"Де-рев-нёв!!! А ещё бывший учитель литературы!!!"
"Оленька, пардон, я тебя не заметил!.."
- А будка-то высотой как раз до подоконника второго этажа! - прошептала Ольга. - Я же вспомнила! САМА вспомнила!
Она зажмурилась, оттолкнулась руками и ногами и полетела вниз.
…
Удар был сильным. Ольге показалось, что её ударили по ногам, потом, сразу же - плашмя - по животу, локтям и подбородку…
Затем что-то хрустнуло, и сразу онемели спина и затылок…
Было удивительно тихо. Она открыла глаза.
"Я лежу на спине. Вон и окно… совсем оно низко, как отсюда кажется. Я, наверное, себе всё переломала и теперь инвалид, Андрюшенька. И ты меня бросишь такую, всю разбитую…"
На глаза навернулись слёзы. Она подняла руку и вытерла их. Надо же, а руки шевелятся…
"Оля, вставай, - мягко сказал Андрей. - Вставай, малыш. Ты ударилась ногами о крышу, потом на пузе съехала по ней и упала на спину. А теперь, пора вставать и уходить. Думаю, у тебя ничего не сломано…"
- Тебе хорошо говорить, - прошептала Ольга, но послушно - тихонько-тихонько - повернулась на бок. Её вырвало и немного погодя стало легче.
"Оля, поторопись!"
"Сейчас-сейчас… я уже… подумаешь, вырвало… помнишь, как мне стало плохо на лоджии от мерзкого коньяка и я так быстро-быстро… ты потом говорил, что это, как по пословице - "метнула харч" - хорошо, что не было никого… Одиннадцатый? Нет, Андрей, десятый этаж… нет, это ты путаешь, а не я…"
Она, шептала, сама не замечая этого. Подобрала сумку, оглянулась, соображая, куда идти - голова кружилась, и всё ещё тошнило - побрела, сутулясь, по двору, волоча за собой сумку, в которой пищал сотовый телефон - маленькая фигурка в холодном гулком колодце серых зданий…
- Ты не думай, Андрей, я справилась… Я тебя очень люблю… я всех люблю… а тебя - сильно-сильно… хоть ты и ростом с меня… маленький… и старый… и усатый… и борода у тебя к вечеру отрастает… колючая… нет, я не реву… это ты ревёшь, а я не реву… это просто снег… это просто… я….. я… за тебя боюсь… ты только живи, ладно?.. я даже замуж за тебя не пойду - живи только….
Только живи!
(рация)
- … Да! Одна. Говорит, с телевидения…. Была у сторожа… Да нет, всего минуты три, не больше… Что? Нет, жива. Сотрясение мозга может только… А? Сторож? Не слыхал он ни хуя! Они с родного входа вошли, а со двора никого не было… Да! Значит, пять окон. Что? Нет, она не знает. Ну, выясняем, выясняем!!! Движения в окнах пока не обнаружено… Да хрен его знает, почему!.. Ладно… ладно… Нет… Домой звонит. Ну, лицо немного, подбородок… голеностоп… Хорошо… К чёрту!
Сайт "Полли. РУ" (баннер):
ОНА ВЫРВАЛАСЬ ИЗ АДА!
СРОЧНО:
Одна из заложниц смогла бежать!
СРОЧНО!"…жестокость и насилие… бывшая заложница находится в шоковом состоянии… смятением и ужасом охвачен весь город… данные о количестве убитых расходятся… количество заложников может достигнуть 40 человек… епархия только что распространила заявление… православие… архиепископ Викентий в своём обращении… бандиты-дезертиры… психологическая помощь… надломанные судьбы… террористы… бесконечный эфир продолжается!
- Захват заложников, стрельба. У нас теперь всё, как у взрослых, господа новостёры, - сказала Вика.
- Ну. Теперь будут мочить в сортире, - пробормотала Оксанка.
- Кого, нас?
- Да всех. По мере попадания на глаза… Вика, давай пересядем? У нас же окно прямо за спиной. Так в спину и всадят.
- Жалюзи закрыты.
- Тем более!!!
- Ну, давай… Эй, солдатик! Можно мы пересядем в уголок?
- Сидите, где сидите, - настороженно сказал Малый.
Он сидел у входа в отдел новостей, там, где обычно сидела Вика. Развлекался тем, что разглядывал отключенные сотовые телефоны.
Оксана вздохнула и пробормотала:
- Солдафон…
- Может, пасьянчик раскинем, чтобы не скучать?
- Не трави душу, - отрезала Оксана.
Все компьютеры были тоже отключены. Серенькие экраны выглядели тоскливо-слепыми. Без суматохи и светящихся мониторов комната казалось какой-то неприглядно-нищенской и праздной. "В первый раз вижу такое, - подумала Вика. - Здесь даже на ночь оргтехнику не отключают. Обычно… за что и получаем постоянно по ушам… А хорошо бы сейчас втащил сюда своё пузо директор Ершов, дал всем пи…дюлей, и разогнал по домам…"
Она представила себе, как дородный Ершов орёт на Малого и пинком выталкивает его за дверь. У Малого виноватая морда. Ершов громогласно обещает ему урезать зарплату… скупердяй старый, можно подумать, он платит всем здесь выше крыши…
А ещё лучше, вваливается сюда вся моя рота отдельного такого-сякого полка…. Ребята матерятся, дают Малому по шее, отбирают автомат… и лейтенант Тихонов, муженёк мой так и не состоявшийся, баран мой тупой и недогадливый, видит меня и обнимает… целует. Целовался-то он хорошо… никто так не целовал меня, дуру неугомонную… судьба это, Вика, говорит. Судьба навеки… а сам… спокойно!.. не надо об этом… отгорело и прошло… пусть живёт со своей сучкой новой… а я буду жить и жизнь свою и дальше сама строить!
После первой суматохи, когда все надсадно орали и толкались, стало спокойнее. Самое ужасное было, когда Малый стал стрелять в потолок. Вика здорово испугалась. Вот, ведь, - мать его, - в Чечне не так страшно было!
Всё так мило шло! Новости оттарабанили без происшествий. Цербера Борща, Игоря Борчикова, шеф-редактора, пописывающего то там, то сям под псевдонимом Марк Резкий, сегодня ещё не было - отлёживался в отгуле, после вчерашнего дня рождения. Обещал, правда, когда в очередной раз звонил по телефону, сразу после новостей провести "разбор полётов", но так и не пришёл.
- Опять, наверное, где-нибудь в Белом доме ошивается. Пятница, - сказала Оксанка. - Помяни моё слово, через пару месяцев или в банк уйдёт пресс-секретуткой, или на "Студию-44" заместителем по развитию.
- В банк и я бы пошла!
- Ой, только не надо, Вика, - дёрнулся Кирилл. - Ты же на голову больная репортёрством. Ты же в банке сдохнешь от тоски! Опять же, новости ведёшь. Диктор. Звезда!
- Не надо ля-ля! - подбоченилась Вика. - Я уже резко поумнела, глядя на некоторых… хрен с ней, со звёздностью!
Кирилл поднял белый пластмассовый стаканчик и провозгласил:
- За процветание банковского дела!
В комнате роилось, как потом выяснилось, восемь человек. Операторы Нестор и Лекс (в миру Нестеров Дмитрий и Сашка Фаридов, подрабатывающий ещё на двух телеканалах); Оксанка-корреспондент, Вика - ведущая новостей и "репортёрщица", как дразнил её Кирилл. Сам он, кстати, должен был сегодня вместе с Лексом ехать к учредителям на завод цветных металлов, но в последний момент позвонил директор Ершов…
- Пришёл гегемон и всё пошло прахом! - в который раз рассказывал Кирилл. - И вообще, хрена ли я тут с вами сижу? Как говорил Гоголь, устами одного из своих персонажей - сижу, греха набираюсь. Даже водители все разъехались.
- Ну, иди, что сидишь? - кокетливо говорила Оксанка.
- Ишь, как попочкой крутит! - орал Кирилл. - Оксана, почему у тебя такая красивая попа? Как у Малахова этого… "Большая скидка" который!..
- Это потому, что он её непрестанно тренирует, - ядовито вставила Инна-архивариус.
- Во-во! Сжимает и разжимает, сжимает и разжимает… и так - каждое утро!
- Фи, старый анекдот! - пьяненько крикнула из противоположного угла Оксана-вторая, притиснутая с двух сторон Нестором и Лексом.
- Слушай, Кирилл, заткнись, а? - немедленно надулась Оксанка.
- Ради тебя… и Виктории… я готов понести любую кару! - Кирилл нагнул голову. - Повинную голову и сеч не мечёт… тьфу - меч не сечёт!
- Девки, мне идти пора, - сказала Вика.
- Вика, ты меня бросаешь… среди этих пьяных животных?! - орала Оксана-вторая.
- Испугалась баба… этого самого, - сказал Кирилл и подцепил пластмассовым ножом огурчик в стеклянной банке. Огурчик сорвался и упрямо плюхнулся обратно.
- Вилку возьми, наказание ты моё, - Вика протянула ему свою.
Кирилл ей очень нравился. Но, - ёлки-палки! - мало ей было красавца-мужа?! Удалой такой… лейтенант. Тоже, бывало, все девки на него вешались! Ну, и где он теперь? Вместе со своими тремя тысячами рублей оклада?.. "денежного воздержания", как сам же и шутил. Нет, девочки-мальчики, нечего тут нищету плодить. Кирилла, вон, и ножом в живот пыряли, и в аварии он попадал, и в драки… а всё на пиво не хватает! Зато вся физиономия в шрамах. Конан-варвар… уральский…
- А всё-таки хорошо было бы замуж за банкира выйти, - задумчиво сказала она.
- Ага, а он скажет - хрена ли ты круглые сутки среди красавцев вращаешься? И бросит тебя. Из ревности, - глубокомысленно сказал Кирилл.
- Это где они, красавцы?
- Там же, где и большие зарплаты, - ехидно вставила Инна.
- Это мы-то не красавцы? Вон - Лекс, Махно, Тарас… Кирилл Деревнёв, в конце концов! Ваш покорный слуга.
Тарас сидел у видеомагнитофона и, надев наушники, расписывал синхроны и видеоряд. Рядом стояла банка с пивом.
- Вот, девки, Тарас. И трезвый, и работает! Чем не жених? Молодой, холостой, незарегистрированный! Скоро Парфёновым станет… местного разлива…
- Мы тут все скоро кем-нибудь, да станем, - раздражённо сказала Оксана и поглядела на часы.
- Что, не едет? - осведомился Кирилл.
Оксана немедленно окрысилась:
- По мне, так пусть вовсе не появляется. Я его не жду.
Она встала и вышла из комнаты.
- А что я? - сказал Кирилл. - Мне по хрен. Хоть с Дедом Пахомом.
- Ой, да ладно, - пропела Инна. - Ну, клеится она к Борщу, и что?
- Он не Борщ! Он, в рот ему лягушку, Марк Резкий, - недружелюбно пробормотал Кирилл. - Нет, девушки, пора мне идти… на холодное жёсткое холостяцкое ложе. Ты слышишь, Вика? Я по глазам вижу, что ты взволнована. В тебе уже зашевелилось сострадание?
- Это у тебя кое-что зашевелилось, - ответила Вика.
- Как зашевелилось, так и отшевелится, - вставила Инна.
- Ну, уж нет! - Кирилла сегодня несло. - Это самое… будет последним, чем я шевельну, покидая сей яростный мир. Я буду способен на любовь до последнего содрогания бренной оболочки.
- Что-то мало нас сегодня, - задумчиво сказала вошедшая Оксана.
- Так ить, матушка! Время-то позднее! Которые путёвые - давно уже по домам и по барам разбрелись.
- Ой, ты разбредёшься… на твою-то зарплату.
Кирилл помрачнел.
- Ты ударила меня по самому больному месту. Можно сказать, плюнула в душу и ногой растёрла… морда ты бессовестная, басурманская.
Прозвище "басурманка" с год назад приклеилось к Оксане, когда, после интервью с архиепископом, на укоризненное замечание архипастыря, мол, курить православной девушке должно быть неприлично, Оксана, невинно хлопая ресничками созналась в том, что она - некрещёная, склонная к атеизму дамочка со стервозным характером.
- Не душа в тебе, Оксана, а пар один, - мрачно сказал Кирилл. - Одно слово - нехристь.
- Парфёнов, на НТВ, говорят, пятьдесят тысяч баксов в месяц имел, - забубнили в углу.
- И что? Ершов, говорят, на выборах триста снял…
- Не триста, а двести восемьдесят.
- Так он тебе лично и поручил… посчитать. Слюни подбери, журка!
Словом, всё сегодня было, как обычно по пятницам, только не так весело. Вчера все основательно наклюкались и сегодня, с бодуна, не веселило ни пиво, ни водка. "Ничего, зато голова перестала болеть", - подумала Вика.
Разговор шёл вяло. Инна, зевая, уже осведомилась у Тараса, собирается ли он сидеть здесь до утра, - ей нужно было взять у него две архивных кассеты и закрыть, наконец, помещение архива. Тарас поклялся, что ему остались сущие пустяки, и застенчиво улыбнулся в бороду.
Полчаса назад к ним заглянула Леночка-гримёр (сама она всё-таки предпочитала термин "визажист") и наскоро попрощалась со всеми. Сегодня она не оставалась на эфир, потому что завтра с утра должна была прийти к 7-30 гримировать Алёнку для записи "Сказок на ночь от Алёнушки" и сидеть ей лишних полчаса совершенно не хотелось.
Обещал вернуться Олежек с Земляникой и Кузей, да что-то их не было до сих пор. Впрочем, завтра они собирались на рыбалку - чёрта ли им сегодня здесь отсиживать?
Заглянул, было, и Дед Пахом - охранник. Прозвище ("Дед Пахом и трактор в ночном" - помните?) ему совершенно не шло. Скорее - мальчик-одуванчик, как сказал однажды Кирилл. С его, - непрестанно декларируемой, застарелой ненавистью к голубым, - розовые щёчки и опрятные лапки длинного Деда Пахома раздражали Кирилла несказанно. Деду Пахому налили полстаканчика водки, дали пирожок и отправили выполнять свой долг. Иначе бы он не ушёл. Работал он недавно и ему, похоже, нравились все, без исключения, девушки АТР.
- Ладно, - уныло сказал Кирилл, - вот ребята придут, и я с ними от вас уйду. В ночь и туман. "А в животе у крокодила - темно и скучно и уныло". И лишу вас своего молодого упругого тела. Вон, Деда Пахома вам оставлю. Для совращения малолетнего… пусть узнает, что с девушками - тоже можно!
В этот момент всё и началось…
…
А теперь это самое "всё" было просто и незатейливо - мелко, тоскливо, мерзко… Вика вспомнила бесланских детей, и ей стало совсем грустно: "Мы-то взрослые все… ну, за исключением Деда Пахома… а там… там они были маленькие…"
"Как Артёмка" - немедленно доложил внутренний голос…
"Б…дь, заткнулся бы!!! Заткнись!!! Слава Богу, Артёмка у мамы, в Алапаевске…"
"А зачем ты его туда отправила, коза? - ехидно осведомился внутренний голос. - Ты любви ждёшь, звезда ты… местного масштаба! И если нет на свете любви большой и чистой, то ждёшь хотя бы маленькой и похотливой… но - своей. Своей, понимаешь, да?
"Ну и что?"
"А то!.. Ты бы к Андрею прилепилась, если бы он вчера опять с этой девочкой не ушёл!.. Он тебе нравится… и Кирилл тебе нравится… а он не пришёл… и вообще, ты с кем была, помнишь?"
"Не помню"
"Ты с Махно была, дура ты ненормальная! А сейчас он около Оксаны-второй ошивается… утешает…"
"Ну, и что?"
"Это сейчас "ну и что", а ночью ты здорово ревела, помнишь? Ты же разобиделась на Махно, что он около тебя отирался, а провожать не пошёл! Потому что мужик… Потому что хочется, чтобы не просто Вику-отчаюгу, матершинницу и Мисс Строптивость в тебе видели, а женщину… чёрт бы их всех побрал!!! Женщину, а не военфельдшера или журналистку с красивыми ногами и киногиеничным лицом…"
"Да ты ЗАТКНЁШЬСЯ, или нет?!!"
Вика вдруг вспомнила, как визжала Оксана-вторая: "Ты чего? Вы чего? Ну, хочешь, боец, я тебе отдамся?! Тебе, лично! Только не трогай его, слышишь?!.."
Впрочем, все мы визжали…
Кирилл матерился, орал. Солдат этот, Малый, стрелял в потолок коридора. Бегали все, дёргались… дурдом! Дед Пахом, бедный, с разбитой мордой сидит. Дамочка с прямого эфира… не знаю, как зовут… на ней вообще лица нет. У Малого коробка эта… страшная, с динамитом. А, ведь, дети. Сущие дети!
Динамик ожил и пробурчал:
- Ты нормально?
- Нормально, Светик.
Только что влетел возбуждённый Мустафа. Он несвязно, путаясь в словах и оглядываясь, бормотал что-то про какую-то дверь. Андрей не сразу понял, что они имели ввиду и теперь холодел, думая о том, что за этой дверью может сидеть перепуганная Ольга.
Из коридора доносились осторожные, но вполне внушительные удары. Два придурка пытались прикладами сковырнуть врезанный замок.
- Слушай, - не выдержал Андрей. - Там, около сортира, есть шкаф. Железный. Справа. В нём инструменты должны быть.
Москвич набычился:
- А что это ты так ёрзаешь?
Андрей хотел уже сказать дерзость, но удержался.
- Жена у меня там сидела, - сухо сказал он. - Не знаю - ушла или нет.
… что сейчас подумала Ленка - бывшая жена?.. и дочь?.. Он мысленно взмолился, чтобы они ничего не видели, вообще не смотрели телевизор и ни о чём не знали.
Мустафа выскочил обратно в коридор. Удары внезапно прекратились. Похоже этот… Филон, высадил-таки хлипкую деревянную дверь. Андрей вспомнил, что на днях её нечаянно выворотил сын директора Ершова. Вместе с косяком. Так, мимоходом толкнул, балуясь…
- Что там? - заорал напрягшийся Москвич
- Ща… - донеслось из коридора, - посмотрим!..
- Филон, сами не лезьте! - ещё громче кричал взвинченный Москвич, вставая и судорожно поворачивая ствол от Роальда Вячеславовича к двери студии.
- Давайте, я загляну! - взмолился Андрей, путаясь пальцами в проводе петлички.
- Да любого давай! - испуганно орали из коридора. - Тут окно открыто!
Господи, хоть бы не убилась! - мелькнуло в голове. Всё стало ясно - Ольга всё-таки рискнула… молодчина!.. малыш мой любимый… хоть бы…
- Сидеть! - кричал Москвич, больно тыкая Андрея под рёбра своей чёртовой железякой.
- Хватит орать! - яростно захрипела Светка, и динамик взвизгнул.
Видно было, как рядом с ней топтался внезапно побелевший Вован, прикладывающий автомат к плечу. Похоже, ему уже мерещились спецназовцы, лезущие в окно режиссёрки.
- Иду! Иду уже! Тихо! - вдруг по-заячьи пискляво закричали в коридоре. - Не стреляйте, иду!
- Гошка… - обречённо выдохнул Роальд. - Убьют же…
Слышно было, как Гошка яростно кричал уже из рекламного отдела:
- Ну, чего вы сыте, козлы, нет здесь никого! Вот вам вот шкаф, столы, стулья!!!…нетникогопаразитыуродыпоганые… нет тут! никого!!!
- Давайте все успокоимся, а?!! - не своим голосом взвыл Андрей.
Стало тихо. Совсем-совсем тихо. И в этой тишине за стеклом появился взъерошенный Гошка с заплаканными глазами, вытер рукавом мокрое красное лицо, наклонился к пульту микрофона и сказал севшим голосом:
- Там никого нет, Андрей. И во дворе никого видно.
В дверях появилась сконфуженная рожа Филона. Он явно хотел что-то сказать, но только открывал рот, глядя на Москвича.
- Так, - сказал Москвич, ни на кого не глядя, - Мустафа и Филон сейчас забаррикадируют дверь…
Из коридора вдруг радостно донеслось:
- Пацаны! К нам депутат! Из Москвы-ы-ы!
- Не понял… - растерянно сказал Москвич.
Из-за стекла донёсся истерический хохот Светки.
- Господин депутат Государственной Думы и член комитета по безопасности Адрон Басов ругаются, как извозчик-с, - наконец, не утерпела Яна, набирая очередной номер.
После того, как Басов размахивая депутатским удостоверением ("а то его каждая собака в городе не знает" - подумала она) наорал на каких-то квёлых, но настойчивых ментов, пытавшихся вытолкать их из подъезда АТР, самым главным было дозвониться хоть до кого-нибудь внутри студии.
- Вы только, Бога ради, не стучите в дверь! - трясущимися губами шипел Борщ, он же Марк Резкий, он же Игорь Борчиков, шеф-редактор отдела новостей. - Блин, слава Богу, я опоздал! - в сотый раз нервно хихикнул он.
"Вот, ведь, странный парень, - подумала Яна. - Трусит, дрожит… а не уходит!.. Почему? За коллектив боится? Что-то не похоже на него, ох, как не похоже!.."