Снимаю АКМ с предохранителя и выцеливаю командира вражеских бойцов, полноватого, но тем не менее крепкого мужика, который с важным видом шествует рядом с первой повозкой и о чём-то переговаривается с пассажиром.
– Работаем! – кричу я и длинными очередями полосую чуть вырвавшегося вперёд вражеского десятника.
Противник падает, а рядом с ним на пыльную сухую дорогу, обильно смачивая её своей кровью, ложатся ещё два вражеских бойца. Нам нельзя задеть ценных пленников, а потому погибают не все охранники. Несколько человек ныряют в лес на противоположной стороне дороги, где и растворяются без следа. Мать их за ногу, этих лесников!
– Вперёд! – Основная группа наших воинов остаётся на месте, а я, во главе пятёрки гвардейцев, сменив опустошённый магазин и передернув затвор, выбегаю на дорогу.
С противоположной обочины с еле слышным противным свистом в нас летит несколько дисков. От своего я увернулся. Перекат вперёд – и я рядом с повозкой, из которой вылезает человек в чёрном балахоне, расшитом во всю спину тремя золотыми шестиугольными звездами. Прыжком встаю на ноги, автомат в руках, и приклад одним коротким тычком бьёт проповедника в лоб. Он падает на колени, его подхватывают под руки два гвардейца и волокут к нашим позициям.
– А-а-а-а! – Из кустов напротив вылетает низкорослый дикарь с копьём в руке и, выставив его перед собой, устремляется ко мне.
Видимо, он хотел защитить своего босса и рванулся ему на выручку, но ствол "калашникова" уже направлен на него. Короткая очередь в несколько патронов вышибает ему мозги, и я отхожу вслед за своими парнями. Красиво сработали, на быстроту, хотя и не идеально, охрану почти всю перебили, а двое всё же ушли и находятся где-то неподалеку. Теперь наверняка за нами вслед пойдут и будут своим товарищам метки оставлять, которые в погоню за нашим отрядом двинутся. Это ничего, ещё посмотрим, каковы они в деле. Так ли в бою хороши, как дружинники в Дебальцеве говорили, или это у страха глаза велики.
– Отход!
Мы мчим по лесу и, несмотря на то что с нами пленники, а вокруг бурелом, продвигаемся очень быстро. Наш отряд – сплошь профессионалы, и для нас лес – это дом родной. Вдруг замечаю, что вместе с нами бежит один из рабов, которые тянули повозку проповедников, сухопарый и стройный парень с неровно обрезанными короткими русыми волосами и неизменным рабским клеймом на лбу. Бежать ему неудобно, на ногах – вместо нормальной обуви какие-то обмотки, но он не сдаётся и не отстаёт, замечает мой удивлённый взгляд и весело улыбается. Ладно, в кайф ему побегать за ради собственной свободы, пусть бежит. Если отстанет, его проблемы, а выдержит нашу скорость, значит, стоит на него внимание обратить.
Бежали мы до самой темноты, а направление выбрали на городок Змиев. За несколько часов преодолели около двадцати километров, форсировали два ручья и одну почти пересохшую речку, и я скомандовал привал. Наши бойцы рухнули на редкую лесную травку, и каждый в этот миг хотел только одного – отдышаться и дать отдохнуть ногам.
– Привал три часа, после этого возобновляем движение, – полушёпотом сказал я, но в ночной тишине меня услышали все. – Пленников сюда тяните.
Рядом со мной присел Астахов, а бойцы подтянули двух проповедников, которые сейчас выглядели очень жалко – потные, грязные и вонючие, а от балахонов одни клочки остались. Что можно было сказать о пленниках с первого взгляда, под отсветами маленького и бездымного костерка, который возле нас сноровисто развел Кумсвязист? Один, тот, что постарше, пожилой мужичок с реденькими волосиками на голове и большой бородавкой на носу, видимо очень важный человек в иерархии своего клана. И даже сейчас, находясь в плену, он глядит на нас как на людей второго сорта, с какой-то брезгливостью и превосходством. Другой проповедник, совсем ещё молокосос, смазливый парнишка не старше шестнадцати лет с необычными, чуть раскосыми глазами. Он злится, грызет зубами кляп во рту, а взглядом за малым молнии не метает. Яростный сучонок!
– С кого начнём? – спросил Астахов.
– Давай с молодого.
Пареньку вынули кляп, и мы ожидали, что сейчас он на крик изойдёт. Но раскосый юноша посмотрел на своего старшего товарища, а тот только прикрыл глаза, как если бы одобрял что-то. Мальчишка взглянул на кусочек тёмного звёздного неба, который был виден сквозь большие кроны лесных деревьев, и спокойно, как-то буднично и отрешённо произнёс:
– Во имя твоё, мой Бог! Во славу твою, Сын Зари, тот, кого называют Люцифер!
Того, что произошло после этих слов, никто из нас не ожидал. Молоденький проповедник захрипел, и из его рта пошла кровь. Бросились к нему, но он резко мотнул головой и что-то выплюнул нам с Астаховым под ноги.
– Ничего себе, – произнёс капитан, – он себе язык откусил. Саня, ты когда-нибудь такое видел?
– Нет, – глядя на окровавленный кусочек мяса под ногами, покачал я головой.
– Ну что, нам такой пленник теперь ни к чему, а только обуза?
– По-любому.
Капитан провёл ребром правой ладони по горлу и обратился к одному из своих бойцов, который держал молодого сектанта:
– Валёк, кончайте его.
– Понял, – пробурчал боец и поволок фанатика в темноту.
После этого Астахов наклонился к старшему пленнику и спросил:
– Если кляп вынем, тоже себе язык откусишь?
– Этот не откусит, слишком труслив, – в разговор вклинился молодой и сильный голос.
Я оглянулся и увидел того самого раба, который вместе с нами от дороги бежал. С виду он держится бодро, и взгляд хороший, прямой и усталостью не замутнённый.
– Ты кто? – спросил я его.
– Повольник из Тулы, Сеня Бойко. Шёл на юг, к морям тёплым, да к этим козлам, – он с ненавистью посмотрел на проповедника и сплюнул на землю, – в плен попал. С тех пор четыре месяца при этом уродце бородавчатом в рабах состоял и, словно скотина какая, тарантас его таскал.
– Как его зовут? – Кивок на сектанта.
– Балан, пятый иерарх Люцифера в Звёздном клане.
– Значит, говоришь, что членовредительством он заниматься не будет?
– Нет, это чмо своей крови боится. На чужую смотреть любит, торчит от этого, а вида своей не переносит.
– Хорошо. – Я выдернул торчащий из рта Балана кляп и спросил его: – Пообщаемся?
– Вы все умрёте! – выкрикнул пленник и дёрнулся всем своим телом.
– Это точно, бессмертия пока не придумано. Говорить будешь?
– Нет. – Балан попытался принять гордый и неприступный вид, но со связанными руками получалось это у него плохо.
– Как знаешь. – Мой нож сам собой оказался в правой руке, и спустя полминуты проповедник уже был готов к сотрудничеству.
Я отошёл в сторонку, а допрос повёл Астахов, всё же он из СБ и лучше знает, что и как надо спрашивать, а у меня в этом деле интерес немного другой, хотя и работаю на государство, но в то же время сам по себе. Капитан со всем усердием начал первичный опрос пленника, и за три часа, что мы находились на привале, Балан вывалил на наши головы столько всякой разной информации, что можно было парочку книг по этой теме написать. Ха! Если до седой и дряхлой старости доживу, напишу мемуары, благо есть что вспомнить, и один только этот иерарх чего стоит.
Перво-наперво проповедник подтвердил, что снайперы, которых мы видели в лагере под Мерефой, действительно готовятся для устранения лидеров густонаселённых анклавов, в том числе и нашего. Кроме того, он рассказал обо всех известных ему военных планах их кланового сообщества, которое окончательно сформировалось шесть лет назад на основе бандитских группировок из Харькова. Старожилов, помнящих те времена, в их среде уже почти не осталось, а основу всех кланов составляли либо выдвиженцы Звёздных, либо молодежь, с детства воспитанная на том, что именно Люцифер есть настоящий Бог, а центральный клан проводники его воли.
Что интересно, сам Балан, двадцать лет назад бывший Всеволодом Дерябко и вступивший в ряды антикультовой секты "Судный День", ставшей основой для создания племени Внуков Зари, так же как и верхушка всего Звёздного клана, ни в каких богов или демонов не верил. Однако в том, что их воины рано или поздно захватят весь мир, нисколько не сомневался. Такие вот метаморфозы сознания у человечка в башке: верит в одно, говорит другое, а поступает так, как выгодней. Впрочем, что творится у проповедника в мозгах, его личное дело, а вот то, что у нас в Конфедерации находятся шпионы, работающие на Внуков Зари, – очень серьёзно и заставляет в очередной раз задуматься о том, что не такие уж и дикари эти сектанты. Конечно, жаль, что к нам в руки попал не третий иерарх центрального клана, отвечающий за разведку, а всего лишь пятый, осуществляющий контроль за тренировочными лагерями, но что есть, тому и рады.
Всё, что Балан говорил, а говорил он о многом, тут же записывали на бумагу и крепко вбивали себе в голову. Кто его знает, дотянем этого хмыря до безопасного места или нет, а информация у нас важная, и по рации её всю не передашь, тем более что сеанс связи только раз в день.
Время, отведённое на отдых, закончилось, Балана снова спеленали, и отряд был готов возобновить движение на юг, туда, где был наш дом и наша страна. В любом случае погоня уже идёт за нами, и надо поторапливаться. Лямки рюкзака привычно легли на натруженные плечи, и, выстроившись в походный порядок, по узкой кабаньей тропе мы направились в лесную чащобу.
– А как же я? – догнав отряд, рядом со мной пристроился тульский повольник Сеня Бойко.
– Двигай с нами, – на ходу ответил я. – Ты парень крепкий и, если повезёт, ещё в этом году сможешь в тёплом море искупаться. Мы как раз в ту сторону направляемся.
Глава 9
Украина. Окрестности Краматорска.
15.07.2062
"Просто так мы не сдадимся", – как заклинание уже не в первый раз за сегодняшний день повторял я сам себе, по узкой тропе продираясь через заросли колючек тёрна и шиповника. Группа вышла на середину большой лесной полянки, и мои уставшие ноги, которые были уже не в состоянии выдерживать вес тела, подломились сами собой. Прислонившись к стволу большого и развесистого дуба, я скомандовал:
– Отдых, парни!
Мои гвардейцы рухнули на свои тощие рюкзаки и во все стороны ощетинились стволами автоматов. А из всех, кто сейчас был рядом со мной, только Крепыш, получивший этот позывной ещё в гвардейской учёбке за то, что практически никогда не уставал, был на ногах.
– Крепыш, осмотрись.
Воин утвердительно кивнул, взял у меня бинокль и, закинув свой АКМ за спину, ухватился за нижние ветки дуба, подтянулся, пополз наверх. Вот ещё одна его особенность – очень гибкий человек и гимнаст отличный, мог бы в цирке выступать, а выбрал военную стезю и два пятилетних контракта отслужил. Мы тоже не слабаки, постреляли и повоевали достаточно и элитой себя считаем не зря. Однако насчёт двужильности – это не к нам, а к Крепышу, который словно обезьяна ловко лезет на самую верхушку высокого дерева. Проходит минута, он застыл на месте, что-то разглядывает в полях позади нас, вскоре спускается и докладывает:
– Мечник, за нами три группы. Одна прямо по полю чешет, человек сорок, километрах в пяти отсюда, а ещё две овраги и карьеры прочесывают, где мы ложный след натропили.
– Нормально, – с трудом киваю я, – отдохни, Крепыш.
– Мне не надо, я в норме, – улыбается он доброй и в чём-то наивной улыбкой, взрослый мужик лет под тридцать, а порой так похож на ребёнка, что просто диву даёшься, как так может быть.
Оглядываю своих воинов, не люди, а какие-то тени: не лица, а серые грязные маски, и только глаза, настороженно обшаривающие окрестный лесок, говорят о том, что это не мертвецы, а всё ещё живые люди. За несколько дней нескончаемого марша они выдохлись полностью, выложились так, как никогда до этого, и всё равно оторваться от погони мы не смогли.
Пять дней назад наш отряд схватился с тремя десятками дикарей из патрульных отрядов, и бой вышел жестокий. Несколько часов подряд мы рубились с противником в лесной чащобе неподалеку от развалин Славяногорска, и воины сектантов показали себя во всей красе. Нет, не зря дружинники городские в Дебальцево их боялись, вояками варвары оказались знатными, умелыми и хваткими, а по тактике лесной войны иногда и лучше, чем мы. И в тот день наш сводный отряд потерял троих воинов – двоих из группы Астахова и одного гвардейца, а вражеских бойцов, которые обстреливали нас из луков и дротиками закидывали, не более семи человек уложили.
Замысел вражеских пограничников был понятен. Сковать нас в том лесу и дождаться подхода подкреплений, которые нас прихлопнут. Надо было что-то делать и как-то выкручиваться, и мы с Астаховым решили, что нам необходимо разделиться на две группы. Первыми на прорыв пойдут безопасники, и с ними переодетый в наш камуфляж и обмотанный окровавленными бинтами Балан. Они должны были изобразить отвлекающий от основного отряда удар в направлении на Изюм, то есть в глубь территории противника навстречу нашим преследователям, и через несколько километров, как только сектанты поймут, что проповедника с ними нет, повернуть на Чёрный Оскол и уже от него возвращаться в Дебальцево. У нас задача другая: мы, связав одного из наших бойцов, по комплекции похожего на пленного Балана, и напялив ему на голову мешок, должны были совершить марш-бросок на Краматорск. План нехитрый, но действенный. Распрощавшись друг с другом, наши группы приступили к осуществлению задуманного, и поначалу все проходило именно так, как нам было нужно.
Бойцы Астахова прорвались через жиденькое оцепление вражеских воинов и ушли на север. Дикари было погнались за ними, но вскоре вернулись и всё внимание сосредоточили на нас. А мы к тому времени, пользуясь суматохой в их рядах, с лжепроповедником в центре строя тихо прошли через боевые порядки сектантов и двинулись на юго-запад. Фора у нас была, хотя и небольшая, но два-три километра между нами и противником удавалось держать.
Однако позавчера неоварвары получили подкрепление, более сотни молодых парней, тех самых, которых мы видели в тренировочном центре Красных Ромбов, пару десятков старых вояк из других патрульных групп и пятерых снайперов из спецшколы диверсантов. Вот тогда-то нам и пришлось особенно худо. И спасало нашу гвардейскую группу то, что вокруг Краматорска, где мы сейчас находились, имелось большое количество карьеров, оставшихся от прежних времен. Да и сам рельеф местности был чрезвычайно сложный – здесь и речка Казённый Торец с многочисленными притоками, и сплошь изрезанные оврагами холмы, и лес, проросший поверх развалин и отвалов промышленных отходов. В общем, было где побегать, и мы бегали от всей нашей широкой души. Очень уж жить хотелось, а остановка означала неминуемую гибель.
Впрочем, сегодня с утра нас всё же настигли, и мы приняли бой. Позиция у нас была отличная, лучше не придумаешь – заросший густым и непроходимым кустарником шлаковый отвал метров в сорок пять высотой и поверх него единственная тропа, натоптанная диким зверьём к водопою. Сектанты не ожидали, что мы так близко, расслабились, и из единственного ПК, бывшего у нас, и десяти автоматов мы устроили им самую настоящую кровавую баню. За десять минут боя удалось завалить около двух десятков размалёванных врагов, но на этом всё хорошее для нас и закончилось. Дикари откатились назад и пошли в обход, так что как бы хорошо мы на горе ни сидели, а без воды и пищи на вершине нам долго не продержаться. Пришлось бросить такую хорошую для обороны позицию, и спустя три часа мы оказались в этом лесу, километрах в десяти к западу от развалин Краматорска. Патронов оставалось всего ничего, и два десятка гранат на всех. С боеприпасами беда, конечно. Но самая главная проблема – это огромнейшая усталость и полное истощение организма. Воинам был необходим отдых, и хотя бы на несколько часов мы должны были залечь на одном месте. Однако с погоней за плечами сделать это было невозможно.
От меня требовалось принять решение и определить, кто из воинов, идущих со мной, должен сейчас уйти и, скорее всего, остаться жить, а кто останется на этой поляне и, возможно, уже сегодня умрет. Это нелёгкое решение. И если бы сейчас мы находились на военной службе и с нами действительно был важный язык, как до сих пор думают дикари, я бы ни минуты не колебался. Оставил бы на месте половину группы, тех, кто слабее, а с другой половиной оторвался бы и двинулся на Дебальцево. Однако в настоящий момент мы – гражданские люди и купцы, а Балан не с нами, и нам не за что класть в этом обезлюдевшем и диком месте свои жизни. Теперь бы то же самое объяснить дикарям, упрямо идущим по нашему следу. Вдруг отстанут? Но сделать это не получится, и значит, хочется мне того или нет, а придётся снова вступить с ними в бой.
– Мужики, – окликнул я своих воинов, – положение у нас тяжёлое, а потому высказывайтесь все. Вы наши правила знаете, в такой ситуации каждый боец право голоса имеет. На принятие решения есть десять минут.
– Кто-то должен остаться, – подал голос Лист-пулемётчик, – и пусть это буду я. У меня с ногой проблема, подвернул в карьере. Патронов при мне три сотки, так что помогите выкопать под этим дубом окопчик, оставьте гранат пяток и автомат. Гарантирую, полчаса отыграю. Слева откос в овраг, впереди кустарник колючий, а справа бурелом сухостойный, так что не сомневайтесь, всё будет путём.
– Врёшь ты всё, Лист, – это его дружок Сало, в мирной жизни был мордастый парень, чем-то напоминающий бульдога, а сейчас – худющий и похожий на жердь скелетон с обвисшими щеками, – с ногой у тебя порядок, так что если ты останешься, то и я тоже.
Остальные бойцы угрюмо молчали и, когда я смотрел на них, отводили глаза в сторону. Понимаю, у каждого дома семья, и только Лист с Салом пока холостые и могут отвечать лишь за себя. Взгляд не отвели только двое: Крепыш, которому всё было по барабану, и тульский повольник Сеня Бойко, оказавшийся неплохим бойцом и уже успевший за эти дни обзавестись автоматом, снаряжением и обувью одного из наших погибших парней.
Конечно, если приказать кому-то остаться, он останется. Мой авторитет среди воинов высок, и я работодатель. Однако именно поэтому я и устроил опрос, что не хотел решать судьбу моих товарищей. В общем, понятно, кто готов обеспечить отход всей группы, а значит, здесь останутся четыре человека: Сеня, Лист, Крепыш и я. И хотя я прекрасно понимаю, что шансов выжить не так уж и много, что-то в душе говорит мне о том, что мы всё же уцелеем в этом бою. Возможно, это самый обычный самообман, а может, та самая интуиция, которая уже не один раз мне жизнь спасала.
Я высказался, бойцы недовольно зашумели, а пара человек даже пожелала вместо меня остаться. Такое ко мне отношение я ценю и слова воинов запомню, но решение принято. А потому пришлось прикрикнуть на них и объяснить, что риск мой оправдан и пара неплохих идей насчёт того, как оторваться от противника, у меня в голове имеется. Опять же, из всей нашей группы, по сравнению с остальными, мы четверо – самые бодрые, а значит, если напряжёмся, то после боя сможем быстро покинуть позицию и догнать своих товарищей.