- Что-то похожее, - не моргнул он и глазом. - Но ключа недостаточно. Надо показать Привратнику вот такую штуку. - Акиндин продемонстрировал предмет, похожий на ажурный клочок кожи. - Это пропуск.
Я успел рассмотреть клочок кожи. Он вдруг набух и принял форму многоугольника, точнее, икосаэдра - я насчитал двадцать правильных граней. Все сходилось: такая же наколка была между лопаток у блондинки. Когда Акиндин спрятал его в карман, он снова сделался плоским.
- Рано или поздно все станут новые людьми, - сказал Акиндин и ободряюще похлопал меня по плечу.
Я притворился, что испытываю к нему дружеские чувства - с такими людьми надо было быть очень осторожным.
- Так ты все знал? - удивился я.
- Конечно, а ты думал! Больше того, я даже использовал тебя, чтобы запутать своих коллег.
Тогда я решил схитрить:
- Ты пошлешь меня на Марс?
- Не исключено, дорогуша, - сказал он уклончиво.
- Ну поехали, - согласился я.
- Вначале ты должен пройти инициацию.
- Что это такое?
- Тебе сделают новые органы, - поведал он так, словно открыл мне глаза на жизнь.
- И мозги? - спросил я со всей наивностью, на которую был способен.
- И мозги, дорогуша, - подтвердил он.
- А если я не соглашусь? - спросил я, прикинувшись простаком.
- Тогда это сделают силой, дорогуша, но ты будешь обращенным рядовым членом общества.
- А они тоже обращенная? - спросил я, кивнув на Вергилия Кетаусова и молодца.
Странно, что я не разглядел в нем пособников черных ангелов. Лысый, женоподобный Кетаусов меньше всего подходил на эту роль. Молодец же напротив - у него даже был румянец на щеках. Может, Алфен тоже из их компании? - предположил я. Путал нас все эти дни.
- Они мои помощники, - высокопарно пояснил Акиндин. - Очень преданы! - Мышь у него под носом смешно пошевелилась. И вообще, он имел очень деловой вид. Наверное, ему надо было куда-то бежать и что-то делать, но он выкроил для меня пять минут, решив что и этого много. - И вообще-то, они избранные.
От этих речей Кетаусов посмотрел на него преданными глазами, а молодец встал по стойке смирно и еще больше порозовел от хвальбы.
Мне стало смешно. И эти люди собрались делать историю. Кто-то невидимый дергал их за ниточки. Ситуация казалось опереточной. Я-то думал, что это режиссер Вергилий Кетаусов научил Акиндина таким театральным речам, потому что Акиндин раньше так умного и складно говорить не умел.
- А зачем мне новые мозги? - спросил я. - Мне и мои нравятся.
- Этого я не знаю, дорогуша, - поразмыслив, сказал Акиндин. - Этого никто не знает. Правда ведь?
- Правда! - радостно подтвердили Кетаусов с молодцом.
- Это лежит вне сферы человеческого понимания, за его логикой. Нам не понять!
- Тогда чего же ты мне предлагаешь?
- Я предлагаю тебе рискнуть и выиграть, - бодро пояснил он. - Вернешься на свой любимый Марс.
- Надо подумать. - Я сделал вид, что его предложение меня заинтересовало.
Меня действительно заинтересовало его предложение, но цена не устраивала.
- Думать надо быстро, - подсказал Кетаусов. - Мы люди новой формации
Я взглянул на него. Он был очень серьезен, и это придавало ему комический вид. Свою 'указку' он спрятал куда-то в кобуру за спину. Молодец стоял, расставив ноги и поигрывая дубинкой. Такого было трудно свалить одним ударом.
- Ладно, - сказал я, - с чего начнем?
- Вначале верни нам то, что имеешь.
- А что я имею? - удивился я.
- Ты сам знаешь, дорогуша!
- Планшетник я давным-давно потерял, - тут же признался я.
- Можно было бы и планшетник у тебя забрать, - не поверил он мне, - но нам нужен диск солнца.
- Какой диск? Какого солнца? Игрушка, что ли? - догадался я.
Они хитро переглянулись с Кетаусовым.
- Твой друг Мирон Павличко нам все рассказал.
- Я не знал, что вам нужен зеркальный диск. По-моему, он до сих пор валяется на кухне.
Если Лаврова по привычке не навела порядок, то он в ведре. А если навела, то он в мусорном баке на улице. Естественно, я из вредности я не сказал им об этом.
- На кухне его нет. И в квартире тоже. Где он?! - Акиндин невольно сделал ко мне едва заметный, но угрожающий шаг.
- А вы у Мирона спросите, - сказал я. - Он мне кухню едва на атомам не разнес.
- Это плохо, дорогуша!.. - со вздохом сказал Акиндин. - Это очень плохо!
- Что плохо? - спросил я, испытав дурное предчувствие.
Вот что значит длинный язык и короткий ум. Ведь учили дурака, учили - не болтать!
- Плохо, что ты в курсе дела. Теперь только один путь, дорогуша.
- В хлысты я не пойду! - смело сказал я и покосился на молодца с румянцем на щеках.
- А мы тебя уже и не зовем, - зловеще произнес Акиндин.
Молодец с дубинкой в руках повернулся ко мне. Кетаусов выхватил свою 'указку':
- Дим, давай его в назидание другим расстреляем?
- Нет, - сказал Акиндин, - это будет очень театрально. Это ты у себя на 'Ленфильме' можешь расстреливать сколько угодно, а здесь…
В этот момент так грохнуло, что в коридоре вылетели стекла, здание покачнулось два раза, а в воздухе повисла пыль. В коридоре дико закричали. Над нами что-то угрожающе затрещало, в полу появились трещины. Мне даже показалось, что цирк просел.
Акиндин куда-то моментально исчез. А Вергилий Кетаусов и молодец решили затолкать меня в какую-то кладовку.
Пока Кетаусов возился с замком, молодец стоял, лениво прислонясь к косяку. Замок оказался тугим, и молодец решил помочь. Он сунул дубинку под мышку и наклонился к двери. Это был мой шанс. У меня в голове, словно пронеслось то, что должно было случиться в следующее мгновение. Я не стал бить его в челюсть, хотя, клянусь Марсом, я был способен свалить его одним ударом - он совершенно не боялся меня. Но даже такой удар еще не гарантировал стопроцентного успеха. Я мог бы нанести 'удар труса' - в шею сзади, отчего человек мгновенно теряет сознание. Нет - я просто подсек его ударом ступни под колено. И когда он стал падать на спину, подхватил сзади руками за шею под челюсть и прижал большие пальцы к затылку, а потом резко и со всей силой наклонил голову вперед. Он умер прежде, чем что-то понял. Я сломал ему шею между четвертым и пятым позвонками. Этому приему меня научил отец, когда мы жили на марсианском севере, и я был рад, что мышечная память не подвела меня. Вергилий Кетаусов с изумление уставился на мои руки.
- Тихо! - сказал я, вталкивая его в кладовку и закрывая за собой дверь. - Тихо!
Кетаусов дрожал, как осиновый лист. Я обыскал его, но ничего не нашел. Он глупо хихикнула, изображая из себя то ли гея, то ли драгвина:
- Противный… Я расскажу Акиндину, что ты ко мне приставал.
- Придержи язык!
- Я тебя сразу приметил… еще тогда в театре…
- Да пошел ты, знаешь куда! Где оружие?!
- Тебе этого не понять… - сказал он во все той же игривой манере.
- Не буди во мне зверя, - мирно попросил я, прислушиваясь к шуму в коридоре.
- А хотя бы и зверя, - продолжал он кривляться.
- Что?! Что ты себе возомнил?!
Больше всего он боялся моих рук. Он следила за каждым моим движением, как осужденный следит за приготовление палача. Лицо его дергалось.
- Я его достаю, когда хочу…
Вид у него был оторопелый.
- Откуда? - поинтересовался я, подозревая, что Вергилий немного не в себе.
- Я не знаю, я просто делаю такой жест, - он завел правую руку за спину.
- Как-как? - Я следил.
Действительно, 'указка' в его руке появилась в тот момент, когда рука тыльной стороной легла на спину.
- Дай-ка, - попросил я.
Он протянула 'указку' так, как протягивают вилку за столом, опасаясь уколоть соседа.
- Все равно она не стреляет в чужих руках…
В дверь забарабанили. Должно быть, обнаружили тело молодца. Мне некогда было раздумывать. Я вложил в его руку 'указку', навел ее на стену под окном и приказал:
- Стреляй!
- Они убьют меня… - скулил Кетаусов. - Акиндин мне не простит…
- Стреляй! - крикнул я, потому что в дверь били чем-то массивным.
Он выстрелил. Белесый шар вынес наружу часть стены, и в проломе сквозь дым и пыль я увидел дорогу и набережную Фонтанки. Мы выскочили на улицу. Несколько праздно стоящих хлыстов безучастно смотрели на нас. У них была плохая реакция. Вдруг они стали кричать и показывать на нас пальцами. Со стороны гостиницы 'Красный лев' бежали вооруженные хлысты. Слева по набережной навстречу маршировала колонна новообращенных. Деваться было некуда, как только перебираться по разрушенному мосту, в центре которого зияла большая дыра от мины, а перила были снесены взрывной волной. Мне пришлось довериться прогнутой арматуре, на которой остались куски асфальтового покрытия. Внизу среди зеленых листьев кувшинки блестела вода. Какой-то странный крокодил в предвкушении обеда посматривал на меня. К счастью, по мне не стреляли и я не стал его жертвой. 'Указку' я у Кетаусова предусмотрительно отобрал и забросил за гранитно-ажурную парапет Фонтанки.
Самого взрыва я не видел, и вначале даже не понял, что произошло, только оглянулся. Зеленая крыша цирка приподнялась в воздух. Она висела над городом на фоне голубого неба целую минуту, а потом рухнула. И только тогда раздался грохот. Площадь Белинского заволокло пылью и дымом. Покосившийся шпиль Симеоновской церкви сиротливо торчал над пальмами, указывая дорогу к спасению. И я побежал.
- Давай сюда! - крикнул кто-то из-за большой кучи битого кирпича, поросшего все той же стелящейся травой. Я узнал Луку по его красной шапочке 'карапуза', которая маячила сверху.
Я пересек дорогу и вскарабкались к нему. Он снова дал две короткие очереди в сторону развалин.
- Я уже полдня партизаню, - похвастался он, грозным взглядом обозревая улицу.
- По-моему, война кончилась, - заметил я.
- Жаль! - сказал он, садясь на кирпичи. - Я бы еще повоевал.
В глазах его горел азарт. На нем был армейский разгрузочный жилет, в карманах которого торчали магазины.
Поднимая тучу пыли и обрывая жесткие стебли травы, мы скатились прямо на Лиговский.
- Армейские посты стоят в центре и на мостах, - пояснил Лука, а эти… - он показал в сторону переулка автоматом, - эти спрятались в метро. Кстати, Смольный был захвачен, но мы его отбили.
И он рассказал мне, что сразу после того, как мы с ним не по своей воле расстались на Невском, его вынесло с первой волной нападавших на Дворцовую площадь, где он едва не погиб, потому что стреляли со всех сторон. В конце концов он очутился в Александровском саду, откуда вели огонь армейские части и полицейские. К счастью, он столкнулся с танкистами, с которыми мы с Лехой разговаривали утром, и это спасло ему жизнь. Ему сунули в руки автомат, и он стал добровольцем.
- Материала на полжизни! - похвастался он. - Но ты же сам понимаешь, что это все не то.
- Не то, - согласился я, догадываясь, на что он намекает, конечно, на Девяткино.
Вначале восставшие пытались прорваться к Зимнему и к Бирже, но их отбросили к Мойке. А потом, когда положение стабилизировалось, всех добровольцев посадили на машины и повезли на подмогу защитникам Смольного. Но они опоздали. У центрального входа первую машину сразу подожгли, а машину, в которой находился Лука, обстреляли из легкого оружия, и двое добровольцев были убиты. Луке повезло - он сидел у борта и успел выскочить из кузова прежде, чем огонь из Смольного перенесли на их машину. Их осталось человек пятнадцать, из которых четверо были ранены. Командовал шустрый лейтенант, с которым мы беседовали утром. Они окружили Смольный и стали ждать, когда придет подмога. Хлыстов было много, но они не предпринимали никаких активных действий. Наконец приползли два танка и пару залпов. После этого добровольцам осталось только войти в Смольный. Лука даже побывал в кабинете у Курдюмого. Конечно, он его не обнаружил ни живым, ни среди убитых членов правительства, большую часть которых успели вывезти по Большеохтинскому мосту. Сам мост, кстати, отступающие, опасаясь преследования, взорвали. За одно взорвали и мост Александра Невского. Танки уползли в сторону площади Восстания, где неожиданно появились хлысты и обращенные. А о добровольцах забыли. Лука решил обследовать окрестности, услышал выстрелы и пришел нам на помощь, как оказалось, вовремя.
- Ну, что будем делать? - спросил я.
- Как что? - удивился Лука, - выполнять задание.
- Чье? - удивленно спросил я.
- Это неважно, - ответил он, - главное, чтобы было интересно.
- Ты думаешь, мы сможем прорваться в Девяткино?
- Ага, вот, где твой вход! - обрадовался он. - Тем более! Я там каждый куст знаю!
Лука хитро посмотрел на меня. До него дошло. Он кое-что сопоставил: например, летчика Севостьянов и Девяткино, а также смерть Тани Малыш. И улыбнулся. Улыбка у Луки была нехорошая - волчья, а глаза колючие и пустые. Надеюсь, он оценил мое невозмутимое лицо, но промолчал. Опыт подсказывал, что таким людям нельзя доверять - слишком они были непредсказуемые, но выхода не было. Я так и не понял, пошутил он или нет насчет задания. Впрочем, из центрального района можно было выбраться через Охту или Выборгский район. Но, судя по всему, Литейный мост тоже был взорван. И как бы в подтверждение моим умозаключениям над Арсенальной набережной взметнулся гриб взрыва и через секунду донесся звук.
Я удивился тому, что он вчера напился, а он открылся передо мной совершенно с другой стороны.
- А я как раз праздновал развод, - словно угадывая мои мысли, объяснил Лука. - Я только одного не пойму. Сотни тысяч лет черные ангелы не трогали человечество и не вступали с нам в контакт, а теперь стали появляться то там, то здесь. Мало того, я полагаю, что это восстание - их рук дело.
- С чего бы это?
- Мне кажется, где-то там, - он потыкал пальцем в ватное небо, - ведутся переговоры, а восстание всего лишь давление на наше правительство.
- Глобализация, что ли? - сообразил я.
- Ну да, только в галактическом масштабе. Нас куда-то хотят втянуть, поэтому и восстание. Разве так они делаются? Ты же знаешь?
- Знаю, - согласился я, вспомнив нашу российскую историю и историю этого древнего города. - То есть ты хочешь сказать, что восстание - это несерьезно?
- Конечно, несерьезно. Имитация. Я думаю, что за всем этим стоят черные ангелы, а за ними еще кто-то. Только вот как до них добраться?
- Всего лишь надо смотаться в Девяткино, - напомнил я.
Но в Девяткино мы так и не попали, хотя стремились туда всей душой и всевозможными путями.
- Да… - согласился Лука даже как-то равнодушно и вдруг закричал: - Эй!.. брось… Брось, говорю!
Грабили больницу на Лиговском. Мы как раз проходили мимо. Из центрального входа появились два мужика, которые тащили большой ящик. Невдалеке стояла грузовая машина, и еще двое наклонились через бортом, чтобы подхватить ящик. Мы застали их врасплох. Размахивая автоматом Лука кинулся к машине. Я за ним.
Двое бросили ящик на асфальт и прыгнули в машину, а те, что были в кузове, спрятались за награбленным оборудованием. Машина резко взяла с места и, ломая молодые деревья и проломив ветхую ограду, скрылась в переулке.
- Фу… - произнес Лука, вытирая со лба пот, - власть ослабла и все полезли, как тараканы… - Куда?! Куда?! - снова закричал он и побежал за человеком, который вышел на крыльцо с большим мешком на плечах. Увидев нас, он пустился бежать вдоль корпуса, явно намеревался свернуть за угол.
Мы - следом. За углом стояли трое: тот, что с мешком, и еще двое, и у всех в руках было оружие. Даже у того, с мешком.
Не знаю, кто кого напугал. Мы застали их в тот момент, когда они грабили грабителя. Один бил его прикладом допотопной берданки по голове, а второй стаскивали с него мешок. Грабитель же отмахивался от них бандитским обрезом. У высокого апоплексического типа старика, который отбирал мешок, в руках был полицейская дубинка.
- Стой! - закричал Лука. - Руки!.. Руки вверх!
Мешок упал на землю. В нем явно что-то подозрительно звякнуло. Все замерли. Грабитель воспользовался тем, что старик апоплексического типа отвлекся на нас, и так его ударил по голове, что тот упал, а сам пустился наутек. Второй, раздосадованный этим обстоятельством наставил на нас свое оружие и закричал:
- Разорву гадов!
- Кирилл Васильевич! - крикнул я, - мы свои!..
Должно быть, они сидели в засаде. Ждали грабителя с мешком, а тут мы к ним, как снег на голову.
- Не знаю никаких своих, - буйствовал сторож. - Я своих за сто метров узнаю. Бросай оружие и руки в гору!
Лука передернул затвор.
- Не стреляй! - крикнул я ему.
- А-а-а!!! - заходясь в гневе, орал сторож.
- Кирилл Васильевич, ты что, не узнаешь меня? Я к Бондарю с Лехой Кругловым часто приходил.
Я знал его. Он подрабатывал - служил сторожем в медицинской академии, пил горькую и отличался вспыльчивым нравом особенно, когда был под мухой или когда ему надо было опохмелиться. А пьян Кирилл Васильевич был всегда. Однажды они с Лехой употребили спирт, который Бондарь обтирал руки после своих манипуляций с трупами. Возник скандал. Оказывается, Бондарю выдавали спирт раз в три месяца, и он его отчаянно экономил, сливая обмывки назад в бутыль. Леха расстроился и ушел в редакцию, где мы с ним и с Забирковичусом в тот день здорово врезали, а Кирилл Васильевич обиделся - вытащил все предохранители из всех холодильников и подался домой. К вечеру стало пованивать. К нему пришли полицейские. Кирилл Васильевич с ними подрался. Учитывая его возраст и плохое здоровье, ему дали только пятнадцать суток. Но, похоже, воспитательные меры на него совершено не подействовали.
- Не знаю никакого Леху! - кричал он. - И тебя тоже!
- Смотрите!.. - крикнул Лука. - Стой!.. Я кладу автомат на землю.
- Это правильно, - одобрительно произнес Кирилл Васильевич, сверля нас глазами, но берданку свою не убрал. Ее круглое отверстие маячило перед моим носом. - Вы холуи аль нет?
- Какие холуи? - спросил я, боясь только одного, что у Кирилла Васильевича не выдержат нервы.
- Как какие? - с подозрением переспросил он. - Известно, какие - те, что на нашу земную власть руку подняли.
- Да никакие мы не холуи… - хотел обидеться Лука, но Кирилл Васильевич аж побледнел от гнева.
Таким я его еще не лицезрел. Видно было, что власть над беззащитным человеком придавала ему силы. Глаза его побелели, а губы затряслись от беженства.
- Я вас сейчас застрелю! - пообещал он, - а потом буду разбираться.
Старик апоплексического типа, который до этого лежал без движения, зашевелился.
- Генка, вставай! - Кирилл Васильевич пнул его. - Обыщи этих голубчиков, и их сведем в комендатуру.
Дело принимало плохой оборот. Я знал, что если Кирилл Васильевич представит нас грабителями, то нам даже наши редакционные удостоверения не помогут. В лучшем случае просидим в обезьяннике до конца восстания, а в худшем - и гадать не хотелось.