Капитан шагнул через подоконник в невыносимо ярком сиянии искусственных солнц и втянул за собой длинную веревку, на которой, оказывается, висел.
- Мы вынуждены прятаться на кровлях, - пояснил он, складывая пыльную веревку кольцами посреди маленькой уютной спальни. - В доме есть чужие?
Капитан снял защитные очки и перчатки. Он выглядел очень усталым. Синяя военная форма казалась черной. Она вся была в угольных следах.
- Никого. Жены спят. - Филипп пожал плечами. - В комнате для гостей сутенер один. Эдуард засиделся у меня, настал день, и я решил оставить его. Больше никого нет.
- А тарелочка, как я понимаю, из той самой комнаты графа Алтуфьева? Интересная тарелочка. - Лопусов прошелся по спальне, оставляя на желтом ковре черные отпечатки своих ног, и, протянув руку, кончиками пальцев дотронулся до фарфоровой тарелки. - Вы, Филипп Аристархович, действительно отмеченный Богом человек, - сказал он. - Мы ждали вас больше ста лет. Но на такую удачу даже и не рассчитывали. Вы знаете, что это такое? - Ноготь капитана чиркнул по медальону на груди пастушки, по монограмме. - Не знаете?
Филипп отрицательно покачал головой, он все еще не мог проснуться. Он все еще не мог осознать, что его спокойной счастливой жизни по чужим документам пришел конец.
- Мы искали подземную комнату все последние пять лет, - сказал Лопусов. Он присел в кресло и закурил сигару. - Монограмма на медальоне - это ключ к спасению. - Он говорил медленным голосом очень уставшего человека. - Не исключено, что при помощи этой монограммы нам удастся наконец уточнить формулу и укрепить солнечный фильтр. Вы понимаете, что это значит?
Сквозь черные клубы дыма Лопусов вопросительно смотрел на Филиппа.
- Это значит, что нам удастся избавиться от посевов. Но как? При чем здесь я?
Иван Лопусов положил сигару на край туалетного столика и постучал пальцем в свой висок.
- Вы, Филипп Аристархович, - сказал он медленно, - единственный человек на Земле, в мозгу которого прижился ЛИБ. Вы можете управлять, и вы можете спасти человечество…
- Не понимаю! - резко оборвал его Филипп. - Прибор в моей голове способен воздействовать только на земные организмы… - Он с трудом скрывал свое раздражение. - И даже это не совсем так. ЛИБ не работает. Я не умею им управлять. Я не знаю, как им пользоваться…
Лопусов смотрел на него задумчиво.
- Конечно, конечно, вы не знаете! Пока не знаете! Прошу вас, успокойтесь, Филипп Аристархович.
Я уверен, у вас все получится. Поверьте, у вас получится!
- Завтра, между прочим, выборы, - сказал после продолжительной паузы Филипп и, осторожно взяв чужую сигару, затянулся. - В каком смысле получится? - спросил он. - Что вы имеете в виду?
- Тише! - Лопусов приложил палец к губам. - Прошу вас, говорите тише, нас могут подслушивать.
На боку у капитана висел армейский пистолет, и достаточно было Ивану Лопусову вытащить оружие и выстрелить в самую середину стены, обитой голубым шелком, все могло бы сложиться совсем иначе. Пистолет капитана, в отличие от пистолета Филиппа, принесенного из прошлого и теперь завернутого в надушенный платочек и лежащего в верхнем ящике туалетного столика, был заряжен разрывными пулями. Правильный выстрел уж наверное снес бы полголовы Эдуарда Разина.
Далеко не случайно задержавшийся на день сутенер как раз в эту минуту прикладывал к теплому шелку маленькое ухо и морщился. Он все хорошо слышал, переборка была совсем тоненькая, но ухо колола собственная серьга.
Через час Иван Лопусов вынужден был покинуть квартиру Филиппа. Проскочить незамеченным до одной из бетонных опор и подняться наверх можно было лишь в перерыве между двумя дневными зачистками города.
Веревку Филипп Костелюк спрятал на антресоли.
ВЫБОРЫ ПРЕЗИДЕНТА
Тем же вечером вместе с Эдуардом и своими женами Филипп Костелюк, как добропорядочный гражданин, отправился на пункт голосования. Женщины в чадрах мило щебетали за спиной на заднем сиденье, Эдуард сыпал анекдотами, а Филипп все никак не мог избавиться от тревожного чувства. Накануне договорившись с Лопусовым о встрече, теперь он испытывал сильнейшее беспокойство. Он никак не мог точно определить причину этого беспокойства. Оно крылось вовсе не в армейском капитане и не в предстоящей встрече в гранд-отеле на Минском шоссе. Еще какая-то опасность подстерегала Филиппа.
По всему городу в честь выборов были приспущены флаги, звучала музыка. Кругом полно нарядных солдат, на улицах шумно и весело.
Филипп знал, что политическое устройство двадцать второго столетия в корне отличается от знакомого ему политического устройства двадцать первого столетия. ООН больше не существовало, так же как канули в Лету и Совет Европы, и СНГ. Под давлением космической угрозы сбылась вековая мечта человечества, оно объединилось в единый цельный государственный организм.
Это были первые в истории объединенные выборы. Голосовать предстояло одновременно за нового мэра Москвы и за президента Всемирного Банка, заменившего собой все ранее существовавшие государственные и международные институты власти.
Процедура голосования мало чем отличалась от привычной: тот же буфет, то же пиво, те же бутерброды, те же вежливо улыбающиеся чиновники, однако никто не вручил Филиппу ни бумажного бюллетеня, ни магнитной карточки, а шагнув за алую занавесь, вместо урн для голосования он увидел перед собой одиннадцать узких мужских портретов.
Филипп Костелюк замер в недоумении. Дело спас подоспевший Эдуард.
- Плюнь! - сказал он. - Плюнь в того из них, кто тебе больше нравится!
Оказалось, что на протяжении многих лет правительства Земли пережили не одну мучительную модель голосования, оттачивая систему выборов и пытаясь избавиться от возможных фальсификаций.
Сначала бумажные бюллетени, потом электронные карты, потом каждый гражданин должен был приложить к специальному листку проколотый палец, оставляя кровавый отпечаток, по которому можно было бы точно сыдентифицировать личность проголосовавшего, и вот теперь перед Филиппом было само совершенство - избирательная плевательница.
И быстро, и надежно. Голос избирателя невозможно было подделать. Подсчет производили по составу слюны, мгновенно считываемой с портрета специальным анализатором. И невозможно было проголосовать дважды.
Филипп собрал слюну во рту и разглядывал эти поблескивающие мужские лица. Он никак не мог выбрать. Ни одно из этих лиц ему не нравилось. Только на одно мгновение взгляд его приковало второе лицо справа: Измаил Кински. Лицо было столь же невыразительно, как и прочие лица, но имя запало в памяти.
- А кто этот? - спросил Филипп, показывая пальцем.
- Страшный! Страшный человек! - поморщился Эдуард. - Настоящее чудовище! - И добавил шепотом: - Говорят, что он из зерна.
Последовав примеру сутенера, Филипп Костелюк выпустил слюну в небольшую серую раковину, таким образом отдав свой голос против всех.
Гордо он отдернул занавесь и вышел в коридор.
"Как же человек, вышедший из зерна, может баллотироваться в президенты Всемирного Банка? - подумал он. - Тут что-то не так".
Эдуард что-то спросил, но Филипп не. ответил. Он уже забыл о неприятном лице на портрете-плевательнице. Филипп ощутил знакомый запах, и сердце беглеца сильно стукнуло в груди. Очень осторожно Филипп Костелюк обернулся и увидел слева от себя то, чего более всего опасался все эти месяцы. В проеме распахнутой двери в одной из комнат он заметил желтую сигаретку, скрученную из грубой бумаги, зажатую в узловатых пальцах. Запах знакомого табака окатил его. Это был тот самый следователь. Припомнилась и фамилия: Дурасов. На счастье, Дурасов сидел спиной к двери. Но тут не перепутаешь: эта рука, эта вонючая сигаретка, эта лысая голова без электрода.
"Все-таки они вычислили меня", - подумал Филипп.
* * *
Уже через несколько часов, запершись у себя дома в ванной, он попробовал получить информацию о своем старом знакомом.
Михаил Алексеевич Дурасов. Полковник спецподразделения "Темп", профессор Московского университета. Диссертацию защитил по теме: "Психология творчества серийных убийц". Член-корреспондент Международной Ассоциации Политического Сыска (МАПС). Специализируется на поиске особо опасных преступников во времени. Пятьдесят лет. Семьи не имеет. Пунктуален. Интеллектуальный коэффициент выше среднего. Курит. Замечен в изощренной жестокости. Дважды был награжден. Первая награда: медаль-портрет за особые заслуги в борьбе против коррупции, вторая - орден Всемирного Банка второй степени.
Больше ничего. Но Филипп Костелюк хорошо помнил: сто семь лет назад, когда они познакомились, следователю было не более тридцати, и тогда он был еще лейтенантом.
ГИБЕЛЬ СЕМЬИ
Воспользовавшись тем, что аппарат был уже собран и подключен, Филипп получил заодно и информацию о своей семье, оставленной далеко в прошлом.
Почему только он не сделал этого раньше?!
Оказалось, что жена его, Земфира, действительно родила мальчика, но через год бесследно исчезла, и ребенок по имени Петр воспитывался в детском доме, там ему дали другую фамилию.
Петр окончил институт машиностроения и работал на одном из военных заводов до самой пенсии. Он умер в возрасте восьмидесяти восьми лет, в свою очередь оставив после себя сына по имени Василий. Василий не пошел по стопам отца, а вернулся к профессии своего более далекого предка, проработал всю жизнь обыкновенным водителем грузовика и скончался здесь же, в Москве, в возрасте шестидесяти лет.
Филипп Костелюк утирал слезы, прочитав адрес, он был и обрадован и огорчен одновременно. Его правнук по имени Григорий, скромный радиоинженер сорока двух лет, вместе со своей семьей, оказывается, проживал по тому же самому адресу. В той самой уютной двухкомнатной квартирке, что Филипп покинул, убегая в будущее. Муниципальная квартира, полученная его сыном Петром, просто переходила по наследству.
Острое чувство тоски овладело Филиппом. Ему захотелось сейчас же увидеть своего правнука, обнять мальчика, прижать его к груди. Только теперь он понял, как одинок был все эти последние месяцы.
Было уже одиннадцать часов утра. По очереди он заглянул в женские спальни: Милада спала, как и всегда, на спине с чуть приоткрытым ртом, раскинувшись поперек постели; Жанна, зарывшись лицом в подушку, тяжело дышала во сне, наверное, ей снился кошмарный сон. Покидая дом, Филипп Костелюк не стал будить своих жен.
Он уже твердо решил бежать из Москвы. Но прежде он хотел встретиться со своей семьей, которой, по всей вероятности, угрожала опасность, и посетить тайное собрание в гранд-отеле на Минском шоссе. Он толком не понимал, что это за тайное общество, уже один раз спасшее его. Не знал, но думал, что, может быть, там и во второй раз помогут с документами и визами, если уже однажды помогли.
* * *
Залитые невыносимо ярким искусственным светом улицы Москвы казались совершенно белыми, раскаленными. Никакого движения, никакой жизни. Навстречу только один раз попалась патрульная машина. Город вымер. Город крепко спал.
Но проникнув в подъезд своего старого дома, Филипп со всей ясностью ощутил: не все спали в городе. Ностальгическое чувство мгновенно погасло под спудом страха.
Кобура с тяжелым армейским пистолетом висела под пиджаком с левой стороны. Поднимаясь по ступеням, Филипп вынул оружие. Он пытался сообразить, что лучше: постучать в дверь или попробовать открыть ее собственным магнитным ключом.
На площадке горел свет. Дверь в его квартиру медленно, со скрипом открылась сама.
Преодолев острый приступ страха, с пистолетом в руке Филипп Костелюк все-таки вошел внутрь. В квартире тоже горел свет. Включены все электроприборы. Свет в ванной, свет на кухне, свет в обеих комнатах. В горле скатался сладкий тугой комок. Филипп замер.
Все было кончено. Их убили, не дожидаясь его прихода. Вся семья погибла. Глотая слезы, Филипп прошел по квартире. В ванне плавал обнаженный женский труп. Еще два трупа в постелях, они были еще теплыми, похоже, убийство произошло только что, несколько минут назад. А правнук Филиппа, Григорий, сидел в комнате на том самом диване, на котором любила сидеть когда-то Земфира.
Босые ноги протянулись по ковру до середины комнаты. Руки мертвеца, одетого в мягкую розовую пижаму, раскинуты. Лицо изуродовано тремя пулевыми отверстиями, и так же, как когда-то рука мэра, вытянутая мертвая рука правнука указывала Филиппу, куда нужно посмотреть.
Наверное, впервые в жизни отчаяние и ярость смешались в нем и превратились в слова клятвы.
- Я отомщу за вашу гибель! - поклялся Филипп шепотом. - Я отомщу! Я не знаю, кто убил вас, но я найду ваших убийц! Клянусь именем Ахана, я найду их и отомщу!
За спиной со скрипом раскачивалась входная дверь. С трудом Филипп Костелюк заставил себя обернуться. Рука мертвеца указывала на большое черно-белое фото.
Это был портрет в траурной рамке. Улыбающийся молодой человек в форме танкиста смотрел на Филиппа. К левому углу портрета был подвязан черный шелковый бант и свисала на широкой ленте золотая медаль "За отвагу", а в правом была табличка с надписью:
"НАШ ЛЮБИМЫЙ СЫН И БРАТ
ИЛЬЯ ГРИГОРЬЕВИЧ САМУИЛОВ
10.07. 2122 - 03.06. 2143
Геройски погиб
Пал в бою с космическими посевами"
Филипп попятился. Только теперь он осознал, что все эти счастливые месяцы прожил не просто под чужим именем. Все это время он прожил под именем своего родного праправнука. Было понятно, что если этих людей убили, то и до него самого теперь доберутся в считанные часы.
* * *
Он стоял неподвижно в середине комнаты и как зачарованный смотрел перед собой. Медленно, прямо из чуть покачивающихся штор выползало розовое свечение. Он уже видел это свечение несколько раз. Похожий туман, имеющий форму человека, был там, в гостинице, сразу после убийства мэра Петра Сумарокова. А еще он видел его, когда отстегнул браслет часов с мертвой руки своего потомка. Розовый человек был совершенно прозрачен, но с каждым следующим мгновением он становился все плотнее и плотнее. Он делал какие-то знаки руками, явно пытаясь что-то сообщить. Филипп Костелюк протянул руку, желая коснуться видения, и сразу отдернул пальцы.
С легким хлопком призрак пропал. Только покачивались шторы на окне. А он все еще стоял в чужой квартире в окружении мертвецов. Почему-то в комнате распространился резкий цветочный запах.
Он хотел отомстить. Но чтобы отомстить, нужно было теперь спасти собственную жизнь. Нужно было бежать. Но куда бежать? В пространстве не скрыться, во времени, как оказалось, тоже надолго не спрячешься. Оставалось только ринуться сломя голову в ледяные глубины необитаемого космоса. Может быть, там найдется спокойное место для шофера и двух его любимых жен?
ОТЕЛЬ-МУЗЕЙ
С наблюдательного зонда, подающего картинку на экран службы наблюдения, все пространство вокруг отеля на Минском шоссе просматривалось превосходно. И оператору просто не на что было жаловаться. Отель стоял почти рядом с каменной стеной, ограничивающей город и когда-то раздваивавшейся лентой шоссе. Теперь шоссе выглядело как серый бесформенный обрубок.
Была середина января 2143 года. Была ранняя ночь, и стены отеля еще потрескивали, медленно остывая после длительного воздействия солнечных лучей. Было восемь часов десять минут, когда Филипп Костелюк на своей шикарной машине подкатил к отелю и затормозил, воткнувшись прямо между двумя матовыми фонарными тумбами.
Нельзя сказать, что он сделал это из чисто ностальгических соображений, ведь именно здесь он поставил правительственный лимузин в тот кошмарный час, положивший начало всем злоключениям, просто больше некуда было поставить. Вокруг отеля полным ходом шли какие-то строительные работы, и это было единственное возможное место для машины.
Захлопнув дверцу, Филипп задумчиво скользнул взглядом по шикарному фасаду. Он не мог перепутать окна. Четырехъярусные апартаменты с небольшим зоопарком и зимним садом, занимающие все пространство отеля от третьего до седьмого этажа, были полностью освещены.
Невозможно было представить себе, что и сегодня здесь можно встретить мэра.
Мраморная табличка рядом со стеклянной вертушкой двери поставила все на свои места. На табличке было выбито:
"МЕМОРИАЛ ОХРАНЯЕТСЯ ЗАКОНОМ.
Здесь 30 августа 2036 года несколькими выстрелами в упор был застрелен 11-й мэр Москвы Петр Сумароков".
Яркие городские фонари отражались в стеклянных дверях отеля, когда Филипп Костелюк осторожно вошел. Магнитная защелка в вертушке отсутствовала. За высокой конторкой сидел ночной швейцар. Филипп было приостановился, но через секунду понял: это вовсе не швейцар, а всего лишь восковая кукла, одетая в форму швейцара, - муляж, дешевый музейный экспонат.
Не оставляя на коврах никаких следов, Филипп Костелюк медленным шагом поднялся на третий этаж и, приоткрыв двери, заглянул в апартаменты.
Он застыл на пороге. Казалось, ничто не изменилось за сто шесть лет. Все вокруг было точно таким же, как в минуту убийства мэра. Мебель, гобелены, паркет - все залито кровью, в голубой чаше бассейна среди декоративных кувшинок плавают какие-то листки с грифом "Совершенно секретно", а среди осколков хрусталя и люстр лежит несколько трупов.