Пятнистое серое марево, перетянувшее небо, не собиралось ни разрываться, ни заканчиваться, пускай и было похожим на старое заплатанное полотнище, и смещалось неторопливым конвейером за грань пространства. Тонны воды текли по воздуху… Летающий океан!.. При этой мысли хотелось забыть о пресловутых, виновных во всём законах физики и поверить, что это волшебство. Что открылись наконец-то порталы в другие миры, что не нужно больше смотреть в тесные стеклянно-пиксельные форточки, не нужно разбивать их и вместо чешуи золотого дракона или кожи эльфийской девы прикасаться к горячим чёрным деталям… Что прекрасная нереальность поменяется местами с безобразной действительностью. Что будут доблестные воины, доспехи, клинки, оставляющие за собой сияющие следы; будут драконы, гидры, некроманты… Будет магия, которая поможет воскресить Дашу…
"Люди способны только мечтать о таких мирах. Они не могут создать их, потому что несовершенны… Несовершенное не может породить совершенное".
И тонны наказания плыли в вышине… Тонны желанного гнева, которые не пройдут мимо, которые обрушатся так скоро…
"Наверное, это будет последним плотским удовольствием в моей жизни…" – Чувствуя прокисший пот и протухшую грязь на своём измученном теле, Андрей ждал свежей воды.
Они приближались к центру локации…
"Странно как-то время… побежало… – думал Андрей. – На душе так… Душа вообще мертва уже, а время бежит так быстро… и… просто… Прям как… в другом мире! – Андрей тёмно усмехнулся. – И умирать уже не страшно. Боль, мерзость – плевать на всё… Надо только поскорее довести до конца эту идиотскую игру – и пошло оно всё!.. И уснуть…"
Борис вдруг преградил Андрею дорогу своей ладонью и остановился сам. Улыбка не сходила с лица. Коварный лазерный взгляд жёг холодом подножие маяка. Где-то там колыхнулась трава – Ирина прошла сквозь заросли и оказалась за пределами видимости… По крайней мере, Андрей её не видел…
Какое-то время они простояли неподвижными глыбами…
– Падай! – неожиданно приказал Борис и резко потянул Андрея вниз.
Прогремели выстрелы. Следом, естественно, закричала Ира.
Когда наблюдатели уже лежали под хорошим слоем травы, к ним выскочил облепленный злостью Ран. Андрей мог разглядеть только его голову, потому что собственная была прижата к земле рукою Бориса, которому любопытство напарника сейчас только помешало бы.
– Ран, не надо, пожалуйста!.. – повторяла Ирина, которую вновь насиловал мокрый и горький страх.
– Заткнись, сука! – Ран прозондировал зелень несколькими пулями.
Одна из них своей энергетической волной задела лицо и обрубки нервов Андрея. Внутри сырой спичкой прошипело какое-то пассивное чувство – крайне искажённая воля к жизни. И всё…
Одержимый вернулся к провинившейся подруге, дабы начать экзекуцию под знамёнами ревности и мести.
– Ран, не надо! – Ира ревела и задыхалась. – Прости меня, умоляю!.. Помоги мне!.. Я смогла… я убежала от него… Он меня… Он зверь!.. Ран, не на… А-А-А-А-А-А-А-А!!!
Лес пронзила сверхновая – вспыхнула с чудовищной силой мгновенно, а затухала медленно… Андрей впервые слышал от Ирины крик боли. Нет, не паники, не страха. Животной боли!.. Это его не задело.
"Терпи, девочка", – прочёл он на губах Бориса.
Ещё два истошных взрыва объяли огнём листву. В промежутках между ними Ран пыхтел невнятную брань, а Ирина могла лишь издавать хриплый, булькающий шёпот, в бреду которого ощущались мольбы не делать что-то…
– Не надо… – выкорчёвывались слова из вязкого горла. – Не надо…
– Ну что, сучка, покрылась? – зарычал Ран сквозь зубы. – Хорошо было, да?.. Ну, чего ты закрываешься? Чего нюни распустила?..
Ира пришибленно подвывала…
– Хорошо ведь было?.. – Ран продолжал игру кота с пойманной мышью, раздразнивал себя и ласково запугивал жертву. – Где вы, интересно, этим занимались?.. Тут же загажено всё!.. На собаках, что ли?
– Не на#*#а… Не на~=~а…
– Вот здесь, между ножек, хорошо было, когда он тебя…?!.. Тепло было, да?..
Нытьё Ирины задрожало и понеслось – она, наверное, увидела, что Ран вновь собирается…
– На десерт тебе туда же!..
Следующий крик просто погас на пике своём – Ира теряла сознание… Почти не было слышно ни её, ни Рана. Тень последнего слонялась и шуршала где-то у травяных стен – мучитель отошёл от рабыни…
– Венечка… – шелохнулся совершенно неожиданно беззащитный женский голосочек.
"Когда красоте больно…" – Мысль развилась в Андрее… и повисла…
А Борис, пребывая в полулежачем-полусидячем положении, хищно и хитро глядел на происходящее – два бордовых сверла из замёрзшей крови лезли из его зрачков, проникая в живую и неживую материю. Не шевелился ни один штришок его одежды, фигуры, кожи … кроме линий рта:
– Он в ярости… Его ярость как порох – сгорает так же быстро, как и вспыхивает… Он не сможет долго мучить её… Слабак… Не умеет он смаковать каждый момент пытки, получать истинное удовольствие от этого процесса…
Андрей, приподняв голову, заметил, что Ран ходил кругами вокруг заслонённого травой места, где должно было валяться раздавленное существо по имени Ирина.
– Но! – шепнул Борис громко.
Тёмное облако Рана застыло…
– Девочку он бить уже не будет… – Борис говорил тихо, но абсолютно независимо. То, что враг насторожился, его никак не зацепило. – Но и гордость свою пинать не станет… Не хочет он признавать, что погорячился, оплошал и всё такое… Не кинется к ней просить прощения… Зависание и до-о-о-олгая перезагрузка… Неизвестно, сколько это будет тянуться… Время у нас в дефиците – это во-первых…
Размытая овальная проекция, приближаясь, становилась чётче и мрачнее, превращалась в человеческое отродье. Андрей поспешил кануть на дно.
– А во-вторых, уважаемые господа, – невозмутимо продолжал Борис, вовсе не собираясь быть "тише воды, ниже травы", – в этом акте нашей пьесы пять действующих лиц, а не четыре, как может показаться сначала… Пятый скоро неосторожно вмешается, спугнёт и взбесит зверька, который только-только успокоился… Опять пальба во все стороны, опять никого не подпустит… Такого нам не надо…
Опять появившись из-за лесной вуали, Ран тут же изжёг короткой очередью случайные мишени. Профилактический огонь хоть и прошёл рядом с Андреем и Борисом, но после всего пережитого здесь можно было смело утверждать, что бывало и хуже.
Андрей глядел на своего проводника. Тот был подобен египетскому сфинксу – не менялся, несмотря на то что вокруг всё менялось стремительно, причём не в его пользу. Расстеленный плащ, одноколенное положение, согнутая спина, опущенный (в кои то веки!) взгляд, не менее пронзительный и устрашающий… Очень уж весёлый и дьявольский сфинкс получился.
– Умница, девочка… – прошипело "каменное изваяние".
Чёрная фигура с автоматом вздрогнула – Ран рассекретил своего заклятого врага.
Широкая улыбка Бориса:
– Она справится…
Прицельный выстрел не заставил себя ждать. Пуля просвистела в волосах, которые сразу же обросли гроздьями кровяных капель – Борис по-прежнему оставался без движений…
Ещё выстрел…
На этот раз горячий свинец нашёл жертву – она неуклюже шагнула вперёд и исчезла где-то внизу…
Поднявшись, Борис и Андрей направились к маяку, первый – как обычно, последний – нерешительно. В мокрой траве они обнаружили павшее ничком тело с развороченной спиной, откуда сквозь рваную футболку и кровь выпирали оголённые позвонки… Андрей почувствовал нечто нехорошее, не более того. Да, почувствовал, как выполнившая заказ свыше смерть, протирая косу краем халата, нечаянно толкнула его в грудь… холодно посмотрела… извинилась и ушла…
"Видимо, я наполовину мёртв, раз у меня такой иммунитет к некромантии".
Борис носком сапога поддел и подбросил автомат, который через полмгновения оказался у него в руке.
Ирина, державшая на вытянутых руках продымившийся пистолет как некую мерзостную тварь, вся тряслась. Было впечатление, будто через все каналы лица – глаза, ноздри, рот – дознаватели заливали ей кипящий ужас, больше и больше – так, что нельзя было вдохнуть или вытошнить болью. Девушку угораздило осознать то, что она только что совершила…
– Не высовывайся. – Борис оставил Андрея, войдя в открытое кольцо под маяком. И тут же бросился к Ирине. Поймал стёкшее с её пальцев оружие, а она исчезла в его плаще, закуталась в сильных объятиях. Утешение, чья-то опора стали ей жизненно необходимыми в сей же момент, как кислород для удушаемого, как пища для голодающего, как любовь для вожделеющего. За этим она бы кинулась к любому, кто находился бы рядом, – хоть к зверю, хоть к тому, кто всё это безумие и затеял.
Андрей осторожно обошёл зелёный круг на четверть, чтобы не стоять прямо напротив ещё способных его заметить глаз Иры, и теперь наблюдал за всем сбоку…
– Тщ-щ-щ-щ-щ-щ… – Борис поднял бедняжку на ноги. Он крепко гладил голову, ему поверившую, всё исполнившую, от боли кусавшую толстый плащ, который вбирал в себя слёзы, слюну и вой. – Ты всё правильно сделала, тщ-щ-щ-щ-щ… Всё правильно сделала… Умница… Ну-ка, взгляни на меня… Посмотри-посмотри… Вот так, хорошо…
В чаше его рук лежали две щёчки, потемневшие от морских бурь, похожие чем-то на осеннюю землю. Над ними тускло блестели хрустальные устья, настолько исчерпанные, опустошённые, что, казалось, они сами скоро начнут разжижаться.
– Слушай… Ты боролось за выживание. У тебя было на это полное право, такое же как и у него… Благодаря тебе мы будем жить дальше!.. Понимаешь?.. Благодаря тебе!..
Ира долго не отвечала… Конечно, вызвать у девушки, только что застрелившей своего парня, улыбку не удалось бы даже Борису. Но… она легла к нему на плечо… и словно уснула…
Похожие на памятник – символ какого-то высшего чувства, мира после войны, её остывающего и оседающего пепла, – они стояли без единого движения… Почти без единого: Борис медленно повернул запястье, глянул на экран транслятора, затем – на отражающую лес обшивку маяка. К его лицу на секунду пристала разновидность… досады… легкой и безвредной, как цветочная муха… А потом вновь – покой и воплощение загадочной, противоречивой любви – любви, рождённой смертями.
"Что-то не так…" – Андрей тоже покосился на таймер – двадцать одна минута до окончания игры.
То, что он смог различить в поведении Ирины, оказалось бы сложным к восприятию даже на близком расстоянии и под более удобным углом наблюдения. Лепестки губ распускались; глаза ширились и наполнялись чем-то чёрно-белым, страшным; ладони напряглись… и будто желали оттолкнуть опору. Все эти изменения были в такой степени малы и… постепенны… что Андрей не сразу их нашёл – они, можно сказать, нащупывались только неким ментальным осязанием, интуитивно. Соответственно, и не сразу собрал верный вывод: Ирина кого-то увидела за спиной Бориса, в траве…
Бледно-синее создание в серой ауре…
Разбинтованная мумия…
Зомби…
Призрак…
Некромант…
Наркоман…
"Созвучно, – подумал Андрей сквозь поток других мыслей. – Два родственных слова. Почти близнецы. Оба водятся со смертью".
Виктор…
Взор – усталый, умерший, придавленный тоннами век, словно могильными плитами, по-настоящему желающий гибели для разума и для тела. Никаких горячих эмоций; иней по коже и в каналах мозга – никогда не сходил полностью – лишь подтаивал, грея голову неприятным теплом, и опять замерзал. Ничто уже не пугало, не ошеломляло, душа не пузырилась, не обугливалась на огне страданий и не пылала огнём ярости. Всё существо было занято тайным поиском смерти, предпочтительно – физически безболезненной. Но, вместе с тем, уравновешивало какое-то обстоятельство, не позволяющее броситься под пулю или вскрыть вены. Не животное противление – что-то более высокое, присущее человеку… И так – всегда… Ни влево, ни вправо, ни вверх, ни вниз… В центре смерча… Снаружи – вихрь, сеющий разрушение и хаос, а внутри – тяжёлое спокойствие… Как кошмарный сон… Очень тяжёлое…
Андрей почувствовал себя одновременно гением, шагнувшим за грань ранее не ведомого, и глупцом, только сейчас понявшим очевидное. Он смотрел на Виктора… Он смотрел в зеркало…
Он – это Виктор.
Чтобы прийти к такому умозаключению, надо было обагрить своей кровью и просолить своими слезами всю локацию. Надо было убить Дашу.
Андрей в последний час жизни – это Виктор на протяжении… вечности… Потому что в таком состоянии даже день пропадал в бесконечности…
Ни всплесков, ни колебаний Андрей, как и Виктор, ни к чему уже не испытывал. В том числе и к своему открытию минутной давности…
Но появились вопросы…
"Что-то держит его месяцами, не даёт расстаться с этим… миром, так называемым… За всю игру он ещё никого не убил… Участвовал, направлял, но самолично не отнимал…"
…и появились ответы.
"Теперь я знаю, кто достоин победы".
Андрей вернул внимание обнимающейся паре.
– Нас же трое оставалось, ты сам говорил… – В Ирине, смятение которой теперь было отчётливым, всё начало ломаться, а из осколков складывались предположения и опасения. Дыхание её завибрировало. Вымоченная в яде правда медленно проникала спицей через трубку горла в клубок из мыслей, куда Ира боялась и не хотела её пускать. Она бы отступила на несколько мгновений назад и намеренно не стала бы замечать Виктора – укрыла бы глаза и отдыхала бы в беспамятстве на крепком мужском плече. Но девушка не способна была оторвать от своего лица всё то, что варилось в котле под ним и вытекало наверх. А уж прятать подозрения от Бориса, давно их уловившего… Потому, наверное, она решила требовать объяснений. Ведь она, ради него водрузившая на себя величайшие грехи – предательство и убийство, – заслуживала эти самые объяснения.
– Ты же сказал, что убил их… Т-ты… сказал…
Над ними сверкнула молния.
– …чт… что мне нужно лишь…
Грянул гром.
Ира не вскрикнула, а только ойкнула. Откинулась назад и повисла гибкой дугой на руках Бориса, в одной из которых был пистолет с окровавленным дулом. Длинные девичьи волосы слились в прямое острие копья, тянувшееся вниз, к земле… Словно стрелка гигантского компаса указывала на то место, где Ирине надлежало пробыть оставшуюся часть вечности…
Закапавший дождь быстро и ровно сменил клацанье на шипение, а стаю – на рой.
Борис бережно положил тело на траву, мокрую и грязную, и навсегда опустил ладонью её веки… Любовно провёл взглядом и пальцами по щеке, которая никогда больше не обожжётся о слёзы…
– Спи, малютка. Так для тебя будет лучше.
Он встал, распрямился, размял суставы. Отряхнул от крови руку, недавно охватывавшую талию Ирины. Вздохнул и почесал затылок – как набедокуривший школьник, вышедший из кабинета директора.
Затуманившая воздух вода скользила по плащу живыми линиями, укачивала своим монотонным шумом. Соединяла всевозможные крупицы леса в праздничный хоровод. Борис поднял голову к небу и засмеялся. Взмахнул "крыльями" и…
– Э-э-э-э-э-Э-Э-ЭЭХХ-х!
Разве что в пляс не пустился.
Он по-собачьи встрепенулся и, защитившись бортом одежды, сначала вытащил зубами сигаретку, а затем дотронулся до неё пламенем зажигалки. Макет домашнего уюта: плащ – скат крыши, под ним – свеча на столе, печной дымок, выпархивающий на волю… Из своей "избушки" Борис смотрел через непогоду всё туда же – в глубокую даль. Про Иру он уже забыл.
Андрей же, наоборот, поглощал сознанием пронзённый насквозь труп. Но…
"Под ней скоро набежит тёмная лужа".
Всё. Ни ужаса, ни жалости. Лишь этой низкосортной мыслью была удостоена Ирина после смерти.
Новый выстрел Бориса раздался так же внезапно, как и его предшественник; на изорванном плаще, выплюнув пулю, взлохматила щупальца ещё одна дырка. Проникающий удар врезался в дерево, которое секунду назад заслонял собой Виктор. Юноша там уже отсутствовал.
Скрывать пистолет и намерение расправиться с избранной жертвой потеряло смысл. Борис развернулся и стал прицельно палить в Виктора. Тень последнего летела вдоль травяной кромки, по окружности, не показывая хозяина. Тот, хранимый древесными щитами и ослепляющей зеленью, разоблачал себя лишь звуками бегства, а потому стрелок сейчас полагался в основном на слух.
Неожиданно из леса посыпался ответный огонь.
Андрей пригнулся. Не из трусости – просто обязался выйти в финал игры. Это было принципиально необходимо…
Настала очередь Бориса уклоняться от атак и использовать для обороны стационарные объекты локации. Маяк – единственное, что подходило на данную роль и размещалось поблизости. Агрессор убавил аппетит, занял позицию за башней, и перестрелка сделалась осторожнее, в ней установилось равновесие. Стороны попеременно спускали бешеных свинцовых псов с пороховых цепей, высекая из травы шелест, а из металла – искры.
Совсем скоро патроны у Виктора закончились. То же самое постигло и Бориса, но он, выбросив пистолет, заменил его приобретённым у Рана автоматом и продолжил…
Осуждающий глас небес заглушался грохотом земных разбирательств…
Когда Виктор прыгнул сквозь короткий сектор разреженной растительности, Борис ловко поймал этот момент и осушил рожок до дна. Россыпь взрывов и крик смешались в полёте, хрустнуло падение… Долгий шелест возни… А потом Виктор затих…
Борис бросил автомат, отодвинул край плаща и отстегнул от пояса дробовик. Навёл пасть чёрной механической кобры на многослойные занавеси зелёного шёлка, где исчез подстреленный Виктор… Или застреленный?..
Однако "змееносец" не торопился погружать туда свою любимицу для контрольного укуса. Виктор вполне мог блефовать насчёт ранения. Да и традиционный манёвр с иссякшими боеприпасами не исключался…
Ожидание… Борис собирался убить человека, а лицо его было таким, словно он рыбачил в период удачного клёва. Взгляд – будто следил за поплавком. В нём не хладела уверенность; он знал, как именно всё завершится. Уголки рта – как завёрнутые назад клыки вампира, который ещё немного поиграет с добычей и… Но… что-то пошло не по плану…
Дождь шумел суетой своего водяного народа, топтавшего многоярусный мегаполис. Все торопились на работу, разбредались по хлорофилловым заводам. Час-пик.
Борис изменился… До этого он чутко прислушивался к звукам, перья которых промокали от ливня, не позволяя им проворно порхать по лесу, громко хлопая крылышками.
Но он слышал явно больше Андрея. И он изменился… Глаза чуть отвлеклись… и опустились, как и ружьё. Их влекло вниз то, чего ранее около Бориса никому не доводилось видеть…
Сомнение…
Нет, не свойственное ему хищное подозрение, которое – одна прямая дорога, только ещё не пройденная.
Сомнение, близкое к растерянности… Стояние на перекрёстке без указателя…
Как будто дух Виктора оставил начавшую холодеть оболочку, проплыл сквозь попавшегося на пути Бориса, на мгновение вылепив из его лица маску своего хозяина, и побрёл дальше.
А Борис же медленно вылечивался от наваждения – моргал всё реже, крепче фокусировал взгляд, который правда ещё не освободился от гравитации. В приоткрытом рте язык висел под нёбом, иногда проскальзывая кончиком вдоль зубов. Лоб морщился… Мозг усердно что-то обдумывал; мысли появлялись в нём, рвались от всевозможных лезвий критики и срастались вновь, становясь твёрже. Борис будто пришёл к некому выводу, упорно не хотел соглашаться с ним, повторял расчёты, искал обходы, но всё равно натыкался на тот же самый итог…