На это Анмай уже ничего не мог ответить. Старый ару вынул из-под своего балахона кинжал и приставил его к обнаженной груди файа, точно против сердца.
- Что вы делали с ним? Я вырежу тебе сердце, если ты будешь молчать.
Анмай не ответил, но сердце у него ушло в пятки. Эта тварь могла отрезать ему пальцы, или выколоть глаза, - и, самое страшное, ее явно не интересовал его ответ. Вдруг острие кинжала, проколов кожу, уперлось в его нижнее ребро. Он вздрогнул. Не может же наяву…
- Я повторяю, что вы делали с ним?
Ару нажал на рукоять, ребро захрустело. Анмай дернулся от пронзившей грудь дикой боли, но не издал ни звука. На лице ару появились сразу ярость и скорбь.
- Значит, вы действительно пытали его…
Старик загнал острие кинжала под его кожу, подцепив ее вырезом на лезвии, потом потянул его назад, разрывая ее. Прочная кожа файа поддавалась с трудом. Ару пришлось тянуть изо всей силы. Острие со скрежетом, толчками поползло по кости. Анмай бешено рванулся - раз, другой, но ремни держали мертво. От боли его замутило, мир под сжавшимися веками окрасился в желтый цвет. Он зажмурился, чувствуя, как по его боку течет теплая струйка, его плотно сжатые губы вздрагивали. Главное - не закричать…
Ару поддел вырезом на лезвии обнажившееся ребро и начал вытягивать его. Ощущение было очень неприятным. Скорее от страха, чем от боли Анмай заорал так, что даже у него самого зазвенело в ушах. Ару отпрянул, кто-то из его неосмотрительных собратьев попытался зажать файа рот. Анмай сомкнул челюсти, с наслаждением услышав, как хрустнула кость. На языке появился чудесный вкус крови. В следующий миг от зверского удара по голове у него посыпались искры из глаз, но он был доволен. Старик, как ни странно, тоже. Он провел окровавленным острием по судорожно сжавшемуся животу Анмая.
- Знаешь, совсем не забавно пытать малодушных врагов. Только смелого врага можно убить так, чтобы было, что вспомнить. Я бы с радостью сделал это, но нам нужно многое узнать от тебя. Моя месть подождет. Начинайте!
Старик отвернулся. Затем троица безмолвных палачей открыла свои сумки, извлекая инструменты и приборы. Анмай узнал трансформатор с пучками проводов и зажимы. Все эти вещи были знакомы ему из тех диких описаний зверств, что он читал на Хаосе. Он зажмурился и замер, охваченный противным, липким страхом. В принципе, ему очень повезло - каленое железо и ножи были бы несравненно хуже - но, когда такие вещи идут в ход, все кончается за несколько часов. Так же его могли терзать годами, пока он окончательно не сойдет с ума.
Палачи подошли к нему, перебирая инструменты. Анмай перестал дышать, все его мышцы непроизвольно напряглись. Он вздрогнул, ощутив равнодушные прикосновения чужих рук. Затем мочки его ушей сильно сжал холодный металл, покрытый чем-то липким, донеслось щелканье. Он замер, ожидая боли, но ее пронзительный удар все же застал его врасплох. Еще хуже оказались дикие судороги, ужаснувшие его своей силой: Анмай боялся, что его тело не выдержит, он уже ощущал, как разрываются мышцы. Бешеная ярость, страх, ненависть к бездушным истязателям - все это вскоре исчезло в приливе мучительной, дурнотной боли. Он прикусил губу, стараясь не закричать. Не вытерпев, он заорал во все горло - и тут же получил удар по животу, лишивший его дыхания. Теперь Вэру стало по-настоящему плохо - он ничем не мог выразить, как ему больно. В голове мутилось, он боялся, что сейчас умрет…
Через несколько секунд, показавшихся вечностью, боль утихла. Ему приказывали говорить, спрашивали, - он ответил самой черной бранью и через миг боль вернулась. В голове файа не осталось никаких мыслей - одна яростная, испепеляющая ненависть. Она одна не давала ему утонуть в океанах боли - он почти не чувствовал или, точнее, не сознавал ее. Перерывы, вопросы отчасти давали ему опомниться, но едва включали ток, все возвращалось.
Анмай не знал, сколько продолжалась пытка, но страшные, сводящие с ума удары вдруг прекратились. С его обожженых ушей сняли электроды. Над ним вновь склонился старший ару.
- Что ж, раз ты не желаешь разговаривать, придется прибегнуть к особым средствам…
Теперь палачи разнообразили приемы, прикладывая электроды к наиболее чутким местам его тела. Это тоже было зверски больно… но все же, не настолько мучительно. Теперь Анмай мог бы объяснить им, что самое страшное при пытке током - когда электричество проходит через мозг и ослепленный болью пленник лишается рассудка от судорог и страха. А подобные изощрения конечно, унизительны, но куда менее эффективны. Понятно, что он не стал этого делать. Он кричал, рвался, выл и корчился. Потом остались только бешеные судороги и боль. Темнота подступала все ближе и, наконец, его принял сон без сновидений.
* * *
Он очнулся от мучительной, палящей боли. Кроме нее в мире не осталось ничего - только жажда и страх. Коснувшись разодранного бока Анмай вздрогнул - рану покрыла тугая корка из плотной, похожей на резину массы. Он испуганно отдернул руку и лишь потом понял, что это его кровь - свернувшаяся, измененная Файау кровь. Под нее, казалось, налили кипятка пополам с кусачими муравьями. Даже дышать оказалось дико больно. Он все еще ощущал тупой скрежет стали, царапающей живую кость.
Мысль о том, что скоро начнется новая, еще более страшная пытка, наполнила Вэру невыразимым ужасом - все его мышцы выли, сожженная кожа горела, а ниже живота словно зияла рана. Хуже боли было только мерзкое чувство бессильного унижения. Этот эпизод Анмай изо всех сил старался забыть, но он только становился четче. Когда он обделался от боли, ару заржали, как сумасшедшие, и именно это оказалось гаже всего…
Сейчас, вспоминая об этом, он чувствовал лишь бесконечный, мучительный стыд, столь сильный, что хотелось умереть. Это было нетрудно - еще на Хаосе его, как и любого Высшего, обучили, как остановить сердце усилием воли, чтобы умереть безболезненно и быстро - потому, что даже самого стойкого палачи рано или поздно превратят в безвольную скотину и это будет стоить жизни еще многим. Далеко не все могли этому обучиться, но Анмай был хорошим учеником. Единственное, что удерживало его теперь от бегства во тьму - подлый, животный страх перед смертью. Это пугало Вэру больше, чем все остальное, и он постарался убедить себя, что пока он жив, есть надежда. Он сможет сбежать - как-нибудь, когда-нибудь. А тогда он сможет рассчитаться за все…
Анмай утешал себя ненавистью - она оказалась теплой и грела его в этом ледяном подземелье. Вот только тот, второй Анмай, мечтающий любой ценой выжить, никуда не исчез. Появились еще и другие - уверяющие, что все это только снится ему, занятые какими-то странными, отвлеченными мечтами. Вэру словно парил в пустоте, глядя внутрь себя - он казался себе необозримой равниной, уходящей в бесконечность, пугающей и незнакомой.
Он не мог считать времени, но его прошло немало, прежде, чем дверь открылась и камеру вновь залил яркий, режущий глаза свет. Он не видел вошедших, но когда ему приказали встать, понял, что явилась вчерашняя компания. Приказ повторился, затем охранники решили поднять его с помощью пинков. Анмай попытался схватить одного из солдат, зная, что не разожмет рук, пока не переломает твари все кости… но тут же задохнулся от меткого удара в поддых. Теперь он не мог даже орать от боли.
Его били аккуратно, с толком, чтобы не искалечить, только туда, где кости близко к коже - по локтям, голеням, в крестец… От боли тоже перехватывало дух и Анмай лишь чудом смог отдышаться. Он вновь попробовал сопротивляться, но чей-то тяжелый башмак пнул его между бедер. Пока Анмай корчился, захлебываясь желчью, хлынувшей из пустого желудка, его вновь перевернули на спину, растянув между стен. Но это был спасительный удар - он вышвырнул того, второго Вэру куда-то в темноту и остался лишь один, который орал и рвался, как бешеный, даже зная, что это совершенно напрасно.
Лишь ощутив, как по содранной ремнями коже течет кровь, Анмай замер - он не хотел делать за этих тварей их работу. Но тут же его вновь охватил безумный страх, отозвавшийся во всем теле крупной дрожью - если весь этот кошмар начнется сначала, он не выдержит…
Его заставили закрыть глаза, смазали веки какой-то ледяной дрянью и наложили вогнутые электроды, прижав их резиновым жгутом. Затем под ногти больших пальцев рук загнали острые стальные пластинки, соединенные с проводами, и голова файа словно взорвалась - такая дикая ослепительная боль пронзила ее. Через миг Анмай совершенно обезумел от этой выжигающей глаза, непереносимой, чудовищной боли. Он бился, утопая в раздирающем мозг белом пламени, бешено рвался, тщетно стараясь освободиться, не сознавая, что лишь выгибается в судорогах, насколько позволяют ремни, задыхаясь от непрерывного крика.
Самым страшным оказалось даже не то, что он сходил с ума от боли - он никак не мог потерять сознание от боли, которую нельзя терпеть. Его тело, переконструированное Файау для повышения устойчивости, предало его, вынуждая переносить всю боль, которую ему причиняли.
Через минуту его рассудок дотла выгорел бы под напором нестерпимой боли и света, но, пока ему задавали вопросы, он успел отдышаться, осознать себя - а потом агония боли повторилась… потом еще раз… еще… и еще…
Хуже всего оказались именно эти паузы между ударами - ожидание боли было ужасней любой муки. Анмай осознал, что превращается в обезумевшее, вопящее от ужаса животное, готовое выполнять любые приказы… и что-то в нем нашло способ ускользнуть от этого разрушающего страдания. Он перестал сопротивляться, стараясь еще более усилить эти убийственные удары… и вновь провалился в черную бездну, недоступную даже для боли.
* * *
Очнувшись, он едва не задохнулся от ужаса - даже его забытие стало одним бесконечным, чудовищным кошмаром. Наконец он осознал, что лежит в той же камере, с той же цепью на шее, но руки и ноги у него оказались свободны. Впрочем, теперь это уже мало что значило - задев изувеченным пальцем о стену, Анмай вскрикнул. Все части его тела, к которым приложились палачи, дико болели, голова по-прежнему кружилась, очень хотелось пить, но он нигде не нашел ни пищи, ни воды. На содранной ремнями коже запеклась кровь, глаза тоже болели нестерпимо - впрочем, Анмай удивлялся, как они вообще не лопнули от той адской боли. Страх душил его - еще одной пытки он не вынесет, а жажда жизни вдруг вспыхнула в нем с неистовой силой. Что угодно, только бы жить! Пускай ему придется делать все, что потребуют от него эти мерзкие твари… все, что угодно, лишь бы сохранить жизнь… и хотя бы ничтожную крупицу души…
В себя его привели неожиданно резкие содрогания пола - содрогания, сопровождавшиеся низким гулом. Анмай не понимал, что это, пока после особенно сильного удара ему на голову не посыпался песок. Бомбы. Это место бомбили - не больше минуты, быть может, но основа его страха - одиночество - разбилась вдребезги. Если даже над тюрьмой его врагов разгружаются чьи-то бомбовозы, их дела не особенно хороши. Его, правда, тоже - Анмай не сомневался, что при малейших признаках поражения эти твари убьют всех пленников.
В это мгновение вновь пронзительно заскрежетала дверь.
* * *
Анмай оцепенел от дикого ужаса. Он знал, что теряет последний шанс спасти себя, попросив о пощаде, но, словно в кошмарном сне, не мог ни двинуться, ни открыть рта. Внезапно он понял, что охранники вошли в камеру одни, без палачей. Один из них направил на него автомат, второй открыл замок и снял цепь, но файа уже не пытался напасть на них.
Едва солдаты ударами и бранью вновь попытались поднять его, он начал корчиться на полу, изображая крайнюю слабость. После таких пыток любой, не прошедший биохимической реконструкции Файау, должен был обессилеть - а чем слабее он будет выглядеть, тем хуже его будут стеречь. Конечно, он мог вырвать автомат у одного из солдат и, уложив остальных, выскочить в коридор. А что потом?
Анмай решил подождать лучшего случая… и горько пожалел об этом, когда его руки грубо вывернули за спину и связали. Затем в камеру втолкнули двух других узников. Они вытащили файа в мрачный сводчатый коридор, оказавшийся на удивление длинным. В каменных стенах чернело множество железных дверей. Почти все они были открыты, ару выгоняли из них пленников - похоже, после бомбежки они сочли это место ненадежным и решили перевезти их куда-то еще. Вэру очень хотелось разглядеть их поближе, но он тут же спохватился и, откинув голову, закатил глаза, словно потеряв сознание.
Они миновали запиравшую коридор решетку, охраняемую стражей, потом вторую, поднялись по длинной грязной лестнице, через широкую железную дверь попали в комнату, полную автоматчиков, затем миновали двойные стальные ворота и лишь тогда оказались под открытым небом. Анмай мысленно похвалил себя за сдержанность - ему никак не удалось бы вырваться отсюда.
Ослепительный солнечный свет причинил страшную боль его глазам. Анмай зажмурился, с наслаждением вдыхая свежий, теплый воздух. Затем он осторожно, из-под опущенных ресниц, осмотрелся, стараясь не шевелить головой. Вокруг был высоченный забор и несколько низких белых зданий с решетками на окнах. Из-за ограды поднимался дым - один, два… четыре жирных черных столба. Дома так не горят. В Линзе не было нефти, и синтетическое горючее стоило здесь дорого. Кто бы не выбирал цели для бомбежки, он далеко не дурак.
Его подтащили к стоявшему поблизости небольшому фургону с глухим железным кузовом. Здесь его неожиданно грубо бросили на землю, в стороне от остальных узников. Ожидание оказалось долгим. Анмай перекатился на спину, чувствуя, что к нему понемногу возвращаются силы. Зрачки обожженных глаз сузились и он смог осмотреться внимательней, хотя свет по-прежнему причинял боль.
Сразу за стеной начинался заросший лесом склон, залитый ярким, теплым светом Желтого Солнца. По зеленоватому небу плыли редкие пушистые облака, густая изумрудно-пепельная листва слабо шелестела. Шагах в двадцати от него на земле сидело множество пленников, окруженных цепью охраны. Еще несколько солдат стояло над ним, явно тяготясь охраной полуживого файа.
Анмай не смог заметить тут ни одного из своих соплеменников. Все пленные оказались людьми - почти сплошь юноши, лишь несколько мужчин. Все испуганные, ободранные и грязные, однако, хотя бы частично одетые. Они равнодушно разглядывали его, слишком занятые своими страданиями, чтобы обращать внимание на чужие.
Через полчаса к нему подошла новая группа охранников, окружавших хорошо знакомого ему старика, руководившего пыткой. Анмай невольно вздрогнул.
- Боишься меня? - старый ару усмехнулся. - Правильно. Я не дам тебе умереть - это было бы слишком легко для тебя. Смерть станет недостаточной карой за муки моего сына. Сейчас мы отвезем тебя в Ас-Акру, где у нас будут все возможности для работы с тобой. Мы умеем пытать - не только для допросов, для удовольствия тоже. Вот когда ты станешь жалкой вопящей тварью, гадящей под себя и готовой на все, чтобы сохранить жизнь - тогда мы убьем тебя. Скоро мы вновь встретимся. А пока - наслаждайся поездкой.
По знаку старого ару солдаты втолкнули файа внутрь фургона и заперли снаружи дверь. В темном, освещенном единственной лампочкой кузове с ним осталось всего двое охранников. Но, едва Анмай попробовал устроиться поудобнее, его больно ткнули стволом под ребра, заставили лечь у стены, прямо на пол, и связали ноги. Вскоре фургон тронулся.
* * *
Анмай не знал, длинной ли окажется дорога, но понимал, что она - его единственный шанс. Он зашипел от боли, когда грязное рифленое железо коснулось раны на груди и судорожно перекатился на бок, спрятав за собой руки. Рывки машины на дорожных ухабах хорошо маскировали его движения. Охранники затянули веревку на совесть, но над узлами особо не мудрили. Анмай дотянулся до них пальцами левой руки и вдруг улыбнулся - сейчас его жизнь зависела всего лишь от того, смогут ли они протолкнуть хвост веревки в петлю. В приюте его сотни раз привязывали к постели и там он наловчился освобождаться от пут. Теперь это оказалось сложнее - все его мышцы непроизвольно подергивались от дикой боли в изуродованном большом пальце, но Анмай старался не обращать на нее внимания и удивился, как быстро ему удалось распустить первый узел. Все необходимые движения намертво засели в его памяти. Он никогда не вспоминал о них, но его тело помнило. Теперь еще немного…
Заметивший его возню охранник кинулся к файа, с размаху пнув пленника в живот. Анмай задохнулся от боли, но не прекратил своего занятия - и, когда ару размахнулся для второго пинка, рванул вперед опорную ногу стража. Ару упал, грохнувшись затылком об стену. Второй охранник вскинул оружие и заорал, требуя, чтобы он не двигался, но Вэру было уже все равно - черт с ней, с жизнью, пусть убивают, только бы не издевались. Он подтянул ноги и оперся на локоть, пытаясь встать. Ару, вновь заорав, нажал на спуск.
Сноп огня ослепил Вэру, треск очереди в тесном кузове оглушил его, - но пули прошли в дюйме над его боком, пробив ровную строчку отверстий в стальной стенке. Похоже, страже дали строгий приказ довезти его живым, и ару расстрелял все патроны в попытке напугать пленника. Потом машина вдруг резко затормозила и он свалился на пол. Анмай перекатился, и, подмяв ару, схватил его за голову. Тот успел лишь вскрикнуть. Затем его тонкая шея треснула, как хворостина, в сильных руках файа.
Первый охранник приподнялся, наводя на него автомат. Анмай, откинувшись на спину, изо всех сил ударил его связанными ногами - страж отлетел к стене, и, ударившись о нее, вновь упал. Файа не дал ему опомниться - швырнул на пол, уперся коленом в спину, готовясь сломать шею, но его вес убил маленького ару раньше - у него затрещали ребра, он хрипло вскрикнул и затих, захлебнувшись кровью. Анмай быстро освободил ноги, потом вырвал из обвисшей руки автомат. Оружие походило на жестяную игрушку и стреляло пистолетными патронами небольшого калибра. Он едва смог просунуть палец в спусковую скобу.
Внезапно дверь с лязгом распахнулась. Вэру ослепило, но, едва разглядев, что оказался лицом к лицу с четверкой охранников, он мгновенно вскинул оружие и нажал спуск. Ару отбросило назад, они упали, словно куклы и замерли неподвижно. Их одежда, обожженная выстрелами в упор, дымилась. За ними стоял легковой автомобиль с открытыми дверцами. Анмай выскочил из кузова и кинулся к нему, но, сделав всего несколько шагов, вдруг замер.
Фургон стоял на обочине широкого шоссе, по которому мчалась длинная колонна грузовиков. В них сидели автоматчики-ару, но пока ни одна из машин не тормозила. С другой стороны, всего в нескольких шагах, начинался густой высокий лес.
Отшвырнув бесполезный автомат, Анмай скатился с насыпи в глубокий, заполненный водой кювет. К своему удивлению, он успел выбраться из него и нырнуть в заросли раньше, чем на шоссе раздались заполошные очереди. Воздух вокруг завибрировал, прорезаемый сотнями пуль и Вэру спасло лишь то, что заросли скрывали крутой, идущий вниз склон - не видя его, ару целились выше. Две пули прожгли его волосы, третья задела мышцу у основания шеи, но резкая боль лишь подстегнула его.