- Подождём, - негромко сказал Ингленд, засовывая руки глубоко в карманы.
Наверное, лежало там нечто, притиснутое к горячей ляжке, - выкидной нож или кастет с лезвием. Бенджамиль никогда не видел настоящего выкидного ножа или кастета, но почему-то был уверен, что существуют модели, которые свободно помещаются в кармане брюк. Он украдкой покосился на руки Ингленда, на его сосредоточенно-спокойное лицо и подумал, что этот человек действительно будет терпеливо ждать и час, и два, и три, ждать целую вечность, покуда не придёт нужда в одну секунду взорваться серией смертоносных движений. Сам Мэй никогда так не мог и в глубине души остро завидовал подобному умению.
Пейзаж по эту сторону бетонного забора мало чем отличался от того, что Мэй увидел снаружи. Когда-то здесь был жилой квартал, теперь царило запустение. От разрушенных домов остались одноэтажные коробки с темными провалами окон. Асфальт тротуаров и проезжей части местами выкрошился, сквозь трещины пробивались всё те же пыльные кустики. Тихая жуть закрадывалась в сердце.
- Идут, - негромко сказал Ингленд, и Бенджамиль вздрогнул.
Из-за остова ближайшей постройки появился человек, судя по русалочьим бёдрам - женщина. Вышла на середину улицы и остановилась. Постояла, секунду осматриваясь, и присела на корточки. От стены дома отделилась вторая фигура, на этот раз мужская, и неторопливо, даже вальяжно двинулась навстречу делегации. Шамсу шумно втянул воздух. Женщина ловко, одним неуловимым движением поднялась на ноги и пошла чуть сбоку и сзади.
Мэй во все глаза рассматривал ситтеров. Мужчина был молод, лет двадцати пяти, не больше, длинное костистое лицо, углы рта брезгливо опущены книзу. Сначала Бенджамилю показалось, что на голове у парня светлые коротенькие кудряшки, но, когда тот подошёл поближе, Бен с изумлением разглядел вместо волос массу крохотных золотых колечек. Продетые прямо сквозь кожу, они покрывали череп ситтера ото лба до затылка. Что касается одежды, то Хуан Ху явно утратил здесь пальму первенства по части яркости. Красные как кровь и блестящие, как вода, узкие брюки, ядовито-жёлтая блуза с меховым воротничком и клёпаными манжетами, высокие шнурованные ботинки-ножи с узкими стальными носами… Молодой ситтер сверкал так, что Бенджамилю хотелось зажмуриться. Девушка была одета скромнее. В том смысле, что одежды она носила гораздо меньше: прозрачные шаровары с темным треугольником в причинном месте и острые металлические конусы, прикрывавшие соски маленьких крепких грудей. Бенджамиль усердно старался не пялиться на соблазнительную диву, но взгляд его то и дело соскальзывал то на плоский мускулистый живот с чувственной впадиной пупка, то на ложбинку повыше солнечного сплетения, то на тёмный треугольник, срывающий промежность. Кожа девушки поблёскивала, словно натёртая маслом. Её азиатское лицо с правильными чертами было равнодушно, как маска Будды (этот экземпляр своей коллекции Бенджамиль, от греха подальше, никогда не выкладывал на полку).
Ситтер остановился шагах в пяти от Ху-Ху и смерил толстяка презрительным взглядом. Девушка тоже остановилась, она развела в стороны руки с раскрытыми ладонями, демонстрируя отсутствие оружия. Бенджамиль заметил, что ногти у неё на руках плоские и длинные. Не ногти, а заострённые кусочки жести. При этом девушка, не отрываясь, смотрела на Ингленда. Она сразу выбрала его из всей компании и интересовалась теперь исключительно его персоной. Ингленд, криво усмехнувшись, распахнул полы сюртука. Девушка удовлетворённо качнула головой и стала смотреть куда-то в сторону.
- Будут ждать наблюдателя, - негромко сказал Ингленд.
Бен уже участвовал в подобных переговорах и знал, что, кроме двух заинтересованных сторон, во встрече обычно участвует наблюдатель от той группировки, что контролирует район, прилегающий к воротам. Роль этого персонажа всегда представлялась Бенджамилю в загадочном и полумистическом свете. Наблюдатели приходили, равнодушно смотрели за происходящим и уходили. Они никогда не пытались подойти ближе чем на полтора десятка шагов, ни во что не вмешивались и не высказывали никакого интереса к теме разговора. Но при этом без их участия не начинался ни один диалог.
Бен поглядел в ту же сторону, куда смотрела девушка-ситтер, и увидел пожилого горбоносого мужчину с высоким седым гребнем на голове. Наблюдатель вышел к перекрёстку и остановился на почтительном расстоянии, всем своим видом показывая, что теперь приличия соблюдены. Глядя на его скучающее лицо, Бенджамиль вдруг сообразил, что сейчас потребуются его услуги, а он понятия не имеет, на каком диалекте пойдёт разговор.
- Хам, - скучно сказал обладатель золотой причёски.
На лице мастера Ху появилось вопросительное выражение. Суетливый Шамсу тихонько дёрнул Бена за полу френча.
- Он здоровается, - перевел Мэй. - Я спрошу его, из какой он семьи?
- Он из Кабуки, - не поворачивая головы, сказал Ингленд.
- Спросите его, согласны ли они на наше предложение? - приказал Ху-Ху.
На секунду Мэй задумался, затем принялся переводить:
- Хам, автате. - Бенджамиль слегка поклонился. - Дасьте твоих башан с… матури кадамой?.. Надо уточнять, с каким именно предложением?
- Нет, - сердито сказал Ху-Ху.
- …с кадамой ты ноу?
- Нету ты! - Ситтер надменно вскинул подбородок, и Бенджамиль вздрогнул: меховой воротничок его рубахи завозился, оскалил мелкие зубы и оказался здоровенной ручной крысой.
Золотоволосый плюнул себе под ноги, развернулся и зашагал прочь.
- Нет, - перевёл Мэй и подумал ошарашенно: "Поговорили!"
Девушка постояла, пощупала Ингленда злыми раскосыми глазами, затем повернулась и, раскачивая бёдрами, двинулась за своим боссом. Седой гребень на той стороне перекрёстка растворился ещё раньше, исчез, как будто его и не было. Бенджамиль растерянно посмотрел на мастера Ху-Ху и растерялся ещё больше. Толстый хайдрай в войлочных туфлях улыбался сытой и довольной улыбкой.
Возле прыгуна Ингленд приостановился, пропуская вперёд начальство.
- Видал девчонку?! - спросил он Бенджамиля. - Такая ногтём зарежет и не икнёт, курва! - Глаза его блестели нехорошим бешеным возбуждением.
Ху-Ху вполголоса сказал что-то Шамсу и полез в машину. Ингленд полез следом. Шамсу придержал Мэя возле лесенки.
- Мастер Ху чрезвычайно доволен вашей работой! - торжественно объявил секретарь, пожимая Бенджамилю руку. - Он рассмотрит вопрос об оплате ваших сверхурочных в двойном размере. Станция трубы в десяти кварталах отсюда, идите по асфальтированной дороге и никуда не сворачивайте. Приятных выходных, мистер Мэй!
С этими словами Шамсу проворно взбежал по трапу и нырнул в проем люка.
- Не стойте рядом с двигателями! - крикнул он, закрывая входной люк. - И рот откройте, а то заложит уши!
Ошалевший, ничего не понимающий Бен, открыв рот, сделал несколько шагов назад. Вишнёво-красный аппарат заурчал, потом заклекотал, потом завизжал, присел на коротеньких ножках и длинным смачным плевком выстрелил себя в предзакатное небо, обдав Бена горячими клубами выхлопа.
Глава 3
- Невероятно! - бормотал Мэй, пересекая очередную сегментарную улицу. - Не могу поверить, что это происходит наяву! Они просто бросили меня и всё! Какого хрена я буду делать в чёрном буфере?
Бенджамиль был уверен, что жирная свинья Ху-Ху просто пожалел горючего на лишнюю посадку или торопился в свою загородную резиденцию. Курти болтал однажды, будто Ху-Ху не живёт, подобно рядовым служащим компании, где-нибудь в сине-жёлтом секторе аутсайда, а имеет личный трёхэтажный домик за кольцом соевых плантаций. Что ж, звучит весьма правдоподобно. Особенно если учесть, что речь идёт о человеке, летающем на персональном прыгуне. Интересно, куда Ху-Ху денет секретаря и телохранителя? Или, может, Ингленд живёт в доме Ху-Ху? Бен почувствовал, что окончательно запутался. "Всё тривиальней, - подумал он с тоской. - Просто мастеру Ху-Ху наплевать на такого таракана, как я. Просто я, Бенджамиль Мэй, не укладываюсь в систему его мироощущений из-за своего мизерного размера. Вот и весь секрет".
Бен тяжело вздохнул и остановился. Сколько он миновал кварталов? Двенадцать? Пятнадцать? Сумерки сгущались с невероятной быстротой. Бен взглянул на часы: половина десятого. Даже если к десяти он доберётся до станции, ему потребуется три часа, чтобы пересечь чёрный буфер, затем ещё три на кольцо "индастри", не меньше двух часов на белый буфер и почти столько же на "воротничок". Итого - без малого двенадцать часов. Бену хотелось заплакать.
Тишина на серых пустынных улицах сгущалась вместе с сумерками. Ни души, только невнятные жутковатые шорохи да обрывки мусора, которые свежий вечерний ветерок гнал по тротуару, хотя район, вне всякого сомнения, был обитаем. Вон, загорелось окошко на пятом этаже, вон - ещё одно. На мгновение у Бенджамиля появилась безумная идея: войти в подъезд и постучать в первую попавшуюся дверь.
Бен вздохнул. Стоять на месте было гораздо страшнее, чем идти, и он пошёл вперёд, внимательно вглядываясь в асфальтовые трещины под ногами и горько сожалея о том, что в карманах нет ничего, хотя бы отдалённо напоминающего оружие. Он даже начал тоскливо оглядываться по сторонам, пытаясь высмотреть какую-нибудь палку или камень. Что угодно, лишь бы придать себе хоть капельку уверенности. Юркая тень, пискнув, метнулась из-под ног, и Мэя прошиб холодный пот.
- Это крыса, всего лишь маленькая крыса, - прошептал Бенджамиль, стараясь унять бешено бьющееся сердце, и в ту же секунду увидел светящийся край объёмной вывески.
Угол первого этажа неказистого трехэтажного дома был охвачен голубым и красным пламенем. Над широкой двустворчатой дверью горела, помаргивая, разинутая акулья пасть, в пасти мерно вращалось нечто вроде корабельного гребного винта. Вокруг зубастой головы с мертвенно-белесыми пуговками глаз пылала багровая надпись: "X. АРЧИ, еда и питье на любой вкус". Во рту у Мэя пересохло, а на языке появился привкус соли. Бенджамиль в нерешительности остановился перед выщербленными ступенями широкого крыльца.
Сквозь металлические жалюзи окон справа и слева от входа пробивался неяркий свет. Мэй осторожно потрогал дверную ручку в форме кольца, ему очень хотелось войти, но акулья пасть над входом выглядела устрашающе. Пару минут Бенджамиль раздумывал, войти или нет, и вдруг, осенённый внезапной догадкой, быстро сунул руку за ворот рубахи. Послушный кругляш оракула сам лёг в ладонь. Поднеся руку к лицу, Бен прошептал:
- Войти или нет? - Шесть раз сжал диск во влажном кулаке и принялся читать высвечивающиеся на дисплее строчки:
Судьба коварна, берегись её,
Ножа её смертельно острие,
Коль поднесёт тебе красавиц и вино,
Остерегись - отравлено питье.
Проклятая игрушка! Бенджамиль беспомощно оглянулся: за спиной, в тени соседнего дома, ждала, поигрывая жестяными ногтями, зловещая улица чёрного буфера. Бен набрал в грудь воздуха и решительно толкнул дверь.
Мягкий бархатный свет струился по полу, отбрасывая нереальные, фантастические тени на окружающие предметы. Негромкая музыка плыла где-то над полом, чуть-чуть повыше света. Бен остановился посередине уютного и почти пустого зала. Несколько лиц лениво обернулось в его сторону.
В конце зала, прямо напротив входа, изгибалась дугой высокая стойка бара. За стойкой, подперев кулаками тяжёлую молотоподобную челюсть, расположился грузный мужчина лет пятидесяти с небольшим, полная противоположность тонкому и изящному Гансану Маншалю. Мужчина с интересом рассматривал посетителя маленькими доброжелательными глазками. Бен, ободрённый его взглядом, пересёк зал.
- Здравствуйте, сударь, - обратился он к бармену, стараясь выглядеть как можно дружелюбнее. - Могу я поговорить с хозяином этого заведения?
- Запросто, - сипло прогудел мужчина. - Хаарон Арчи к вашим услугам.
- Я, видите ли, был здесь по делам, - принялся сбивчиво объяснять Бен. - Моя фамилия Мэй, мне нужно добраться до станции тубвея. Мне объяснили, что она где-то неподалёку, но я, похоже, заблудился. Я пытался позвонить, но мой телефон, кажется, сломался. Вы позволите позвонить с вашего? Я хочу вызвать такси, мне бы…
- Ваша клипса в порядке, - прервал Бенджамиля бармен, звуки его голоса наводили на мысли о ржавом железе и застарелом бронхите. - Просто связи нет.
- Почему? - удивлённо спросил Мэй.
- Генератор объёмных помех, - туманно объяснил бармен. - Сити глушит базовую станцию.
- Зачем? - ещё больше удивился Бен.
- Это вы уж у них сами спросите! - Бармен засмеялся, словно чёрствую корку каблуком раздавили.
- Значит, позвонить вообще нельзя? - огорчился Бенджамиль.
- Отчего нельзя? - Сиплоголосый Арчи нагнулся, вытащил откуда-то прозрачный футляр и положил на стойку.
В футляре поблёскивал шарик телефона-ракушки.
- Вот, - Арчи ткнул в телефон заскорузлым пальцем, - через китайский спутник можно.
Бен протянул было руку, но бармен быстро накрыл футляр широкой ладонью.
- Так не пойдёт, сударь, - сказал он миролюбиво. - У меня бар, а не благотворительный фонд. Закажите себе соевое рагу или шанбургер и звоните на здоровье. Моё заведение - лучшая лицензированная дыра во всей пограничной зоне. Лицензия от корпорации и лицензия от пульпы. Это вам не пустой звук, сударь.
"Дьявол"! - подумал Бен, а вслух попросил:
- Дайте мне рагу и каких-нибудь чипсов, на ваше усмотрение.
- А еду у меня заказывают только под выпивку. - Арчи улыбнулся от уха до уха. - Такова политика заведения.
- Политика? - Бен посмотрел на хозяина круглыми глазами. - Ну хорошо, дайте к чипсам кружку тёмного пива.
- Когда я говорю "выпивка", я имею в виду настоящую выпивку. - Бармен улыбнулся ещё шире. - Мочой не торгуем.
- Я в этом не очень разбираюсь, - признался Бенджамиль. - Вы мне сами что-нибудь посоветуйте.
- Это смотря по тому, сколько вы готовы потратить, - принялся объяснять бармен, поглаживая ладонью блестящую лысину. - Самое дешёвое пойло называется "чёрный буфер", на вкус так себе, но кишки прочищает до самой задницы. Самое дорогое - "Столичная водка", контрабанда из Байкальской Автономии. Триста марок за джилл.
- Мне чего-нибудь попроще, - жалобно попросил Бен.
- Не всякому по карману, - согласился Арчи. - Закажите "Бэксберг" из Большого Кейптауна, почти настоящий бренди, двенадцать марок за порцию.
- Бэксберг так бэксберг, - вздохнул Бенджамиль. - Сколько мне за всё заплатить? - Он оттопырил мизинец и огляделся в поисках кассового терминала.
Арчи, от души забавляясь, покрутил мощной борцовской шеей:
- Вы ведь корпи? Ну, в смысле, работаете на корпорацию.
Бен кивнул.
- Я не держу кредитного автомата, - продолжал бармен. - Да и вам ни к чему афишировать, что пили крепкое на окраине буфера. Так что готовьте наличные, сударь!
- У меня… - беспомощно начал Мэй и вспомнил, что в кармане его брюк лежат четыре сотенные банкноты, один полтинник, десятка и девять монет по одной марке.
- Семнадцать девяносто, сударь! - Бармен было нахмурился, но, видя, что клиент достаёт деньги, опять пришёл в хорошее расположение духа. - Выбирайте столик, - сказал он, указывая в зал, - через пару минут я пришлю вам заказ.
- А можно сначала позвонить? - Бен робко указал на телефон.
- Конечно. - Арчи пододвинул к Бенджамилю футляр, но, едва тот протянул руку, снова накрыл коробочку ладонью. - Звонок будет стоить вам пять марок. - Бармен принялся загибать пальцы. - Ещё двести возьмёт с вас транспортная компания за вызов и аренду машины. В куче будет двести пять. Есть предложение: сегодня я закрываюсь в три. У меня есть мобиль. Если подождёте до закрытия, я могу подбросить вас до станции. И это обойдётся вам всего в пятьдесят. Идёт?
- Идет! - обрадованно сказал Бен.
"Этот Арчи ничего себе тип", - думал Бен, усаживаясь за маленький круглый столик.
Кроме Бенджамиля в зале сидело ещё человек семь-восемь, со стороны одного из столов доносились невнятные обрывки разговора, остальные посетители не обращали друг на друга ровным счётом никакого внимания. Не успел слегка успокоившийся Бен хоть немного оглядеться, как из-за барной стойки выкатил шустрый коротышка-робот с вытянутой каплеобразной головой и поставил перед Мэем тарелку с дымящимся рагу, блюдце с чипсами и широкий толстостенный стакан с коричневатой, терпко пахнущей жидкостью. Видимо, в чёрном буфере плевали на пятнадцатую поправку к закону Киттеля. Бенджамиль понюхал рагу и осторожно пригубил бренди. Бен ещё никогда не пробовал такого крепкого напитка. Светло-коричневая жидкость словно огнём обожгла горло и язык, но через мгновение горечь ожога рассыпалась приятным теплом и потекла по гортани вкусом жжёного сахара. Бенджамилю всегда нравилось пиво, а ещё больше синтетические вина, он иногда покупал их в торговом центре бело-оранжевого сектора аутсайда, но бренди… это было что-то. Мэй отхлебнул смелее и принялся за рагу. Только сейчас он понял, насколько проголодался. Рагу оказалось вполне съедобным, а главное, горячим, алкоголь легчайшей волной ударил в голову, и вечернее приключение уже начало казаться Бену не таким страшным, как вначале.
Внезапно струившаяся над полом мелодия умолкла, свет погас совсем, но через секунду вспыхнули три красных прожектора под потолком, а на маленькой круглой сцене посреди зала невесть откуда появились двое подростков, ампутогенов лет четырнадцати. Они были похожи на ядрышки орехов в скорлупе своих механических коконов. Вязкую вату тишины взорвал удар ритмической музыки в стиле рифф-рафф, и ампутогены начали танцевать. Их механические руки и ноги разом пришли в движение, они изгибались, выворачивались, вращались с характерным жужжанием сервоприводов, в несколько раз усиленным динамиками. Головы и тела ампутогенов оставались почти неподвижными, но что при этом выделывали их конечности!
Бенджамиль глядел как зачарованный, изо всех сил пытаясь уследить за перемещением блестящих стержней, гофрированных трубок и никелированных шарниров. Он так увлёкся танцем, что не заметил, когда успела появиться она, высокая черноволосая девушка. Или женщина? Нет, всё-таки девушка. Она остановилась рядом со сценой и обвела зал внимательным, неторопливо-высокомерным взглядом. Её гладкие волосы, подстриженные каре, блестели в свете прожекторов, будто полированная эмаль. Она была невероятно красива. На девушке был надет плотно облегавший всё тело бархатно-красный костюм с глубоким узким декольте. Если прищурить глаза, можно было вообразить, что на ней и вовсе нет костюма, что всё её тело просто выкрашено ещё не просохшей, влажноватой краской цвета темной розы. Черноволосая красавица, не обращая внимания на танцующих ампутогенов, успешно завершила процесс прицеливания, наметила нужный объект и умопомрачительной походкой двинулась к свободному столику, соседствующему со столиком Бенджамиля. Под мышкой она несла яркий мохнатый свёрток.
Обогнув столик по изящной дуге, девушка уселась на мягкое сиденье спиной к Мэю, и разочарованные взгляды посетителей вернулись к стаканам и тарелкам.