Филипп Костелюк вошел и наклонился к убитым. Это были всего лишь идеально сделанные манекены. Протяжно закричала гиена в клетке.
Задумчиво протянув руку, Филипп Костелюк хотел выловить из бассейна листок, помеченный грифом "Совершенно секретно". Сколько раз во сне он делал уже это движение, пытаясь утолить свое любопытство, но пальцы его, как во сне, натолкнулись на твердую преграду. В бассейне вовсе не было воды. Как не было и животных в клетках. Воду прекрасно имитировало стекло, и документы были неотъемлемой частью экспоната. Крики животных имели явственный привкус плохой фонограммы.
- Филипп Аристархович, пройдите в опочивальню, - послышался знакомый негромкий голос. - Вы опоздали. Мы давно ждем вас.
Петр Сумароков - а точнее, кукла-мэр, одетая в черный фрак, из которого пузырем торчало кружевное жабо, - находился в спальне. Огромная квадратная постель была алой от крови. Но ботинок, задранный над полом, не дрожал.
На высоких узких стульях сидели двенадцать человек. Шесть по одну сторону постели и шесть по другую. Некоторые из присутствующих были знакомы Филиппу. Двоих он знал по клубу, а одно лицо было, как ему показалось, на выборном стенде, заменяющем урну для голосования.
- Что у вас тут за странная вечеря? - удивленно спросил Филипп. - Здесь, насколько я понимаю, музей? Если у вас, господа, ко мне серьезный разговор, то зачем же устраивать буффонаду? - Голос его в полной тишине звучал неестественно и гулко.
- Это святое место, - поднявшись ему навстречу, сказал Иван Лопусов. - Мы собираемся здесь уже более ста лет. Последние пять лет, после того как власти запретили нашу организацию, встречаемся тайно. Но поверь, здесь совершенно безопасное место. Кому придет в голову искать Пятую Когорту в музее?
Лопусов сходил в соседнюю комнату и принес стул для Филиппа.
После продолжительной торжественной паузы человек с красиво подстриженными седыми волосами, сидящий в головах манекена, поднялся и объявил:
- Мы ждали этой минуты более ста лет. И вот час пришел, Спаситель среди нас!
Этого человека Филипп совершенно точно видел на портрете, а значит, это был один из кандидатов в президенты.
Все двенадцать пар глаз внимательно смотрели на Филиппа Костелюка. По всему музею разносились вопли потревоженных животных и тиканье золотых напольных часов.
Филипп ощутил стеснение, он наклонил голову и уперся взглядом в чучело Петра Сумарокова.
Деревянный палец куклы указывал на большую пальму в белой фарфоровой кадке. Обняв пальму, сидела мертвая обезьянка. Случайная жертва. Конечно, это тоже была кукла. Милое пушистое существо.
- Здесь неточность, - сказал Филипп Костелюк и указал сначала на мэра, а потом и на обезьянку. - Я собственной рукой закрывал им глаза. А теперь они открыты.
ЗАГОВОРЩИКИ. ПЯТАЯ КОГОРТА
На улице за окнами отеля-музея было тихо. Вообще район Минского шоссе был самым необитаемым в Москве. И вероятно, строительство, замеченное
Филиппом возле стеклянных дверей, было заморожено много лет назад.
Человек с седыми волосами так и не присел, он говорил стоя. И по мере того как он говорил, поднимались и остальные.
- Это святое место! - сказал он, обводя вытянутой рукой все пространство спальни и обращаясь к Филиппу. - Здесь произошла передача прибора человеку, который должен спасти от ужасной тирании всех нас!
- От зерен, наверное? - переспросил Филипп.
На пришельца из прошлого смотрели очень усталые мудрые глаза.
- Зерна! - вздохнул кандидат в президенты. - Сами по себе посевы безвредны. Может быть даже, они истинное доказательство бытия Божьего. - Он вдруг быстро посмотрел на Филиппа. - Вы же артезианец?
- Да! - почему-то смутился Филипп. - Я верую только в Ахана. А вы все атеисты, что ли?
- Это не важно. - Кандидат в президенты откашлялся. - Атеисты мы или верующие! Но если мы не выступим вместе против общего врага, все мы погибнем!
- А кто же враг?
На целую минуту в комнате воцарилось неловкое молчание, потом кандидат в президенты спросил, мягко обращаясь к Филиппу:
- Вы же голосовали, кажется?
- Голосовал! - признался Филипп.
- И за кого же вы отдали свой голос? Кому плюнули в лицо?
- Я в раковину плюнул.
По комнате прокатился вздох, и все двенадцать пар рук тихонечко зааплодировали.
- Ну вот, видите! - сказал кандидат в президенты. - Все правильно! Вы и не могли проголосовать за этого мерзавца, Измаила Кински. И никто за него не мог проголосовать! Однако же он выбран!
- Выбран… Выбран… - зашумели другие голоса.
- Выбран президентом Всемирного Банка. И кто выбран? Человек, родившийся из зерна, - подытожил бывший кандидат в президенты. - Человек, навязывающий нам бессмысленную войну с космическими посевами! Человек, организовавший по всей планете травлю артезианцев! Теперь у него в руках безграничная власть над нами!.. Безграничная власть!
- А я-то тут при чем? - искренне удивился Филипп.
- Ты единственный человек, наделенный подлинной властью. Ты единственный человек, способный восстановить на земле демократию и свободу! Ты единственный человек, способный прекратить бессмысленное избиение пришельцев из космоса! Истребление тела Господня, теперь насыщающего собою землю и воды! - Каждое следующее слово умножалось эхом и звучало торжественнее предыдущего. - Ты, Филипп Костелюк, единственный носитель ЛИБа.
Филипп Костелюк сидел на стуле и с каждым следующим словом рассказчика все шире открывал рот. Уж никак он не предполагал такого поворота событий.
* * *
Организация под названием Пятая Когорта (оба слова писали с большой буквы) возникла в этом самом номере отеля буквально через несколько часов после того, как автоматчики изрешетили Петра Сумарокова. У истоков Когорты стояли два человека: оператор, в ту ночь посредством спутника-шпиона наблюдавший за окнами, и ночной швейцар.
Если бы не эти два самоотверженных человека, то Филиппу еще тогда, сто шесть лет назад, грозило бы полное просвечивание. Конечно, молодого водителя убили бы, обнаружив в его голове ЛИБ. Но оператор скрыл от своего начальства пленку с записью, а швейцар утверждал, что, прежде чем ворвалась охрана, видел, как какой-то человек в черном дождевике службы безопасности выбежал из гостиницы. По словам привратника, капюшон был надвинут на глаза, и этот человек держал что-то в зажатом кулаке, вытянутом перед собой.
Оказывается, Филиппа допрашивали исключительно для проформы, а искали того, в капюшоне. Но конечно, не нашли. Человек в капюшоне никогда не существовал, его придумал привратник.
И до того, и после того были проведены сотни тысяч опытов по использованию и вживлению ЛИБа, но ни один из этих опытов не дал результата. Или испытуемый сходил с ума, или его убивали. Причем убийства носили не политический, а чисто кармический характер. Обретая ЛИБ, человек мгновенно привлекал к себе смерть.
Почему прибор прижился в голове Филиппа Костелюка? Точного ответа никто не знал, но предполагалось, что тому виной были сотни мелких причин: погода, а ведь тогда шел дождь; воздух, наполненный озоном, а ведь тогда рядом замкнуло провода; отношения с женой перед внедрением в ухо прибора; вес и состав металла гаечного ключа; маленький шок из- за убийства последнего из нападавших. Все в деталях пытались воссоздать ученые - активисты Пятой Когорты, для этого и был построен музей, но нет, всегда не хватало какой-то мелочи.
Кроме того, результаты опытов на обезьянах показали, что расчет мощности прибора был неверен. В реальности ЛИБ действовал в тысячу раз сильнее, чем предполагалось первоначально. Таким образом, Филипп Костелюк стал единственным в мире, на все времена, обладателем безграничной власти.
На следующую ночь после убийства мэра сторож и оператор встретились. Тогда они, конечно, не знали всего. Огромная часть знания о грядущем торжестве Спасителя приложилась позже, но они поклялись друг другу, что найдут его и помогут ему творить справедливость.
Филипп Костелюк не совсем понял, но члены Пятой Когорты представляли себе Спасителя не в одном, а как бы в двух лицах. И вторым лицом было лицо второго преступника со стенда. Если о нем говорили как о Руке Божьей, то об Эрвине Каине упоминали как о Разуме Господа. И это при том, что все члены Пятой Когорты были отпетыми атеистами.
Эрвин Каин был просто писатель, родившийся на пятьдесят лет раньше самого Филиппа Костелюка. Писатель, выпустивший в конце двадцатого столетия всего три небольшие книги. Философ, так и не добившийся популярности. Похоже, что в святые Каин угодил только потому, что был любимым автором ночного портье.
Пятая Когорта росла. Через год после своего возникновения она даже официально зарегистрировалась как политическая партия. Когорту несколько раз запрещали, в иные десятилетия на нее велась настоящая охота. Но и после перехода на нелегальное положение организация росла и ширилась, ведь никто не знал, в какой точке времени и пространства может выскочить Спаситель, нужно было ловить его везде, а для этого везде нужны были люди.
На данный момент Когорта опять находилась в опале. Члены Центрального Комитета прятались на кровле в сети пещер, а сегодня сошли вниз только для того, чтобы лично приветствовать Спасителя.
* * *
- Но я же ничего не могу, - сказал Филипп, поднимаясь на негнущихся ногах. - Абсолютно ничего! Поверьте, господа! Признаюсь, сначала у меня болел а голова, но потом прошла. Лишь только однажды я смог услышать мысли другого человека.
- Где этот человек? - строго спросил седовласый кандидат в президенты.
- Он умер. Через несколько секунд после того как я услышал его мысли, он покончил с собой, - запинаясь, объяснил Филипп. - Я не всемогущ. Я ничем не могу вам помочь. Мне не справиться с этим монстром из зерна, президентом Всемирного Банка. Я обычный человек. Простой шофер. Несколько часов назад была убита вся моя семья. Я должен отомстить убийцам. Отпустите меня, господа! Я ничего не имею против благородных идей, но я не смогу вместе с вами спасать мир от тирании. В конце концов, я просто хочу жить. У меня дома две жены остались!
БОЙНЯ В СВЯТОМ МЕСТЕ
Поднявшись со своего стула, Филипп Костелюк осторожно попятился. Вот уже в течение десяти минут, стесняясь прервать величественный рассказ кандидата в президенты Всемирного Банка, он смотрел на чуть раздвинутые занавеси на окне. И он первый отчетливо увидел, как к оконному стеклу прилепился небольшой металлический шарик. Власти явно прослушивали собрание.
- Поверь, Филипп, никто не собирается что-либо навязывать тебе, - говорил Лопусов. - Куда же ты? Остановись. Ты совершенно свободен. Еще сто лет назад в уставе Пятой Когорты было записано: "Мы не станем навязывать Спасителю себя, мы только постараемся донести до его сознания наши светлые мысли". - Лопусов шагнул к Филиппу. - Мы хотим только поделиться своими мыслями!
- Не нужно, - тихим шепотом сказал Филипп и указал глазами на окно. - Кажется, нас подслушивают.
Сколько всего нужно было обсудить, сколько вопросов у него было к этим симпатичным людям. Например, пастушка с фарфоровой тарелки, висящей в его спальне, какое отношение она имеет к космическим посевам; есть ли у Пятой Когорты филиалы где- нибудь на отдаленных спутниках и можно ли спрятаться там; кто такой, наконец, этот загадочный Эрвин Каин? Второй человек, которого разыскивали на всех обитаемых континентах и во все цивилизованные времена.
Но страх за собственную жизнь оказался сильнее любопытства. Филипп Костелюк продолжал пятиться. Он увидел, как Лопусов быстро выхватил пистолет и повернулся к окну. Капитан выстрелил не раздумывая. Металлический шпион не успел отскочить. Пуля, разбив стекло, смяла летающий прибор. И тут же, перекрывая рев животных, раздался мощный голос:
- Не двигаться! Вы окружены! Оружие на пол! Руки за голову!
Филипп распахнул двустворчатые двери и увидел прямо перед собой людей с автоматами, одетых в черные костюмы. За спиной он услышал крик:
- Нас предали!
Голос в репродукторе приказал:
"Уничтожить всех, кроме артезианца!"
От грохота пуль заложило уши. Филипп упал на пол и прикрыл голову руками. Когда на него упало тело мертвого десантника, он все-таки приподнялся. Он заметил в проеме распахнутых двустворчатых дверей медленно поворачивающийся шкаф. Белые вспышки пистолетов были направлены, казалось, прямо в лицо. Кукла мэра опять неприятно подскакивала на кровати при каждом попадании пули.
- Осторожно! - скомандовал внутри спальни голос кандидата в президенты. - Ребята, не заденьте Спасителя!
Тело искусственной обезьянки будто в конвульсиях кидало по всей спальне, но, немного оправившись от первого испуга, Филипп вдруг сообразил, что из двенадцати человек убиты пока только двое, а черными костюмами атакующих десантников устлан уже весь ковер перед ним.
"Они не станут стрелять в меня, - вдруг осознал он, - ни те, ни другие не хотят моей смерти, по крайней мере пока не хотят".
Поднявшись на ноги, он вытащил свой тяжелый армейский пистолет и, послав пулю в голову ближайшего десантника, кинулся к двери, ведущей на наружную лестницу.
- В артезианца не стрелять! - ревел репродуктор. - Не стрелять! Кто убьет артезианца, будет заживо погребен в лунном саркофаге! В артезианца не стрелять!
Поскользнувшись в луже крови, Филипп Костелюк упал, и прямо перед ним оказалось перекошенное болью лицо раненого десантника. Десантник прикусил губы и отвел ствол своего автомата.
- Я не выстрелил, - простонал он. - Я не выстрелил!
Уже прыгая через ступеньку, Филипп вдруг понял и другое: ему знаком этот голос, что ревет теперь, усиленный репродуктором. Это был голос следователя из прошлого, полковника Михаила Дурасова.
Возле большой мраморной статуи на втором этаже он остановился, потому что понял и третье: убивать его теперь же, конечно, не станут, но вряд ли отсюда удастся уйти. Гостиница окружена, и, вероятно, не одним кольцом.
Наверху в апартаментах продолжалась стрельба. Прогремели несколько взрывов, с потолка градом посыпались хрустальные люстры. Осколок рассек Филиппу щеку. Он медленно отступал по коридору второго этажа. Краем глаза увидел за окном вертолет. Вертолет опустился на площадку перед отелем рядом с его машиной. Это был первый вертолет, который он наблюдал под землей. Внизу вертолет окружили солдаты в опущенных пластиковых забралах.
В ожидании Филипп присел на полу в одной из комнат. Репродуктор вскоре смолк, стрельба тоже. Можно было, прислушавшись, уловить тихие переговоры солдат:
- Все?
- Да какой там! Я их пересчитал. Семерых убили, остальные, так или иначе, ранены. Но ты сам понимаешь, они не сдадутся. Там в основном боевые офицеры.
- Предатели!
- Лучше бы весь этот музей поджечь с четырех сторон, и дело с концом.
- Подожжем еще. Сперва нужно изловить артезианца. Или тебе на Луну очень хочется? В склеп?
Опять загремели выстрелы, но теперь Филипп Костелюк слышал их будто издали. Он сидел на полу, скорчившись от невыносимой головной боли. ЛИБ во второй раз давал о себе знать.
Филипп зажмурился и чуть не сошел с ума. С закрытыми глазами он, оказалось, может видеть и чувствовать одновременно за сотни людей. Он видел и чувствовал себя солдатами, стоящими в оцеплении, видел и чувствовал себя правительственными чиновниками, наблюдающими за атакой с почтительного расстояния, офицерами-десантниками, штурмующими апартаменты.
Он видел и чувствовал, значит, он мог что-то изменить в этих людях. Заставить их работать на свое спасение. И это была единственная надежда на спасение.
ПРОРЫВ
Хотелось одновременно плакать, смеяться, перегрызть глотку противнику, спрятаться, чтобы не быть убитым; хотелось, чтобы все обошлось и никто не отнял министерского портфеля. Хотелось отличиться и получить награду. Хотелось, в конце концов, арестовать артезианца.
Плакать ему хотелось вместе со вторым в первом кольце оцепления несчастным солдатом, потерявшим вчера в бою с посевами отца и брата; плотоядно улыбаться хотелось вместе с другим солдатом, накануне тот соблазнил сразу четырех девчонок и подключил их всех вместе к одному тепловому шлему. Теперь он, потихоньку от офицера накачавшись пивом, вспоминал об этом. Одновременно Филипп испытывал страх десантника, затаившегося рядом с дверью в спальню с автоматом в руке, и ненависть седовласого кандидата в президенты, желающего, прежде чем он умрет сам, уложить еще хотя бы двух-трех врагов демократии. И самое главное, он свободно прочитывал холодные мысли следователя, желающего любою ценой захватить Спасителя живым.
Но слышать и чувствовать еще не значило управлять. Стараясь успокоиться и собраться, Филипп Костелюк заострил свои мысли на постороннем вопросе, на тарелке с пастушкой, висящей у него в спальне над кроватью. Он хотел получить ответ и легко получил его. Но не стал разбираться, просто засунул в глубину памяти, как книгу на полку, чтобы потом вытащить в свободное время и прочесть.