Поэтому, когда была открыта звездная пыль, и было решено собирать это вещество в промышленных количествах, запускаемые рельсовой пушкой черпаки решили проблему. Черпаки, называемые также "звездными ныряльщиками", - это полностью автоматические космические корабли. Рельсовая пушка обеспечивала им высокоэффективный, недорогой способ старта, а сам полет проходил на традиционных двигателях.
Звездный ныряльщик обходил вокруг карлика через тот участок атмосферы, который выглядел самым перспективным, и возвращался обратно по тщательно рассчитанной кривой торможения. Когда корабль достаточно замедлялся, в дело вступали буксиры и вели звездного ныряльщика в стыковочные сооружения Веретена, где его разгружали, заправляли и готовили к следующему запуску.
То, что предлагал Леонид, снова превращало рельсовую пушку в оружие. Он хотел использовать звездных ныряльщиков в качестве высокотехнологичного эквивалента пушечных ядер и запустить их по хадатанскому флоту. "Это, - указывал он, - даст людям возможность нанести ответный удар, а может, и победить". Но Нарбаков и слушать ничего не хотел. Торговец начал терять терпение.
- Но почему, Омар? Почему ты против этой идеи?
- Да потому что у тебя нет возможности запустить столько звездных ныряльщиков, чтобы от них была хоть какая–то польза.
Нарбаков был прав. Рельсовая пушка напоминала однозарядное ружье, которое Леонид получил на свой двенадцатый день рождения. Чтобы перезарядить его, нужно было открыть затвор, выбросить пустую гильзу и вставить новый патрон. Только после этого Леонид мог снова прицелиться и спустить курок. Этим подарком отец хотел показать ему, что искусность важнее силы. В самом деле, зачем тратить десять пуль, когда хватит одной? Тогда это было прекрасно… и бесполезно теперь.
- Ладно, Омар, ты прав. Но ты забываешь об одном важном моменте. Хадатанские истребители зависят от кораблей–носителей. Это касается управления огнем, штурмового соединения и электронных контрмер. И если мы уничтожим корабли–носители, мы уничтожим и истребители.
- Верно, - неохотно признал легионер, - но у хадатан три линкора. Первый звездный ныряльщик еще мог бы захватить один из них врасплох. Остальные - нет.
- Если только мы не найдем способ запустить всех наших уцелевших звездных ныряльщиков сразу друг за другом, - парировал Леонид. - Тогда это могло бы сработать.
- Ну, возможно, - допустил Нарбаков, поворачиваясь. Свет блеснул на его забрале. - Но на все это уйдет слишком много сил.
Леонид пожал плечами. Скафандр едва заметно шевельнулся.
- Ну и что? Мы делаем невероятное, Омар, больше чем кто–либо мог от нас ожидать, но мы проигрываем. Возможно, нам удастся пережить следующую атаку или две атаки, но в конце концов гады победят.
Нарбаков гордо выпрямился. Его голос звучал строго и непреклонно:
- Тогда мы умрем, как легионеры умерли в Камероне, в Дин Бин Фу и в Битве Четырех Лун.
Леонид вздохнул:
- Дело твое, Омар. Но я намереваюсь выжить.
Икор Нибер-Ба поднялся на платформу и оглядел стартовый отсек, герметизированный ради такого случая. Пилоты, техники и солдаты встали навытяжку. За ними, в задней части огромного отсека, поблескивали истребители, готовые вернуться в бой. Три роботелекамеры повисли в воздухе вокруг Нибер-Ба. Их насекомоподобные тела были неподвижны, а объективы готовы передавать другим кораблям все, что бы тут ни происходило.
Настал момент, когда Нибер-Ба вдохновит их видениями победы, когда он ударит по весьма чувствительным струнам расового страха, когда он настроит их на сражение. Но нужные слова разлетелись, забрав с собой его уверенность.
Хадатанин откашлялся. Звук показался слабым в этом похожем на пещеру месте. Проблема заключалась не в тех, кто стоял перед ним, а в тех, кто погиб, чьи запаянные в скафандрах тела будут вечно нестись сквозь черноту космоса.
Они погибли не ради того, чтобы взять крепость или покорить планету, а чтобы лишить людей вещества, которое сверкает на свету.
Эта ситуация не имела никакого смысла, не имела никакого значения, но она затягивала его, как болото. Затягивала все сильнее по мере того, как боевой дух начал падать, пилоты истребителей стали чересчур осторожны, а миф о непобедимости хадатан оказался разрушен. Бесконечные атаки и растущие потери посеяли страх в сердца его команды, и его задача - вырвать страх с корнем прежде, чем он сможет вырасти и расцвести.
Нибер-Ба сжал руки за спиной и обвел взглядом слушателей.
- Вы хорошо сражались. Раз за разом вы смотрели смерти в лицо и смущали ее взглядом. И так будет еще один раз. Не два, не три и не четыре раза, ибо в этом нет необходимости. Одного сокрушающего удара будет достаточно, чтобы подавить всякое сопротивление, запечатать людей в их каменной гробнице и ликвидировать угрозу, которую они представляют. С этой целью я брошу в следующую атаку все наши корабли и все наши истребители. Даже сейчас наши роботы–шпионы совершают рейсы по поверхности астероида, и как только их отчеты будут проанализированы и перекрестно сверены, мы атакуем.
Зоркий офицер–психолог почувствовал, что окружающие налились уверенностью, увидел, как они раздуваются от гордости, и воспользовался моментом.
- Да здравствует Икор Нибер-Ба! Да командует он долго! Ура!
Это "ура" было наполовину возгласом, наполовину боевым кличем и потрясло металлический корпус корабля своей мощью. Нибер-Ба почувствовал ее и воспрял духом. Никто не посмеет встать на пути его воинов. Никто.
Сигер подождал, когда второй киборг встанет на свое место, ухватился за конец стальной двутавровой балки и поднял его. Эта балка, как и еще пятнадцать таких же, пойдет на укрепление рельсовой пушки. Чтобы запустить шесть звездных ныряльщиков и сделать это очень быстро, всех их нужно поставить и привести в боевую готовность. Вот почему Леонид Чин-Чу приказал своим рабочим возвести сложный каркас над тем местом, где скат пусковой установки встречается со скалистой поверхностью астероида, и вот почему Сигер и еще три киборга Легиона подавал рабочим сервомеханическую руку помощи.
Если пусковая установка собиралась стать пушкой, то каркас будет магазином, подающим космические корабли в патронник, как пули в ружье. А выпущенные сразу друг за другом эти космические корабли подвергнут скат большому напряжению.
Сигер последовал за вторым боргом вдоль основания рельсовой пушки и замер, когда она остановилась.
- Ты готов? - ее звали Мари, и она потратила тысячу империалов, чтобы ее речевой синтезатор перепрограммировали. Теперь ее голос звучал, как у знаменитой поп–певицы. Это позволило Мари получать дополнительный кредит за пару песен в барах. Множество парней приударяли за ней, надеясь добиться своего через коробку грез, но никто пока не преуспел. Никто, насколько он знал.
- Готов, - ответил Сигер.
- Лады.
Мари посмотрела вверх, туда, где биотела сваривали стальные опоры. Лазерные горелки изрыгали бело–голубую энергию, головные фонари подпрыгивали вверх и вниз и решетчатая конструкция из перекрещенных двутавровых балок делила звездное поле на лабиринт квадратов и прямоугольников. Мари переключилась с утилитарного канала Легиона на частоту, используемую всеми остальными.
- Здесь грунт. Как вы, парни, готовы принять сталь? Мужской голос ответил:
- Понял тебя, детка. Бросай ее сюда. Голос Мари был мелодичный, но ледяной:
- Мое имя не "детка", ты, дыра в заднице, и вот ваша сталь.
Мари согнула колени, Сигер сделал то же самое, и оба одновременно выпрямились. Двутавровая балка, несдерживаемая ни силой тяжести, ни атмосферой, взлетела вверх.
Кто–то из сварщиков схватил ее и втянул на место. В тот самый момент, когда лазерная горелка осветила сцену действия своим беловато–голубым сверканием, что–то круглое проплыло мимо. Оно двигалось медленно, уверенно, будто имело право здесь находиться. Но что–то обеспокоило Сигера. Что–то этот предмет ему напоминал… ну да, конечно! Летучие коконы! Вроде тех, что есть на его родном Элексоре! Коконы, которые хадатане используют во время атак. Не спуская глаз с прибора, Сигер проговорил весело и непринужденно:
- Мари, встреть меня на F-5.
Мари с любопытством повернулась к нему, гадая о причине подобной просьбы, и переключилась на F-5. Это была боевая частота, кодирующая передачи в обе стороны, и теоретически безопасная.
- В чем дело?
- Помнишь летучие коконы? Которые гады периодически выпускают?
- Как не помнить? Я своими глазами видела, как одна из этих штуковин изжарила Салана в его собственном мозговом ящике.
- Отлично, самое время расквитаться. Посмотри вверх, налево от рельсовой пушки. Вон он, плывет вправо.
Мари повернула голову. Биотело увидело бы лишь лазерные горелки и головные фонари, но киборг, оснащенный сенсорами, без труда отличил шар от окружающего металла. Благодаря светоусиливающему оборудованию и бортовому процессору, Мари видела шар совершенно отчетливо. За одним маленьким исключением Сигер был прав.
Объект - кокон–убийца, ладно. Но он утыкан сенсорными гнездами, а не орудийными стволами. И эта гладко–черная полировка…
Все это наводило на мысль о глазе–шпионе. А значит, этот прибор мог провалить весь их план. Хадатанскому командиру хватит одного взгляда на доставленную им информацию, чтобы понять, что замышляют люди.
- Ты прав, Сиг. Это точно робошпион.
- Надо прихлопнуть эту штуку… и быстро.
- Как насчет лейтенанта Умая?
- Не смеши. Пока он раскачается, сто лет пройдет. Проще самим ее прикончить, и прямо сейчас, пока эта дрянь не подложила нам свинью.
- Ладно, - согласилась Мари. - Но снизу стрелять нельзя: можем попасть в рельсовую пушку или в биотело. Лезем?
Сигер кивнул:
- Ты давай справа… а я - слева.
- Идет.
Киборги полезли наверх. Сигер двигался быстро. Имеющиеся опоры для рук, низкая сила тяжести и его собственная сила сделали эту задачу сравнительно легкой. Наверху вспыхивали горелки - сварщики продолжали работу. Но тут солнечный свет ударил ему в спину, и киборг почувствовал, что температура его тела начала стремительно повышаться.
Это была ловушка. Когда разработчики проектировали бойца II, они отказались от охлаждающей способности ради облегчения его веса. В результате кибернетическое тело могло двигаться немного быстрее, чем двигалось бы в противном случае, но имело заметную тенденцию перегреваться в ходе длительного боя или под прямыми солнечными лучами. Для киборгов, действующих в условиях адских миров, конечно, были разработаны охлаждающие системы, но Сигер ее не имел.
Температурный показатель замигал в углу его поля зрения, а затем, чтобы он понял наверняка, боль была подана прямо ему в мозг. Эта боль началась лишь с пульсации, но скоро превратилась в раскаленную докрасна иглу, которая опалила мозг и заставила Сигера ответить.
Это была система безопасности, способ добиться того, чтобы киборги заботились о своих дорогостоящих телах и берегли ресурсы империи. Единственная неприятность состояла в том, что это могло помешать Сигеру добраться до робошпиона, не дать ему уничтожить вражеский прибор, что будет стоить намного дороже.
Но те, кто проектировал эту систему, были далеко. Они работали в тиши своих лабораторий или обедали в правительственных столовых, не зная и не желая знать, как отзовутся их решения на людях.
Сигер ухватился за балку над головой, подтянулся, встал на ноги и огляделся. Мари была на той же высоте в семидесяти футах от него. Она указала вверх.
Робошпион скользнул в тень и поднялся вдоль вертикальной балки - балки, поддерживающей недавно построенное сооружение, которое будет опускать звездных ныряльщиков на рельсы, откуда их запустят вместо ракет по вражескому флоту. Ситуация на глазах становилась критической.
Киборги полезли вверх с утроенной энергией. Они должны уничтожить прибор прежде, чем он сбежит и доложит обо всем своим хозяевам.
Два биотела сваривали стык прямо над Сигером. Солнечный свет отразился от их забрал, когда они повернулись, увидев, что кто–то забирается на поперечную балку. Киборг кивнул им, прыгнул к следующей перекладине и подтянулся на руках.
Боль пронзила мозг Сигера, когда температура задней части его брони достигла ста пятидесяти градусов по Фаренгейту. Специалисты пытались защитить тело, которое дали ему, пытались управлять им из своих славных безопасных лабораторий, пытались убить Мари и всех остальных. Ибо такова будет цена его неудачи, цена, которую уже заплатили до него тысячи легионеров, цена, известная всем как смерть.
Сигер стиснул несуществующие зубы и рванулся вверх. Боль попыталась скрутить его, сервомеханизмы делали то, что им велят, и киборг ухватился за самую верхнюю балку. Свет, отраженный от металлического корпуса звездного ныряльщика, на мгновение ослепил видеокамеры Сигера, когда огромный космический корабль двинулся в его сторону. Два желтых стробофонаря отмечали положение маленьких одноместных буксиров, которые прилепились к звездному ныряльщику, будто две пиявки, и толкали его на место.
- Сигер! Смотри!
Голос принадлежал Мари. Она тоже выбралась на верх каркаса и указывала налево. Робоглаз увидел корабль и прятался в тени вертикальной балки, наблюдая за происходящим. Он был примерно посередине между киборгами, и они словно по команде двинулись вперед.
Поначалу робошпион никак не отреагировал, словно он настолько увлекся сбором информации, что не обращал внимания ни на что другое. Но это было не так.
Мини–ракета ударила Мари в живот и разорвала ее пополам. Робошпион, легковооруженный по сравнению с летучими коконами, с которыми киборги сталкивались раньше, все же имел зубы.
Сигер ответил собственными ракетами и зарядом из энергетической пушки. Мощный взрыв на долю секунды осветил всю рельсовую установку, к огромному удовольствию киборга. Голос Мари вернул Сигера к реальности. Хотя ее тело развалилось надвое, мозговой ящик был цел и медленно падал к поверхности астероида.
- Смотри! Робошпион что–то запустил!
Сигер выругался. Она права. Маленький контейнер, размером с обычный теннисный мяч, уносился прочь от места взрыва. Не было сомнений, что этот шарик содержит память робошпиона и направляется домой.
Сигер поднял лазер, переключил камеры на максимальное увеличение и попытался увидеть то, что они ему показывали. Температура тела поднялась уже до ста шестидесяти трех градусов по Фаренгейту. Примерно при ста семидесяти градусах начнут отказывать основные системы. Боль была настолько сильной, что казалось, его голова сейчас взорвется.
Лейтенант Умай орал в его ушах:
- Сигер! Какого черта ты там делаешь? Никто не разрешал тебе стрелять. Спускайся немедленно, дьявол тебя раздери!
Шарик поднялся ввысь, солнечный свет блеснул на его полированной поверхности, и киборг прицелился. Вести его… вести его… вести… огонь!
Голубой луч протянулся к модулю памяти, коснулся его и взорвал.
Сигер увидел вспышку, поблагодарил Бога и позволил боли скрутить себя.
12
Жернова войны поворачиваются медленно и много жизней перемалывают под своей тяжестью.
Мило Нерлон-Да
"Жизнь воина" 1703 ст. г.
Планета Альгерон, Империя людей
Начался еще один короткий период темноты. Два воина, один из которых был братом Сладости Ветра, шагали перед Були, и еще два шли сзади. Охранники служили гарантией, что Були явится на заседание совета. Было бы крайне неловко, если бы он не явился, и Твердый не собирался рисковать. Воины несли над головами факелы. Факелы чадили. Вдохнув их едкий дым, легионер закашлялся.
Впереди показалось отверстие. Були увидел, что скала вокруг входа в туннель вырезана в виде пасти мифического зверя. Поверху шли острые как бритва зубы, справа и слева изгибались клыки, а в ущелье выдавался язык. В мерцающем свете факелов пасть выглядела как настоящая.
Легионер ни разу не проходил через это место во время своих блужданий и удивился, как такое могло случиться. Может, днем наа закрывали туннель какой–нибудь маскировочной сеткой? Ну, вряд ли они скажут.
Стреляющий Метко со своим товарищем поднялись по каменным ступеням и остановились на языке зверя, ожидая, когда Були догонит их. Воин подтолкнул его в спину, и легионер стал подниматься.
Туннель имел овальную форму, и пол был гладкий от множества прошедших здесь ног. В стенах были высечены вертикальные канавки, чтобы туннель напоминал горло зверя. Охранники уверенно шли вперед. Температура понизилась, и на каменных стенах появилась влага.
Були увидел, что эта красновато–коричневая жидкость захватывается канавками, направляется в сточные желоба и отводится через пробитые для этой цели отверстия. Отверстия, сделанные примитивными ручными орудиями и реками пота. Эта система была точна, логична и, как почти любой водопровод, совершенно не опасна. Так почему же страх забил в нем ключом? Почему него так пересохло в горле? И почему его так непреодолимо тянет оглянуться? Ответ был прост: существа, которые в стародавние времена расширили и довели до совершенства этот туннель, пропитали камни своей энергией. Були казалось, будто все они здесь, будто их глаза смотрят на него из темных щелей, а их мозолистые жесткие пальцы готовы сомкнуться у него на шее.
Стреляющий Метко повернулся. Свет факелов блеснул в его глазах.
- Осторожно, не упади.
Предупреждение было вполне своевременным. Були сделал шаг, и его нога провалилась вниз. Оказывается, тут лестница. Ступени были широкие, высеченные из цельной скалы и стертые к середине.
Легионер спросил себя, как давно здесь эта лестница и сколько ног ступало по ней? Чувствовалось, что туннель старый, очень старый, и существует, возможно, уже тысячу лет.
Течение более теплого воздуха коснулось лица Були. Послышался низкий гремящий звук, напоминающий литавры Легиона. Он раздавался через равные промежутки времени, будто биение огромного сердца, и добавил еще одну зловещую ноту в окружающую обстановку.
Були подавил страх, убеждая себя, что это лишь еще один элемент в тщательно поставленной пьесе, но его сердце все равно забилось быстрее, а на лбу выступил пот. Легионер вытер его.
Лестница повернула вправо, снизу просочился свет, и гремящий звук стал громче. Аромат курений защекотал его ноздри, и впереди появилось овальное отверстие. Були вошел туда вслед за охранниками. Сразу за входом Стреляющий Метко остановился, показал человеку сделать то же самое и дал ему знак молчать.
Пещера была огромной. Потолок дугой уходил вверх и терялся в темноте. Его поддерживали толстые каменные колонны, богато украшенные резьбой. В специально вырезанные щели были вставлены факелы, которые освещали рисунки.
Були увидел стаи диких пуков, горы, покрытые снегом, стада шерстистых дутов, облака, сплетенных змей, стремительные реки и много–много другого. Каждый образ сплетался с остальными, и они все вместе соединялись, чтобы поддерживать потолок или небо.
Казалось, эти изображения свидетельствуют о понимании того, как устроены экосистемы, о понимании того основополагающего единства, которое делает жизнь возможной. Но это было человеческое толкование Були. Художниками были наа и, значит, могли вложить в рисунки совсем другой смысл. Или никакого вообще.