- Чем это?
- Таких дел наворотил. Павел остановился.
- Что вы имеете в виду?
- Уж больно ты горяч. Пошли-пошли. Потом будем разбираться. Сейчас надо твои проблемы решать, пока не поздно.
- И что, решите? - с вызовом спросил Павел.
- А то как же. Обязательно решу. Как поговорил с Горниным, так и понял, что тебя надо выручать. Причем срочно.
- Вы обо мне с Горниным говорили? - не поверил Павел. Слышать такое было странно.
- Обязательно говорил. - Перегуда распахнул дверцу. - Залезай.
Павел, пригнувшись, забрался в пахнущий дорогой кожей и хорошим табаком салон. Здесь было тепло и удобно, коричневая лайка, обтягивающая сиденья, манила и одновременно предостерегала, что посторонним, босоте всякой, здесь не место.
Усевшись рядом, Перегуда закинул ногу на ногу и предложил, кивнув на мини-бар:
- Коньячку? Или чего попроще?
- Я вам не верю.
- По поводу коньяка? Тут можешь не сомневаться. Все настоящее, с гарантией. Поставщик собственной душой клянется, что каждая бутылка получена им лично у производителя. Правда, такая работа без посредников обходится мне не так и дешево, зато я знаю, что не отравлюсь сам и мои друзья тоже.
- Я не об этом.
- О Петровиче? Понимаю. Только зря ты так, зря. Нет, честное слово. Я ведь хорошо к тебе отношусь. И всегда хорошо относился. Просто… - Он сделал неопределенный, но изящный жест. - Просто обстоятельства так сложились. Только и всего. А Петрович что ж - простая душа. По большому счету, по гамбургскому, как говорится, он мало что может. По сути - ничего. Ну что за мелкотемье такое? Ну? Глупости все. Суета и томленье духа. И что самое главное, он сам это понимает даже лучше, чем кто бы то ни было. Импотенция, Паша, это страшная вещь. Как физическая, так и - особенно - духовная. Она разрушает человека и корежит психику.
- Сколько? - спросил Павел.
- Что?
- За лекцию с меня сколько?
- Пустяки. Сочтемся, - небрежно отмахнулся Перегуда. - А что касается Горнина… Слушай, давай потом. Закончим сейчас здесь, поедем ко мне домой…
- Нет. Не поедем.
- Брось. Аллы нет, она давно уже живет самостоятельно. В последнее время я вообще ее редко вижу. Так, созваниваемся иногда.
- Все равно.
Перегуда повернулся и посмотрел Павлу в глаза. Он не давил - нет. Даже не пытался. Просто посмотрел. А потом, найдя на ощупь клавишу, поднял стекло, отгораживающее салон от водительского места.
Нагнулся, достал из бара хрустальную бутылку с коньяком, разлил по бокалам, один отдал, просто всунул Павлу в руку, второй взял сам.
- Давай по капле за встречу, - предложил он.
- Я знаю эти ваши фокусы.
- Не дури. Мы пьем с тобой из одной бутылки. Хочешь, можем обменяться. Или я у тебя пригублю.
- Нет.
- В конце концов, ты можешь сам проверить. Ты же можешь? - спросил он с нажимом на последнее слово.
Павел плотнее обхватил бокал и "вчитался" в жидкость. В ней было много солнца и труда, столетний дуб и виноград, какие-то страсти, в том числе сексуальное томление, алчность продавца и покупателя, фальшивые улыбки и восхваления, но следов Романа Перегуды в коньяке не наблюдалось.
Поднеся бокал ко рту, Павел щедро отхлебнул, не удосуживаясь наслаждением ароматом. Не до того.
Дорогой коньяк скользнул по небу и обжег пищевод. Это жжение напомнило о еде. Пора бы уже и поесть. До настоящего опьянения было еще далеко, но организм, отреагировав на знакомый продукт, несколько расслабился.
- Поверь, я не враг тебе. Скажу даже больше: я тебе всегда симпатизировал. Просто порой обстоятельства бывают выше и сильнее нас.
- Зачем вы меня искали?
- Зачем? Не буду скрывать очевидного. Просто ты мне нужен. Да, полагаю, ты и сам уже догадался.
- А Горнин? Вы что, предлагаете мне предать его? - зло спросил Павел.
Его тяготил этот разговор. Его тяготила ситуация. И еще ему трудно было с Романом Перегудой, в дочку которого он когда-то был… Нет, не так. Когда-то у него с Аллой были отношения.
- Ценю твое благородство.
- Можете называть это как угодно. Только…
- О! Посмотри, кажется, наши герои очухались, - Роман Георгиевич усмехнулся, колыхнув остатками коньяка в бокале. - Видишь?
Милиционеры действительно уже стояли на ногах и о чем-то разговаривали с крепеньким, как гриб-боровик, Виктором. Вид они имели одновременно воинственный и жалкий.
- Ну и хорошо, - скрывая облегчение, проговорил Павел.
- Хорошо будет, когда мой Витя тебя от них отмажет. Уж очень много ты наворотил, друг мой.
- Интересно, как это он меня отмазывать будет. Что-то не похож он на кудесника.
- Зато у него "корочка" волшебная имеется, - усмехнулся Перегуда. - Иногда хороший документ посильнее нашей с тобой магии будет, так-то вот.
Очень хотелось сказать что-то вроде "да плевать мне", но это был факт, а против факта не попрешь, тем более если ты еще недостаточно выпил. С фактами в трезвом виде приходится считаться.
Вместо этого он спросил, криво улыбнувшись:
- На вас уже люди с "корочками" работают?
- Со мной, - Роман Георгиевич подчеркнул это интонацией, - много кто работает. Ты скоро увидишь. Еще налить?
Павел посмотрел на бокал, там еще было, но он утвердительно кивнул. Маг-директор взял бутылку и щедро, больше чем на две трети, налил. Себе плеснул немного и сразу же пояснил тоном любезного хозяина:
- Извини, у меня еще дела.
- А у меня? - гундосо из-за "надетого" на нос бокала спросил Павел.
- Сегодня тебе предписываю отдых. Ну что там? - спросил он, непривычно быстро, рывком опуская стекло.
- Договорились, - доложил крепыш Виктор. - Но они напишут рапорт…
- Хоть песню! Садись, и так много времени потратили. И организуй там все. Ну сам знаешь.
- Мне на вокзал, - сказал Павел, чувствуя прибывающую легкость от выпитого. - На Белорусский.
- Слушай, Паша, не дури. Хотя бы сейчас. Нам надо поговорить. И очень серьезно.
- Вот по дороге и поговорим. Какие проблемы? Виктор уселся на сиденье рядом с водителем - через разделительное стекло это было хорошо видно, - взял в руку коробочку рации и что-то проговорил. Звука не было слышно совершенно.
- Проблемы есть. В первую очередь - у тебя. Машина тронулась, медленно пятясь назад. Павел рефлекторно, по-водительски, обернулся назад и увидел сзади прямоугольный черный джип. Тот тоже отступал. Эскорт. Роман Георгиевич всегда любил пускать пыль в глаза. Даже тогда, девять лет назад, когда совсем еще молоденький Павел впервые столкнулся с ним лицом к лицу в его роскошной до вычурности квартире, где до этого миловался с Аллой, Перегуда повел себя вельможей, которому подвластно все и вся.
- На вокзал, - напомнил Павел. Хамство, конечно, но сдерживать себя он не хотел.
Маг-директор помолчал, покачивая вязкий коньяк в бокале. Посмотрел в сторону, в окно, на детскую площадку, где бездомный пес Мальчик - черный и лохматый, с завернутым вверх хвостом - справлял малую нужду на угол присыпанной снегом песочницы. Все дети двора возились с ним, таскали за шерсть и носили еду, а он в ответ уже пятый год свирепым лаем отгонял других собак и случайных прохожих, рискнувших посягнуть на охраняемый им ареал.
- Горнин отдал мне твой маг-код.
- Что?!
Есть вещи, невозможные для нормального человека. Нельзя отдавать свою жену на панель. Нельзя своим ребенком расплачиваться за долги. Нельзя убивать своих родителей. Нельзя иметь сексуальные отношения с собственной дочерью. Нельзя предавать Родину. Нельзя хулить собственных богов. Нельзя… Список огромен.
Когда-то подобные нормы права попытались сформулировать составители Библии, Торы, а чуть позже Корана. Заповеди, аяты - все они были составлены и предназначены для того, чтобы управлять людьми, а в итоге - государством. Без четких правил не может быть сообщества людей, оно просто не может существовать. Закон. Кодекс. Устав. Правила. Уложения. Все направлено лишь на упорядочение существования и укрепление власти.
Но есть и еще одно правило. Маг-учитель не может, не должен, не имеет права отдавать своего ученика другому учителю. По крайней мере, без особого на то случая и уж всегда с уведомлением подопечного. Лучше и правильнее - с согласия. Всегда! Иначе… Даже не позор, этого мало. Для учителя это просто крах. Он становится изгоем. Парией. Он… Да такого просто не может быть! Ну уж не с Петровичем точно. Он сдал?!
Невозможно.
- Покажите, - упавшим голосом попросил Павел. Перегуда не стал чиниться. Он показал. Всего три простеньких предложеньица. Порой столько слов вылетает в эфир, и все впустую. А тут всего ничего - и вся жизнь перевернута.
Передача маг-кода от одного руководителя не означает, что теперь человек должен безоговорочно подчиняться этому второму. Это не передача волшебной лампы одним владельцем другому, в результате чего джинн, являющийся рабом лампы, начинает служить новому господину даже в ущерб прежнему. О рабстве здесь речь не идет. Факт передачи кода лишь свидетельство того, что прежний наставник доверяет новому и в каком-то смысле - лишь в некотором! - передает ему своего подопечного. В частности, тот, имея маг-код, в любой момент может отыскать своего нового ученика и отчасти проконтролировать его действия, то есть имеет возможность на них влиять. В свою очередь, и ученик в любой момент может обратиться к своему наставнику за помощью. Но и этот симбиоз не вечен, он действует лишь до тех пор, пока кто-то из них не решит от такого рода сотрудничества отказаться. Но сам факт такой передачи свидетельствует о том, что прежний наставник больше не может или не хочет иметь дело со своим учеником, но об этом он должен уведомить того сам, лично. Вполне возможно, что, например, Павлу не хочется иметь дело с тем же Перегудой. Это его право. Как и право вовсе отказаться от наставника. Маг, даже не обладающий высшей категорией, человек свободный, хотя и связанный некоторыми ограничениями и обязательствами. Поэтому передача его личного маг-кода, произошедшая за его спиной, сильно смахивает на предательство. А к магу, человеку, обладающему большими возможностями, совершившему проступок такого рода, то есть, получается, человеку, не обремененному моральными принципами, отношение в их сообществе сразу складывается особое. За таким нужен глаз да глаз, и от этого пригляда его до конца жизни не избавит ничто, разве только чудо. Горнин, прекрасно знающий эти порядки и сам за них радеющий, мог совершить подобное только в состоянии сильного умопомрачения. Либо же от безысходности, сильно прижатый к стенке. Но чем таким его можно было прижать, чтобы он совершил один из самых предосудительных поступков, который только может сделать маг-директор? Он что, пил кровь младенцев или пытался навести черный мор на Москву? Бред. Не тот Петрович человек.
- Ну убедился? - спросил Перегуда.
- Да уж.
- А ты говоришь "не верю". Мне-то как раз верить можно. Ну так что, тебе и вправду нужно на вокзал?
- Да нет, - вяло ответил Павел. - Успеется.
Он потянулся к бару, без спросу достал оттуда непочатую бутылку виски и, зажав ее между коленей, с мягким "фирменным" хрустом свернул колпачок. Потом молча, жестом, предложил Перегуде. Тот отрицательно мотнул головой. Тогда Павел налил себе чуть не до краев и, поставив граненую бутыль на место, щедро отхлебнул.
- Широко шагаешь, как я посмотрю.
- Нормально.
- Смотри. Сегодня, конечно, можно, но завтра…
- Что, нельзя будет?
- Работать надо, а не ханку жрать.
- Вы ж говорили, что у вас тут все фирменное, сто раз проверенное.
- И на фирменном люди спиваются. Да еще как. - Перегуда нажат клавишу переговорного устройства. - Домой едем!
Коротко стриженный затылок водителя изобразил кивок.
- Так вот о чем я хочу с тобой потолковать, - начал было Перегуда, но его прервал звонок мобильного телефона. Он взял его, посмотрел на имя абонента, высветившееся на экране, сделал каменное лицо и сказал: - Слушаю, Юрий Афанасьевич.
И он действительно слушал где-то с минуту, изредка вставляя междометия, и в конце короткого разговора договорился о времени, по-видимому, встречи. Но Павел его не слушал. Он был занят своими мыслями. Щедрая порция алкоголя придала им стремительность и некоторую бессвязность.
Петрович не дурак, чтобы дать себя так прищучить. И главное - кому! И не может не понимать последствий сделанного. Что бы там на него ни навешивали, вплоть до покушения на Кремль, это по большому счету мелочь по сравнению с тем, что он может потерять. И потеряет! Если только не… Что-то "не". Если только не переиграет Перегуду. Причем переиграть он должен изящно. Нет, конечно, остается шанс, что он здорово на него, Павла Мамонтова, обиделся. И эта обида дошла до того, что он от него открестился. Неплохо бы переговорить, как-то прояснить отношения. Но даже в случае обиды так не делают. Ну разошлись бы, как рельсы на стрелке, и все дела. Не они первые, не они последние. В сущности, Павел так и хотел. Но никакой мести даже не предполагал. И у Петровича это не в характере. Они не бандюки полуграмотные, дурной романтикой накачанные, чтобы разборки меж собой устраивать. Интеллигентные же люди. Хотя что такое интеллигент?
- Извини. Дела. - Перегуда положил дорогой телефон перед собой. По углам экрана слабо отсвечивали какие-то камни. Вряд ли стразы. У Романа Георгиевича все настоящее, с гарантией.
- Фигня! - развязно отмел извинения Павел. - Дело житейское.
Маг-директор внимательно посмотрел на него и отвернулся. На лице его мелькнуло и пропало некое отражение чувств. Не то презрение, не то, наоборот, удовлетворение. Машину плавно качнуло, и Павел, изготовившийся влить в себя новый глоток, задержал у рта руку.
- Дороги, блин, - пробормотал он.
- Россия, что ты хочешь, - отозвался Перегуда. - Тут, как известно, две беды. И обе застарелые.
- Ну-тк, - пожал плечами Павел. - Вы бы посодействовали, в смысле поднажали б на дорожников. Глядишь, через пару лет по автобанам бы ездили.
- Это все делается в обратном порядке.
- Да-а? Интересно. И как это? Ну в натуре. Так сказать, в действительности.
Перегуда усмехнулся и достал из бара трубку. Курил он редко, но, как и все, что делал прилюдно, было это у него на самом высоком уровне. Авторской работы трубка, специальный, коллекционного качества, табак, хранящийся в шкатулке с увлажнителем, особая зажигалка, специальные приемы и инструменты для набивки. Перед прикуриванием кончик чубука непременно окунается в коньяк.
- Ты с Библией знаком? - спросил он, совершая свое священнодействие.
- С пеленок.
- Тогда должен помнить, что Иисуса Царем царей избрали волхвы.
- Ага. За звездой они еще шли.
- Вроде того. Церковь утверждает, что их было трое, но в каноническом тексте про их количество ни слова. Так предположил в третьем веке Ориген Александрийский, и его мнение взяли как истину. Говорится только, что волхвы, пав ниц, принесли золото, ливан, то есть ладан, и смирну.
- Ну и что?
- Их могло быть и не трое, а, скажем, семь.
- Да хоть двадцать! Что с того?
- Ты можешь меня не перебивать?
- Запросто.
- Начнем с того, что о волхвах говорится только в одном из Евангелий - от Матфея. Но не это главное. Хотя и показательно. О христианстве тогда и речи не было, хотя как о единобожии вообще в те времена по большому счету крепко задумались в трех государствах - Египте, Персии и Риме. А почему? Потому что там была крепкая центральная власть. Император, фараон…
- Вы чего, в фараоны метите?
Павел посмотрел в окно. Они уже выехали за МКАД и проезжали по какому-то населенному пункту.
- Слушайте, давайте тормознем. Хоть пива куплю. Тут должна быть палатка. А то на этом и спиться недолго. Меня уже повело.
- Пива у меня дома хоть утопись. Потерпи, недолго осталось.
- Тогда я это… Не разорю?
- В случае чего я тебе счет выставлю, - усмехнулся Перегуда.
- Вот это по-нашему.
Павел пьяненько кивнул и подлил себе виски, а маг-директор, закончив манипуляции с трубкой, прикурил. По просторному салону бархатным клубком поползло облачко ароматного дыма.
- Вопрос в том, кто такие были волхвы. Ты знаешь?
- Господи… Я что, экзамен сдаю? На колесах! - Он помолчал. - Ну звездочеты там, мудрецы.
Сбоку и спереди Павла легонько торкнуло. Кто-то неподалеку не очень умело творил заклятие на удачу. Неумело-то неумело, но мощно. Павел, приглядевшись к пролетающим за окном домам, постарался запомнить место - промелькнул очень приметный магазин, возле которого раскинулся рынок под открытым небом, - и сохранить следок. Авось пригодится. Покосился на Перегуду. Тот, кажется, ничего не заметил, увлеченный витийством.
- …Даже про египетских жрецов в первую очередь говорят, что они были астрономами. Но мало кто помнит, что они же были самыми ревнивыми приверженцами многобожия. Когда Эхнатон попытался привести Египет к единому богу, его быстренько убрали. И что от него осталось? Одна Нефертити! Да еще смазанные попытки реализма в изобразительном искусстве.
- Да вы, я вижу, историк.
- Не надо глумиться, тем более над тем, чего не знаешь. Ты будешь меня слушать?!
- Клянусь, - дурашливо отсалютовал Павел, при этом умудрившись облиться виски. - Пардон.
- Я вижу, тебе неинтересно.
- Нет! Все нормально! Я слушаю. И внимаю.
- Так вот, это узкий взгляд…Волхвы уже тогда были магами. И они по доброй воле - я это подчеркиваю - решили выбрать и воспитать Мага магов. Царя царей. Ведь, если ты помнишь… Хотя ни хрена ты не помнишь!
- Все я помню!
- Хотелось бы. Заканчивал бы ты пить. С тобой уже трудно разговаривать становится. Короче. Нигде нет убедительных сведений, чем занимался Христос с младенчества до лет, кажется, тридцати. Кто его учил? Кто воспитывал? Неграмотные и нищие родители? Которые положили младенца в кормушку для скота? То есть как бы скоту на корм? Я тебя умоляю!
- Сына Бога?! Учить?!
- Человека! И Сына человеческого!
- И кто тогда?
- Волхвы! Маги! Такие, как мы! Как ты этого не понимаешь!
- То есть что получается? - спросил Павел, уже искренне заинтересовавшийся. До того, что даже перестал изображать из себя пьяного дурачка. - Мы выбрали Бога?