Глаза слезятся от пороховой гари, в горле першит, плечо, с непривычки превратившееся в сплошной синяк, болит всё сильней и сильней. Но надо стрелять. Раз за разом наводить мушкет на врага и жать на спусковой крючок. А внизу идёт рукопашная схватка и наши солдаты медленно, но верно одерживают верх. И мы вносим в их викторию немалую лепту, по крайней мере, хочется на это надеяться.
- Беда, государь… - прохрипел казак в окровавленной гимнастёрке. - Выбили казаков из домов, откуда они по врагу палили. Теперь по нашим рядам стреляют. Полковник Шигаев докладает, что никакой мочи держать врага уж нет. Отступать вам надо, надёжа государь.
Все взгляды обратились на "царя", тот медленно поднялся со своего импровизированного трона.
- Отступаем, - веско сказал он. - Юлаев, твои башкиры готовы? - спросил он у башкирского полковника. Тот кивнул.
"Царский двор" собрался в несколько минут. Большого количества вещей не было ни у кого, так что много времени не минуло, как все уже забирались на коней на заднем дворе "царских хором". Воспользовавшись общей суматохой, Омелин незаметно подошёл к военинженеру Кондрашову.
- Что с минированием путей отхода? - спросил он.
- Муравьёв наготове, - ответил тот. - Как только проедем окраину города, он подожжёт фитили.
Пути отхода были заминированы заранее, именно поэтому минировать улицы приходилось едва не в последний момент.
Два с лишним десятка казаков "двора" вскочили на коней и помчались к южной окраине города. К ним присоединились башкиры Юлаева и "охранная сотня" атамана-полковника Подурова. Омелин, не имевший такой привычки к седлу, как они, отставал, как бы не погонял своего спокойного мерина. Они, буквально, пролетели мимо заставы минёров. Воентехник первого ранга Муравьёв коротко отдал честь и тут же вместе со своими людьми склонился над незаметными с седла бикфордовыми шнурами мин.
И побежал огонёк по проложенным в земле "трубопроводам", сложенным из захваченных гренадерских запальных трубок и кожаных чехольчиков, пошитых специально для этого. Рвануть мины должны минут через пять - десять, может и рановато, однако лучшего добиться не удалось, как ни старался воентехник Муравьёв со своими минёрами из казаков.
Как только фитили загорелись, минёры также вскочили на заранее приготовленных коней и вскоре присоединились к кавалькаде удирающих казаков.
Они промчались ещё с полкилометра, мимо уже мелькали жалкие лачуги нищих, что селились на самой окраине, неподалёку от городской стены, когда в авангарде их кавалькады раздался истошный крик: "Кирасиры!". И тут же зазвенела сталь.
Князь Голицын был весьма умным полководцем, он отправил эскадрон кирасир, что был у него в резерве, согласно докладам разведки, в обход городка, куда, скорее всего, побежит Пугачёв. И теперь сотня отличных солдат в белых мундирах рубила палашами опешивших казаков. Первые не успели и сабли обнажить, как их срубили выскочившие из лабиринта улочек кирасиры. А затем закипел бой. И враг в нём одерживал верх. Вот упал сражённый пулей "статс-секретарь" Пугачёва Иван Почиталин. Отбивается окружённый кирасирами Тимофей Подуров. Получив палашом по голове, падает с коня Андрей Витошнов.
Кому суждено попасть в плен в этом бою, оказывался в плену.
Омелин орудовал саблей, отбивая удары палашей и нанося ответные. Кирасиры наседали на казаков и башкир, однако те, не смотря на это, всё равно прорывались к южной окраине, оставляя на земле трупы людей и коней. Они рубились с ожесточённостью настоящих классовых врагов, кроша друг друга, как говорится, в винегрет.
Вернее было бы назвать это мясорубкой, как самые страшные сражения Империалистической войны. Всё это сражение со шрапнелью, минами и рукопашными схватками. Горами трупов на улочках крохотного городка и кровавой кашей под ногами. И что они смогли изменить? Пугачёв потерпел поражение, полки "нового строя" уничтожены. Голицыну, конечно, нанесены тяжкие потери, однако, кроме него есть Бибиков - хотя этот скоро умрёт, кажется, от холеры, Омелин точно не помнил - Мансуров, Щербатов, который станет командующим после Бибикова, тот же Михельсон. А уж сама мысль о том, что придётся воевать с легендарным генералиссимусом Александром Васильевичем Суворовым, в ту пору ещё генерал-поручиком, вроде бы, была страшной. Ведь этот великий полководец успел уже прославить своё имя в Русско-турецкой войне, а теперь начинался период его военной жизни, старательно замалчиваемый советскими историками.
Омелин усмехнулся этой мысли, отбивая саблей удар вражеского палаша. Ловко переведя клинок, движением, которому научил его лихой рубака капитан Малахаев, и ударил кирасира в лоб, разрубив на нём треуголку.
Всё же им удалось вырваться, оставив на нищей окраине Сакмарского городка, больше половины состава. И помчались по степи на северо-восток, к Авзяно-Петровскому заводу, к комбригу Кутасову, к новой армии.
Глава 5
Комбриг Кутасов
Победа куётся в тылу.
Этот лозунг стал главным для всех пугачёвцев Южного Урала. Благодаря политинформации, что регулярно проводилась на заводах и мануфактурах, в войсковых частях и на деревенских ярмарках, все знали о том, что твориться в районе восстания, как дерутся отважные казаки и рабоче-крестьянские полки "нового строя", как гибнут на полях сражений с "озверевшими екатерининскими холуями". Не забывали в ходе пропагандистской работы упоминать и о том, что солдаты екатерининских полков не являются врагами повстанцев, что как только будут разгромлены их полки и убиты офицеры, они всё поймут и вольются в ряды восставших. Ведь именно так сделали многие солдаты и офицеры корпуса генерал-майора Кара, да и иных разгромленных частей правительственных войск.
Ну а пока, победа куётся в тылу.
Комбриг - а ныне полковник, большего звания в казацкой армии Пугачёва просто не было - Кутасов возвращался с очередной большой инспекции. И то, что он увидел, ему очень нравилось. На заводах, где рабочий класс полностью поддержал восстание, лились пушки и ядра, мушкеты и пули. На мельницах мололи порох для этих мушкетов и пушек. На мануфактурах шили гимнастёрки, фуражки и пилотки для солдат и офицеров "нового строя". Отливались треугольники, "кубари", "шпалы" и ромбы, пряжки со звёздами и кокарды. В кожевенных мастерских тачали сбрую для коней и ремни и портупеи для пехоты, а также многочисленные кожаные нашивки на рукава. Ковались сотни сабель, штыков, тесаков и наконечников для копий.
- В первую очередь сабли поставлять башкирам, - наставлял каждый раз интендантов, и из РККА и пугачёвских, комбриг. - Это самые слабовооружённые части нашей армии, а значит ваша, товарищи интенданты, основная задача исправить эту проблему!
После заводов и мануфактур он отправлялся на плацы, где муштровали солдат. Надо сказать, что проблема с кадрами всё так же довлела над армией Пугачёва. Если унтеров ещё удавалось набрать, то старший командный состав был удручающе мал. Пока эта проблема не стояла столь остро, ведь в процессе подготовки армии более важен именно младший командный состав, по старорежимному - унтера. Комбриг усмехнулся своей мысли. Старорежимному, надо же. Он сам сейчас живёт при "старом режиме" и прилагает все усилия, чтобы свергнуть его, как делал это его отец, убеждённый социалист, хоть и блестящий гвардейский офицер-преображенец.
- Раз-два! - неслось над плацем. - Сено! Солома! Сено! Солома!
Рекруты в зелёных косоворотках, заменяющих пока гимнастёрки, шагали, шурша сеном и соломой, привязанными к их ногам. Приём старый и использующийся, насколько знал и до сих пор - в смысле, для тридцатых годов двадцатого века, откуда прибыли военспецы.
Весь мир насилья мы разрушим,
До основанья, а затем.
Мы наш, мы - новый,
Мир построим.
Кто был ничем, тот станет всем.
- Товьсь! Целься! Пли! - Щелкают курки новеньких мушкетов. - Мушкет к ноге! - Приклады стучат в вытоптанную до каменной твёрдости землю. - Заряжай! - Звенят шомпола, крепкие зубы рвут бумажные кулёчки патронов, сыплют несуществующий порох на полки, затем в стволы, забивают пыж, пока ещё без пули. - Мушкет к плечу! - И снова. - Товьсь! Целься! Пли!
Рядом тренируются вести огонь с колена. Чуть дальше отрабатывают приёмы штыкового боя, раз за разом вонзая трёхгранные клинки в мешки с песком, подвешенные на верёвках. На левой стороне их были нарисованы красные круги и кресты. Унтера при этом громовыми голосами объясняли, как сохранить стволы и замки мушкетов в целости при рукопашной схватке.
Эти занятия напомнили Кутасову о солдатах "нового строя", что дрались в Сакмарской мясорубке, как с лёгкой руки комиссара Омелина стали называть битву за городок. Мало кто понимал мрачный юмор этого сравнения с кровавыми полями Империалистической войны, однако название это как нельзя лучше подходило сражению, в котором погибли несколько тысяч человек с обеих сторон. А пленных было намного меньше, чем в, так сказать, оригинальном сражении за Сакмарский городок. Никаких без малого трёх тысяч человек - почти все, кто сражался на его улицах, сложили головы на поле боя, а не сгнили в екатерининских тюрьмах и каторгах.
Однако закрадывалась в голову Кутасову одна подленькая мыслишка. А ведь так мало изменила эта мясорубка. Мансуров, всё равно, взял Нижнеозерную и Рассыпную крепости, разбил казаков Овчинникова, Перфильева и Дехтярёва у реки Быковки. Не так давно они под предводительством Овчинникова прибыли, пробравшись глухими степями, на соединение с остальной армией Пугачёва. И теперь солдаты Мансурова и перешедшие на сторону правительства казаки гоняют по тем же степям отряды Дербетева, Речкина и Фофанова. Последовали и другие, не столь значительные поражения. И Пугачёв скрипел зубами, упрекал Кутасова в бездеятельности и требовал ускорение подготовки полков "нового строя". Комбриг кивал и отвечал, что следует выжидать. Ведь он-то знал, что скоро умрёт командующий генерал-аншеф Бибиков, и в армии начнутся интриги и брожения, которые дадут им столь необходимую передышку.
Пугачёв со своей "свитой", в которой состоял Омелин со своими комиссарами, прибыл на Южный Урал в первой неделе апреля. За несколько дней до смерти Бибикова. Первым делом, он вызвал к себе комбрига Кутасова.
- Что же это делается, Кутасов? - спросил он у комбрига, вместо приветствия.
- О чём вы, Пётр Фёдорович, говорите? - переспросил у него Кутасов. - Если вы о поражениях ваших полковников, то к нам это не относится.
- Я про Сакмарскую мясорубку! - вскричал Пугачёв, хлопая кулаком по резной ручке своего кресла, временно назначенного "царским троном". - Ты обещал мне викторию, а вышло как? Солдат да казаков положили немеряно, а толку - ничуть!
- Отчего же? - удивился, несколько притворно, Кутасов. - Бригада князя Голицына уничтожена почти полностью. Наши же потери, хоть и велики, но не столь убийственны, как потери Голицына для армии вашей жены.
- Ты обещал викторию, - продолжал настаивать Пугачёв. - Викторию! А получилось - поражение! Твои солдаты "нового строя" сражались отчаянно, не спорю, но толку с того нет.
- Военная удача переменчива, - пожал плечами Кутасов. - Тем более, что Голицын - талантливый и смелый полководец. Поглядите, Пётр Фёдорович, на какой неслыханный стратегический ход он решился. Пехоту на коней сажали, так драгуны появились, в конце концов. Но спешивать кавалерию! До такого ещё никто додуматься не мог! Да и ваши полковники не справились с изменившейся ситуацией.
- О чём это ты? - удивился Пугачёв. - Что значит, не справились?
- Пока всё шло по плану, - объяснил Кутасов, - они командовали солдатами и казаками, как надо, но только что-то пошло не так, и они попросту не знали, что им делать. Вот от этого поражение и приключилось. Солдат "нового строя" выучить получается, а офицеров "нового склада" - нет.
- Так к чему же вообще всем этим заниматься? - развёл руками Пугачёв. - Эти твои солдатики ничего без офицеров не могут!
- Ещё как могут, - покачал головой Кутасов. - Сейчас, когда князь Голицын будет заново формировать свой корпус, у нас появилось время для того, чтобы подготовить нашу армию. И в начале лета выступить на север и нанести поражение Бибикову.
- Ну, гляди, Кутасов, - грозным тоном, какой получался у него очень хорошо, - не подведи меня со своими солдатиками снова. Не подведи.
Понимая, что дальше беседовать с "казацким царём" становится небезопасно, комбриг поспешно покинул "тронный зал" новых "царских хором" и направился в большой дом, который, как в былые времена, делил с комиссаром Омелиным. Теперь уже комиссар был ранен, хоть и не очень тяжело. Он по привычке сидел за столом, придвинутым к окну. Перед ним лежал проект новой речи и перо с чернильницей.
- О чём теперь вещать будешь? - весело поинтересовался комбриг.
- Это не моя, - оживился комиссар. - Правлю речь одного дарования из местных комиссаров. Он отправиться с нею по деревням, будет вести агитработу среди крестьян, митинги на ярмарках устраивать. Это у него очень хорошо получается.
- Кто такой? - спросил комбриг, чтобы немного рассеять нагнанную разговором с Пугачёвым тоску.
- Старший политрук Кондаков, - ответил Омелин. - Ты мне вот что скажи, Владислав. Зачем мы трепыхаемся, если всё идёт так, как шло. Пугачёва громят, и будут громить, что с Голицыным, что без него. Вот ты говоришь, мы вывели из войны князя, а ведь это не так. Князь сам засядет в Оренбурге на три месяца из-за того, что командующим назначат не его, а генерал-поручика Щербатова. Мы просто дали ему реальный повод для этого.
- Но при этом у него не будет войск, Андрей, - напомнил Кутасов. - Он не сможет адекватно участвовать в войне после трёх месяцев в Оренбурге. Мы, считай, вывели его из войны окончательно.
- Россия велика, Владислав, - покачал головой комиссар, - рекрутов много найдётся. Восстановит Голицын свой корпус.
- Но не за три месяца! - вскричал комбриг. - Да и дорого ли стоят полки из рекрутов и молодых парней, вместо толковых офицеров?!
- Примерно столько же, - мрачновато усмехнулся Омелин, - сколько и твои новые полки. Я вот думаю, что зря мы положили всех солдат "нового строя" в Сакмарском городке.
- Может, это была ошибка, - ответил на это Кутасов, - но на ошибках учатся. Ты хоть ведёшь работу на их примере?
- Веду, - кивнул Омелин. - Как ты и советовал мне, Владислав, активно работаю в контакте с церковью. С молодыми, ещё не закосневшими, попами. И ты знаешь, - несколько повеселел он, - это даже как-то интересно. Мы с ними теологические споры ведём, часами беседуем. Я им, конечно, постулаты научного атеизма не проповедую, сам понимаешь, но кое-какие идеи всё же проталкиваю.
- Это какие же? - заинтересовался Кутасов.
- Основные постулаты христианства вполне разумны и мало отличаются от того, к чему мы стремимся. Я внимательно прочёл Библию, выбрал нужные места и теперь уже апеллирую теми же понятиями. Так сказать, играю на их поле, как говорят футболисты, и, без ложной скромности скажу, вполне профессионально.
- Отлично, - усмехнулся комбриг. - Церковь нам надо перетягивать на свою сторону, особенно сейчас. Ты же, наверное, слышал, как нас называют верные Екатерине попы.
Омелин, конечно же, знал, какие слухи ходят о них. Слишком странно выглядели солдаты и офицеры "нового строя", о комиссарах, хоть и без "пыльных шлемов", но всё же смотревшихся весьма экзотично на взгляд обывателей восемнадцатого века, и говорить нечего. Так что нечего удивляться, что одетых в кожаные куртки и регланы комиссаров, за глаза называют чертями или чёртовыми детьми. А самого Пугачёва считали дьяволом, в которого переродился после смерти Пётр Третий, вышедшим из адских бездн, для того, чтобы мстить неверной жене. Однако, именно на этой, весьма спорной теории, Омелин строил некоторые свои беседы с молодыми священнослужителями. Этим соображением он поделился с Кутасовым.
- Вопрос, конечно, интересный, - протянул тот, - но такие разговоры могут далековато завести.
- Сам же говоришь, что надо перетягивать церковь на свою сторону, - ответил Омелин, - а это достаточно сильный аргумент. Это добавит Пугачёву популярности в народе, но есть и существенный минус. И он, возможно, перевешивает все плюсы, которые сулит моя теория.
- Как нам после победы восстания выходить на первые роли и строить государство рабочих и крестьян, вместо обещанного Пугачёвым яицким старшинам казацкого царства, - быстро догадался Кутасов. - Да уж, ходим по тонкому льду. И ведь создать части, верные нам, а не Пугачёву никак не удаётся. Мы ведь вроде серых кардиналов - всегда в тени, а вся слава - чудом воскресшему царю.
- У меня с этим немного лучше, - порадовался своим успехам Омелин. - Военно-политический состав новой армии безоговорочно предан идеям социализма. Мои комиссары уже медленно, но верно ведут с ними работу на тему того, что царизм, как явление, суть зло и со временем оно приведёт Россию на край гибели, показав свою несостоятельность. Благо, примеров вполне хватает. Всё это Междуцарствие, временщики и прочее. На эту же тему я осторожно начинаю беседовать со священниками, естественно, подкрепляя свои слова соответствующими цитатами из Библии.
- А, вообще, знаешь, что я скажу тебе, Владислав, - решительно заявил комиссар.
- Что именно? - заинтересовался комбриг.
- Я, конечно, не лезу в твою епархию, - Кутасов мысленно усмехнулся словам Омелина, лексика которого изменилась после, так сказать, "работы со священнослужителями", - однако, по-моему, гибель полков "нового строя" в Сакмарском городке была ошибкой ещё и потому, что эти солдаты были преданы тебе лично, Владислав. Ты водил их в бой, они выносили тебя, израненного, едва живого, из Сеитовой слободы. А вышло так, что ты, именно ты, Владислав, бросил их на верную гибель в городке. Даже те, кто вырвался из этой мясорубки, и теперь служат младшими командирами в новых полках, считают тебя предателем. Вот ты говоришь, что полки "нового строя" не удаётся перетянуть на свою сторону, а тут допускаешь такую промашку.
- Хватит об этом, Андрей, хватит, - вздохнул Кутасов. - Я признал, что гибель полков "нового строя" в Сакмарской мясорубке, была ошибкой.
- Как бы эта ошибка не оказалась для нас решающей, - мрачно заявил Омелин.
- Будем решать эту проблему, - пожал плечами комбриг. - Придётся восстанавливать своё доброе имя.
И Кутасов с присущей ему активностью решать вставшую перед ним проблему. Она была весьма велика. Если сначала комбригу лишь казалось, что на него бросают косые взгляды, списывал на странную форму, непривычную казакам и даже свежеиспечённым солдатам и офицерам "нового строя", то теперь, после слов Омелина, он начал более серьёзно относиться к этим взглядам. Для начала он вызвал к себе всех младших командиров, прошедших Сакмарскую мясорубку, на совещание и тут же ошарашил их предложением.
- Говорите обо мне всё, товарищи офицеры, всё, что думаете.