ему. – Ты славный мужик. Для покойника. Но если у Рейса везде уши, разве ты не рискуешь? Он затаил на меня злобу и я уверен, он с удовольствием спишет тебя в случайные жертвы.
Энди с усилием поднялся, опершись на барную стойку и соскользнул с табуретки. Он потряс кулаками, не неуклюжим движением пьяницы, а с живой энергией человека, который когда-то мог вздуть всех в этом баре ещё до того, как осела бы пена на его пиве. Несмотря на белесые волосы, багровое с перепоя лицо и бочкообразное брюшко, в нём все ещё просматривался мехвоин.
– Сынок, после тех переделок в которых я побывал, я никогда не испугаюсь Икабода Рейса.
Он двуличная скотина и ненавидит мехвоинов особо, ведь его так и не приняли ни в одну из программ подготовки. Когда я состоял в "Похоронке", моё мнение о нём было не выше, чем о навозе. Сейчас его терзает один только факт, что я жив и этого достаточно. – Его глаза на секунду блеснули. – По крайней мере будет достаточно до того момента, когда мы распилим его дом надвое.
5
Легко делить мертвого слона, но не находится охотников иметь дело с живым
поговорка племени йоруба
Овертон
Яфа, Хелен
Префектура III, Республика Сферы
20 ноября 3132 года
Энди взял меня под своё крыло и за следующую неделю я многому научился. Даже будучи покойником с точки зрения Республики, ему здорово удавалось обходиться безо всякого официального статуса. Если мы не успевали добираться вовремя до миссии, чтобы поесть, он знал, в каких ресторанах бывают разборчивые едоки. Конечно, еда всегда была свалена в кучу, но ведь в желудке она все равно перемешивается.
Всегда был спрос на поденную работу. Может, здания возводят при помощи строительных мехов, но ведь общеизвестно, насколько им трудно залезть в маленькие помещения, и уж тем более они слишком велики для того, чтобы орудовать щёткой или убирать мусор. Когда мы разбирали груды мусора, была возможность подобрать лучшие куски металлолома и выручить за них пару рыцарей у каких-нибудь торговцев. Немного, но поскольку мы не тратились на еду и крышу над головой, нам много и не было нужно.
"Банал" был одним из нескольких притонов, в которых Энди был завсегдатаем. Большинство из них были расположены поблизости от миссии или там, откуда нас в конце дня могли добросить грузовики, которые мы разгружали. Нам платили наличными, конечно, и мы оставляли часть водителю, чтобы он включил нас в рабочую бригаду на следующий день. Оставшиеся деньги не задерживались в наших карманах, но зато мы не ложились спать, умирая от жажды, и считали, что день удался.
Во время работы я узнал немало такого о Рейсе, что моё изначальное мнение о нём показалось мне слишком уж милосердным. Он всегда был плохим парнем, но по-настоящему его тирания расцвела после того, как Хелен отрезало от сети. Появление странствующего рыцаря должно быть напугало его до усрачки, но только до того момента, пока он не ухитрился соблазнить её мыслью, что он – второе пришествие Девлина Стоуна. Пока Лейквуд его прикрывала, никто не смел ему противиться.
За исключением Партизанского Экологического Фронта. После происшествия на горе они надолго залегли на дно. Рейс устроил помпезные похороны полицейских, которых он потерял во время того рейда. На похоронах он произнес панегирик погибшим, способный заставить камни рыдать и добровольно записываться в полицию, дабы отомстить за павших собратьев.
Даже завсегдатаи кабаков, смотревшие церемонию, полагали, что Рейс стоит за правое дело, пока им не напоминали тот факт, что Рейс уже успел поиметь их самих.
Вся эта зеленая тоска довела меня до белого каления. Я открыто и громогласно разъяснял, как бы мне хотелось поступить с Рейсом. Мои планы зашли уже намного дальше распиливания его дома. Толкуя о своих идеях, я продемонстрировал немного больше технических знаний в определенных областях, чем следовало, но я надеялся, что молва достигнет уха Рейса и он начнет спать с одним открытым глазом.
Но, как выяснилось, бодрствовать должен был я. На седьмую ночь, проведенную в моём убежище, меня разбудил мешок, наброшенный мне на голову. Я слышал, как Энди вскочил, по-требовал объяснить что происходит, и получил тумак за своё усердие. С меня сорвали одеяло, скатили с лежанки и, заковав в наручники, выволокли из миссии.
Практически единственными словами, которые я услышал от своих похитителей, было обращенное к кому-то суровое: "Если ты себе не враг, забудь что здесь произошло".
Меня запихали в багажник ховера и машина рванулась с места. Я пытался запомнить дорогу, но мы разгонялись, притормаживали, крутили круги налево и направо, и я потерял всякое представление о том, насколько далеко меня увезли и в каком направлении. После минут десяти бесплодных попыток я сдался и решил, что сразу меня не убьют. Если бы они желали моей смерти, то, учитывая извлечение моей персоны из миссии в трущобах Овертона, они бы просто просветили мой череп пучком когерентного света и оставили бы труп в сточной канаве.
Поскольку я ещё не стал покойником, я заключил, что обладаю информацией, необходимой похитителям. Ведь было очевидно, что никто не станет платить за меня выкуп. Мне приходи-ли на ум только три фигуры, которые могли полагать, будто у меня между ушами есть что-то ценное. Леди Лейквуд не стала бы вламываться посреди ночи. Рейс стал бы, но он сделал бы из этого шоу.
Оставался Партизанский Экологический Фронт. Было бы очень логично, если это они меня забрали. Как говорится, враг моего врага – мой друг, а я сделал широко известной свою оценку Рейса как злодея калибра Стефана Амариса. Кроме того, я довольно эффективно сумел разобраться с их засадой.
Эта мысль меня притормозила. Я мог им потребоваться для какого-нибудь показательного суда, после чего они намеревались меня казнить. Однако, опять же, я был просто никто. Если они хотели привлечь внимание к своей борьбе, устроив надо мной судилище за преступления против природы и их организации, то для них было бы лучше просто пристрелить меня при свидетелях, а потом, через средства массовой информации, разъяснить, почему я превратился в мишень.
Ховер остановился и я услышал, как громыхнула, опустившись, дверь гаража. Крышка багажника открылась и меня выдернули наружу, обдирая мои голени о края. Я заорал, за что был вознагражден ударом в зубы – не того качества, что мог отвесить Рейс, но достаточно болезненным, чтобы заставить меня замолчать.
Меня усадили на стул, затем стянули мешок. Меня слепил яркий свет. Я попытался отвернуться от света, затем вдохнул как можно больше чистого воздуха. В отношении воздуха дело обстояло неплохо, надо признать, поскольку мы находились в большом ангаре, предназначенном для размещения мехов, но давным-давно неиспользуемом. Ржавые опорные колонны окружали лужицы стоячей воды, протекшей через дырявую крышу.