Я допил вторую бутылку и стал засыпать под говор дождя и звуки телевизора (в который раз показывали старый-старый фильм Квентина Тарантино 'Криминальное чтиво'), когда в дверь тихо постучали. Блондинка спала, как пожарник, сложив руки на груди. При выдохе она делала так: 'Пфу-у-у…пфу-у-у… При этом губы ее смешно шевелились. В остальном она выглядела, словно мумия. Но даже в таком состоянии она была прекрасна и неприступна. Впрочем, я знал, что все красивые женщины неприступны, и не особенно расстраивался из-за этого. Еще я вспомнил о ее брелке с изображением многогранника и подумал, что верну его утром, когда она проснется.
В дверь еще раз постучали. Если это портье, то я его убью, решил я и встал, чтобы открыть дверь. За ней стоял незнакомый человек среднего роста в черной одежде. Не успел я его разглядеть, как он ударил меня по голове чем-то тяжелым. В следующее мгновение я понял, что меня куда-то волокут, и потерял сознание.
Глава 2
Планшетник
Первое, что я понял, когда пришел в себя, левая рука была прикована наручником к спинке кровати. Рядом кто-то странно хрипел, словно звуки принадлежали не живому человеку, а какой-то машине. Я с трудом повернул раскалывающуюся от боли голову и увидел в мерцающем свете телевизора, что блондинка по-прежнему лежит на постели, а из раны у нее на горле толчками вытекает кровь. С минуту я никак не мог понять, что происходит, словно это был знакомый сон наяву. Потом из угла выступил человек в черном и спросил:
- Что она тебе рассказывала?
Я приподнялся, чтобы сесть, но он прижал мне ногу правой рукой. Рука была в черной перчатке. Левую я не видел, потому что он держал ее за изголовьем, но мог поклясться, что у него нож.
- Что она тебе рассказывала? - снова спросил он, и угрожающе наклонился.
Этого оказалось достаточно. Правой рукой я схватил его за плечо и толкнул в угол под телевизор, а сам вскочил, выворачивая кровать из-под себя. Тяжелая сетка кровати соскользнула мне на ноги, но я даже не почувствовал боли. С грохотом упала тумбочка, и под ногами раскатились бутылки с пивом. В комнате стало почти темно. Ухватив кроватную сетку двумя руками и действуя спинкой, как тараном, я прижал человека к стене, а он попытался ударить меня ножом, но не дотянулся. Тогда он вывернулся, и я настиг его только в коридоре. Он снова пытался ударить меня, но мы оба поскользнулись на бутылках и упали. Человек в черном оказался проворнее - распахнул дверь и на четвереньках выскочил в коридор, а я не мог сразу подняться - кровать окончательно развалилась на части, а спинка, к которой я был прикован, лишила меня маневра. Когда я с грохотом вывалился в коридор, его и след простыл. Зато передо мной предстал ночной портье, брезгливо ворочая шеей в узком воротнике рубахи. Наверное, у меня был страшный вид, потому что он не посмел приблизиться ближе чем на три шага.
- Я так и знал!.. - простонал он, - что сегодня плохая ночь. То-то мне снились одни коты и бабы…
- Вызови полицию, - сказал я ему, оглядываясь, как дикий зверь.
Он с недоверием обошел меня и заглянул в разгромленный номер.
- Ты мне за все заплатишь! - заявил он вначале, а потом обнаружил блондинку и выскочил из номера, как пробка из бутылки.
- Ты убил ее! - закричал он, и двери в ближайших номерах дружно приоткрылись.
- Идиот! - сказал я. - Кто-то убил, когда я спал. Вызови полицию!
Но у него случилась истерика.
- Боже, что будет?! Что будет?! Я и так должен больше, чем весь третий мир! Что будет! Меня уволят! Что будет?! Что будет!
Насчет третьего мира - это была старая-старая поговорка времен моего деда, который был музыкантом. Никого третьего мира давно уже не существовало, а поговорка осталась.
Он орал, как сто кошек, о долгах, пособиях и виде на жительство. Оказалось, он тоже выслан с Марса. Если бы я об этом знал, то, наверное, не отнесся к нему с предубеждением. Правда, лично я предпочел быть высланным на Марс.
Мне самому пришлось взять его 'трубу' и набрать номер ближайшего участка. Я назвал свою фамилию, и они явились минут черед десять. Все это время, сидя на полу в коридоре, я безуспешно пытался избавиться от наручников. А портье спрятался за свою стойку и разглядывал меня оттуда безумным взглядом, не забывая упоминать всех своих родственников до десятого колена, ворочая при этом шеей в узком, грязном воротнике. Он оказался поляком, помнящим свою родословную, как 'Отче наш'.
Первым влетел Пионов по кличке Бык.
- И это в мое последнее дежурство! - прорычал он, выходя из номера. - Не самое приятное зрелище!
Вторым, произнесшим очередную сакраментальную фразу, был Акиндин.
- Красота для венца, а ум для конца. Не иначе, не уступила кому-то. Переспал бы с такой?
- Нет уж… - Пионов понимал все буквально. - Дим, лучше спать со своей.
- Она же сбежала… - безжалостно заметил Акиндин.
- Ну и что?.. - пожал плечами Пионов, - все равно лучше.
- Как знаешь, дорогуша… - сказал Акиндин, и я заметил, что эта фраза не понравилась Пионову, но он промолчал. - Так ты, говоришь, вышел на стук? - спросил Акиндин у меня и подмигнул Пионову. Я понял, что мое дело дрянь - просто так они меня не отпустят. - Только не говори, что ты ее подцепил в баре.
Третьей была решительного вида кареглазая женщина с короткой стрижкой. Они называли ее Люсей. С обеих сторон рта у нее пролегали глубокие складки, а ногти на руках у нее были обкромсаны, словно топором. К тому же она покрасила их бордовым лаком никак не меньше недели назад.
- Господи! До сих пор не могу привыкнуть к виду крови…
Если бы ты курила поменьше, подумал я, тебе бы цена была побольше. Но от нее разило табаком, как от армейской казармы.
- Мы с тобой очень похожи, дорогуша, - заявил Акиндин, разглядывая ее ноги и зад.
Она сделал шаг в сторону и, брезгливо одернув юбку, заявила:
- Дима, успокойся, я не про тебя…
Глаза у нее при этом стали такими, словно она действительно готова была пустить кровь Акиндину.
- Я и не надеюсь, дорогуша… - многозначительно заметил Акиндин, и взгляд у него сделался масленым, как у барышника, оценивающего товар.
Потом она молча закурила, с любопытством разглядывая меня. В номер вошли эксперты и еще какие-то люди с испитыми лицами. Я устал возиться с наручниками.
- Тебе помочь? - ехидно спросил Пионов и присел рядом. Он возвышался надо мной, как термитник над пигмеем, а его огромный живот елозил по полу. - Ты что поменял привычки?
Он походил на жирного борова. Его длинные сальные волосы были усыпаны перхотью, а воняло от него прогорклым запахом, как от старого козла. И я был почти уверен, что местный климат угробит его еще до того, как он уйдет на пенсию.
- Ничего не менял, - сказал я. - Это не моя работа.
- А чья? - спросил он как будто сонно.
Я слышал о нем множество историй. Два года назад он утопил в Обводном канале какого-то бедолагу, вся вина которого заключалась в том, что он был замешан в махинациях со страховкой: поджигал машины и дома, а их владельцы делились с ним деньгами. В тот день у Быка было плохое настроение, а в бедолаге - не больше сорока пяти килограммов веса вместе с сандалиями. Дело обставили так: 'представитель власти не превысил меры необходимой самообороны'.
- Послушайте, - сказал я, - вы можете проверить у бармена. Мы сидели в 'Юране'. Я даже имени ее не знаю. Она напилась. Мне пришлось отвезти ее в гостиницу…
Но они уже пили мое пиво. Расхаживали по вестибюлю и рассуждали:
- Проверь, она была изнасилована?
Или:
- Как он ее ударил?
Или:
- Пятерка против твоей десятки, что она наркоманка.
- Похоже, это сделал этот человек.
И смотрели на меня, как на зверя.
- Рубль за то, что мы найдем нож в мусорном баке или в унитазе. Ха-ха-ха…
- Запиши для истории!
- Не забуду!..
- На твой сраный рубль даже не напьешься…
- Как хочешь…
Портье из-за стойки подал голос:
- Это он! Я сам видел…
- Что ты видел? - подскочил Акиндин.
Глаза его ретиво блестели стальным цветом, а поры на нездоровом лице источали жар.
- Он носился по коридору с этой кроватью…
- Фу-у-у… - выдохнул Акиндин. - А, может, это ты, Теодор Кашинский? Вернулся к старым делишкам?
Портье испуганно замолчал, и я вспомнил. Этот человек рассылал на Марсе бомбы, убил много людей, отсидел приличный срок, а потом был сослан на Землю. По моему мнению, у нас слишком либеральные законы, потому что такие люди не имеют права на жизнь. Но дело в том, что он был последним архаичным террористом, и его приберегли как фетиш.
Потом вышел эксперт и сказал:
- Судя по углу раны, действовал левша. Наркотиков не употребляла… Просто пьяна… Следов изнасилования нет.
- Ты снял отпечатки с бутылок?
- Да, снял, - ответил эксперт. - Но ножа нет.
- Может, спросить у подозреваемого?
Тогда Пионов снова взялся за меня.
- Дыхни! Что вы пили?
- Я же сказал. Я - пиво, она - абсент.
- У нее был стресс? - спросил Акиндин.
- Понятия не имею, - ответил я. - Она не исповедовалась.
- Однако, - сказал Акиндин, - всякая вина виновата, - и с вопросительным видом уставился на Пионова, словно его начальник, руководствуясь подобными выводами, должен был повернуть следствие в нужное русло.
Потом я понял, что Пионов давно привык к глупым шуткам Акиндина, потому что они оба учились в одном университете и даже стажировались в одной полицейской академии. Но об этом я узнал гораздо позже, когда Акиндин нашел меня и предложил стать хлыстом - небескорыстно, конечно. Теперь же я безуспешно пытался справиться с наручниками.
- Человек постучал в дверь, а когда я открыл, он ударил меня по голове, - сказал я им, и они рассмеялись, словно услышали глупость.
Потом передо мной присела Люся и внимательно посмотрела на мое лицо.
- Он был в перчатках… - сказал я ей и проклял свою привычку пить по вечерам пиво. Лаврова сегодня была бы как нельзя кстати, пусть с ней и надо было заниматься любовью по первому требованию. Зато мы прекрасно ладили. Господи, ну почему я не пошел домой?! Почему?!
- Позовите врача, - сказала Люся, не оборачиваясь.
Пришел врач, посмотрел на меня, бесцеремонно покрутил мою голову и сказал:
- Удар тупым предметом, скорее всего свинчаткой, - потом добавил. - Обычное оружие ночных грабителей, если не хотят убить сразу.
- Да? - удивилась Люся задумчиво. - Но кого грабить? - Она с холодком взглянула на меня: - Как он выглядел?
- Среднего роста. Во всем черном…
Они почему-то переглянулись.
- Он вам известен? - спросил я. - Он вам известен!
- Ну что, начал за здравие, а кончил за упокой? - подскочив, осведомился Акиндин. - На каторгу захотел, дорогуша?!
Он ошибался. Каторги на Земле давно не было. Вся Земля была каторгой. Но, кажется, Люся с Пионовым что-то сообразили, потому что она быстро сказала:
- Поехали в участок.
* * *
На стол передо мной швырнули пачку сигарет.
- Не курю, - сказал я.
- Как хочешь, - ответил Пионов и включил лампу, свет которой ударил мне в лицо. - Но правду ты нам все равно скажешь!
- Она пила абсент… - начал я снова, загораживаясь от света, - и трепалась о каких-то инопланетянах.
Что я еще мог сказать? Они мне не верили. Они сидели напротив за массивным столом - все трое, включая Акиндина, хотя он еще ничего не понимал в нашей земной жизни.
- Видать, ты мало выпил, - заметил Пионов, - потому что врешь нескладно.
Взгляд его выражал профессиональное равнодушие. Привычка всю жизнь иметь дело с преступниками никому не идет на пользу. Он был даже циничнее нашего брата репортера.
- Не больше, чем вы, когда придушили Луку, - сказал я и вскочил, чтобы уклониться. Он ударил меня в грудь, и я был благодарен, что не в лицо, потому что только отлетел к стенке. При его силе он вполне мог оглушить меня. Я даже не упал, но почувствовал, какой чугунный у него кулак.
- Говори, да не заговаривайся… - равнодушно заметил Пионов, мотнув головой, как бык.
И я, подняв стул, сел на место. Акиндин подошел и приковал мою левую руку к ножке стола. А Люся сделала вид, что ничего не случилось.
- Вы думаете, что я ее убил, врезал себе по голове, а потом пристегнул себя в койке? - насмешливо спросил я, дергая рукой в наручнике. - А почему бы мне просто не выпрыгнуть в окно?
Но, похоже, они и не к такому привыкли.
- Нет, мы думаем, что ты сумасшедший садомазохист, - открыл карты Пионов.
- Тогда отправьте меня в сумасшедший дом, - заявил я, - где я напишу заявление тамошнему прокурору.
- На каждого мудреца довольно простоты, - важно заметил Акиндин, но к нему никто не прислушался, а Пионов перебил:
- Что она тебе говорила в баре?
- Обыкновенный треп…
Но это их не удовлетворило. Они хотели услышать еще что-то, но сами плохо представляли, что именно.
- Просвети нас, - попросил Пионов.
Мышцы на руках у него были такой же толщины, как мое бедро.
- Понятия не имею, сказала о каком-то вторжении. Я решил, что она перебрала.
- Правильно сделал, дорогуша, - согласился Акиндин. - Не буди лихо, пока оно тихо.
Люся криво усмехнулась. Я подумал, что она просто терпит помощника Пионова, как надоедливую муху.
- А подробностей не помните? - спросила она.
- Понимаете, когда женщина пьяна, ее не всегда слушаешь, - сказал я.
Я бы сказал ей, что от женщины ждешь совершенно другого, но она и сама это знала.
- Понятно… - кивнула она, не особенно обидевшись.
Пионов наклонился через стол, и я готов был снова вскочить, но вспомнил, что прикован к столу.
- Если ты нам начнешь впаривать о людях в черном, то мы будем допрашивать тебя без перерыва семьдесят два часа, клянусь, на вторые сутки ты расскажешь, какого цвета белье у твоей жены, и вспомнишь номер счета в своем банке.
- Клянусь! - ответил я громко. - Об этом все говорят, но никто ничего не знает!
Пионов стал красным, как помидор.
- Я разобью тебе голову! - предупредил он.
- Ну хватит! - Люся ударила ладонью по столу. - Тихо! Тихо! - Ее сигарета была продолжением ее указательного пальца, и в отличие от Пионова и Акиндина она стряхивала пепел в банку из-под кока-колы, которая служила им пепельницей. - Ладно! Предположим, ты говоришь правду. Тогда почему он тебя не зарезал?
- Понятия не имею…
- Значит, ты был с ним в сговоре! - ткнул в меня пальцем Пионов.
Стул под ним жалобно заскрипел.
- Послушайте, я вспомнил. В баре за ней пытался ухаживать какой-то тип. Вдруг они поссорились?
- Ага! - многозначительно произнес Акиндин. - Вспомнила кукушка песню!
- Фамилия, имя, где живет?! - тут же отозвался Бык.
Я никогда не терпел несправедливости. Правда, чего еще можно было ждать от полиции? Я уже имел печальный опыт. Он говорил мне - будь настороже. Может быть, это как раз тот случай, о котором предупреждал Арон Самуилович? Может быть, они в сговоре и хотят упечь меня в тюрьму, чтобы я никогда не вернулся на Марс?
- Тогда скажите, что вы хотите, чтобы я сказал?!
- Сператов, говори правду, - подался вперед Пионов. - И иди спать на нары. Кстати, который час?
- Четверть пятого, - ответила Люся. У нее было скучающее лицо. - Ну? - И я понял, что ее терпение истощилось.
- Какую правду?
- Боже! Он идиот! - всплеснул руками Пионов. - Сператов, ты плохо учился в школе! Правда - это то, что мы должны услышать!
- Я ее не убивал! - выпалил я.
- Ладно, - сдалась Люся, барабаня пальцами по столу. - Ты не понял, мы - тоже. Тогда нас интересует, что ты делал поминутно с того момента, когда ушел из редакции. Учти, мы можем обвинить тебя в препятствовании отправления правосудия.
- В оправлении чего? - переспросил я удивленно.
- Правосудия.
- Это как?
- Потом узнаешь.
- Хорошо, - согласился я. - У 'Юрана' плохая репутация. Я сам удивился, увидев ее там. Проверьте, может, это был тип из бара. Может быть, ее муж выследил нас в гостинице? Узнайте, где она живет. Допросите этого Теодора Кашинского и соседей. Кто-то же что-то слышал или видел?!
О том, что я встретил блондинку утром, я почему-то решил не говорить. Что-то удержало мой язык. Инстинктивно я чувствовал, что могу только усложнить свое положение. Самое меньшее - начнут проверять и таскать с собой до самого утра. И, конечно, я не упомянул о планшетнике. В этом случае мне светило два года за разглашение военной тайны.
Люся пускала дымные кольца в потолок. Одно за другим они проплывали сквозь свет лампы и терялись в темном углу комнаты. Пионов качался на стуле, который готов был развалиться под ним, а Акиндин барабанил пальцами по столу. Его щетина за ночь превратилась в густую поросль, а 'мышь' под носом разрослась до размеров кактуса, и он нещадно расчесывал себе шею и подбородок. Я неуверенно замолчал. Меня бесила их профессиональная тупость. Бык засмеялся первым.
- Почему вы смеетесь? - спросил я, выждав, когда первые раскаты его смеха смолкнут под потолком комнаты.
- Потому что ты вздумал учить нас, а сам несешь какой-то бред. Я восхищаюсь твоей фантазией.
- Я не вру… - обиделся я.
- Врешь, дорогуша! - убежденно сказал Акиндин. - Мне в жизни никто не вешал такой лапши на уши.
- Похоже, она недавно прилетела с Марса… - неуверенно сказал я, чтобы только угодить им.
- Это уже теплее, - заметил Пионов.
- Она тебе сама об этом сообщила? - спросила Люся, оживившись, и мне почудились в ее голосе человеческие нотки.
- Нет. Она вообще ничего о себе не говорила. Она просто напилась. Я подумал, что у нее неприятности на работе или дома.
- Почему? - спросил Акиндин.
- Да потому что такие женщины в бар 'Юран' просто так не заходят!
- Еще одно слово, я и убью тебя! - пообещал Пионов. - Уразумел?! Колись быстрее, спать охота!
- Ничего я больше не скажу! - крикнул я. - Хватаете первого попавшегося под руку человека и пытаетесь из него сделать козла отпущения.
- Заткнись! - крикнул Пионов, резко подаваясь вперед. Ножки стула ударили по полу, а на его плечи упала порция перхоти.
- Да пошли вы все! - заявил я им. - Тоже мне начальники! Плевать я хотел на вас! Без адвоката слова больше не скажу!
- Что ты сказал! - Пионов рывком вскочил на ноги. - Что ты сказал!
- Я сказал…
- Что ты сказал?
- Что ты козел!
Он ударил меня в лицо, явно метя туда, куда ударил человек в черном, но я вертелся, как угорь на сковороде. В боксе подобные удары называются от локтя. Но даже такой неправильный удар при огромном весе Пионова был смертельным. Я упал, чуть не сломав руку, а они вышли из комнаты. Боль в руке была неимоверная, я едва не потерял сознание и валялся, корячась, на полу.