Вширь и ввысь раскинулись гигаполисы, в которых теперь и живут люди. Натуральные овощи стоят дороже, чем наркотики, разные чипы и телефоны вживлены в тело, по улицам бегают искусственные собаки, над головой порхают биллектронные воробьи. Вот оно, наше с вами далекое будущее.
Простого переводчика, знатока разных диалектов гигаполиса, берут на очень странные переговоры в один из самых одиозных городских Секторов. И там подло бросают. Возвращение домой превращается в зубодробительное приключение. Ведь каждый Сектор гигаполиса - это своя страна, со своими законами и порядками и даже со своим языком. Где-то правят корпорации, где-то банды, где-то вообще не пойми кто. Пересечь город куда как тяжелее, чем тайгу пешком и наугад.
Череда перекрестков, череда новых встреч и открытий, в том числе открытий в себе самом. И вот уже понимаешь, что все не случайно, что некая сверхъестественная сила направляет тебя, ведет сквозь смертельные опасности к неведомой цели.
Трудно поверить, но простому переводчику предстоит стать невольным разрушителем всей цивилизации гигаполисов. Да что там гигаполисов! Предстоит перевернуть мир! И даже сверх того - заложить новый мировой порядок. Не более и не менее.
Содержание:
Глава 1 1
Глава 2 3
Глава 3 5
Глава 4 8
Глава 5 10
Глава 6 12
Глава 7 14
Глава 8 16
Глава 9 20
Глава 10 22
Глава 11 25
Глава 12 29
Глава 13 31
Глава 14 33
Глава 15 34
Глава 16 36
Глава 17 40
Глава 18 42
Глава 19 43
Глава 20 46
Глава 21 48
Глава 22 50
Глава 23 52
Эпилог 54
Примечания 55
Эдуард Шауров
Оракулы перекрестков
- Есть два пути, - объяснил Дуг. - Или ты получаешь знание от органов чувств, и тогда оно называется эмпирическим, или оно само появляется в твоей голове, и тогда это называют a priori.
Филип К. Дик
Мы источник веселья - и скорби рудник. Мы вместилище скверны - и чистый родник. Человек, словно в зеркале мир, - многолик. Он ничтожен - и он же безмерно велик.
Гияс ад-Дин Абул-Фатих Омар Хайям ибн Ибрахим аль-Нишапури
Глава 1
По-арабски гора будет - джябаль, а если скала, то сахра. Чайник из Русского Пекина назовёт гору - шан, житель Хадаш Иерусалима - хар. На арси можно сказать: гоха, или гаха, или кайха, в зависимости от диалекта. А на чёрном трэче следует говорить: шапка.
Бенджамиль Френсис Мэй протянул руку и задумчиво вывел на оконном стекле иероглиф "шан". За окном сияли снежными изломами островерхие конусы Скалистых гор, желанные и пугающие. Они походили на зубы исполинского дракона, больного кариесом. Ледяной воздух вокруг изъеденных осыпями склонов был так чист и прозрачен, что при желании можно было различить на белой поверхности ледника пять-шесть темных точек. То ли вереница людей, то ли стадо животных, если в Скалистых горах ещё водятся животные.
Всматриваясь, Бен приблизил лицо к окну и сразу же представил себе альпинистов в оранжевых и жёлтых куртках. Они шаг за шагом размеренно поднимаются по склону, терпеливо вбивая тупые шипастые носы ботинок в твёрдую корку наста. Черные блестящие цилиндрики очков, седая от изморози щетина на скулах, облачка пара срываются с сухих, обветренных губ при каждом выдохе… Бенджамиль Мэй вздохнул. В наши дни едва ли найдутся охотники до горных походов. Да и корпорация подобных глупостей не поощряет - не эргономично.
Бен ещё раз вздохнул и отвернулся от окна. Не было никаких альпинистов, и Скалистых гор не было, не было стекла, не было даже оконного проёма. Сплошная иллюзия. Бенджамиль в четыре шага пересёк свой маленький кабинет и выключил три-М-проектор. Тонкая серебряная фольга горных вершин скомкалась, теряя очертания.
Психологи утверждают, что в каждом рабочем кабинете непременно должно быть окно, хотя бы одно, хотя бы голографическое. Непременно! За это окно Бен готов был простить психологам ежемесячные тесты на социальную пригодность, мучительные, точно ожидание приёма у стоматолога.
Раньше Мэй делил кабинет на семнадцатом этаже с двумя другими переводчиками, и в кабинете было настоящее окно. Из него, без вариантов, открывался вид на жёлто-зелёный сектор делового кольца. Бенджамиль правил машинные переводы с франглийского на евро, вручную переводил шибко важные депеши из Поднебесной вперемешку с отчётами из АрША и время от времени поглядывал в окно на стену "Дэнк Шрифт Билдинг", занимавшую четверть горизонта.
Теперь Бен находился в прямом подчинении у толстяка Ху-Ху. Ху-Ху считался самым перспективным из молодых хайдраев среднего звена, носил туфли из настоящего войлока и воображал себя чистокровным земляным мандарином, хотя мало кто в компании не знал о его малайском происхождении.
В нынешнем положении Мэя были и преимущества, и недостатки. Зарплата выросла почти в полтора раза, зато ничем, кроме арси, Бен больше не занимался - ни китайским, ни франглийским, ни арабским. Только пятнадцать диалектов помоечного жаргона. Ну и ещё немного трэча, который ничем не лучше арси. Впрочем, жаргоном буферного кольца Бенджамиль занимался сугубо из баловства. Корпорация сбывала лицензионные наркотики крупным бандам из Сити, и мелочь из чёрного буфера никого не интересовала, скорее мешала отлаженному ходу бизнес-машины. Так что практической пользы знание трэча Бену почти не приносило, просто его страшно увлекало вылавливание из телефонной сети непрерывно мутирующих слов. К преимуществам относилось и то, что теперь Мэй мог участвовать в живых переговорах, то и дело происходивших на периферии чёрного буфера. Это оказалось не так страшно, как он думал поначалу, это будоражило воображение и вносило в размеренную жизнь простого клерка немного разнообразия. А вот с переездом на тридцать пять этажей вниз, поближе к резиденции патрона, Мэй никак не мог определиться, хорошо это или не очень. С одной стороны, теперь он мог лицезреть склоны Скалистых гор или кабестаны портовой линии Нового Лиссабона вместо стены "Дэнк Шрифт Билдинг", с другой стороны, четыре миллиона тонн стекла и железа над головой действуют на человека особенно угнетающе, если его кабинет находится на пятьдесят метров ниже уровня моря.
Пройдясь по комнате взад-вперёд, Бен остановился перед своим столом. В душе он глубоко ненавидел любые проявления беспорядка, наверное, именно поэтому на его рабочем месте всегда царил бардак. Сокрушённо вздохнув, Бенджамиль кое-как собрал в стопку интерактивные пластинки официальных предписаний и, не разглядывая, сгрёб в выдвижной бокс информационные капсулы.
Наведя таким образом относительный порядок, молодой человек присел на край стола и принялся вспоминать альпинистов. Когда-то отец, покой его праху, оставил Бенджамилю отличную коллекцию древних двумерных фильмов. Теперь подборка старых импульсных дисков стоила немалых денег, но Бен ценил её не только как коллекционный экспонат, ему действительно нравились старые фильмы. Постепенно он перевёл почти все записи в формат би-4 и время от времени пересматривал то один, то другой. Имелась среди любимых видео историй парочка про скалолазов и горные восхождения. Так что, как выглядят и что делают альпинисты, Мэй знал досконально.
- Ти-ли-ли, - пропели часы в клипсе наушного телефона, - три-ри-ти, пора идти.
- Очень любезно с вашей стороны. Спасибо, что напомнили, - пробормотал Бенджамиль, поднимаясь со стола.
Он подошёл к двери, пригладил жёсткие, обесцвеченные пергидролем волосы и осторожно выглянул в коридор. Ни души! Только за углом в отдалении певуче гудит пылесос уборщика. Полсотни шагов по абсолютно пустому коридору, лифтовый холл и абсолютно пустая кабина с зеркальными стенами. Тысяча экспонатов дактилоскопического музея на тёмном стекле панели с номерами этажей. Бен нажал на восьмой, и лифт плавно пошёл вверх. Какое всё-таки удовольствие ехать в лифте, который движется плавно и поступательно, а не дёргается, как паралитик, останавливаясь через каждые три секунды.
На восьмом этаже Бен покинул раковину кабины, тихо сомкнувшую створки за его спиной, вышел в центральный коридор и, ловко ухватившись за бегущий поручень, шагнул на узкую полосу абсолютно пустого слипвея.
Бен скользил мимо закрытых дверей рабочих комнат, мимо светильников, мимо указателей на станах, и голова его с каждым поворотом становилась всё легче и беззаботнее, теряя на ходу служебные мысли и заботы. Перед табельной машиной поручень замедлил бег, и Бенджамиль шагнул на незыблемую пластиковую твердь пола.
Возле самого турникета за идеально гладким и пустым столом сидел менеджер контроля за табелем мастер Краус, длинный, надменный евроид с мутными глазками и глубокой залысиной на лбу. Бену нравилось считать, что мастер Краус сидит за своим столом день-деньской, не отлучаясь ни на обед, ни даже по нужде, для пущей надёжности привинченный к жёсткому сиденью огромным ржавым болтом. Однако фантазии Бена нисколько не мешали желчному, вечно чем-нибудь недовольному менеджеру занимать довольно высокую должность, неустанно гордиться чистотой своего евроидного происхождения и при каждом удобном случае делать Мэю выговоры и замечания. Надо отдать должное, память у этого в общем-то глуповатого субъекта была просто феноменальная. Бен отвечал Краусу взаимной любовью и поэтому старался, проходя мимо табельщика, приветливо улыбаться от уха до уха.
- Мистер Мэй, если не ошибаюсь, - проговорил Краус, собирая губы в куриную гузку, - вы опять нарушаете рабочий график?
Бенджамиль вставил правый мизинец в гнездо сканера.
- Вы задержались аж… - Краус взглянул на часы, - на пятнадцать минут. Служебное время закончилось полчаса назад. Чтобы подняться сюда с самых нижних этажей достаточно…
- Но ведь я ухожу не раньше, а как раз наоборот, - попытался оправдываться Мэй.
- …достаточно пятнадцати минут! - продолжал Краус, возвышая голос. - Сударь! Только потому, что вы нарушаете график рабочего времени в сторону увеличения, я пока не ставлю в известность ваше начальство. Но помните, моё терпение не безгранично! Приятных выходных, мистер Мэй!
- И вам того же, мастер, - сказал Бен сквозь зубы.
Он во всех красках представил, как лысина табельного менеджера покрывается нежными бледно-голубыми цветочками, и ему стало легче.
Свежий ветерок остудил горевшие щеки. Бен сощурился на ослепительное, совершенно безоблачное небо и наконец почувствовал, что неделя позади и что впереди выходные. Задрав голову, он оглянулся на циклопическую громадину мегаскрёба, многотонной чертой делившую его жизнь на две неравные части, и, засунув руки в карманы светлого френча, зашагал к станции тубвея.
Четырёхголосная пешеходная эстакада, по которой шёл Мэй, располагалась в тридцати метрах над землёй. Подойдя к ажурному решетчатому ограждению, можно было разглядеть внизу ещё одну эстакаду, а под ней улицу с движущимися электромобилями. За последние пятьдесят лет высокий транспортный налог сократил число частных мобилей почти в восемь раз, но здесь, в деловом поясе, движение было довольно оживлённым.
Вытянутый эллипсоид бара прилепился к краю эстакады, словно почка растения. Надпись над выгнутой стеклянной дверью гласила: "Гансан Маншаль, лицензия № 600001". Бенджамиль замедлил шаг. Сначала его окатило вспышкой сухого песчаного жара, даже мельчайшие капельки пота выступили на верхней губе, но стоило сделать едва приметное движение в сторону заведения, как жара сменилась прохладой ледяного апельсинового сока. Бену всегда нравился этот рекламный ход. Зимой ощущения менялись: осклизлую промозглость северного ветра смывал аромат горячего кофе. Удивительно, что корпорация до сих пор терпит от частного торговца столь яркую вывеску.
Дверь услужливо отъехала в сторону, и Бенджамиль нырнул в бар. Это был его личный еже пятничный ритуал. Привычка, ставшая неким символом верного хода жизни.
Внутри было тихо, прохладно и безлюдно. Только за одним из крайних столиков дама лет сорока в цветном жакете и цветных бриджах уныло ковыряла палочками блюдце, поглядывая на дверь тоскливыми глазами одинокого человека. Хозяин заведения скучал за стойкой бара, вид у него был рассеянный и грустноватый.
- Здравствуйте, Ганс, - издалека поздоровался Мэй. - Отчего я не вижу улыбки на вашем лице?
Хозяин улыбнулся:
- Проходите, Бен, всегда рад вас видеть, особенно по пятницам. Вам как всегда?
- Как всегда, - подтвердил Бен, взбираясь на высокий барный стул. - У вас всё в порядке, Ганс? Какой-то вы сегодня печальный.
- Печальный? - Гансан пожал плечами. - Вот весной я бываю по настоящему печален. А это так, меланхолия для начинающих.
Он положил на стойку пластиковый шильдик с номером лицензии, поставил на него высокую кружку, наполненную соевым портером, и пододвинул к посетителю. Бен чуть-чуть подождал, пока осядет тяжёлая пена, и отхлебнул тёмную горьковатую жидкость. Нёбо приятно защипало, глаза чуть-чуть увлажнились.
- Хорошо! - сказал Бен с чувством, вытирая губы салфеткой.
- А меня оштрафовали на пять тысяч марок, - неожиданно пожаловался Гансан.
- Сочувствую, - сказал Бен. - А за что?
- Нарушение пятнадцатой поправки к закону Киттеля, - грустно сообщил хозяин.
- Я вообще-то в этом не разбираюсь, не моя сфера…
- Использование в сфере обслуживания программируемых машин, - пояснил Маншаль. - У меня стоял автомат для мойки посуды. На самом деле все так делают, просто мне не повезло.
Бенджамиль покачал головой:
- Не расстраивайтесь, Ганс, со всяким может случиться.
- А я и не расстраиваюсь, - улыбнулся Гансан. - В конце концов, корпорация вытеснит частный бизнес. Это как смерть, можешь возмущаться, можешь нет, всё одно когда-нибудь угодишь в крематорий и продолжишь карьеру в форме удобрения.
Разноцветная дама расплатилась и вышла из бара.
- Слишком мрачно, Ганс. - Мэй машинально проводил женщину взглядом. - Я сейчас не расположен к мрачности. Что это вы всё время крутите в пальцах?
- Это? - оживился хозяин. - Это оракул.
- Что?
- Забавная вещица, раритет. Середина двадцать первого века, электроника, металлический корпус. Можно сказать, антиквариат. - Маншаль положил на барную стойку толстенький диск в четыре сантиметра диаметром.
- А для чего он? - спросил Бенджамиль, отхлёбывая пиво и наклоняясь поближе.
- Он отвечает на любые вопросы, вроде как предсказывает судьбу.
- Судьбу? - Бен осторожно взял диск двумя пальцами. - И как он это делает?
- Нужно взять его в руку, задать интересующий вас вопрос, можно вслух, можно про себя, и шесть раз сжать в ладони, - принялся объяснять Гансан. - И тогда на дисплее, вот здесь, появится ответ или совет, как вам угодно. Дайте его сюда, я покажу.
- А можно мне попробовать самому? - попросил Мэй.
- Нет, Бен, ничего не получится, - заволновался Маншаль. - Оракул отвечает только хозяину.
- Тут какие-то иероглифы, - сказал Бенджамиль, вертя кругляш в пальцах. - Но это не китайские. Чайники так не пишут, скорее похоже на стилизацию. Ганс! Продайте мне эту игрушку.
- Не знаю… не думаю. К чему мне его продавать? - Гансан отобрал диск у Мэя.
Но Бенджамиль уже загорелся идеей покупки оракула и принялся уговаривать бармена.
- Ну для чего он вам, Ганс? - говорил он со всей убедительностью, на какую был способен. - Неужели вы всерьёз верите этим предсказаниям? Это же какая-то ерунда, мистика.
Маншаль вяло сопротивлялся.
- Кончится тем, что вас обвинят в приверженности эзотерике и вообще лишат лицензии, как тихого сумасшедшего, - добавлял мрачных тонов Мэй.
- Ничего не понимаю! Если вы не верите в предсказания, то для чего вам оракул? - в конце концов удивился Маншаль. - Только честно.
- Я коллекционирую редкие безделушки, - признался Бен, - это моя маленькая страсть. Могут быть у человека маленькие слабости?
- У меня полно слабостей, - кивнул головой Гансан, - маленьких и не очень.
- Вот видите! - воскликнул Мэй, ему в голову пришла одна идея. - Ганс, а спросите совета у самого оракула.
Маншаль с сомнением посмотрел на собеседника.
- Ну хорошо, - сказал он наконец. - Почему бы и нет?
Наклонив лицо к своим раскрытым ладоням, он тихонько прошептал несколько слов и шесть раз старательно сжал диск в кулаке.
- А зачем его надо сжимать? - спросил Бен.
- Я думаю, там есть механизм, реагирующий на случайную силу сжатия по принципу чет-нечет. Он имитирует бросок монеты. - Гансан положил оракула на стойку.
- Что он пишет? - Любопытный Бенджамиль даже привстал на стуле.
- В мире всё быстротечно - то омут, то брод.
Всё на свете не вечно и скоро пройдет.
Нам отпущен лишь миг для утех и веселья.
Не держись за былое, не плачь наперед, -
прочитал Маншаль.
- И что это значит?
- Похоже, оракул хочет сменить хозяина. - Ганс растерянно почесал лоб.
- Значит, вы уступите мне игрушку? - полу утвердительно спросил Бенджамиль.
- Похоже, что так. - Хозяин развёл руками. - Я вообще стараюсь быть последовательным. Только, умоляю вас, Бен, оракул далеко не игрушка! И не позволит относиться к себе подобным образом!
- Постараюсь это запомнить, - пообещал Бен.
"Я поставлю его между китайскими шахматами и цветным кубиком-головоломкой", - подумал он и даже представил, как это будет выглядеть.
Маншаль с сомнением покрутил головой.
- А сколько вы хотите за… вещицу? - Бенджамиль бережно потрогал оракула кончиком пальца.
Гансан поморщился.
- Пятьсот тридцать одну марку, - сказал он, не раздумывая ни единой секунды.
Бенджамиль Мэй аж присвистнул:
- Ганс, вы включили в стоимость уважительное отношение?
- Нет. - Вид у Маншаля сделался чрезвычайно довольный. - Уважения оракул добьётся сам. Для вас это дорого?
- Дороговато, - признался Бен. - Два месяца назад я имплантировал себе в ноги аль-найковские мышцы и связки, и мне это обошлось в четыре тысячи вместе с операцией и регенерацией. Может, скинете?
- Исключено, - отрезал Гансан.