- Это как? - выдохнул первым пришедший в себя младший комвзвод Еремей Курыло.
- А вот так, - ответил Кутасов. - Думаете, я не вижу ваши косые взгляды, что на меня бросает каждый второй командир в армии "нового строя". Что вы, те, кто вынес меня из Сеитовой слободы на руках, считаете меня предателем, бросившим вас на верную смерть в Сакмарской мясорубке. Продолжать?
Никто не ответил ему. Младшие командиры молчали, кто-то ковырял ножом столешницу, другой рассматривал непривычные ещё квадратные носки новеньких хромовых сапог, третий весьма заинтересовался ручкой своей шашки, в которой не было ровным счётом ничего интересного.
- Молчите, товарищи младшие командиры, - вздохнул комбриг и вдруг крикнул во весь голос, так что те были вынуждены пригнуться. - Выполнять приказ!
- И так есть, - вспылил, наконец, старшина Балабуха. - Так! Как тут не думай, не крути, а бросил ты нас, товарищ полковник. На расправу оставил, на погибель.
- Верно, - загудели остальные младшие командиры. - Так и было. Бросил ты нас, товарищ полковник. Оставил.
- Бросил, значит, - снова тихо произнёс Кутасов. - Оставил на расправу. А вы, что же, товарищи младший комсостав, дети малые? Без меня ничего не умеете? - Снова все замолчали, глядя в пол. - Выходит, по-вашему, я должен был остаться с вами, израненный, едва живой, и сгинуть не за грош в Сакмарской мясорубке. Так, товарищи младшие командиры?
- Ты, это, товарищ полковник, - мрачно произнёс младший комвзвод Байдак, - уж не взыщи с нас, неразумных. Не подумавши, мы всё это… Прощенья просим…
- Совсем распустились, товарищи младший комсостав! - вскричал Кутасов, на душе у которого потеплело. - По уставу отвечать!
- Виноваты, товарищ полковник! - вскочив на ноги, гаркнули младшие офицеры. - Исправимся!
- Получите взыскания, - оттаяв душой окончательно, произнёс комбриг. - Свободны!
Младшие офицеры торопливо вышли из "штабной избы", где на громадном обеденном столе были расстелены карты, а пол, как бы часто и чисто его не мели, был вечно затоптан сапогами. Комбриг опустился на жёсткий стул и вытянул ноги. Формированию преданного лично ему офицерского корпуса положено начало.
Однако дни шли за днями. Где-то в Бугульме умер от холеры генерал-аншеф Бибиков, засел с остатками своего корпуса в Оренбурге князь Голицын, и Пугачёв, узнав эти новости, становился всё более нетерпеливым.
- Хватит муштровать солдат! - всё чаще говорил он Кутасову. - Солдат в бою военной науке учится! В бою, а не на плацу! Воевать твоим солдатикам пора! Да и казачки мои без дела скучают.
Придумывать некие "благовидные" предлоги для задержки наступления было сложно. Тем более что комбриг не очень-то хорошо умел выкручиваться. Помогал ему в этом Омелин, но и его "казацкий царь" слушал всё хуже. Значит, пора выводить армию из района Авзяно-Петровского завода, и вести туда, куда хотел Пугачёв. К Магнитной крепости.
Глава 6
Поручик Ирашин
Что-то назревало. Это витало в воздухе и настойчиво стучало в уши сотнями разных слухов. В офицерском собрании только и разговоров было, что о болезни генерал-аншефа, все обсуждали, кто станет главнокомандующим вместо него. На самом деле, никто не думал, что Бибиков столь скоропостижно скончается, однако все понимали, что заболевший холерой - а по иным слухам, отравленный не то пугачёвскими, не то вовсе, польскими шпионами - немолодой генерал, командовать армией не сможет.
- Голицына поставят, - безапелляционно заявлял Самохин. - Как бы то ни было, он князь, из столбовых, древнего рода. Какое тут имеет значение его звание. Ларионов вон тоже был и генерал-майор, и родственник самого Бибикова, а поставили вместо него нашего командира. А он-то премьер-майор, всего лишь.
- Никогда не слышал о столбовых дворянах Михельсонах, - усмехнулся секунд-майор Брюсов. - По мне, пример не слишком корректный.
- Я, вообще-то, о том, что звание тут не главное, - ответил на это Самохин. - Вон премьер-майор сменил генерал-майора и командует теперь корпусом. И опять же Гагрин, в том же чине и также корпусом командует.
Известие о разгроме казацкого полковника Туманова премьер-майором Гагриным уже достигло Оренбурга, куда мы вернулись после Сакмарской баталии. Называть её викторией ни у кого язык не поворачивался.
- Но ведь Щербатов генерал-поручик, - возразил Самохину я. - Звание уж очень велико. Он сейчас старший генерал в армии.
- Но и Голицын не премьер-майор, - покачал головой Коренин, вставший, в кои-то веки на сторону своего непримиримого противника. - Княжеский титул очень много значит.
- И обидчив наш генерал-майор, прямо как девица, - усмехнувшись, выдал опасную реплику Самохин, словно бы в пику ротмистру.
- Прекратите, поручик, - вздохнул Коренин. - Вы, к слову, повели себя ничуть не лучше.
История была, надо сказать, шумная и неприятная. Дело было в том, что Коренин написал рапорт командованию со скверной рекомендацией поручику Самохину. И после этого Самохина не поставили командовать четвёртым эскадроном, место ротмистра которого было свободно ещё с самых Чесноковок. Назначить его должны были по итогам битвы за Сакмарский городок, однако они оказались столь неутешительны, что об этом как-то позабыли. Тем более, рекомендации самому перспективному кандидату на эту должность, каковым был Самохин, оказались крайне нелестными. В общем, командовать четвёртым эскадроном остался поручик Парамонов, а Самохин поднял жуткий скандал. Он примчался к Михельсону, причём намерено, когда тот вёл совещание с командирами остальных подразделений, входивших в его корпус, и принялся выяснять, отчего его не назначили командовать четвёртым эскадроном и не повысили в звании. Премьер-майор в самых неласковых выражениях высказал ему причины этого и приказал покинуть палатку.
Напоминание об этой истории, породившей также море слухов о делах в нашем полку, заставило Самохина замолчать. Он провёл пальцами по стакану с вином и, выпив его одним глотком, вышел из офицерского собрания.
Однако его быстро сменил Пашка Озоровский. Он ворвался в собрание и закричал, как оглашенный:
- Генерал-аншеф умер!
- Что? Как? - вскочили все мы. - Рассказывай толком.
- Генерал-аншеф скончался по дороге сюда. В Бугульме. Скоропостижно.
- Ну вот и приплыли, - вздохнул Коренин, а Брюсов, как старший, пусть не по званию, но по должности, офицер в собрании, провозгласил тост:
- Вечная память генерал-аншефу Александру Ильичу Бибикову.
- Вечная память, - подхватили мы, поднимая стаканы. - Земля пухом.
Спустя несколько дней из Петербурга прибыл курьер Фельдъегерской службы со срочным пакетом. Уже спустя несколько минут весь Оренбург знал, что новым командующим назначен генерал-поручик Щербатов. А уже на следующий день князь Голицын объявил о том, что никуда из Оренбурга не уйдёт, "покуда должным порядком ряды вверенных Императрицею войск не пополнит".
- Только этого Пугачёву и надо, - цедил сквозь зубы Михельсон. - Пока мы будем в Оренбурге сидеть, он соберёт рассеянные отряды в новую армию.
- Но ведь в пехоте у нас, действительно, очень большие потери, - напомнил ему Брюсов. - Фактически, у корпуса нет пехоты.
- Зато кавалерия есть, - оборвал его Михельсон. - А пехоты у того же Мансурова хватает. Вполне можно было бы отправиться с корпусной кавалерией к нему, а пехоту оставить в Оренбурге, для пополнения.
- Приказ князя Голицына ясен, - пожал плечами Брюсов, - оставаться в Оренбурге до прибытия пополнения. Ничего не попишешь.
- Очень даже попишешь, - обратился к премьер-майору Самохин, присаживаясь за штаб-офицерский стол, что было нарушением традиции. Да ещё и без приглашения!
- А, это вы, скандальный поручик, - покачал головой Михельсон. - И что толкового вы можете предложить?
Сам тон, каким он произнёс слово "толкового" можно было счесть оскорбительным, однако Самохина это ничуть не смутило.
- Вы ведь, до того как наш полк, а после и весь корпус прикомандировали князю, были самостоятельным командиром, - начал объяснять он.
- И? - спросил заинтересовавшийся Михельсон.
- Обратитесь к генерал-поручику Щербатову напрямую, - ответил Самохин. - Формально, это не будет нарушением, ведь князь Голицын, вроде бы, наш временный командир.
- И я, опять же, вроде бы, и не обращаюсь через голову князя, - произнёс Михельсон. - Das ist ein vernЭnftiger Vorschlag, - задумавшись, он перешёл на язык предков. - Адъютант, кто-нибудь, бумагу, перо, чернила.
- И скатерть смените на чистую, - обратился рассудительный Брюсов к буфетчику офицерского собрания.
Когда эти требования были выполнены, премьер-майор принялся писать рапорт генерал-поручику Щербатову. Составив его "начерно" и, отдав бумагу адъютанту для оформления "чистового" варианта, Михельсон обратился к Самохину:
- Junger Herr, - сказал он, - вы, кажется, обращались ко мне с некоторой просьбой. Я посчитал вас, поручик, взбалмошным и неумным человеком. Однако сейчас вы оправдали себя в моих глазах. Вы претендовали на вакансию командира четвёртого эскадрона. Вы, как я вижу, офицер толковый и с фантазией, посмотрим, как покажете себя командиром эскадрона. Сергей, - снова обратился он к адъютанту, молодому прапорщику, племяннику Семёна Брюсова, - подайте мне ещё лист бумаги.
- Как бы нам всем не пожалеть об этом, - тихо, так тихо, что услышали его только за нашим столом, произнёс Коренин. - Теперь, - сказал он уже громче, - надо подумать, кого поставить на второй взвод, вместо Самохина. У вас, господа офицеры, есть кандидатуры из унтеров.
- Надо у самого Самохина спросить, - пожал плечами я. - Как-никак, а взвод-то его.
- С Самохиным мы поговорим, - холодно кивнул Коренин, - обязательно поговорим. Но остальных командиров взводов прошу представить список унтеров, которых можно было поставить командовать взводом.
В итоге командиром взвода поставили подпоручика Ипполитова, исполнявшего во взводе Самохина обязанности старшего унтера. Это был застенчивый юноша, которого я знал не слишком хорошо. В собрании он держался скромно и не любил лишнего внимания к своей персоне. К тому же, Ипполитов не воевал вместе с нами против Барской конфедерации, его прислали уже после победы, так что многие держались ним несколько снисходительно, и это ему, наверняка, не нравилось.
Не прошло и трёх дней, как весь наш корпус к вящему неудовольствию князя Голицына, выступил на соединение с бригадой генерал-майора Мансурова. Мансуров незадолго до того взял несколько крепостей и разбил пугачёвцев у Иртецкого форпоста, однако потери его были достаточно велики, и ему срочно требовались подкрепления. Этим подкреплением и стал на корпус. Мы выдвинулись скорым маршем к Илецкому городку, стояли на временном отдыхе полки Мансурова. После соединения мы должны были выступить к одному из оплотов пугачёвщины - Яицкому городку.
Марш был, конечно, скорый, но не та безумная гонка, как к Сакмарскому городку, и после неё показался лёгкой прогулкой. Лошадей не гнали, даже на заводных редко пересаживались, ночевали по-людски, в придорожных трактирах, да и ночёвок было всего две. Перед первой нас вызвал к себе Коренин, недавно вернувшийся от Михельсона, и объявил:
- Доведите до солдат и унтеров, что с женщинами следует вести себя крайне осторожно. А если быть точным, не подпускать их к солдатам на пушечный выстрел. За опоздание на утреннее построение наказание понесут не только солдаты, но и командиры взводов с унтерами. Всё ясно?
- Так точно, - ответили мы, то есть, командиры взводов.
Я вернулся к своим солдатам и, подозвав к себе унтеров, просто и доходчиво объяснил им:
- Господа унтера, - сказал я им, - нам приказано женщин не трогать.
- Как? - удивился вахмистр Обейко, большой любитель женского пола.
- Вот так, - ответил я. - Даже если они сами предложат, за деньги или по любви. - И уже более тихим голосом добавил: - А если что и будет, заканчивайте все дела до утреннего построения. Чтобы хоть пару часов поспать смогли.
- Есть! - гаркнули унтера.
В Илецком городке, объединившись с корпусом Мансурова, мы выступили к Яицкому городку. Теперь уже шла целая армия, а её передвижение это разговор особый. Несколько тысяч человек, табуны лошадей и пушки медленно тащились по степи, оставляя за собой уродливый след. Быть может, птица, вроде орла или какого-нибудь стервятника, что постоянно кружили над нашими головами, видела эту войну, как пересекающиеся тёмные полосы, оставленные армиями, и громадные пятна - места сражений. Такие мысли бродили у меня в голове, пока армия наша двигалась навстречу врагу. До Яицкого городка не добрались около пятидесяти вёрст. У реки Быковки встретили, наконец, врага.
Казаки, которыми, как выяснилось позже, командовали атаманы Овчинников, Перфильев и Дехтярёв, попытались атаковать нас с ходу. Но разведка, изюмские гусары, вовремя донесла о появлении казачьего войска. Никогда не забыть мне летящие в облаке пыли фигурки гусар. Я не мог различить с такого расстояния цвета их мундиров, однако точно знал, что ментики и на них синие, а доломаны - красные; они мчатся, придерживая шапки, чтобы не слетели во время безумной скачки, ташки и сабельные ножны бьют по ногам и бокам лошадей.
- Быстро летят, - протянул вахмистр Обейко. - Видать, случилось что.
- Что, что, - усмехнулся гефрейт-капрал Болтнев, самый глазастый в моём взводе. - Драка будет. Зачем бы ещё разведке так лететь? Лошадей вот-вот загонят.
- Эскадрон, - тут же скомандовал, будто услышавший его слова Коренин, - к бою готовьсь.
- Проверить оружие, - подхватил я и сам занялся этим. Быстро зарядил пистолеты, без нужды, а скорей по привычке щёлкнул гардой палаша по верхнему окову ножен. Всё было в порядке. - Унтера, - продолжил я отдавать приказы, - проверить у солдат состояние оружия и обмундирования. - Ведь, следуя непреложному армейскому закону, солдат расслабляться не должен, особенно перед битвой, а то нападёт дурной мандраж, который зачастую куда хуже врага.
Вот как на меня сейчас. Чтобы отвлечься, я прислушался к голосам унтеров, хвалящих образцовых солдат и отчитывающих нерадивых. В последние, как обычно, залетел гефрейт-капрал Болтнев, который всегда отлично следил за своим нарезным карабином "За призовую стрельбу" и конской сбруей, а вот чисткой мундира часто пренебрегавший. Усмехнувшись, я стал глядеть на совещающихся офицеров, потом проследил вестовых, мчащихся в полки. Ну а после завертелась обычная предбоевая карусель.
Наш полк перебросили на левый фланг и поставили задачу прикрывать огнём пехоту, когда та пойдёт в атаку, и не давать казацкой коннице обойти наши позиции. Последняя была основной. Ведь если правый фланг нам прикрывала река Быковка с топкими, поросшими камышом берегами, провести по которым людей, не говоря уж о лошадях, было невозможно. На левом же до самого горизонта простиралась бескрайняя степь - обходи, не хочу.
- Самохин и Коренин, - распорядился Михельсон, - ваши эскадроны стоят на самом фланге, так что вам, как говорится, и карты в руки. Если казаки или башкиры попытаются нас обойти, остановить их должны вы. Вопросы?
- Один, господин полковник, - обратился к премьер-майору Самохин.
- Задавайте, - кивнул тот, относившийся к поручику после истории с рапортом к генерал-поручику Щербатову несколько покровительственно и позволявший некоторые вольности в обращении.
- Кто из нас двоих будет главным?
- Ротмистр Коренин, - ответил тот и в ответ на взгляд расширившихся глаз Самохина ледяным тоном произнёс: - Он из вас старший по званию. Всё ясно, поручик?
- Так точно, - сразу поскучнел тот и коротко отдал честь.
- А, вообще, господа офицеры, - добавил Михельсон, уходя от неприятной темы, - генерал-майор Мансуров, большой поклонник пехоты, считает, что именно она решит всё дело, как в большинстве его предыдущих баталий. Нам же он отводит второстепенную роль.
Авангард казаков появился спустя три четверти часа, после того, как наша армия выстроилась, заняв позиции. Это были конные сотни, отличавшиеся друг от друга цветом кафтанов. Они явно не ожидали такого подвоха с нашей стороны, однако решили не останавливаться и ринулись на нашу пехоту, выстроенную в ровные квадраты батальонных каре, что называется сходу. И тут эта живая крепость дала по ним залп. Казаки в разноцветных кафтанах полетели с сёдел, повалились на землю лошади, ответ их был жалкой каплей в море огня и дыма, обрушившегося на них. И всё же казаки налетели на батальонные каре, до наших позиций донёсся звон стали. Пушки пока не стреляли, ждали подхода основных сил противника.
Бой шёл, в основном, в центре позиций и до флангов не докатывался, так что гренадеры и лёгкая пехота, в основном, вели огонь по казакам, осыпая их градом пуль. Драка была жестокая, но места нам, кавалерии, в ней не было. Обстреливать фланги смысла не имело - наши карабины, конечно, добивают на такую дистанцию, однако убить кого-либо пулей на излёте было невозможно. Так зачем же зазря тратить патроны? Так что нам приходилось довольствоваться ролью наблюдателей.
Казацкий авангард был уже готов обратиться в бегство, когда подошли основные силы. Видимо, атаманы, узнав, что пришлось вступить в бой, решили пожертвовать передовыми сотнями, чтобы сформировать из остальных полноценное войско с пешими казаками и конной артиллерией в центре и конниками на флангах. По сигналу труб и барабанов авангард отступил к основным силам под огнём наших батальонов.
- Ну ты погляди, - покачал головой Озоровский, пока бой не начался мы стояли рядом, - научились правильной войне.
- Научились на нашу голову, - усмехнулся я. - Теперь нам куда сложней будет их побеждать.
- Били раньше, - усмехнулся подпоручик Ипполитов, - разобьём и теперь.
- Но раньше не было таких боен, как в Сакмарском городке, - мрачно заметил я.
- Тут не "нового строя" солдаты, а обычные казаки, - отмахнулся Ипполитов, ещё не научившийся уважать врагов, будь они казаками или, как до того, шляхтичами Барской конфедерации. - Разобьём их.
- Твои слова… - Я, как обычно бывало перед боем, стал мрачен.
Загремели пушки с обеих сторон. Наши ударили раньше. Ведь в армии Мансурова было два "единорога" и пять тяжёлых орудий, при поддержке батареи лёгких. Казачьей же артиллерии приходилось под огнём наших пушек тащить свои орудия на дистанцию поражения. Несколько удалось за это время подорвать, разбить лафеты или повредить стволы, и, конечно же, изрядно проредить ряды противника. И всё же, упорные казаки подошли на нужное расстояние и открыли ответный огонь. Завязалась обыкновенная артиллерийская дуэль. Сыпались ядра, поле медленно заволакивало туманом порохового дыма, с той и другой стороны падали солдаты, но остальные смыкали строй и ждали, когда закончится это истребление.
И тут в нашей армии ударили барабаны, пехотные полки двинулись в атаку под градом ядер с обеих сторон.
- Эскадрон, - скомандовал Коренин, на секунду опередив полковых трубачей, - шагом.
Кавалерия медленно двинулась вслед за пехотой. Ядра до флангов долетали редко, всю свою куцую артиллерию Овчинников собрал в центре. Наши лошади изредка брезгливо задирали ноги, переступая через валяющиеся на дороге чугунные шары.
Спустя несколько минут после начала нашего наступления, вперёд двинулись и казаки. На флангах оживилась их конница - казаки и башкиры - двинувшись вперёд.