Мне пора спать. Прежде, чем мы покинем Цитадель, Хьютай включит взрывной привод термоядерного устройства. Его мощность - 80 мегатонн. Крепость, вместе с засевшими вокруг мятежниками, испарится. Свои записи я возьму с собой. А все, что мы создали, будет ждать нас на глубине мили, на сороковом подземном ярусе. И мы обязательно вернемся!"
* * *
Они остались вдвоем в бункере Цитадели. Все операторы уже покинули свои посты и теперь ожидали их у последнего поезда. Хьютай с отстраненным видом сидела у пульта управления бомбой, Найте - возле нее. На главном экране видеосвязи, среди новых операторов Центральной, был виден безмолвный Анмай Вэру. На боковом экране появилось усталое лицо Ирауса Лапро, командира четырнадцатого истребительного отряда и фактического заместителя Найте.
- Наши бойцы покинули позиции, сейчас они все здесь - я проверил. - Он показал на состав, стоявший у полутемного перрона. В вагонах были видны неслышно переговаривающиеся файа. - Кроме вас здесь уже никого не осталось. Мятежники могут догадаться, что крепость пуста. Мы ждем вас.
- Ну все, нам пора, - Хьютай повернулась к пульту.
- Надеюсь, ты не намерена идти пешком по радиоактивному пеплу? - Вэру говорил тихо и печально. - Здесь еще остался один суборбитальный корабль. В нем - три места. Если ты им воспользуешься - я увижу тебя всего через полчаса! А если ты будешь добираться сюда несколько суток… все это время я не смогу спать и вообще чем-то заниматься, - он улыбнулся, слабо и растерянно.
Хьютай задумалась.
- Я не могу бросить наших и не могу мучить тебя - ты мне дороже жизни… я согласна.
Анмай даже не обрадовался.
- Тогда отправляйтесь немедля! Иначе будет уже поздно!
- Я отправляюсь… Да, но с одним условием - Найте полетит со мной!
- А я что - против этого?
- Но я… - Найте растерялся, - не могу бросить своих! Кто будет командовать?
- Ираус! - Хьютай ткнула в офицера на экране.
- Но я не могу!
- Или мы летим вместе, или не летит никто!
- Найте, соглашайся - это приказ! - Анмай вдруг улыбнулся, как улыбался раньше.
Найте вздохнул.
- Я не могу оспорить приказ Единого Правителя, - сказал он командиру, - отправляйтесь немедля!
Ираус кивнул, отдал честь и отошел. Донеслись крики, поезд с лязгом тронулся и минуту спустя на экране осталась только пустая платформа.
- Начинаем! - Хьютай встала и растерла руки. Затем она склонилась над компьютером, набирая команды.
"Закрыть все ворота и щиты". На всех восьмидесяти ярусах, кроме первого глубинного, где система была повреждена, пришли в движение стальные двери, одна за другой с лязгом перекрывая коридоры. На каждом ярусе опустились толстенные стальные крышки с гидравлическим приводом, запирая шахты. Вентиляторы повсюду автоматически остановились, и их шахты закрылись тоже.
"Заблокировать все замки и сбросить коды". Мигание индикаторов подтвердило выполнение приказа.
"Остановить реакторы". Глубоко в недрах Цитадели гафниевые стержни скользнули вниз в своих трубах, гася сияние атомного распада. Турбины стали замедлять вращение, их гул слабел и вместе с ним слабели и гасли все лампы на всех ярусах Цитадели. Когда свет померк, турбины еще немного поурчали и затихли. В темноте остались тлеть лишь пыльные линзы атомных ламп. Всюду воцарилась мертвая тишина, лишь в реакторном зале тихо шипела вода, продолжавшая, уже лишь под действием температурного градиента, охлаждать реакторы. В бункере погас верхний свет, приборы и экраны. Светились лишь тусклые аккумуляторные лампы. Хьютай поразилась повисшей здесь тишине. Связь отключилась, теперь они были наглухо отрезаны от мира, погребены под толщей камня и стали. Теплый, чуть затхлый воздух был совершенно неподвижен.
Она повернулась к последнему светившемуся пульту - взрывного устройства - и в этот миг тяжелые руки Найте легли ей на талию. Первым побуждением Хьютай было, рывком развернувшись, локтем раздробить ему нос. Но вторым… после смерти Наэри из Лая словно ушла вся жизнь. Он просто выцветал, угасал. На Хаосе его не ждал никто.
- Хьютай… ты любишь Анмая… я знаю… но все же… не могу не любить тебя, - прошептал он. - Это наш единственный шанс… побыть вместе. Я всю жизнь мечтал о тебе.
Она знала это, и потому извернулась в кольце его рук, когда Найте расстегнул ее шорты, немедля свалившиеся с бедер. Их губы ловили друг друга, пока быстрые ладони расправлялись с одеждой. Это было безумие… но Хьютай сомневалась, что сможет сохранить разум, не дав выхода всем накопившимся в ее душе чувствам. Они должны были сгореть дотла в этой яростной вспышке.
Нагие, они опустились на пушистый пол в центре зала. Хьютай застонала, когда Найте всей тяжестью навалился на нее, вжимая в ковер ее раскинутые руки, и застонала еще громче, когда он овладел ей. Лай был неистов и яростен, она вскрикивала, задыхалась, выгибалась под ним, крепко обвив его руками и ногами. Все это заняло меньше минуты, потом Найте тоже вскрикнул и выгнулся, в тугих конвульсиях осеменяя ее. Часто дыша, они замерли. Через какое-то время Хьютай захотела подняться, но Найте вновь обнял ее, распластал на полу. Она пыталась высвободиться, но он был гораздо сильнее ее. Ей оставалось только лупить его пятками по заду, царпаться и кусаться… одновременно судорожно хватая ртом воздух в агонии наслаждения. А потом весь мир растворился в чистом белом пламени.
* * *
Хьютай опомнилась первой. Она упруго вскочила, натягивая трусики. Сердце у нее бешно стучало. Сколько…
- Мы можем опоздать, Найте. То, что мы сделали, было необходимо, но сейчас нам пора. Поднимайся!
Одевшись, она бросилась к пульту взрывателя - стальному ящику с панелью, соединенному с главным пультом кабелем. Хьютай медленно и осторожно ввела все шифры, установила время, помедлила, затем мягко тронула клавишу пуска. На панели вспыхнул красный свет, на маленьком экранчике замелькали цифры.
- А теперь пошли! Я оставила всего десять минут!
Найте задержался в дверях, с тоской оглядывая бункер, к которому успел привыкнуть за три последних года.
- Надеюсь, он уцелеет, и мы когда-нибудь вернемся сюда…
Они забыли фонарики и им пришлось пробираться в темноте наощупь. Когда они вышли в туннель, Найте вздрогнул от повисшей здесь тишины - в ней было зловещее ожидание. Сейчас эвакуация Цитадели казалась ему ошибкой. Он подумал, что проще всего было взорвать бомбу, укрывшись на самых нижних ярусах крепости. Уцелевшие мятежники, несомненно, погибнут, а они… они как-нибудь выберутся. И даже если им придеться провести в подземелье годы - это все равно лучше отчаянной вылазки на поверхность, где их никто не ждет - кроме врагов, тьмы, радиации и холода. Вот только никакой уверенности в том, что воздухообменные машины, помнившие еще времена Межрасового Альянса, смогут работать в течение трех или пяти лет, у него не было.
Они быстро пошли к центральному стволу. На ходу Хьютай нажимала кнопки радиопульта, лежавшего на ее ладони, и их сопровождал лязг закрывающихся дверей.
Когда за ними с громом сомкнулись последние ворота, Найте поднял голову. В гигантской шахте было почти совсем темно. Лишь тусклые венцы атомных ламп восходили наверх концентрически уменьшавшимися кругами.
Он взобрался на платформу лифта, протянул руку Хьютай. Та щелкнула тумблером яруса и резко рванула рычаг. Лифт с лязгом пополз вверх, но не так быстро, как раньше, - теперь его питали аккумуляторы. Тем не менее, он поднялся на половину высоты шахты всего за минуту.
Когда платформа остановилась на первом глубинном ярусе, Хьютай снова взялась за радиопульт. Над их головами из широких проемов с рокотом поползли плоские коробки облицованных броней железобетонных щитов - каждый в три метра толщины. Размыкая рельсы лифтов, они перекрыли шахту, останавливаясь с глухими ударами, от которых дрожал пол. Тем не менее, Лай успел взглянуть вверх. У самой крыши шахты, на наглухо закрепленной платформе покоилась бомба, освещенная тусклым красным светом аккумуляторных фонарей.
- Щиты ослабят ударную волну, - Хьютай возилась с управлением ворот, ведущих в горизонтальный туннель, - так что основные сооружения лучше сохранятся.
Когда ворота закрылись за ними, Найте вздохнул с облегчением. Туннель, по которому они шли, был тремя ярусами выше ведущего к платформе, а затем - к второму форту.
Но им незачем идти тридцать миль - всего через сотню метров поворот к шахтам для межконтинентальных ракет, где стоит их корабль. И всего через десять минут они будут на Хаосе, в безопасности - и навсегда.
* * *
- В Цитадели никого нет! - вестовой с криком вбежал под своды казармы бывшего первого форта ее внутреннего обвода.
- Как нет? - Нэркис Уэрка рывком поднялся на ноги.
- Арн ходил на разведку, добрался до плацдарма, до самого рва - и ничего. Его даже не обстреляли, как обычно. Он стрелял - никто не отвечает, никого не видать. Так как? Может, они все там вымерли?
- Может быть… сигнальте атаку, на месте разберемся!
Уэрка уже привычным движением застегнул защитный комбинезон и выбежал из ворот казармы. За ним следовал неразлучный Сурми Ами. Они миновали взорванные ворота в стене рва и по полуразрушенному туннелю пробрались наверх. За ними поднимались затянутые в пластик бойцы. Отряд, не скрываясь, двинулся по главной дороге к Цитадели - ее черный массив высился в миле от них, вырываемый из мрака трепещущими вспышками ракет. По обе стороны широкой, изрытой воронками дороги простиралось такое же изрытое каменистое поле. Его покрывали следы долгой и жестокой битвы - разбитые бронетранспорты, сожженные танки, обломки и неотличимые от камней замерзшие трупы. Уэрка поежился в своем комбинезоне - холод был невыносимый. Тьму наверху не разрывал даже малейший лучик света.
Со всех сторон, из фортов, из темных провалов пробитых крепостных галерей выходили безмолвные в герметичных шлемах люди и следовали за ними. Уэрка мрачно думал, что вместе с ним в наступление пошла и вся его армия - примерно двадцать тысяч человек, все, кто остался в живых. Он знал, что оставлять внешний обвод небезопасно, - им в тыл могли ударить те, кто не подчинялся никаким приказам. Таких в темных подземельях Товии были сотни тысяч - никто не знал точного количества отчаявшихся беглецов со всей страны, которые думали лишь о своем выживании. Они собирались в стаи и как крысы грызли тыл его армии. Они вели безжалостную войну и друг с другом в своих логовах. Они рыскали повсюду в поисках пищи - нередко ею становились замерзшие трупы или живые, которые не могли защитить себя. Эти стаи, в которых было много и коренных жителей Товии, объединялись лишь для одного - чтобы дать отпор "друзьям Эвергета", как их называли, странным объединениям гекс, "бывших", оставшихся без контроля, и людей, у которых голос тьмы заглушил все остальное.
Как ни странно, разум "бывших", редуцированный, наполовину неживой и приспособленный к исполнению простейших функций, оказался самым лучшим инструментом выживания. Гексам же помогали встроенные нейрокибернетические модули - в них были и приемники, и передатчики. Хотя считалось, что в отсутствие контроля гексы не могут общаться между собой таким образом, между ними возникла некая общность, подобная общности муравейника. О ней ходили жуткие слухи - о том, что "бывшие" подчиняются гексам и добывают для них пищу, а те согревают их своими тушами во время сна. Никто не знал, сколько их бродило сейчас по всему темному миру. Но только под Товией, в метро и подземельях, их собрались сотни тысяч. Уэрка с горечью думал, что именно гексы оказались наиболее приспособленными к нынешним условиям - и дело не только во всеядности и невосприимчивости к радиации и холоду. Эра человека кончалась, наступала эра гекс - и тех, кто им служит.
Оплотом тварей стали "Золотые сады" - там они были выращены и их неудержимо влекло туда. Ходили слухи, что основное оборудование страшных лабораторий сохранилось в глубоких бункерах и что гексы руками "бывших" проводят операции над пленными, производя им подобных. Такое казалось невозможным, но все же… ведь радиофицированные гексы могли общаться не только друг с другом по отдельности - но и все со всеми. И разве не из отдельных бездумных нейронов состоит мозг?
Уэрка потряс головой, выбрасывая из нее жуткий образ бестелесного, точнее, многотелесного мозга, занятого непостижимыми для человека делами. С него было достаточно и того, что еще существует другой нечеловеческий мозг, породивший все это. Будь навечно проклят, Анмай Вэру!
Идущий возле него Сурми Ами думал совсем о другом. Он смотрел на разбитые фермы антенн, на широкие провалы взорванных ворот, ведущие в кромешную темноту ангаров, на безмолвный пар, клубящийся над бездонными ямами там, где были вентиляционные башни. Ему несколько раз доводилось спускаться в страшные подземелья Цитадели и он чудом выжил там, потеряв почти всех товарищей. Это жестокие стычки в лабиринтах темных туннелей - стычки, в которых обе стороны использовали базуки и огнеметы - оружие, не оставлявшее жертвам даже малейшего шанса на спасение, - ужаснули его. А ведь он видел уже столько всякого…
Он стал вспоминать свою жизнь, богатую и безмятежную, семью, жену, детей, свой дом в Офинки. Он всегда ненавидел Фамайа, захватившую его страну. А потом пришла та ужасная ночь, когда его дети кричали от нахлынувшего страха, а они, тоже испуганные, не могли их успокоить. Испуганные глаза соседей, слухи о том, что народ повсюду свергает ненавистную власть чужаков. А когда из Кен-Каро прибыли люди, сообщившие, что там воцарилась свобода и что армия на стороне восставших, их тихое селение тоже словно пробудилось.
Он до сих пор помнил радость, охватившую его при виде горящего Совета и полицейского участка, крики убиваемых чиновников. Затем было несколько дней свободы, запомнившихся как непрерывный праздник. И когда на окраине появились бронетранспорты истребительного отряда, их никто не воспринял всерьез - чего могут бояться свободные люди? Они со смехом отвергли ультиматум, а двинувшихся вперед файа тут же перестреляли из пистолетов и охотничьих ружей. Рев автоматических пушек и летящие обломки домов вмиг отрезвили их… слишком поздно. Все, кто пытался сопротивляться, были убиты на месте. Жители полагали, что на этом все и кончится, но солдаты стали выгонять их из домов, бросая внутрь термитные бомбы. Обезумевших людей согнали в песчаный карьер на окраине, освещенный заревом их горящих жилищ. Они еще ничего не успели понять, когда их стали десятками выводить к обрыву и расстреливать из стоявшего на противоположном откосе пулемета.
Ами запомнил все - и яркий свет фар бронетранспортов, и безмолвно стоящих на откосах солдат, и полную покорность селян, которые позволяли выводить и расстреливать себя, как… Он слышал ленивые слова пулеметчика, что ствол греется и патронов уходит слишком много - нельзя ли кончить побыстрее. И стоящий рядом костлявый командир, жадно глядящий на расправу, отдал приказ. Солдаты стали забрасывать толпу гранатами и расстреливать из автоматов - но даже это было слишком медленно. Тогда один из бронетранспортов сполз вниз и, беспрерывно стреляя из пушки и пулеметов, стал ездить по кругу, давя людей. Его отшвырнуло от жены - ни ее, ни детей он больше никогда не видел. Когда все было кончено, солдаты откинули бульдозерные отвалы бронетранспортов и те стали сталкивать вниз кучи земли, засыпая и мертвых, и тех, кто еще дышал, - таких были сотни. Ами чудом удалось выбраться из могилы, поглотившей его семью. Стоя над ней, он проклял сделавших это и поклялся страшно отомстить. Он отправился в Кен-Каро, надеясь найти помощь. Ему казалось, что это дело рук недобитых чрезвычайщиков - жестокость расправы не оставляла иного толкования. В городе он встретился с людьми, которые уже много лет боролись с Фамайа и понял, что бунт обречен, - но потребовал оружие.
Потом была постыдная трусость "Комитета Освобождения", склонившегося перед кучкой головорезов - а ведь у них были тысячи бойцов, и призови они - их поддержало бы все население города! Тем, кто не хотел сдаваться, пришлось бежать - это было тяжело для Ами, уже раз стрелявшего во врага. В те короткие дни в Ахруме он понял, что значит содружество борцов за свободу, и ощутил радость победы, добытой в трудном бою.
А потом снова было постыдное бегство в компании Маонея Талу - и он ему сочувствовал! Ами до сих пор трясло при мысли, что он сразу не прикончил эту мерзкую нечеловеческую тварь. Их снова схватили, он увидел смерть убийцы своей семьи - но это уже не могло его остановить. Талу милостиво заменил ему лишение разума в "Золотых садах" полугодовой одиночной отсидкой в соарской тюрьме, когда лишь мысли о мести спасали его от безумия. Потом был мятеж, испуганное лицо Талу, лежавшего на полу, побег, первая встреча с по-настоящему свободными людьми. И вновь появился Маоней Талу, и они погибли.
Когда ультиматум Вэру отсчитывал последние дни мира, он узнал, насколько этот мир богат и многообразен, и в какой лживой тьме они жили. Ему казалось, что такой мир непобедим. Но Вэру думал иначе. Когда Ами душил ужас смерти - в одно и то же мгновение - миллионов людей, он понял, что его мир обречен. Но он еще мог отомстить его уничтожителям! Их армия неудержимо продвигалась вперед, возрастая и в числе, и в силе, и Фамайа пришел конец. Когда они достигли Товии, ему казалось, что еще одно усилие - и враг падет окончательно. Но тех, кого обманули лживые идеи Проекта, осталось еще много. Битва оказалась страшной. Защитники города сопротивлялись, как могли, ему приходилось смотреть, как его товарищи выблевывают свои внутренности после нейтронных ударов и гниют заживо, превращаясь за несколько часов в скелеты, облепленные темной слизью…
Он чуть не налетел на остановившегося Уэрку. Прямо перед ними высилась Цитадель. Шоссе обрывалось у выступавшего углом вперед гласиса. Его откос поднимался над ними на высоту четырех этажей, ощетинившись надолбами вывороченного взрывами железобетона. За валом вздымалась облицованная темной сталью стена высотой в четверть вэйда - глухая и безмолвная, с выступающими гигантскими массивами башен. И надо всем возвышалась чудовищная масса центральной пирамиды с грозно отклоненными наружу стенами уступов. Ее вершина уходила в низкие, тяжело нависшие неподвижные тучи - казалось, она одна поддерживает небосвод.