***
Костя с Бараско видели, как погиб Леонид Куоркис. Они как раз вышли на опушку, и здесь Бараско взял да бросил первую гайку. А на немой вопрос Кости, почему именно здесь, туманно объяснил:
– Я не знаю, я просто чувствую.
Потянув за собой кусок серой бечевки, гайка благополучно перелетела через невысокий куст. Костя пошел за гайкой, однако именно куст показался ему непреодолимым и он решил обойти его снизу по склону.
– Стой! – крикнул Бараско.
Костя застыл и даже присел от неожиданности. Бараско подбежал шаг в шаг.
– Смотри! – Бараско показал на склон.
– Ничего не вижу, – признался Костя.
– А сухие ромашки на бугре?
– Вижу.
– Я не знаю, как вы это называете. Мы – 'проплешиной' или 'ямой'.
– Какая же это 'яма'? – удивился Костя.
Костя хотел признаться, что он новенький, что многого не понимает, но вовремя прикусил язык. Не надо, чтобы кто-то догадывался о моей скромной квалификации сталкера, подумал он. И решил послушать умного человека, ведь везет не только дуракам.
– Обычно температура такой 'проплешины' выше, чем окружающей травы. Этого бывает достаточно, чтобы там поселилась ловушка.
– Любая? – спросил Костя, с любопытством наблюдая за 'проплешиной'.
– Иногда под тонким слоем почвы живет 'ведьмин студень', иногда 'аттракт'.
– А чем они отличаются?
– В 'студне' кости становятся мягкими, как пластилин на солнце, и человек живет не больше пяти минут. Я знаю одного сталкера, который коснулся 'студня' всего лишь мизинцем левой руки, но зато вовремя успел отрубить себе кисть. Он так ее и таскал на груди, потому что она не разлагалась и даже не высыхала, а стала мягкой, как гуттаперч. А 'аттракт' действует, как горячая песочная яма. Разогревается мгновенно, как микроволновка. Человек варится в собственном соку. Понял?
– Понял.
Откуда он знает о микроволновке? – удивился Костя, но промолчал.
– Поэтому сторонись старых кострищ ну и много еще чего. А вон, кстати, кто-то и лежит… Медведь, похоже. Был такой сталкер.
Костя приподнялся и увидел ниже по склону что-то белое, похожее на кости.
– Вблизи 'ям' резких движений не делай! – одернул его Бараско. – Громко не разговаривай!
Костя снова присел. Действительно, над 'проплешиной' сразу возник горячий столб воздуха. Трава и деревья виднелись за ним, как сквозь линзу. Раздался странный свист. Столб неуверенно качнулся в сторону Кости и Бараско и растаял так же внезапно, как появился.
– Фу-у-у… – вытер пот со лба Бараско. – Кажись, я дал маху.
Костя с удивлением посмотрел на него: неужели они были на краю гибели? Но кто он? Опытен, но, как и всякий человек, допускает ошибки. Непонятно, молод или стар, ежик на голове, первая седина на висках. Шея повязана грязным бинтом. В ботинках красные шнурки. А в глазах тоска. На любой тусовке о таком бы сказали – неудачно понтит друг. На художника не тянет. Скорее – на поэта-отшельника. Диковат. Конечно, подумал Костя, потаскайся шестьдесят с лишним лет по Зоне, и не таким станешь.
– Там 'аттракт' сидит, – уверенно сказал Бараско. – Уходим.
В этот момент они увидели в метрах пятидесяти Семена Тимофеевича. Он двигался в тени деревьев, и Костя, находясь под впечатление увиденного и услышанного, не успел его окликнуть. Может быть, это даже не Семен Тимофеевич? – подумал он, с удивлением провожая его взглядом – уж слишком быстро Семен Тимофеевич шел.
Бараско тоже замер.
– Слышь, ты бы дал мне винтовку? А? – И уверенно протянул руку.
Черт, подумал Костя. Таскаю сдуру. Если б он хотел от меня избавиться, у него было для этого сто десять способов.
– Держи, – и в придачу сунул ремень с патронташами.
Бараско щелкнул ловко затвором и взял под прицел опушку леса. Только тогда Костя что-то сообразил и тоже изготовился со своим 'шмайсером', хотя ему пришлось повозиться с ним – затвор у 'шмайсера' был под левую руку.
Вслед за Семеном Тимофеевичем выскочил большой Куоркис. На этот раз у Кости желание окликать вообще не возникло.
Куоркис почти нагнал Семена Тимофеевича, когда попал под удар 'дровосека'. Все произошло так быстро, что Костя увидел в воздухе только кровавый ком, и они побежали по всем правилам сталкеров, оставив в траве три или четыре гайки. Но прогалину пересекли благополучно и сразу упали за первыми кустами.
– А еще заметь, – сказал Бараско, на которого смерть Куоркиса не произвела никакого впечатления, – что большинство ловушек активизируются только днем. Бойся БЛА.
Костя не успел спросить – почему? Из леса выскочили Калита и Жора Мамыра. Но и с ними Косте почему-то общаться не захотелось. А вот Бараско проявил интерес:
– Интересно было бы знать, куда они идут?
– В Припять, наверное. Куда еще? – ответил Костя. – Хочешь с ними?
– Нет. Тот, кто в Зоне ходит следом, погибает первым.
– Хорошее правило, – согласился Костя и оглянулся: ни Калита, ни Жора к злополучной сосне даже не приблизились, а тут же ушли туда, откуда появились.
После того, как он наслушался Бараско, трудно было обвинить их в равнодушии. Совсем недавно Калита послал его на смерть, и Костя понял, что в Зоне каждый за себя, ну, пожалуй, кроме Семена Тимофеевича и Дубасова. Эти люди проявили к нему сочувствие.
А над Зоной беспечно плыли облака и ласково светило солнце, и Косте в его ватнике, который хоть и был летнего варианта, облегченным, стало жарковато. Но бросить его он так и не решился, потому что остался бы в одной рваной рубахе. Джинсовую куртку он выбросил еще раньше, потому что от нее остались одни лохмотья. Да и честно говоря, голубой цвет в лесу был сильно заметен, поэтому Костя о куртке не сожалел.
Плана у них как такового не было, разве что идти за Калитой в отдалении, поэтому Бараско предложил:
– Пойдем-ка, вооружимся, а то с этими пукалками, – он тряхнул СВТ-40, – много не навоюешь.
– А вот ты где?! – раздался голос, и на тропинке, как черт из табакерки, возник полицай. – Господин капитан страшно недоволен.
– Да… здесь… – неопределенно ответил Бараско, делая знак рукой Косте.
Но и без этого Костя сообразил и вовремя спрятался за толстым стволом березы.
– Ну пойдем, милок, – вздохнул полицай. – Господин капитан приказал доставить тебя живым или мертвым. Только без глупостей. А то смотри, как жахну, – предупредил он.
Положение осложнялось еще и тем, что винтовка у Бараско висела на плече, а в руках полицая держал пулемет-пистолет МР-40. И Бараско знал, что делает пуля калибра девять миллиметров, попадая в грудь человеку. Поэтому он сказал:
– Ты что, Степан? Я же свой. Петра помнишь? Вот ищу вас. Куда же я без своих? Пуская меня Зона сожрет, если вру!
– Знаем, знаем… – словно бы равнодушно заметил полицай. – Я давно заметил, что ты, как волк, в сторону глядишь. Ручками-то… ручками-то… не дергай!
– Да я не дергаю, окстись, Степан!
– Ну и не дергай!
– Да не дергаю!
– Кинь на землю винтовку-то! Кинь!
В этот время Костя никак не мог нащупать рукоять взвода затвора. По привычке он искал ее справа, как у АКМ, а она была слева. Наконец он клацнул затвором как раз в тот момент, когда Бараско вроде бы в растерянности уронил на тропинку СВТ-40. Костя выскочил из-за березы и с криком:
– Умри, сволочь! – дар очередь поперек тропинки, на которой стоял полицай.
После этого он и зачем-то решил посмотреть на результат своей стрельбы. А это была ошибка, потому что он ждал, что полицай упадет, а тот все не падал и не падал, зато приподнял ствол МР-40, и тогда Косте пришлось сматываться быстро-быстро.
Не разбирая дороги, они неслись лесом.
– Ты чего так долго?! – укорил Бараско. – Я уже решил, что уже все – получу пулю от эсесовца.
– Выходит, ты изменил свою судьбу?
– Выходит, – согласился Бараско и от удивления так резко остановился, что Костя наступил ему на ногу. – Только едва в штаны не наложил. Слушай, а ведь это дело надо обмыть!
– Где? – удивился Костя, оглядываясь на заросли молодых елок.
При мысли о еде он вспомнил, что не ел со вчерашнего дня, и в животе заурчало.
– Ну не здесь, конечно, – таинственно сказал Бараско. – А есть у меня одно местечко. Так, где наша труба? – Он взглянул поверх деревьев, ища главный ориентир Зоны – уцелевшую трубу теплостанции за лесом. – Значит, нам сюда! – и уверено ткнул пальцем в чащу.
Через десять минут они ступили на хорошо протоптанную тропинку, которая привела их к широкому, как зев, люку, у которого, сидя на корточках, курил косяк бородатый сталкер в папахе черного цвета. Он мечтательно смотрел на небо в просвет сосновых вершин и сосредоточенно выдыхал дым из ноздрей. Косяк он держал легко и изящно, как секретарши сигарету в дорогих телестудиях. На коленях у него лежал АКМ.
– Что нового, Джангер! – спросил Бараско.
– Сижу курю, – невозмутимо ответил Джангер. – Друга жду.
– В Зону идете?
– А куда еще? Деньги всем нужны.
– Это ты на прошлой неделе на Кровавом болоте 'куни-кори' взял? Говорят, самого 'дантая' обманул?
Как потом объяснил Бараско, 'куни-кори' – это очень слабый антигравитатор, скорее игрушка, чем серьезный хабар. А 'дантая' – охранник, биологический объект с полевыми свойствами. Обмануть его можно, но очень сложно.
– Было дело, – выдохнул сизый дым Джангер. – Но и ты не пустой идешь? – опытным взглядом определил он.
– Сидорович здесь? – ловко ушел от ответа Бараско.
– Здесь, а где ему еще быть? Сидит Иван Каземирович, как паук в банке. А-ха-ха-ха!!!
Костя разглядел на груди у Джангера страшный талисман – гуттаперчевую кисть левой руки с большими желтыми ногтями, и понял, почему Джангер так изящно курит. Правая рука у него за неимением левой сделалась очень ловкой.
– Что страшно, парень? – поймал его взгляд Джангер и показал культю. – От Зоны еще никто не уходил целым. – И снова засмеялся лающим смехом. – А-ха-ха-ха!!! Но ты еще молод, и тебе, возможно, повезет!
Над Зоной красиво и печально запела 'кудзу'. Через мгновение ей ответила другая, потом третья, и мир погрузился в неземную музыку.
Глава 3. Авто Зона
– Пароль? – остановили их два вооруженных человека.
– Авто Зона три.
– Ха! Это вчера было!
Их наглые морды не внушали доверия. И почему Бараско терпит? – удивился Костя.
– Ну тогда Авто Зона четыре, – сказал Бараско.
– Это другое дело. Проходите, – и, ухмыляясь, подняли стволы автоматов вверх.
Костя понял, что они узнали Бараско, а пароль спрашивали для проформы – мол, знай наших, сталкер, и не зарывайся.
– Вначале пойдем заглянем к Сидоровичу Ивану Каземировичу, – сказал Бараско, ориентируясь в подземелье, как у себя дома, хотя здесь было сумрачно и фонари горели через один, на полу валялись бутылки и пивные банки, а еще пахло мочой и рвотой.
– А кто такой Сидорович? – спросил Костя, созерцая это все с огромным любопытством.
Эта фамилия напоминала Косте давнишнюю игру, в которой тоже был такой Сидорович, но без имени-отчества. Этот самый Сидорович раздавал всем желающим оружие и амуницию. Не может быть такого совпадения, подумал Костя. Мистика! Дежа-вю!
– Самый главный начальник южного клана, – объяснил Бараско.
– А что есть еще и северный клан?
– Есть и северный, – сказал Бараско, ловко разминувшись со слегка подвыпившей, полуголой женщиной, которая явно злоупотребила косметикой.
– О! – воскликнула она. – Заглянешь, красавчик?
Костя сразу понял, что потеряет голову – не сейчас, так потом. Нравились ему смуглые, черные, яркие женщины. Ничего здесь не поделаешь. Все его приятельницы тоже были брюнетками, ну, в крайнем случае – темными шатенками. А блондинок он вообще не любил. По утру они ему казались блеклыми, как моль.
– Всенепременно, Завета! – ответил Бараско, улыбаясь натянуто, как перед прокурором.
– Ты не один? – заметила она Костю и кокетливо повела обнаженным плечиком.
Пахло от нее умопомрачительно – то ли мылом, то ли еще чем-то свежим и привлекательным. У Кости закружилась голова. Хорошо хоть Светка с нами не поехала, а то убили бы, как Вадима Рунова и Петю, подумал он, испытывая ко всем им безмерную жалость, а к этой незнакомой женщине – все то, что положено испытывать к красивым незнакомым женщинам.
Вадим Рунов был завредакцией военного канала и упустить командировку в Зону никак не мог. А Пете Морозову – их оператору – просто не повезло – если бы очень настоял, остался бы дома – у него жена родила пятого, а седьмого они выехали. Но Рунов без него обойтись никак не мог. Еще убили техника и водителя в одном лице – Габрикова. Но его Костя знал плохо. Он был из технарей, и к ним на двадцать второй этаж забредал крайне редко.
– Друга встретил, – покорно сказал Бараско, с тоской поглядывая туда, куда они шли.
Должно быть, женщины его не очень интересовали. Или его интересовали одни блондинки. Костя еще не понял.
– Его не забудь, – сказала, сладко улыбаясь, женщина и потыкала Костю острым коготком в грудь. – Я молоденьких люблю-ю-ю-ю…
Костя готов был тут же сгрести ее в охапку, но приличия не позволяли.
– Кто это? – спросил Костя, когда они отошли.
Он пару раз оглянулся, жадно ловя в разрезе короткой юбки светлую полоску кожи. Прошло уже больше двух недель, как Костя последний раз общался с женщинами. Для него это была целая вечность.
– Кто? – переспросил Бараско, думая совсем о другом.
– Ну, эта… твоя знакомая?
– А… – неопределенно произнес Бараско.
Костя понял, что задал несвоевременный вопрос, и тут же исправился:
– Так кто такой Сидорович?
– Сидорович? – задумчиво переспросил Бараско. – От Сидоровича здесь зависит жизнь любого сталкера. Сидорович здесь царь и бог. Хозяин, одним словом!
Интересно, подумал Костя, заранее представляя, каким он его увидит – тамошнего царя и бога.
Под потолком едва тлели фонари. Откуда-то приятно дула теплая струя воздуха. Слева из подземелья доносились громкие голоса и играла музыка. А еще тянуло запахом марихуаны.
Но они пошли в другую сторону. Спустились еще на два пролета вниз, каждый раз поворачивая под прямым углом. Миновали еще одну охрану, которая их беспрекословно пропустила, и попали на самое дно, где пахло плесенью и землей, но было тихо, светло и чисто, как в раю.
Сидорович сидел за стальной дверью с крохотным окошком. Бараско уверенно постучал в него.
– Кто там?
– Иван Каземирович, откройте, это Бараско!
– А Бараско! Какой Бараско? А-а-а… тот самый?!
Крохотное окошко с грохотом открылось.
– Я думал, тебя наконец убило. Ха-ха-ха!
В окошко выглядывал желтоглазый мужчина, сидящий за огромным столом с компьютером на фоне стеллажей с оружием и амуницией. На одной из полок спал толстый рыжий кот.
Иван Каземирович был неопределенного возраста с венчиком волос вокруг лысой макушки. Одет он был, как и Семен Тимофеевич, в безрукавку. Огромный вентилятор раздувал его пряди. Жирные, толстые руки, покрытые белесыми волосами, лежали на столешнице. Да, действительно, очень поход на Сидоровича из игры 'Авто Зона', подумал Костя. Только нос красный и уши торчком, как у вурдалака.
– Да, тот самый! – заверил Бараско и небрежно бросил на полку перед окошком хабар.
Точнее, Костя только потом понял, что это хабар. Был он ни широким, ни плоским, ни круглым, ни квадратным – никаким. Камень, одним словом. Пройдешь мимо такого на дороге и не обратишь внимания.
– Ага… – многозначительно произнес Иван Каземирович и даже протянул трясущиеся ручки, а потом отдернул, словно убоявшись обжечься, но воскликнул:
– 'Анцитаур'! Еханый бабай! Прости, Господи! Что ты за него хочешь?!
Голос у него оказался визгливым, а не как в игре – с рокотом, но все равно властный, не терпящий возражений. А вот глаза были нехорошими – пустыми и равнодушными и самое странное – желтыми– прежелтыми. Таким людям никто не доверяет, подумал Костя.
– А какие расценки?
– Божеские! – Сидорович сглотнул слюну.
– Так все-таки?
– Дам шестьдесят тысяч, – сказал Сидорович так, словно боялся упустить хорошую сделку.
Кот за его спиной проснулся и выгнул спину. У него тоже были желтые-прежелтые глаза.
– За шестьдесят тысяч я уступлю, но договора не разорву.
– Ишь, хитрый! – заискивающе хихикнул Иван Каземирович и снова протянул было волосатые, трясущиеся ручки и снова их отдернул. – Пользуешься моими слабостями и тяжелым экономическим положением.
– Вашим-то?! – удивился Бараско. – Клевещите вы на себя, Иван Каземирович.
– А что ты думал? Конечно, моим. На всех вас у меня денег не хватит, – говорил Иван Каземирович, не отрывая горящего взора от хабара.
Костя от удивления тоже решил прикоснуться к легендарному хабару Но Бараско предупредил:
– Не трогай, опасно!
– А это кто? – спросил Иван Каземирович, нагибаясь и выглядывая в окно.
Кот тоже посмотрел на Костю. Из его глаз, как в мультиках, во все стороны полетели зеленые искры.
– Константин Сабуров. Москва, 'Рен-тиви', – представился Костя.
Последнее у него вырвалось чисто автоматически. Привык он так представляться. Но слова 'Москва' и 'Рен-тиви' не произвели на Сидоровича никакого впечатления – занят он был камнем. Зато когда Бараско произнес: 'Друг мой из начинающих', и подмигнул Косте, Сидорович несказанно обрадовался:
– Молодой человек, это самая лучшая рекомендация. Запомните это, – и даже высунул руку, и обменялся с Костей крепким рукопожатием, прикрыв при этом 'анцитаур' тряпочкой, чтобы случайно не коснуться. – Ладно, ради такого случая накину еще пятнадцать.
– Двадцать! – сказал Бараско. – И деньги на бочку!
Сидорович тяжело вздохнул, но спорить не стал. На полку легли три пачки денег. После того, как Бараско их пересчитал, он снял тряпку с 'анцитаура', положил на него руку и произнес:
– Ну давай, дружок, здесь тебе будет лучше.
Потом он наклонился и что-то пошептал над 'анцитауром', который вмиг стал ярко-красным. По его поверхности пробежала волна. То ли вздох, то ли просто ветер от вентилятора коснулся лица Кости. Бараско удивился.
Не успел он закончить священнодействие, как Иван Каземирович цап-царап – одной рукой схватил 'анцитаур', а другой – захлопнул окошко.
– Побежал прятать, – объяснил Бараско.
– А что это за хабар? – поинтересовался Костя.
– Это камень судьбы. Очень редкий хабар. Их всего-то нашли три штуки. Тот, кто им владеет, держит судьбу за это самое место, – Бараско показал на горло.
– Ну-у-у… и?.. – недоверчиво спросил Костя.
– Мы с ним договаривались. Он изредка мне помогал, – шепотом объяснил Бараско. – Ты же видишь?
– Вижу, – согласился Костя, подозревая, что Бараско разыгрывает его. – Выходит, ты его, Сидоровича, обманул?