– Я люблю тебя, – прикоснулась к щеке и потянулась к губам, забыв о своих товарищах. В тот миг, когда губы Стаси коснулись губ Чижа, капсула раскрылась, вонзив острие щупа в кожу пальца, пробивая ее насквозь. И вошел в рану, выпрыснув каплю в кровь.
Зрачки Стаси расширились и застыли. Тело онемело и словно растворилось то ли в поцелуе, то ли в мареве поплывших картинок – бреда ли, яви – не разберешь.
Пробы оказались пустыми. Химический состав был сродни амортизационной жидкости адаптированной и максимально приближенной по соединениям к человеческой крови. Но это была не кровь.
Фил нахмурился: опять сюрприз. Сколько еще преподнесет их ему незнакомка? Вот уж экземплярчик, и захочешь – второй не сыщешь. Подумать – она причем? А все же сомнений нет – связаны. По факту анализов – роботы мужского пола, хорошие, почти уникальные машины по составу, параметрам и функциям. Подобных на земле еще не создали, поэтому случайно рядом со столь же выдающимся из общей среды существом, оказаться не могли.
К чему такие рядом с живой женщиной? Понятно – охрана.
А к чему охрана?
Два варианта – женщина особа ценная, возможно элитных кровей. Или лазутчица. Но одно другое не исключает, а вместе навевает один вариант вывода – Локтен крупно повезло и мешкать преступно. Вряд ли ее отдадут патрулю и отряду зачистки. А значит ждать нечего.
Пусть их, – махнул мысленно рукой и нажал кнопку передачи информации. Хорошо, что у него есть все необходимое и он смог связать двойники.
Станислава затрясло в кресле. Минута и голограммная информация ушла на фотонный уровень, еще пол минуты – вошла в торсионное поле, разбилась на фрагменты и устремилась в неизвестность. Конечный пункт – Исток. Проследить путь невозможно – скорость перехода частиц превышает сверх световую скорость, но вот итог Локтен увидит. Должен.
И вздохнул – а если нет?
Предательская мысль, неуместная. Прочь ее. На этот раз все получится.
И тут дисплей выдал неприятную новость – объект вошел в фазу комы.
Параметры жизнедеятельности Станиславы снизились до минимума. Что за ерунда? – подумал Вит и, не церемонясь отодвинул Тео. Провел ладонью над лицом, телом, снимая показания. Нахмурился: состояние сродное летаргии. С чего? Кровопотеря и раневая поверхность тянут максимум на снижение давления и слабость, но не на подобный сбой биологической системы. Тогда что с человеком?
– Что с ней? – испугался парень.
– Спит, – буркнул капитан, поднимая женщину на руки. – Уходим. Будет время – разберемся.
– А если?…
– У нее нано чип – умереть не даст.
Успокоил? – уставился на каменную физиономию робота Филосов.
Извини, больше порадовать нечем, – выдал взгляд.
Она плыла. Вереница искрящихся частиц, кружа шла по спирали куда то вдаль, в туман и глубокую синеву, казавшейся одновременно нежно голубой, светящейся. Было тихо и одновременно шумно. Словно в волны радиопередачи вклинивались то одни, то другие носители, перебивали друг друга, шептались, пели, гудели и звенели. Слова, фразы, ноты, звуки и эхо, и при этом тишина.
Как так?
Бред?
Кто она, где?
Свет и мрак, радуга красок от пастельных до самых насыщенно ярких, от знакомых, до не имеющих определения. И истома, покой до умиротворения от края до края. Ни мыслей, ни стремлений – все предопределено, все известно, и нет любопытства, интереса, нет желания, но нет и равнодушия. Ясность и четкость – так надо, только так.
Она одна и все же с кем то. Она живое мыслящее, воспринимающее существо и все же не существо, не предмет и не субстанция, ни поле и даже не частица. Постфактум неизвестности, не имеющей определения, но имеющее место быть.
И нет вопросов, нет ответов. Не нужны.
Так и плыла подобная меж подобными, играя светом и тьмой, соприкасаясь и отдаляясь, внимая и делясь, и вроде пела, вроде шептал, но и молчала.
К ночи группа остановилась в подземном алькове. Пока здесь, на глубине, в лабиринте глухих темных переходов они были недосягаемы для преследователей, но рано или поздно им придется покинуть укрытие, а это значит, вновь вступить в бой.
Тео уложил голову Стаси себе на колени, с беспокойством поглядывая на нее. Женщина выглядела как глубоко и спокойно спящий человек и казалась ему ослепительной в своей умиротворенной и одухотворенной красоте.
– Спящая красавица, – прошептал и смутился под взглядом Вита. – Была такая сказка. Мне мама в детстве читала. Здесь же, между прочим. Вон и огарок еще остался.
– Странно?
– Немного. Такое чувство, что время вспять убежало… Мама погибла, как только мы вышли отсюда.
– Ничего в точности не повторяется, – сказал Дон.
Утешил? – глянул на него парень и покосился на Стасю. Она не мать и он уже не тот мальчик. Так что, в точности по любому не повторится.
На душе хмуро стало, темно как в этом "склепе".
Стас выставил руки, как слепой бредущий наугад.
Что происходит? – насторожился Фил: парень в коме и под гипнозом – он в принципе не может двигаться.
Но Аржаков опровергал все известные постулаты всех известных наук, продолжая вводить доктора в шок – он исчез секунд на пять и снова появился. Открыл глаза и уставился на Локтен через монитор въедливо, невидяще и одновременно укоряюще. Голограмма информации ДНК исчезла, словно ее не было вовсе, а ДНК у парня отсутствовала в принципе. При этом датчики показывали нулевую температуру тела и отсутствие сердцебиения, пульса, мозговых и нервных импульсов.
Стас был мертв и все же явно жив.
Фила прошиб холодный пот. Мужчина попытался оторвать взгляд от монитора или выключить его совсем, только чтобы не видеть пустых и одновременно полных жизни и движения мысли глаз. Но не смог и пошевелиться. Они затягивали его, как в омут влекли в темноту и тишину. И доктору вспомнились старые раритетные издания про ад, что ему довелось изучать еще юношей по курсу психического воздействия на массы.
Тогда он не верил в него, как любой житель земли, но считал изобретение чистилища очень удачным и удобным для сдерживания вольнолюбивых настроений в умах человечества. Он изучал его, как приспособление, техническое средство, как пульт управления планером, с разницей лишь в том, что этот пульт управлял человеческим мышлением и весьма успешно в свое время. Но оно прошло, кануло в лету как времена переносных мобильных приспособлений, Интернета и самолетов, как пилюли от депрессии и шовный материал. Устарело и сгинуло. Ни ад, ни рай не пугали и не привлекали, став химерой истории человеческой, одним незначительным пунктом в пройденном пути.
И вот вдруг ожили, зашевелились и вошли в реальность как человек в комнату.
Локтен почувствовал дрожь до озноба, потом вдруг сердце сжало от сожаления, непонятной, необъяснимой тоски и ринулись слезы из глаз. Он плакал не понимая, что плачет, сожалел о чем то неясном, винился в неосознанном. Он размяк и растаял как сливочный крем и не знал, как себя собрать. Провалился в пустоту и одновременно наполненность зрачков Станислава, застыл, как статуя, потеряв счет времени, забыв, где он и кто. Он смотрел в зрачки, но видел прошлое, настоящее и будущее, ленту жизни и жизней, мира и миров. Видел себя и соседей по улице, коллег и высоких гостей, подопытных и использованных в научных целях животных, людей. И видел связь меж смерчем в далеком прошлом с активностью солнца в далеком будущем, повядшей розой и снижением рождаемости, сбоя программы наноробота и крушения космолайнера. Он видел как миры закручивают свою спираль "ДНК" и понимал, что при всем прогрессе и высочайших достижениях в парпиксельных и голограммных технологиях, они недалеки как дети, уязвимы и беспечны, и дружным шагом идут в ад с гордостью и самолюбованием неся головы всего мира на плаху, которую сами же мастерили столько веков.
Права была "гостья", права, – холодком по коже пробежала мысль.
Войны и обнищание, разделение на статусы и ранги, уровень достатка и развития, освоение новых технологий, направлений, территорий и полная слепота – вот их удел. Мрак в зрачках сходный мраку в умах, поглощающий, убивающий, вырезающий то, что являло суть человеческую, равняло его с любым самым микронным атомом вселенной, все системы взаимосвязей. Их больше не было – порваны и растоптаны в угоду роботов, которых уже не отличить от людей, как людей не отличить от роботов. Убийство человека ли, системы, цветка или позитивного настроя оправдано ли, вольно – не вольно – рождало целую цепь убийств. И мрак ширился, множил директории захватывая все больше в свои сети, коверкал порядок превращая его в хаос. Как зеркало, отражая все природные законы с точность до наоборот.
А они думали – хаос упорядочили.
А они были уверены – идут к свету, рождают благо.
Дьявол – они сами, ад – их мир, созданный ими же – райские кущи фешенебельных районов, умной техники и дутых, пустых целей, ведущих по жизни.
Дьявол, рождающий мертвое, рождающий то что убивает и убивающий, то что рождает. И Творец что жив, но отвергнут, отторгнут, мертв в этом мире и все же жив, все же вечен, бесконечен и рождает, греет, растит, поднимает, множит. Живет вне зависимости признан или нет. Творит ради творения.
Локтен не заметил, как Стас растаял, превратившись в полевое облако, и проявился вновь у стекла. И продолжал смотреть на доктора уже не с монитора, а через стекло – глаза в глаза. В них больше не было печали и укора, как не было пустоты – в них жило понимание, прощение и уверенность.
Парень знал, что ему нужно сделать, но даже не задумывался – зачем.
Он улыбнулся Филу и мужчина тут же заснул, ткнувшись носом в пульт. А парень, открыв дверь бокса, не приложив при этом и толики усилий, взял все пробы Стасиной крови из стойки перед Локтен, и вышел из лаборатории. Никем не замеченный прошел на стоянку. Взял планер и отправился к Центр Климатологии.
Его цель была – водосборник и дождевые зонды.
Спроси его: к чему, зачем, почему? Он бы не ответил. Но точно знал – надо, это его цель, главное дело. То, ради чего он родился, для чего жил.
Стася нырнула в облако света и скорее ощутила, чем увидела огромный столб, сияющий и переливающийся яркими красками миров и галактик, что веером опоясывали его и были малы как лепестки и все же огромны как он сам. Они соприкасались и одновременно были автономны, были началом и концом, бесконечно повторялись в самых разных, но все же перекликающихся, подобных вариациях уходя в них как от минуса к плюсу, от ноля к десяти до полной неузнаваемости начального и последнего этапа, чтобы начать новый этап и образовать новый веер, где все так же повторится.
Она прошла свет и была вытолкнута с обратной стороны, став носителем того света, став огнем, искрой Истока. Понеслась в неизвестность, собирая частицы и сгустки полей, обрастая ими как чешуей и вот столкнулась с большим твердым и ленивым существом, фланирующим в пустоте. Была принята как родная, сжилась, сроднилась, и знала о нем больше чем о себе. И застыла. Ее уже не было, потому что она была везде и летела без цели, но в поисках. Не знала, что ищет, но знала что найдет. Как парус на ищущем пристань корабле, летела, куда ветер пригонит и, отдавалась ему, сплавливаясь, сродняясь пока он не стал ею, а она им. Как метеоритная порода, на которой пригрелась, как снующие разноформенные сгустки и частицы. Множилась как они, раздавая себя и получая часть их взамен. Она летела в разные стороны и все же – в одну. Была частью и одновременно единством, искала уже найдя. Не встретила ничего нового и все же знала что все вокруг новое, молодое, ждущее и живущее.
И вот падение, всплеск, россыпь камней, льдинок, взвеси. И шепот, шорох, мановения множества подобных ей частиц, кружение в поиске пристанища, внедрение в новую субстанцию. Свою и чужую, знакомую и незнакомую. Жажда обладать, желание отдавать – норма, как слышать и видеть, не видя и не слыша, как дышать и чувствовать, но не дышать и не чувствовать.
Ждать и множиться, растворяясь в множестве и оставаясь частью. Преобразовываться, творить без устали.
И в какой то миг понять – ты стала реальностью, но еще не родилась. И понять, что жаждешь уже проявиться. Но кем, какой, каким? Формы как проспект ярких картин, бесконечность преобразований и примерок на себя того что видела, знала, пока не найдена удобная, приятная, нужная, понятная. Колебания полевых структур, потом более плотных масс, дымки, облаков, ветра, песка. Вверх – вниз: полет – падение, облако – капля, сухая масса огня и пар, опять вода.
Вода и огонь – цикл за циклом не врагами – друзьями, помощниками, соучастниками творения, великими напарниками. Сплавленными вместе и все же свободными друг от друга.
Вода точила, огонь огранял и реализовал.
Песок. Его форму подсказало облачко, отразило себя в нем, а то в облаке. Но одна песчинка ничто – нас должно быть много.
Много – подхватил огонь. И свет поделил мир с тенью, как земля разделилась с небом, чтобы дать новую жизнь, клонировать себе подобных, в которых точно так же огонь сживется с водой, а свет с мраком и придет время – будет разделен вновь, чтобы снова соединиться.
Жажда творить суть всего сущего и насущего – отражение уже сотворившего, та инерция, что не даст погибнуть жизни, и будет толкать, заставляя вечно двигаться, стремиться к реализации.
Но кто, какой?
Плоский след необычный, непривычный, нежданный и все же знакомый, вдавливается в песок. Потревоженная вода мигом передает информацию и начинает копировать его, образуя подобия: инфузории, бактерии. Те множат себя, клонируя отображения точные и приближенные к точным. Разветвляются, уплотняются.
Стася ждет и участвует в преобразовании, как ребенок, пробуя на вкус знакомые и не знакомые предметы. Она продолжает искать и, кажется, близка к цели.
И вот существо. Оно притягивает ее и кажется знакомым, но его ли искала?
Она закружила вокруг рассматривая черты, запоминая форму. Он был похож на звездочку с вытянутыми углами и совершенен в своем несовершенстве. Миг или век они смотрели друг на друга, как на отражение в зеркале, понимая, что одно? И вот расстались, обменявшись своими же полями, оставляя себе вместе с ними память о той части что уйдет. Он исчез, она осталась скитаться дальше и искать, но в память о нем, в котором она, приняла его форму, считая что такой и должна быть, пока не встретит то что ищет.
Еще один след, бурая капля, и ликование. Кажется оно, кажется то, что искала.
Подъем чуть вверх – знакомые черты и звуки. Еще один – она, еще одна часть ее!
Вид сверху, снизу, со всех сторон, снаружи изнутри и спешное формирование подобия до запах и цвета, до тончайших флюидов, по подсказке той бурой капли – так надо.
И вот вид с одной плоскости. Как необычно, как странно.
Крик без звука, зов оглушающий, но полной тишины. Рука протянутая, но не видимая, не принятая, не понятая.
– Не уходи! Не уходи!!! Стой, стой иииййй…
И. И. И и и.
Эхо. Гул и шелест волн – ее самой, но уже не ее…
– Не уходи, – прошелестело. Чиж замер, покосившись на Стасю, что хмуро обозревала океан, словно тоже что то услышала, а может, увидела.
– Ты что то сказала?
Женщина глянула, как огнем опалила и Николай поморщился, отворачиваясь: мерещиться уже всякое. И чего он спрашивает? К чертям бы ее послать за все выкрутасы. За что она с ним, как с врагом заклятым и даже не подступиться к ней, чтобы хоть какие то пояснения – объяснения получить. А тут послышалось, что зовет, да так, будто душу ей от печали выворачивает.
Как же, позовет, – с тоской покосился на прошедшую мимо женщину и поправил лямку РД с зондами.
Я – она, я – он, он – я, она – я. Мы одно.
Стойте. Куда же вы? Стойте!!!…
Порыв ветра бросил щепоть воды в спину Х Русановой и та будто споткнулась – замерла, похолодев. Осторожно повернула голову, уже зная что увидит, и все же, окаменела.
Николая к месту пригвоздило, в песок словно вбило и закрепило. Стоял дурнем и чувствовал лишь одно – ужас.
Из воды поднялась дымка, отделившись от поверхности волны, лизнувшей след его ботинка на песке. Легким облачком проползла в сторону и остановилась между Стасей и Николаем. Преобразовалась, превратившись в женщину – полную, почти точную копию Русановой.
Иштван, не слыша шагов за спиной, обернулся и в ступоре потянул за рукав Сван. На песке Пангеи у берега мирового океана теперь появилось четыре статуи.
– Э?… А? – ткнул в сторону дымчатой Стаси пальцем Пеши, требуя объяснений у друга, но тот отчего то лишь перекрестился.
– Еёё!! – донеслось, приводя в чувство всех – Борис заметил отставание товарищей и обернулся. Увидел призрак и громко призвал к вниманию остальных.
– Это… Что ж это? А? Хм, – выдал Ян, нахмурившись. Лаборанты осели на контейнеры. Иван осторожно пошел к патрульным, предусмотрительно обходя привидение как можно дальше. Он единственный не удивился, но озаботился и насторожился, что заметил Иштван.
– Что это? – требовательно уставился на командира.
– Хороший вопрос. Подбери еще пару – отвечу оптом, – буркнул, проходя мимо. Остановился рядом с парализованным, ничего не понимающим Чижом и упер руки в бока, хмуро поглядывая на призрак. А та, ну точь в точь Стася от макушки до ступней, только прозрачная и немая. Руки тянет, колышется и словно уверяет в чем то.
– Не спроста, – протянул Борис.
– Не к добру, – заметил Ян и покосился на Стасю из плоти и крови.
Чиж испугавшись за нее, рванул к женщине, загородил собой. В его уме жили суеверия его века. Он помнил рассказы о последствиях встреч с двойниками. И точно знал – то не байки, не шутки. Друг его, Виталий, перед боем ночью вот так же себя увидел. Ходил его двойник по окопу и сигареты "стрелял". Перед ним остановился, в глаза взглянул и растаял. До утра парень не дожил, погиб от шальной пули.
– Чур тебя! Уходи! Ее не трогай – меня возьми, – прокричал в прозрачное лицо подплывшего к нему призрака. Оно исказилось и стало почти плотным, почти неотличимым от оригинала. Но поразили Чижа глаза – они жили на "лице" будто отдельно и были реальны от кончика ресниц до крапинок радужки. В какой то миг ему показалось, что именно эта Стася настоящая, а та, что за его спиной – призрак. И потянулся, поддавшись порыву, испугавшись уже за эту. – Что с тобой?
И очнулся, услышав шум падения – Х Русанова рухнула в обморок. Николай приподнял ее, прижал к себе и услышал то ли мысль, то ли шепот:
– Не она, не она…
Он удивленно уставился на призрак и увидел, как тот испуганно отходит.
– Или не я? Не я…
Что то было не так, но что она не могла понять.
Она знала его и не знала. Он видел ее и не видел, знал и не признавал.
Она видела себя и понимала, что это она, но не понимала, почему он этого не понимает.
Остальных не видела – чувствовала. Их эмоции мысли внедрились в ее поле, как вернулись на родину, и осознались, четко распределившись по тяжести полей: страх, непонимание, сомнение. Масса, сонм братьев и сестер частиц, каждая из которых сообщила все что увидела и узнала пока скиталась, и теперь знала она и засомневалась сама, испугалась, примерив на себя, что выдали знакомые незнакомцы.