Про ЛИВ ни слова. В досье не упоминалось даже, что он был когда-то личным водителем мэра Москвы Петра Сумарокова. Во всех документах розыска его характеризовали одинаково: "Брюнет среднего роста. Худощав. Кожа скорее смуглая, чем светлая. Выглядит на тридцать пять - сорок лет. Обаятелен, общителен. Легко вступает в контакты с незамужними женщинами и их родителями. Выдавая себя за правоверного артезианца, предлагает заплатить большой калым. После свадьбы, оставшись наедине с жертвой, извращенным способом убивает ее. Известны случаи, когда преступник расправлялся со своей жертвой не сразу, лишь собрав небольшой гарем из пяти-шести несчастных, он убивал их. Особо опасен и хитер. Водит автомобиль, навыками пилотажа не владеет. Всегда имеет при себе армейский пистолет и молельный коврик".
В раздражении Филипп Костелюк ударом ноги опрокинул уродливый прибор. Прибор засвистел, из него посыпались искры. Филипп сорвал с себя маску, швырнул ее в унитаз и спустил воду. После чего открыл дверь и широко улыбнулся.
- Прошу. - Галантным движением он указал на открытый туалет.
* * *
Милада сидела на постели и осторожно накладывала на свои и без того красивые ноготки черный педикюр с зелеными фосфорными блестками. Ее длинные голые ноги казались совсем темными в розовом свете ночника.
- Эдуард приходил, - сказала она, работая кисточкой и не поднимая головы. - Объявил, что, поскольку нас теперь двое разнополых будет работать, а клиент пошел капризный - не любит тесноты, мы можем занять квартиру и побольше.
- Отлично! Я знал, что он хороший человек. Что он еще сказал?
Филипп Костелюк присел рядом с женой на постели. Он то растягивал, то сжимал губы. Никак не мог привыкнуть к собственной улыбке. Из открытой двери ванной комнаты тянуло паленым. Там лилась вода.
- Ты не понял, Эдуард сказал, что либо мы оба будем принимать клиентов, либо мы должны завтра отсюда съехать. - Милада глянула на него из-под черных искусственных ресниц. - Да перестань ты улыбаться, Филипп. Перестань. - Она всмотрелась в него. - Боже, что ты сделал со своим лицом? Где твоя маска? Тебя же узнают. - Голос ее упал. - Серийный преступник! Убийца женщин! Теперь даже дверь никому нельзя открыть.
Молча Милада докрасила ногти на ногах и, прежде чем приняться за ногти на руках, сошла с постели, босиком прошлепала к шкафу, порывшись в своих вещах, вытянула черный шелковый платок.
- Повернись спиной, - потребовала она.
Милада завязала платок на лице Филиппа таким образом, что остались видны только глаза. Она принесла ему серебряный поднос и дала посмотреть в него.
- Так и будешь ходить по улице. Так ты ни у кого не вызовешь подозрений, - сказала она. - Некоторые и хуже ходят. Все-таки у нас еще пока демократическое общество. Хочешь - показываешь народу лицо, а хочешь - нет. Имеешь полное право. Да я думаю, никто и не спросит. Никто никому не интересен. Кому ты нужен, пупсик, кроме меня?
Выход из положения оказался совсем простым и совершенно верным. Конечно, никто даже не спросит, чего ради Филипп повязал черный платок. В городе регулярно производили зачистку, но патруль никогда не заглядывал в лицо подозреваемого. По малейшему подозрению приставляли ствол к затылку, крутили за спину руки и брали кровь из вены. Таким образом при помощи экспресс-анализатора можно было моментально выявить пришельца из космоса.
"Неглупая женщина, - засыпая, думал Филипп Костелюк. - Ох, не глупая женщина. Не зря шестьсот монет отдал. Не напрасная трата. Совсем не дорого взял. Совсем не дорого".
Милада нравилась ему, ледяные поцелуи проститутки, как мокрые компрессы, успокаивали его расшатанные нервы. Если бы женщина вдруг оказалась пылкой и нежной в постели, он, наверное, сошел бы от этого с ума, ему других забот хватало.
Он был счастлив со своей новой женой, но днем и особенно ранней ночью, еще лежа в постели с закрытыми глазами, Филипп Костелюк все же тосковал по Земфире. Он хоть и подарил Миладе тепловой шлем любви, но стеснялся вместе с ней сунуть ноги в одну семейную грелку.
ТРИ ВИДА ПУСТОТЫ
День под землей официально считался ночью, хотя и соответствовал по продолжительности такому же дню на поверхности планеты. В двенадцать часов вечера включалось то, что называлось здесь "энергетические солнца", и даже на улицу было не выглянуть. Запоздалые прохожие надевали защитные очки и стремились поскорее укрыться в помещении.
Свет солнц был невыносим. От него быстро лопалась кожа на лице и на руках, а если человек проводил под излучателями более сорока пяти минут, он был обречен. Сначала появлялся кашель, похожий на кашель астматика, потом поднималась температура, отказывали зрение и слух, а через две-три недели наступала смерть.
Филипп Костелюк наивно полагал, что глупо спать днем, а работать и развлекаться только по ночам, и делал нелепые попытки переменить график своей жизни. Только спустя несколько дней он уяснил себе, что каждые сутки в течение семи с половиной часов всю территорию российской столицы не просто освещают, а обрабатывают специальными лучами.
Ночью поисковые зонды, днем жесткое облучение. Полный контроль.
Официально считалось, что зонды отслеживают только пришельцев, а ночные лучи абсолютно безвредны для землян и одновременно с тем убивают любую инопланетную структуру. Если кто-то пытался публично утверждать обратное, он просто исчезал. Поэтому ночь официально именовалась днем, а день назывался ночью. Вообще в русской столице 2143 года не принято было вслух высказывать свои оригинальные мысли и пожелания.
Вот уже три с половиной года, спасаясь от космических семян, все города Земли, объединенные теперь единым правительством, ушли глубоко под землю. Шансов на возвращение к прежней жизни не оставалось, приходилось привыкать и терпеть.
Еще три года назад теория говорила: "Космос в основном - это вакуум, пустота. Вакуум - это абсолютное ничто". Но на практике оказалось, что пустота бывает трех видов и делится на действительное ничто, ничто - "позитив" и ничто - "негатив".
Как пустота может делиться, Филипп так и не понял, но этого, похоже, не понимал вообще никто. Просто принимали как свершившийся факт. Как аксиому.
Только позитивное ничто позволяло материи развиться в структуру. "Позитив", по утверждению некоторых ученых-оптимистов, был естественной нишей для упорядоченной материи. Негативное же ничто, природа которого до сих пор так и не была толком изучена, пластами двигалось по Вселенной и несколько квадриллионов лет назад зацепило наконец нашу Галактику. Не существовало никаких средств борьбы. "Негатив" наваливался на звездные системы, на солнца различной мощности и спектра, на планеты и уничтожал все, к чему только прикасался.
В первый момент у Филиппа возникла ассоциация с огромным ластиком, стирающим все на гигантской черной доске, любой рисунок, но это сравнение было ошибочно. "Негатив" был именно негативом и вставал индивидуально перед каждым объектом в отдельности. Его объектом могло стать любое живое существо или сложный электрический прибор, стол, стул, сейф - в общем, любой предмет, имеющий смысл и форму. "Негатив" душил и убивал индивидуально. И убивал мучительно, не сразу.
* * *
Любая сгруппированная в форму материя, впервые соприкоснувшись с "негативом", испытывала что-то похожее на ожог, на панический ужас, и от этого ужаса рефлекторно группировалась, сжималась в зерно.
Не важно, что это было - письменный стол, пепельница, человек в набедренной повязке, верблюд или большая космическая лаборатория. В зерно сжималась любая организованная совокупность материи.
Сжавшись до невероятно малых размеров и обретя огромную плотность, зерно, как выпущенный из орудия снаряд с половинной скоростью света, пускалось в бегство. Зерно летело по бескрайним полям нейтральной (или действительной) пустоты в поисках новой почвы и жизни.
В то же время не организованная жизнью материя при столкновении с "негативом" распадалась на скопления камня и пыли.
На протяжении миллиардов лет наша Солнечная система под защитой идеальных энергофильтров, как младенец в теплой люльке, покачивалась в объятиях позитивного вакуума. А человечество даже и понятия не имело, как ему повезло.
Но три года назад в результате каких-то изменений солнечного спектра защита Солнечной системы ослабла и на нашу планету посыпались космические зерна.
Попадая в идеальную среду, зерна раскрывались, выпуская наружу замкнутый в них потенциал. Основная часть их тут же погибала. Пришелец или предмет могли быть сориентированы, например, на атмосферу из фтора, им не долго удавалось просуществовать в кислородной среде. Другие гибли из-за разницы в гравитации. Но какая-то часть семян все-таки давала всходы.
Только три года назад, когда уже начался большой сев, выяснилось, что, проскакивая солнечные фильтры, некоторые зерна и раньше попадали на землю.
Сидя после работы у себя дома на мягком теплом диване и закрывая глаза над книгой, Филипп Костелюк представил себе гигантскую беспалую черную руку Бога Ахана, разбрасывающую желтые космические семена. Представил и ужаснулся дикому невежеству своих предков.
Как когда-то наивные богословы ошибались, утверждая, что Земля большое плоское блюдо, висящее в пустоте, так современные Филиппу астрономы и физики были слепы в оценке самой бескрайней черной пустоты.
НЕОЖИДАННАЯ НАХОДКА
Несколько раз за ночь пересекая город, его тяжелый грузовик, груженный скальной породой, оглушал прохожих ревом своего двигателя и заставлял дребезжать оконные стекла. По указанию сверху все московские гостиницы и рестораны должны были, не прерывая обслуживания гостей столицы, отстроить трех-пятиэтажные подземные бункеры.
Может быть, в строительстве бункеров и была какая-то логика, но в том, что скальный грунт дробили посредством серий взрывов и вынимали при помощи обыкновенного экскаватора, всякий смысл отсутствовал. При современных технологиях можно было обойтись даже без грузовика. Впрочем, Филиппа это положение вещей вполне устраивало. Он получал в месяц тысячу двести рублей, а этого вполне хватало на то, чтобы снимать уютную двухкомнатную квартирку в Кунцево и делать скромные подарки своей единственной жене.
Но проработал Филипп Костелюк в гостинице "Метрополь" только два месяца. В начале августа произошло событие, еще раз изменившее его судьбу. Вынимающий породу ковш экскаватора вдруг провалился. В этот момент другие рабочие, занятые в строительстве бункера, отсутствовали, Филипп был один.
Осторожно, пользуясь только дистанционником, Филипп отвел экскаватор от пролома. Он расстелил коврик, помолился Ахану и только после этого заглянул в образовавшуюся дыру.
Филипп Костелюк даже прищелкнул языком, так же, как совсем недавно при виде обнаженной красавицы со сверкающим ятаганом. В свете фонарика он увидел изящно убранную большую комнату.
Мраморный камин в углу. Золотые часы на камине. Узкие двустворчатые двери. Узорный паркет. В центре комнаты стоял обеденный стол. На столе серебряные приборы, фарфоровые тарелки, а вокруг стола сидели скелеты. Судя по нарядным шелковым платьям и фракам мужчин, вся эта компания и обстановка принадлежали концу восемнадцатого - началу девятнадцатого века.
Как оказалась глубоко под землей усадьба князя Алтуфьева, как вся эта роскошь несколько столетий просуществовала под спудом гостиницы "Метрополь"? На все эти вопросы Филипп получил ответ лишь несколько месяцев спустя. И ответ был ужасен.
Но в самый момент находки беглец из прошлого, прячущий лицо под черным платком, просто возликовал. По новому федеральному закону, человеку, нашедшему в земле и сдавшему клад, полагалась четвертая часть стоимости этого клада.
- Миллион рублей! - крикнула Милада, бросаясь на шею Филиппу, когда он на следующий день после находки вернулся из банка с новенькой чековой книжкой в кармане. - Миллион! - Бывшая проститутка обслюнявила его всего и сорвала с лица черный платок. - Это гениально! Гениально! Пупсик, теперь ты сможешь обзавестись приличной машиной, взять нормальную квартиру, ты сможешь прикупить еще две-три жены, и я заживу как королева!
* * *
Филипп Костелюк был немного смущен неожиданно свалившимся на него богатством. Вознаграждение за подземную комнату составило ровно миллион рублей. По тому же федеральному закону, в добавку к деньгам он мог оставить у себя одну тысячную долю найденного клада. Филипп хотел взять мраморный камин, но вовремя передумал и ограничился небольшой фарфоровой тарелкой с изящным рисунком.
На тарелке была изображена молоденькая пастушка в красном сарафане и синем чепчике. На груди девушки посверкивал странный угловатый медальон с неразборчивой монограммой. В руке пастушка держала тоненький серебряный прутик, а возле ее босых ног мирно щипали ядовито-зеленую травку какие-то мелкие, но очень жирные овцы.
По счастливой случайности вдруг сделавшись богатым человеком, Филипп Костелюк тотчас уволился с работы. Он заплатил за пластическую операцию и навсегда избавился от черного платка. Он выложил почти полторы тысячи в военкомате, купив себе право не принимать участия в боевых действиях на следующие четыре года. Ведь по документам он был Илья Григорьевич Самуилов, младший лейтенант второй танковой бригады, и в любую минуту его могли попросить выйти на поверхность и сражаться с инопланетными захватчиками. А то и хуже, вместе с танковой бригадой его могли отправить куда-нибудь на Марс или на Венеру.
Только теперь Филипп с удивлением узнал, что космические зерна - лишь часть обрушившейся на человечество беды. Вот уже пять лет государства не воевали между собой, потому что возникла внешняя угроза. Прекрасно оснащенный военный флот, ворвавшийся в пределы Солнечной системы, беспрерывно атаковал все обитаемые планеты и спутники. И это были вовсе не зерна. Враги были самые обыкновенные и выглядели почти как люди. Их мир был до основания сметен прикосновением "негатива", но еще прежде они успели спастись бегством. Пришельцы в поисках пристанища вели кровопролитную войну и теперь овладели уже половиной Марса.
Избавив себя от военной службы, Филипп Костелюк купил престижную квартиру на Арбате. Окна его нового дома выходили в уютный дворик. Здесь были мощные кондиционеры и даже нормальные бронзовые зеркала. Почему-то запрещая все инопланетное, от продуктов питания до браков, правительство совершенно не возражало против иноземной мебели, и Филипп шикарно обставил все одиннадцать комнат. Тарелку с изображением пастушки новоиспеченный миллионер торжественно повесил над своим ложем. Когда наступала ночь и Милада открывала ставни, яркий луч фонаря высвечивал фарфоровую тарелку - символ богатства и счастья.
* * *
Но не все было так хорошо. Вредоносные по сути своей космические посевы являлись одновременно с тем и прямым доказательством бытия Ахана. Прямое знамение, повторяющееся ежесекундно, привело, увы, к повсеместному запрету на артезианство и массовым гонениям как посвященных Первого круга, так и Второго. Филипп Костелюк не мог никому открыться в своей истинной вере. И с каждым днем неприятное, тягостное чувство одиночества охватывало беглеца из прошлого. Жизнь казалась ему лишенной смысла и направления, и чего никогда не случалось с Филиппом раньше - долгими бессонными днями его стали посещать черные грешные мысли о самоубийстве.
Он искал выхода, и выход нашелся. Пожертвовав еще пять тысяч в фонд защиты инвалидов, беглец из прошлого стал членом одного из самых солидных московских клубов. Быстро он пристрастился к картам, дневному образу жизни и постоянным благотворительным мероприятиям. Он даже прослыл в городе одним из самых значительных борцов за права безруких и людей, страдающих от врожденного простатита. Вообще в середине двадцать второго века гражданин, не заботящийся об инвалидах, становился изгоем. Хорошим тоном считалось остановить свой шикарный лимузин перед светофором, выйти и перевести через дорогу оборванную старушку нищенку на пневматических костылях и лишь после этого продолжать свой путь.
Меланхолия отступила. Хандра прошла. Бывало, Филипп Костелюк возвращался домой уже далеко за полдень, благо машина со специальными защитными стеклами позволяла легко перемещаться по городу в любое время суток, а водителя он нанимать не стал, водил лимузин сам, хотя это и считалось неприличным.
Новая счастливая жизнь быстро набирала обороты, и пришло время опять жениться. Одним из постоянных партнеров Филиппа по преферансу оказался знакомый сутенер Эдуард Разин. Он-то и сосватал ему жену. Калым запросили непомерный. За шестнадцатилетнюю девочку из хорошей семьи пришлось выложить в семь раз больше, чем за потрепанную проститутку.
Но девочка стоила своих денег. Жанна была малословна, стеснительна. Она безропотно выполняла все требования Милады и никогда не поднимала глаз. Для новой жены Филипп устроил отдельную спальню.
Таким образом, из одиннадцати комнат четыре занимали спальни. Одна для Милады, одна для Жанны, одна для Филиппа и одна для гостей, так требовал его новый статус состоятельного человека.
Артезианство иссякало. Если сто лет назад храмы Ахана в Москве почти вытеснили православные храмы и мусульманские мечети, то теперь на месте жестоко взорванных святилищ истины росли клубы атеистов. Безверие стало хорошим тоном. И все-таки иногда, просыпаясь в середине дня, Филипп слушал, лежа в постели, как за плотно задвинутыми ставнями шумят деревья, не поврежденные адскими излучателями, и благодарил Ахана. В щемящем шорохе было столько покоя, столько счастья, что сердце замирало в груди беглеца.
Счастье было незаконным, краденым. И конечно, он ждал расплаты. Одно дело - простой шофер живет по чужим документам, а совсем другое - миллионер. Филипп Костелюк все время ожидал, что в ставни постучат снаружи, громко постучат в дверь, заскрипят начищенные сапоги, залязгают затворы и знакомый голос из прошлого спросит: "Филипп Аристархович, а у вас голова не болит?"
Шла война в космосе. Москва готовилась к выборам. А он все еще наслаждался жизнью. Но это были последние счастливые дни.
НОЧНОЙ ВИЗИТ
На календаре было 11 января 2144 года, когда в середине дня в окно, наглухо заложенное ставнями, негромко постучали. Квартира Филиппа находилась на седьмом этаже, и только в кошмарном сне могло привидеться, что действительно постучат в окно.
Филипп Костелюк только что вернулся в свою спальню, и на теле еще сохранялась легкая боль от остреньких сладких поцелуев скромницы Жанны. Недовольно он повернулся на спину и прислушался. После паузы стук повторился.
"Наверное, какой-то предвыборный трюк, - подумал Филипп. - Наверное, во все окна во всем городе стучат. А когда я подойду и спрошу, кто там, мне по секрету шепотом назовут фамилию одного из одиннадцати кандидатов в президенты. Все-таки завтра выборы".
Лениво он сполз с постели, расстелил коврик и помолился. Не помогло. В ставни опять постучали.
- Кто там? - спросил сонно Филипп.
- Откройте окно. Впустите меня, - прошептали снаружи. - Это Иван Лопусов. За мной гонится патруль. Если вы теперь же не откроете, они возьмут меня и я вас выдам.