Вы и не увидите, адмирал, - заявил Сехр, - потому что мы остановим их.
Гул всеобщего одобрения сопроводил его слова.
- Теперь, если командир Парвуд будет столь любезен, что…
Орнофф не успел договорить, прерванный сигналом тревоги, вдруг раздавшимся за стенами ангара. В одно мгновение его подхватили десятки сирен по всему аэродрому. Зловещий, заунывный вой теперь, казалось, доносился со всех сторон.
Пилоты тревожно переглянулись. Орнофф посмотрел на своих адъютантов и, поспешно сойдя с трибуны, стремительно направился к выходу. Все до единого последовали за ним.
Летчики высыпали на залитую солнцем камнебе-тонную площадку перед ангаром и, собравшись в группы, стали напряженно вглядываться в прозрачную синеву безоблачного неба. Вдоль всей главной посадочной полосы зажглись сигнальные огни, и множество машин аварийной службы, ревя моторами, уже выезжали из ангаров, расположенных по северному периметру аэродрома.
- Кто-то попал в беду, - пробормотал Бланшер.
- Смотрите! - закричал один из летчиков, указывая куда-то в небо.
На юге, у самого горизонта, показались крошечные точки. Джагди издалека узнала чихающий звук пульс-реактивных двигателей.
- Очень низко, - заметила Асче.
Несколько точек заметно отставали, но первые две уже пошли на снижение. Можно было видеть, как сверкают их кабины в лучах утреннего солнца. Ведущий самолет - небольшая одномоторная модель темно-зеленого цвета - оставлял за собой тонкий след белого пара.
- Скверно, - произнесла Джагди, напрягая зрение.
- Что? - не расслышал стоящий рядом Марквол.
- Если он собирается приземляться, то давай скрестим пальцы, чтобы ему удалось выпустить шасси.
Тэда. В небе над Южной ВВБ, 07.51
Клубы дыма, которые оставлял за собой "Охота Шестнадцать", по мере того как самолет сбрасывал скорость, становились все гуще, иногда приобретая тяжелый, багровый оттенок. Дэрроу пришлось скорректировать высоту полета, чтобы уйти из полосы задымления с практически нулевой видимостью. Таким образом, "Охота Шестнадцать", снижаясь, задерживала его на высоте, которая была значительно больше, чем ему хотелось бы для оптимального захода на посадку.
Дэрроу чувствовал, что небольшой встречный ветер слегка заносит хвостовую часть его "Волчонка", и, чтобы скомпенсировать это влияние, внес некоторые изменения в положение самолета. Согласно индикатору скорости, он опасно приблизился к критической отметке, когда двигатель мог запросто заглохнуть.
- Давай, "Охота Шестнадцать"! - закричал он, проклиная все на свете. - Давай же, Фрайс! Посади свою птичку!
- Освободи их, Фрайс! - услышал Дэрроу, как по воксу чего-то требует ведущий "Охоты".
- Не могу… Эту чертову штуку заклинило… Заело рычаг управления. Согнуло, я думаю.
Сигнал предупреждения запищал в кабине Дэрроу. Все. Горючее кончилось… Даже если этот проклятый счетчик все еще показывает полные баки.
- Я должен сесть немедленно! - крикнул он.
- Хорошо-хорошо! Все в порядке, Энрик. Я уже справился. Вытянул рычаг. Шасси выпущено.
Тэда. Южная ВВБ, 07.51
Двигатели "Циклона" еще не совсем умолкли, продолжая издавать затихающий свист, а Скальтер уже отпихнул в сторону скользящее стекло кабины и, высунув голову наружу, стал пристально вглядываться в небо.
- Командный пункт! - вдруг вскричал он, но тут же сообразил, что, сделав такое опрометчивое телодвижение, тем самым до упора натянул провода микрофона и выдернул штекер из панели вокса. - Черт побери! - заорал Скальтер, втягивая голову обратно в кабину и больно ударившись при этом затылком. - Черт побери! - Он лихорадочно пытался нащупать конец провода.
- Есть! - крикнул Артон, подключая штекер обратно.
- Командный пункт! Поднимайте флаг! Дайте сигнал! Этот "Волчонок" идет на посадку с невыпущенными шасси!
- Не засоряйте канал связи, "Искатель".
Скальтер отстегнул ремни снаряжения пилота и, распахнув боковой люк, буквально выпал из самолета на землю. Артон последовал за ним, но устоял на ногах после прыжка. Команды других "Циклонов", которые уже завели свои машины в укрепленные бункеры по соседству, также сыпались из люков.
Скальтер взбежал по насыпи и, отчаянно размахивая руками, кинулся к главной взлетно-посадочной полосе аэродрома. Красные сигнальные ракеты взметнулись над полем авиабазы. Как кровью, истекая дымом, тяжело накренив крыло, "Волчонок" уже заходил на посадку. Шум его пульс-реактивного двигателя стал каким-то прерывистым, с небольшим хлопком в конце каждого цикла.
Шасси же все еще оставались плотно прижатыми к его днищу.
- Вверх! Вверх! - кричал Скальтер что было сил.
Он выскочил бы на камнебетонное покрытие, если бы не рванувшийся за ним Артон, который в последний момент успел схватить его и повалить лицом вниз всего в нескольких шагах от взлетно-посадочной полосы.
"Волчонок" уже спустился к самой земле и пролетел прямо над их головами. Почти заглушив двигатель, он начал опускать хвостовую часть так, чтобы приземлиться на колеса шасси, которых там в действительности не было.
Низ хвостовой части принял на себя первый удар. Раздался пронзительный визг стачиваемого о камень металла. Вместе с искрами вверх полетели куски обшивки и частицы камнебетона. Тут же хвост машины подбросило, и "Волчонок", перевернувшись в воздухе, со всего маху ударился носовой частью о землю. Перехватчик буквально развалился от столкновения, срывая со своего фюзеляжа алюминоидное покрытие. Левое крыло сначала смялось, а затем и вовсе отлетело в сторону. Этим ударом снесло сопла пульс-реактивного двигателя, и, теперь, извергая из себя огонь, он окончательно смял и так уже покореженную кабину. Наконец, оторвавшись от фюзеляжа, двигатель сдетонировал, и кипящий поток жидкого пламени, устремившись за ударной волной, мгновенно разлился по взлетной полосе.
Наблюдая все это сверху, на шесть часов от места крушения, Дэрроу не мог поверить своим глазам. Он только что выпустил свои шасси, и это действие, совершенное в обратном направлении к ходу самолета, еще более снизило его скорость. Но теперь вместо посадочной полосы перед ним предстали озеро огня и разбросанная куча железных обломков.
- "Охота Четыре", прекратите посадку!
Дэрроу ударил но ручке аварийного ускорения и направил свой "Волчонок" максимально вверх. Самолет вздрогнул, но подчинился приказу, хотя казалось, что даже техника уже смертельно устала от этого затянувшегося полета. Пилот потянул на себя рычаг управления.
Послышался визг реактивных турбин, и "Охота Четыре", пройдя всего в нескольких метрах над чернеющими внизу обломками, на несколько мгновений оказалась в полыхающем пламени пожара, который бушевал на поле аэродрома. Кабина Дэрроу мгновенно почернела от копоти. Когда же самолет вынырнул из клубов дыма, пилот увидел пляшущие языки огня на его крыльях.
- Прошу запасную полосу! - закричал он.
- Полоса свободна! - откликнулся вокс.
Дэрроу выполнил разворот, набрав высоту и заложив настолько крутой вираж, насколько это было возможно. Двигатель не заглохнет. Нет. Только не сейчас. Рычаг управления словно налился свинцом. Пилот заходил на запасную посадочную полосу. Быстро, но уверенно. Он сделает это сейчас.
Красные огоньки побежали по панели приборов. Дэрроу почувствовал, как самолет дал легкий крен, - мотор загорелся. То ли из-за отсутствия топлива, то ли из-за недостаточно высокой скорости - он не мог знать наверняка. Не было времени разбираться. Да и не все ли теперь равно?
"Волчонок", наконец покинув воздушную стихию, коснулся колесами шасси неровной поверхности аэродрома. Колеса выдержали первый толчок, но, после того как самолет немного подпрыгнул, второй удар о землю оказался для него роковым. Хромированные части шасси и куски порванной резины с треском разлетелись в разные стороны. В третий раз машина приземлилась уже на днище, высекая при этом фейерверки искр. Срывая с себя обшивку, самолет еще долго скользил по полосе, но затем его носовой конус занесло вправо, и, завертевшись волчком и смяв одно из крыльев, точно оно было из бумаги, "Охота Четыре" потеряла равновесие и завалилась набок. Все это время Дэрроу, чья кабина неожиданно превратилась в бешено вращающуюся центрифугу, кричал как безумный, инстинктивно закрыв лицо руками.
Со всех концов аэродрома - от пусковых шахт, от гаражей механиков, от главного ангара - к самолету бежали люди. Аварийные машины техпомощи, включив сирены и сверкая сигнальными огнями, поднимали тучи пыли и камни гравия, когда на полном ходу въезжали по насыпи на взлетную полосу.
Джагди и Бланшер одними из первых подбежали к месту крушения.
- Назад! Немедленно назад! - закричал на них какой-то очень молодой шофер.
- Ну так вытаскивай его сам! - крикнула в ответ Джагди и с раздражением оттолкнула в сторону его руку, которую он вытянул, чтобы преградить им путь.
Верх кабины лежащего на земле самолета толчком изнутри открылся, и изможденный пилот, ухватившись руками за борт "Волчонка", с заметным усилием вылез оттуда. Окруженный кучей обломков, его самолет почти что лежал на боку, придавив собой сломанное крыло. Бессмысленно мотая головой, пилот сделал несколько нетвердых шагов в сторону подбегавших к нему людей, в то время как уже показались аварийные команды с пожарными шлангами.
Его совсем еще юное лицо за время полета почернело от копоти и машинного масла, и когда он снял с себя дыхательную маску, то чистая, розовая кожа под ней стала казаться причудливым пятном. Еще не совсем придя в себя, он рассеянно взглянул на Джагди и Бланшера.
- Вот дерьмо! - только и смог произнести он.
- Поздравляю с удачным приземлением, - сказал Бланшер, протягивая ему руку для поддержки.
У молодого летчика вдруг подкосились ноги, и он, весь дрожа, буквально повис на предложенной ему руке.
- Удачное… приземление?.. - переспросил он, закашлявшись.
- Ты ведь вышел из самолета, не так ли? - улыбнулся Бланшер.
День 253
Один из районов Внутренней пустыни, 10.10
"Ярость Пардуса" теперь уже не подавала никаких признаков жизни. Последние сто километров подозрительное чихание в работе мотора то и дело сопровождало естественный шум бронемашины, а игольчатые кристаллы охлаждения двигателя еще километров за двадцать до его окончательной остановки покрылись слоем раскаленного красного песка. Водителю удалось увести машину немного в сторону от главной дороги конвоя, прежде чем мотор издал последний предсмертный хрип и покрытый неувядаемой славой боевой танк типа "Завоеватель" тяжело накренился и замер, будто решив немного передохнуть после тяжелого перехода.
Бархан из мельчайшего сухого песка под тяжестью шестидесяти двух тонн стал медленно оседать, заставляя накренившийся танк все глубже зарываться левой гусеницей в свою толщу.
Ле Гуин обошел машину, чувствуя на лице жар, исходящий от громады бронированного корпуса. Внутри несколько раз звякнули гаечные ключи, и из заднего люка показалось красное, мокрое от пота лицо полкового аварийного механика.
- Ну?.. - спросил Ле Гуин.
- Охладительная эмульсия вся высохла, и блок главного цилиндра просто расплавился. Слишком быстрые и долгие переходы. А тут еще этот песок кругом…
Ле Гуин кивнул:
- Снимите с танка все, что подлежит перевозке и можно как-то употребить: боеприпасы, электрические батареи, вокс, вращающиеся зенитные установки. Не забудьте также остатки воды и горючего. Снимите все это и перенесите на наши транспорты. И смотрите не мешкайте, рядовой!
- Есть, капитан.
Ле Гуин взглянул на лейтенанта Клодаса, командира "Ярости". Его водитель, стрелки и заряжающий, сняв шлемы, стояли рядом как на похоронах - одной притихшей, скорбной группой. Было видно, что Клодас с трудом сдерживает слезы.
- Пожалуйста, Клодас, не расходуйте воду понапрасну, - язвительно заметил Ле Гуин. - У нас ведь еще чертовски долгий путь впереди.
Клодас лишь шмыгнул носом и молча кивнул в ответ. Ле Гуин сразу пожалел, что так сурово обошелся с младшим офицером, ведь утрата стального коня - а он это хорошо знал - для танкиста равносильна потере лучшего друга, брата, родителя и верного пса, вместе взятых. Танкисты жили в своей машине, сражались в ней, из нее они убивали врагов, а в минуты опасности только на нее была последняя надежда. Как правило, они чувствовали себя в неоплатном долгу перед своим стальным другом и, даже зная его слабые места, никогда не сомневались в его колоссальных возможностях. Оставить свой родной танк вот так, на обочине дороги в пустыне, должно было им казаться почти что преступлением.
Кроме того, просто как образцы военной технологии, эти танки были бесценны. Из тех подлинных, оригинальных моделей прежних времен в боевом строю осталось всего лишь несколько единиц. Великие миры, славные своим кузнечным промыслом, конечно, производили бронемашины современного типа, причем так быстро, как только были способны, но оружейное искусство далекого прошлого казалось теперь уже безвозвратно утраченным в силу того, что технические секреты, обычно никем не записываемые и передаваемые от мастера к мастеру, со временем неизбежно забывались. Ле Гуин на собственном горьком опыте убедился, что уже никто на мирах-кузницах не может изготовить сдвоенную лазерную пушку для истребителя танков.
"Ярость Пардуса" принадлежала к одному из восьми типов старейших тяжелых танков "Лемана Расе", каждый из которых в течение долгих двадцати трех столетий заботливо поддерживался в состоянии боевой готовности. Даже в том плачевном состоянии, в каком он находился теперь, когда у него заело подшипники и полностью выгорело топливо, он все равно заслуживал того, чтобы его вытащили из песка и отбуксировали для последующей эвакуации и ремонта.
Но по многим причинам это никак не могло произойти. Не было времени, не было необходимых ресурсов, а если бы отступающая группировка задержалась тут подольше, то и в живых, вероятно, никого не осталось бы.
Ле Гуин оглянулся назад, пытаясь разглядеть сквозь дрожащий от невыносимой жары воздух и поднимаемые техникой тучи песка и пыли, где заканчивается вьющаяся по выжженной равнине колонна людей и машин. Находясь долгие часы под немилосердно палящим солнцем, она тем не менее неуклонно продвигалась к своей цели. Каждые десять секунд мимо него с грохотом проходил еще один танк или бронетранспортер, выбрасывая из-под гусениц пыльные облака грязного песка и гравия. Ле Гуин невольно скашивал глаза, провожая взглядом каждую машину. Отступающая колонна растянулась так далеко, насколько хватало взгляда, а ведь это была лишь одна сотая, а может, и того меньше, от всех тех разрозненных частей, что теперь отчаянно стремились пробраться через опаленные солнцем равнины и песчаные дюны северо-западного предгорья. Такая вот судьба была уготована великой "наземной армаде" лорд-милитанта Хьюмела - освобождая Энозис, почти достичь Ворот Ульев Тринити, чтобы затем бесславно повернуть назад, уступая свирепой ярости армий Архене-ми, внезапно получивших подкрепление.
Жалкие обломки "Ярости Пардуса" показались Ле Гуину вполне подходящим символом для всего этого катастрофического отступления - сильное, гордое животное доисторических времен погибло в неравной борьбе с неблагоприятным климатом и новыми, доселе неизвестными врагами, и теперь его останки, брошенные гнить в зыбучих песках, возможно, будут обнаружены лишь археологами грядущих эпох, которые с удивлением извлекут из земли его иссохшие кости.
Ле Гуин посмотрел на север, куда, вздымая облака пыли, уже проследовали машины, идущие в авангарде колонны. Измученные невыносимой жарой, люди, вода которым была так же необходима для движения, как горючее - машинам, брели, еле переставляя ноги, вслед за медленно ползущим транспортом. Некоторым удавалось вскочить на броню проезжающей мимо техники, где кто-то затем удобно устраивался на надгусеничных крыльях, а кто-то, принимая немыслимые позы, плотно прижимался к башенной обшивке. Даже нескольких километров пути не обходилось без помощи аварийных команд "Атласа", которые то чинили какой-нибудь вышедший из строя бронетранспортер, то выкапывали или вытягивали на буксире из вязкого песка какой-нибудь танк… Случай с "Яростью" был далеко не первым, и отступающие войска уже давно начали оставлять свою бронетехнику на обочине. От самых Ульев Тринити весь этот злосчастный путь был теперь отмечен покореженными каркасами боевых машин, вышедших из строя по дороге.
Вышедших или выведенных из строя. За все это время Архенеми ни дня не давал им возможности отступать без помех.
Клодас махнул флажком, дав сигнал проезжающему вездеходу остановиться, и тут же вся его команда выстроилась в живую цепь, готовая приступить к переносу с "Завоевателя" всего, что только можно было спасти.
- Не задерживайтесь слишком долго, - предупредил его Ле Гуин.
Он пошел обратно к своему собственному стальному коню, попутно отирая мокрый от испарины лоб, после чего его рука стала черной от налипающей пыли. Подходя к машине, Ле Гуин бросил взгляд в безжалостное к отступающим раскаленное небо пустыни. Откуда ждать следующей атаки? С воздуха? Или, как докладывали по воксу командиры идущих в арьергарде машин, сухопутные силы противника уже наступают им на пятки?
"Линия смерти" спокойно дожидалась своего командира. Взбираясь на нее, Ле Гуин не удержался и несколько раз дружески похлопал ее по бронированной обшивке, несмотря на то что перегретый на солнце металл больно обжигал ему ладони. "Линия" была штурмовым танком модели "Искоренитель" с ходовой частью того же типа, что и у "Завоевателя". Две ее башенные автоматические пушки могли накрыть своим скорострельным огнем поразительно обширную площадь. Хотя танк и был окрашен в бледно-красный цвет песка пустыни, тонкий слой краски под палящим солнцем постепенно истерся, и во многих местах появились пятна хромированного металла. Его имя красовалось на щите башни, а название дивизии - "Пардус", Восьмая бронетанковая, - было выбито над спонсонами, рядом с эмблемой имперского двуглавого орла.
Ле Гуин перелез через ящики с запасным снаряжением, крепко привязанные к заднему обтекателю, и привычным движением запрыгнул в один из башенных люков. Матредес, его стрелок, высунувшись из верхнего люка, давно уже поджидал его.
- Ну что? Едем?
- Едем.
Матредес прокричал что-то вниз Эмдину, водителю, и двигатель V12 тут же завелся. Машину качнуло вперед, загремели гусеницы, и танк вновь занял место в движущейся колонне бронетехники.
Ле Гуин не так давно стал командиром "Линии", и, хотя он всячески старался привыкнуть к ней, их отношения, пожалуй, не очень складывались. Большую часть своей карьеры Ле Гуин провел на истребителе танков типа "Разрушитель", называвшемся "Серый мститель". Тридцать четыре славные победы над вражескими танками удалось ему одержать с этой машиной, пока три года назад, в боях за священный древний мир Хагию, "Мститель" не попал под ураганный огонь противника. Ле Гуин наверняка сгорел бы вместе со своим стальным конем, если бы не самоотверженные действия некоего разведчика-пехотинца по имени Мколл, который, рискуя жизнью, вытащил его из горящей машины и которого Ле Гуин всегда вспоминал с большим уважением, хоть тот и лишил его почетной возможности умереть героем.