– Мы и так фактически идем по самому краю аномальных полей, – пояснил он. – Короче, как нам аномальный фронт позволяет, так и идем, и скажи спасибо, что пока он оставляет проходы в том направлении, в котором нам надо. Справа точно не обойдем, разрывов в цепи ловушек нет до самого моста. Слева вроде бы есть проход обратно к озеру, но потом какую петлю придется закладывать. И не факт еще, что там дальше не перекрыто все наглухо.
– Кабаны, – тоскливо проговорил Енот. – Ненавижу этих тварей.
– Кто ж их любит. – Патогеныч, не отрываясь, изучал обстановку на мониторе. – Всем видно? Центр проспекта чист, но возле следующего дома я бы покидал болты на всякий случай. Не нравится мне вот этот перекресток… – Он быстро чертил пальцем по экрану своего монитора, и на наших электронных картах появлялись светящиеся точки, линии и кресты. – И вот эти две телефонные будки. Странные пятна на датчике. Что угодно может там прятаться. Вова, пойдешь с левого фланга: главное, не мельтеши, твоя единственная задача – эти две будки. Нет, лучше Гусь, у него снайперка. Слышишь меня, Гусь? Глаз не своди, а лучше сразу целься. И контролируй, пока не пройдем. Движемся плотной группой по центру трассы, четыре человека в авангарде. Я, Муха, Енот и Хемуль. Борода, держи арьергард. Вова с Бахчем – один справа, один слева, держим перекресток, следим за окнами и по возможности помогаем огнем авангарду. Динка в центре, старается не мешаться, в случае чего тоже поддерживает огнем. Если кто-нибудь попадет мне в задницу, шкуру спущу. Диспозиция ясна?
Мы дружно отозвались в том смысле, что да, ясно, без базара.
Я охотно переуступил свои командирские права Патогенычу, который до этого как бы выполнял при мне обязанности сержанта. Командовать должен ведущий, а мне на обратном пути приходилось плотно опекать Динку и следить, чтобы не совалась, куда слепая собака это самое. Тем более что у Патогеныча, как ни крути, больше опыта по уничтожению кабаньих стад.
Мы вышли из-за угла, уже выстроившись в боевой порядок. Проспект был просторным, в самом начале его с двух сторон обступали старые здания полувекового возраста – одинаковые бетонные ульи с крошечными квартирками и узкими грязными лестницами. В одной из таких я вырос – правда, не здесь. Неширокая улица Киргизская в Харькове, неподалеку от Одесской и проспекта Гагарина, с ее вьетнамскими общежитиями, разрушающимися от ветхости торговыми подвалами, непролазной грязью и дорогами словно после массированной гуманитарной бомбардировки миротворцев…
Между домами виднелись одноэтажные магазинчики, облупившееся здание почты и чахлый скверик, за прошедшие годы превратившийся в уродливые джунгли. Я показал на него Бахчу: особое внимание. Татарин кивнул. Возле тротуаров кое-где стояли легковые машины и грузовые "ЗИЛы", в одном месте поперек трассы расположился какой-то древний автобус с развороченным прямым попаданием из миномета бортом – кажется, эту модель наши предки называли "ПАЗ". Над унылым пейзажем висела удушливым облаком атмосфера всеобщего разложения, заброшенности и разрухи. Одним словом, пасторальная идиллия.
Возможно, картина не была бы настолько удручающей, если бы не внешний вид зданий. Когда произошел Второй взрыв на ЧАЭС, основная часть аномальной энергии выплеснулась прямо на город. Рассказывают, тогда здесь творились абсолютно дикие вещи. Не уверен, что сталкерские легенды во многом правдивы – едва ли осталось достаточно живых свидетелей, чтобы рассказать о том, что происходило во время самого первого в Зоне выброса. Однако поразительные следы катастрофы говорили сами за себя.
Многие дома на улице растрескались так сильно, что через трещины, сквозь весь массив здания, было видно небо. Однако они не рассыпались и продолжали стоять вертикально, удерживаемые неведомыми науке физическими силами. Некоторые дома наклонились над дворами или над тротуаром проспекта, словно поставленные вертикально и разогретые бруски пластилина, которые сначала потекли, а потом застыли в самых неустойчивых положениях. Правда, с тех пор ни одно из таких зданий не осыпалось и не рухнуло, так что насчет неустойчивого положения – это еще как сказать. Впрочем, желающих заходить внутрь все равно не находилось.
Одно из зданий прямо посередине было плавно развернуто на девяносто градусов: первые четыре этажа смотрели фасадом на юго-запад, а верхние четыре – на северо-запад. Этаж между ними оказался искорежен и вытянут по горизонтали, словно был построен не из железобетона, а из эластичной пены-утеплителя или начинки от шоколадного батончика. Создавалось впечатление, что какой-то новоявленный бог – или, скорее, дьявол – пробовал здесь свои новые возможности и способности. Не исключено, что именно так все и было.
Стая кабанов мирно паслась посреди проспекта, наполовину заслоненная от нас печально обвисшими лопастями сбитого вертолета. То есть паслась – это я неправильно выразился. На самом деле в Зоне нет травоядных мутантов. Подсвинки с девочками лениво рвали два трупа, валявшиеся на тротуаре. На одном покойнике был камуфляж, но я не сумел разглядеть никаких опознавательных знаков и в конце концов решил, что это зомби – в Мертвом городе их было полно, они стекались сюда со всех концов Зоны, словно на ярмарку. Другой был абсолютно голый, полуразложившийся и уже настолько растерзанный, что я с большим трудом признал в нем молодого кровососа. Матерый вепрь-секач, видимо сытно отобедавший самым первым, по льготному тарифу, бесцельно бродил по противоположной стороне улицы, обнюхивая бордюр тротуара.
– Плотной группой, – сквозь зубы напомнил Патогеныч. – Борода, не отставай. Гусь, держи телефонные будки на контроле, глаз не своди…
Фыркнув, одна толстая свиноматка уставила на нас налитый кровью глаз. Поводила пятачком, нервно хрюкнула. За ее спиной глухо зарычал молодой кабан. Я неторопливо надвинул на левый глаз целеуказатель и прищурил правый.
– Бьем на тридцати метрах или ближе, – проговорил Патогеныч. – Лучше по команде. Нечего зря патроны просаживать, небось денег стоят.
Неторопливо двигаясь кучкой в сторону кабанов, мы взяли оружие на изготовку. Даже Динка вытащила свой "хай пауэр" и, обхватив рукоять обеими руками, держала его дулом вверх у правой щеки. Шедшие в первой шеренге Патогеныч с Енотом на всякий случай проверяли подозрительные участки асфальта болтами, не отрывая внимательных взглядов от стада мутантов, агрессивно перемещавшихся поперек улицы метрах в ста пятидесяти от нас.
До тварей было еще довольно далеко, однако я вдруг почувствовал стремительно подступающую волну знакомого озноба. Если горло перехватывает спазмом, если пульсирует кровь в кончиках пальцев, если волосы на загривке поднимаются дыбом, если кожу вдруг обволакивает невидимая ледяная простыня – немедленно оглянись. Пари держу, что где-нибудь неподалеку увидишь много интересного, как говорит в таких случаях Черный Сталкер, и скорее всего жив останешься, если предпримешь что-нибудь для своего спасения. Эта физиологическая реакция организма на невидимую опасность, непонятно чем обусловленная, не раз спасала меня от довольно крупных неприятностей. Главное – доверять своему организму, а потом задавать глупые страусиные вопросы "почему", "зачем" и "каким образом".
– Стоп! – рявкнул я, и вся команда послушно замерла на месте. Раз я подаю такую команду, значит, у меня есть для этого серьезные основания. Ветеран на маршруте ничего не делает просто так. – Черт! Ничего не чувствуете?!
– Нет, – настороженно произнес Муха. Он начал разворачиваться ко мне, в то время как Патогеныч с Енотом продолжали неотрывно наблюдать за кабанами. – А ты, брат… – Он осекся и внезапно метнулся ко мне с воплем: – Прицел!!!
Он явно собирался отпихнуть меня с линии огня, но я уже и сам инстинктивно начал стремительно смещаться вбок, одновременно заваливаясь налево и понимая с тоской, что ярко-красное пятнышко лазерного прицела неотрывно следует за мной, по-прежнему располагаясь точно в середине лба. Чтобы не терять меня с линии огня, стрелку достаточно было лишь чуть-чуть доворачивать ствол вслед за мной. Я не видел и не ощущал прицельного лазера, однако теперь, после вопля Мухи, уже не сомневался, чем вызвано давящее чувство страшной угрозы и смертельная тоска, которые стремительно нарастали с каждой следующей долей секунды, отделявших меня от выстрела.
Бродяги успели лишь вскинуть головы, пытаясь сообразить, откуда в нас целятся. Патогеныч даже вздернул автомат – если он определил правильно, то снайпер находился в здании с правой стороны. Но все это было слишком медленно, мало что можно было успеть за сотые доли секунды, оставшиеся мне до смерти. За этот внезапно растянувшийся, словно резина, крошечный отрезок времени, за который я успел сместиться в сторону и вниз лишь сантиметров на сорок, я вдруг сумел остро, до глубины души осознать истинный смысл выражения "слишком поздно". Еще я успел подумать, что не надо бы Динке видеть, как мои мозги брызнут на растрескавшийся грязный асфальт, она этого не заслужила. Точнее, я об этом не то чтобы подумал – этот образ просто мгновенно отпечатался целиком в моем сознании, словно кто-то невидимый и могущественный с размаху ударил в мозг почтовым штемпелем. И еще я успел сообразить, что, когда натянутую резину отпускаешь, она стремительно сжимается, больно щелкая тебя по пальцам…
Оглушительный грохот ударил меня слева по барабанным перепонкам. Нет, это не была пуля снайпера – приглушенный расстоянием звук выстрела догнал бы ее только через пару секунд после того, как я все-таки украсил бы мостовую содержимым своего черепа. И это не был треск внезапно отпущенного мгновения, до того растянутого как резина, которое стремительно сжалось, снова вернув времени привычную скорость бега. Динка стояла рядом со мной, и в ее вытянутых вперед и вверх руках эффектно дымился "хай пауэр". Вот что это было.
Мое поле зрения снова перечеркнула тонкая огненная линия. Только теперь это была уже не игра мозга. Это была красная точка лазерного прицела того ублюдка, в которого стреляла Динка. Он дернул снайперкой, и уперевшийся в мой лоб лазер мазнул мне по глазам.
Ребята открыли огонь в том же направлении, по окнам соседнего многоэтажного дома, но моя подруга, прищурившись, уже опускала пистолет, не сделав второго выстрела. По-видимому, первого оказалось достаточно.
До нас через улицу докатился звон разбитого стекла. С пятого этажа вниз полетела модернизированная СВД с лазерным прицелом, которая с треском ударилась об асфальт. Следом за ней через пару секунд проследовал и хозяин. Стопроцентный зомби – одежда на нем уже здорово пообтрепалась и истлела. Он рухнул в крошечный палисадник перед домом и уже не поднялся.
Одновременно с Динкиным выстрелом кабаны взревели и бросились на нас. Резко развернувшись, Патогеныч, Муха и Вова обстреляли их из "калашей", с ходу положив на месте двух подсвинков. Енот и Бахчисарай тем временем сосредоточили огонь на одном из окон четвертого этажа – похоже, высунулся снайпер. Привстав с асфальта на одно колено, превозмогая режущую боль в глазах, я тоже ударил по кабанам; тут же с левой стороны ухнула снайперская винтовка Гуся, и какая-то тварь, вбитая выстрелом обратно в телефонную будку с мутными стеклами, из которой она только что выскочила, истошно завопила нечеловеческим голосом.
Енот, похоже, снял второго снайпера, потому что тоже перенес огонь на приближавшихся к нам огромными скачками кабанов. Бахча продолжал зигзагообразным веером лупить по окнам – то ли заметил кого-то еще, то ли просто для острастки, чтобы не вылезли остальные снайперы. Динка снова выстрелила, уже в здание с левой стороны, расколов еще одно стекло. Не уверен, правда, что на этот раз ей удалось в кого-нибудь попасть – возможно, просто померещилось движение в глубине комнаты или хлопнула на ветру распахнутая форточка.
Что касается меня, то перед моими глазами по-прежнему, уже в который раз за истекшие двое суток, плясала ослепительная огненная линия. Рубить твою пальму! Так недолго и вовсе без глаз остаться. Лазер, используемый в прицеле, конечно, безвреден для организма, но это все же узконаправленный пучок ослепительного света, способный здорово повредить чувствительную сетчатку. Ну его к монахам.
Кабаны атаковали нас с неистовостью камикадзе, но бродяги клали их на мокрый асфальт одного за другим. Секач почти добрался до нас, прежде чем перекувырнулся через голову и забился в агонии. Мутная кровь тварей разлеталась далеко по тротуару, хлестала крест-накрест по стенам домов и киосков. К тому времени, как светящаяся линия у меня перед глазами померкла, превратившись в сине-зеленую полосу, все еще мешающую смотреть, стадо прекратило свое существование. Лишь мелкие поросята, неспособные причинить серьезный вред человеку, в панике разбегались по переулкам.
Едва огонь стих, Патогеныч развернулся на каблуках и закатал Вове такую затрещину, что тот едва устоял на ногах.
– Я же велел следить за окнами! – прорычал ветеран. – В чем дело, боец?!
– Хемуль, ты в порядке? – озабоченно кинулась ко мне подруга.
Я все еще никак не мог проморгаться.
– Круто стреляешь, – выдавил я. – Умница. Пожалуй, там, в "Штях", ты бы мимо меня с трех метров точно не промазала бы.
Енот с Мухой продолжали настороженно рыскать стволами по окнам. Стоявший за нашей спиной Гусь, думаю, делал то же самое.
– Не время… – надтреснутым голосом проговорил Енот. – Надо бы сначала отсюда свалить. Гнилое место… – Он щелкнул аптечкой и снова достал инъектор. Мешки под его глазами стали темнее и больше, глаза ввалились и лихорадочно блестели.
Мы снова двинулись вперед, не нарушая боевого порядка – словно ощетинившаяся копьями македонская фаланга.
Через пару кварталов мы свернули еще раз и догнали контролера. Сгорбившись и втянув голову в плечи, старательно передвигая негнущиеся ноги, он поспешно брел прочь от нас по середине улицы. Бегать эти твари не умеют.
Ну, разумеется. Только под руководством контролера твари Зоны работают в таком трогательном симбиозе. Видимо, мутант-интеллектуал неосторожно решил запастись свежим мясцом, чтобы накормить свою команду, – а может быть, мы просто вторглись на его территорию, и он напал на нас со страху. Лучшая оборона – это нападение. Пока кабаны отвлекали наше внимание, зомби из снайперок положили бы половину отряда, если бы не Динка. Но слава Черному Сталкеру, это все-таки были зомби, манекены с нарушенной координацией движений и замедленной реакцией, а не темные снайперы или монолитовцы – живые люди уж точно не стали бы столько времени елозить по мне лучом лазерного прицела, а сразу вышибли бы мозги. В итоге обошлось без многочисленных летальных исходов с нашей стороны, как говорит в таких случаях один страус.
Контролер жалобно оглянулся через плечо. В спину ему смотрели девять стволов. Взять нас под контроль всех сразу у него силенок бы не хватило, и он понимал, что, если попробует сделать это с одним или двумя из нас, остальные тут же нашпигуют его свинцом. Если же он попытается просто тихонько уйти, вполне возможно, мы его не тронем. Ведь он больше совсем не опасен для нас, он теперь хороший, он никому не угрожает и никого не трогает. Он очень хочет жить, и у него больше нет тварей, чтобы натравливать их на нас. Идите своей дорогой, большие, а он, маленький, пойдет своей…
Нет, настолько наш гуманизм не распространялся. Если он надеялся на это, то совершенно зря.
Поравнявшись с трупом контролера, изорванным автоматными очередями, я не удержался и носком ботинка повернул набок его огромную уродливую голову с непомерно разросшимся черепом, в котором с трудом помещались увеличившиеся в результате мутаций затылочные доли мозга. Единственная пуля, выпущенная Динкой, тоже попала в цель, прямо в громадную башку. Нет, моей девочке пальца в рот определенно не клади: отхватит начисто, с одного укуса, как та химера. Надо иметь в виду на будущее, если как-нибудь надумаю еще раз броситься на пистолет в ее руке.
Славная у меня подруга, ребята, честное слово. Даже не знаю, за что мне, тупому страусу, мясу радиоактивному, такое счастье.
Глава 14
Чертово колесо
Совсем рядом, за домами, виднелось медленно, почти неуловимо для глаза вращавшееся огромное колесо обозрения. Сорок лет вращается, между прочим. Хотя нет, врать не буду: вполне возможно, что оно вновь начало крутиться только после Второго взрыва на ЧАЭС. По крайней мере, оно движется все те годы, что я топчу Зону, а это уже немало. Медленно движется, вкрадчиво. Не надо на него смотреть дольше пары минут – начинает кружиться голова, перед глазами все плывет, хочется подойти поближе и разглядеть колесо повнимательнее. Но это никак не удается, мешает странная пелена перед глазами. Хочется подойти еще ближе, потом еще, наконец, сесть в одну из поскрипывающих кабинок, ощутить прохладный ветер высоты, окинуть город взглядом с высоты птичьего полета… Короче, Стервятник меня однажды спас, едва не прошибив голову уже у самой оградки аттракциона, и потом волок за шкирку почти до бара "Сталкер", потому что я все время мягко выворачивался из его хватки и пытался вернуться. Только на территории темных я более или менее прочухался. А вот многим другим не повезло так, как мне, и теперь они описывают бесконечные медленные круги в пространстве, сидя на прогнивших деревянных скамеечках кабинок и бездумно глядя на город мертвыми глазами.
Собравшись на очередной военный совет, мы снова принялись яростно спорить. Единственный коридор между двух сплошных линий аномалий проходил прямо через чертов луна-парк. Мы с Бородой полагали, что риск слишком велик и надо вернуться, чтобы поискать другой путь. Патогеныч с Мухой считали, что возвращаться опаснее и что мы вполне сможем проскочить мимо колеса обозрения, поскольку знаем точно, чего от него ждать и чего следует остерегаться. Что касается Енота, то ему стало совсем хреново и он готов был присоединиться к большинству. Борода стоял насмерть, но я вскоре сдался: мысль о том, что придется вернуться в ту часть города, где сидят в засадах снайперы-зомби, мне страшно не нравилась. За себя я особо не беспокоился, но возможность мгновенно потерять Динку вызывала у меня сосущую пустоту в груди. К черту; спасти ее от колеса у меня, по крайней мере, имеются неплохие шансы, а вот от выпущенной из снайперской винтовки пули я ее уберегу вряд ли.
В результате Бороде пришлось смириться с большинством. На самом деле пройти совсем рядом с колесом обозрения и не поддаться его гипнозу достаточно просто, если точно знать, в чем дело и какие следует принять меры предосторожности. Так что совсем не факт, что идти вперед было опаснее, чем назад.
Растянувшись в цепь, мы двинулись через луна-парк боком, короткими приставными шагами, повернувшись к колесу спинами. Нападения с той стороны можно было не опасаться: ни один мутант близко не подойдет к территории, на которую хотя бы падает тень чертова колеса. А само оно ходить, к нашему великому счастью, не умеет. На всякий случай мы еще накинули капюшоны сталкерских курток: в случае чего достаточно будет малейшего движения головы, чтобы заслонить краем капюшона дьявольское гипнотизирующее кружение.
Впрочем, в том направлении, куда мы оказались обращены лицами, тоже имелось на что посмотреть. Из-за полуразвалившейся деревянной оградки, расписанной поблекшими от времени и непогоды, едва угадывающимися клоунами и цирковыми лошадками, доносились непрерывное механическое жужжание и лязг.
– Здесь тоже нет людей, – тихо проговорил я. – Рекомендую не слишком увлекаться зрелищем.