Та часть мозга, которая, по идее, должна отвечать за осознанность и знание истинной цели совершаемых телом поступков, была словно отключена, обесточена. Словно кто-то, прозорливый и знающий, аккуратно и тщательно перекусил провода, ведущие к ненужному, отработавшему ресурс блоку во вполне сносно действующем всём остальном механизме. Эдакие "лишние", зачем-то засунутые производителями, "детали", без которых механизм может существовать без особого ущерба для производимой им работы в целом.
Я помнил, что я нёс смерть. Но ни кем был тот, кто умирал под моими руками, ни конечной целей и первородных причин их смерти я пока не осознавал. Враг - и всё. враг должен умереть, кем бы он ни был. Именно это меня пугало более всего! Одно дело знать, за что ты разливаешь вёдрами кровь. А другое - "выкашивать поляну" ради непонятных тебе идей, и при этом не ведать, кто, что и за что, по какой причине.
Нужно сказать, что не сойти с ума от подобного "раздвоения" мне так же явно помогало Нечто, с интонацией превосходного психолога нашёптывающего мне в сознание другие "истины", общий смысл которых сводится примерно к следующему:
"Твои действия правильны и логичны. То, что ты делаешь, должно быть делаемо тобою без раздумий и колебаний".
Вот и всё. Все доводы.
На какое-то время совесть забивалась в глухой угол и спокойно там засыпала, пока мой упрямый мозг её не находил, не расковыривал то наглухо запечатанное убежище и не начинал вновь теребить её за уши.
Тогда она раздражённо зевала и начинала заученно и монотонно бубнить о когда-то услышанном, впитанном с ростом тела, - "этические нормы, Закон, ответственность за совершаемое"… Одним словом, "кво лицет ёви - нон лицет бови"… Снова мучения, и снова - хлопанье дверью, жёсткие шаги Проверяющего по коридорам и гневный окрик: "Опять?! Тебе же, кажется, уже говорили!!!".
И так - день за днём.
Это выматывало. С одной стороны, хотелось плюнуть на все сомнения и уверить самого себя в собственной непогрешимости и исключительности. По сути, я был неуязвим. Скорее всего, в обычном моём, "гражданском" состоянии, этой "неубиваемости" был определённый предел. А вот в состоянии "берсерка", как я его мысленно обозвал… Честно говоря, предела ЭТОМУ состоянию я себе даже не представлял. Наверное, всё-таки и в нём существовали какие-то способы остановить меня? Не знаю…
…Мою память временами тревожили моменты каких-то воспоминаний на уровне обрывков ярких картин. Вот я, если я могу судить о себе в таком состоянии со стороны, с невесть где взятым автоматом пытаюсь "расковырять" на куски точно такие же тела, как и тело последнего убитого мною гиганта со странной внешностью. Пули тогда упорно не желали их смерти. Лишь разогрев ствол как следует и поменяв не один магазин, мне удавалось вытрясти их них душу.
И при этом я так и не увидел их крови. Как у обычных людей, находившихся при них неотлучно, и при моём появлении молниеносно выхватывавших оружие. Правда, я оказывался всё равно быстрее. Эти умирали мгновенно, загадив мозгами и кровью полы и стены, даже не успев выстрелить, как и полагается живому существу в их положении против меня.
А вот в смерти их "подопечных" приходилось убеждаться дополнительно. Лишь довольно длительное время не видя и не чувствуя их дыхания, я мог уйти, подержав ещё для верности их рты и ноздри закрытыми.
…Вот - тоже я, но на этот раз отчего-то вооружённый дурацким огромным ломом, размахиваю им с силой безумного кузнеца и со сноровкой заправского мастера боевого шеста, владеющего им уже на уровне подсознания.
Жертвы сопротивляются наступающей на них гибели, как могут… И даже в том странном боевом состоянии я бывал, можно сказать, несколько удивлён их крайне долго выбиваемой из них живучестью…
Их кости трещали, головы телепались, словно у китайского болванчика…, их целиком страшно сотрясало от каждого моего удара. Но они хрипели, трещали, стонали, извивались от боли, захлёбывались какой-то жидкостью… и жили.
Жили и изредка даже пытались атаковать.
…Я усиливал натиск, во мне просыпалась отдающая привкусом странной смеси ледяной "пыли" и серебра ярость. И они послушно складывались, падая к моим ногам с выступающей из ноздрей жёлтой гадостью…
Однако я сильнее всего помню их - трёх самых последних. Становясь с каждым разом словно сильнее, я сражался с ними уже голыми руками, за несколько ударов попросту выколачивая из них всяческую способность к сопротивлению. А затем, словно в вату, впихивал в их обмякшие тела какие-то странные горошины. Их свет нестерпимо резал мне глаза, а их убивал на месте.
Последний, увидев в моих руках Это, бросился было наутёк, и весьма шустро, так что мне пришлось "догнать" его, швырнув ему в спину этот сгусток энергии. Да-да, я явственно ощущал то, как распирает от мощи эти крохотные частицы Космоса, в которых бурлили яростные потоки неведомых никому из живущих Сил…
Откуда взялось это ощущение, я не могу сказать. Когда я смотрел на них и брал в руки в состоянии "покоя", они были не опаснее мухобойки. И ничто в них не проявляло себя, как оружие, чья мощь явно превосходила суммарно десяток-другой огромных водородных бомб. Откуда я чувствовал верность этого сравнения, тоже не мог понять и сам.
Однажды мне внезапно пришла в голову мысль, что работает это исчадие… неизвестно чего именно тогда, когда я "перекидываюсь", как это можно выразить…
Видимо, я являюсь для них, спящих в своём беспредельном могуществе, своего рода катализатором, детонатором, активатором, возбудителем, наконец. Как и я сам, до того момента, когда не становлюсь "нужным"…
Тогда и они "просыпаются"… и начинают готовиться "действовать".
Как бы ни хотелось мне избавиться от них, от всех разом, выбросив в пропасть, все девять оставшихся, или попросту сунув их в ближайший мусорный бак, что-то гневно "подсказывало" мне, что делать этого ни в коем случае нельзя!
Что, сделав подобное, я создам кошмарную, непоправимую ситуацию, по сравнению с которой все мои прочие "спецоперации" по убиению неизвестных мне существ и прочие мои "подвиги" будут просто невинной шалостью.
И я с тоской убирал их на место - в подобие металлического цельного ремня с круглыми отверстиями для них. Они входили в них с лёгким щелчком. Как бы я ни тряс этот "ремень", не стукал им о колено и, чего греха таить, о камни, они не выпадали. Это меня удивляло.
Однако стоило мне, горя желанием просто понять их суть и полюбоваться на них, поднести к ним руку, они послушно оказывались в ладони, словно выражая собою полную готовность разнести для меня мир на составляющие. В такие моменты в моей руке возникало едва уловимое щекотание и покалывание. Словно я и они были "настроены" друг на друга, как половинки магнита на притяжение.
…Но, когда я подходил к ним с "агрессивными" намерениями вроде мыслей об их месте на помойке или о желании расковырять их ради удовлетворения первобытного, обычного дурацкого любопытства идиота-человека, как дружественный мне "магнит" поворачивался своей другой стороной. "Отталкивая" меня и "визжа" в ушах на неестественно высокой ноте. Точно такие же "протестующие крики" они издавали, едва меня начинало, словно неразумную обезьяну, подмывать глянуть на них в "действии".
Без ведома того, кто погружал меня в купель всепоглощающей Мощи…
Похоже, их словно "закодировали" на меня. И с каждым днём я убеждался в этом всё больше. Чем дольше мы находились вместе, тем сильнее становился я. И ко мне словно "привыкали" они. В мою голову закрадывались подозрения, что мы взаимно "приручали" друг друга. Я их - для полного раскрытия своей затаённой Силы. Они ж меня - для того, чтобы я проникался "родством" с ними и более не помышлял "послать" их подальше. И подспудно подпитывая меня энергией. Прося меня донести их, сохранить до нужного времени. Как-то необъяснимо я это чувствовал.
И ещё я заметил некоторую странность. То место, куда я пришёл вместе с ними, покинули даже насекомые и птицы, словно испугавшись чего-то. Как не видел я вблизи ни одного "туриста" или других людей.
Хотя, если судить по привлекательности местности, она должна просто кишеть всякого рода "паломниками". Создавалось впечатление, что эти твари обеспечивали мне ещё и полное инкогнито в этом месте…
Не знаю, как же мне точно к ним относиться, как к партнёрам или же как к сторожу, к надзирателю своему и тюремщику? Впрочем, я и без того действительно уже начинаю относиться к ним, как к чему-то живому, привычному и даже… жизненно мне необходимому, что ли?!
Бред какой-то, ей-богу…
Помещаю на место эту почти зеркальную, невесомую "дробину" и перевожу дух. После контакта с её поверхностью меня словно продирает мороз, из тела улетучивается усталость. Странно, что я никогда не чувствую в полной мере своего огромного, нечеловеческого размера и веса. Двигаюсь и ощущаю я себя удивительно легко, стремительно… и так, словно меня налаживали, регулировали и смазывали лучшие механики Вселенной.
Никакого тебе хруста суставов, затекающих от долгого сидения ног, болящих мышц или тяжёлой головы по утрам. Думаю, что если я вусмерть напьюсь накануне, мне даже не икнётся спозаранку. Просто странно. Тоже "их" заслуга?
Нет, я не против, конечно, не против такого чудесного своего состояния. Однако…
Однако вроде как и не совсем живой. "Человек, - как говорил какой-то подзабытый по имени мною сатирик, - если встал и понял, что у него ничего не болит, значит, уже умер"…
…Пожалуй, пора заняться обедом и туалетом. Даже если ты - чудовище, каких мало, не стоит ходить голодным, грязным одеждой и с немытым телом. Воды я наносил себе в берлогу только что. Дров вокруг полно. Очаг восстановил. Это не в диковинку и не в напряг для меня, сильного, как сто быков.
А вот, если честно сказать, стремительно грабить банк, разбивая вдребезги его решётки, сейфы, кассы и двери, и расшвыривая по сторонам бесчувственными кеглями переполошенную моим "торжественным входом" охрану, с целью "взять немного денюжек на карманные расходы" в супермаркетах, мне пришлось впервые.
Теперь меня однозначно "ищут". Интересно, какими ещё описаниями, кроме как "он был огромным, как гора, с пудовыми кулачищами, метался туда-сюда по помещению, и всё это время непрерывно бил меня, Ганса, Дитриха и Томаса, так что лица его мы абсолютно не помним", располагает полиция?
С таким же успехом можно искать в залитых наполовину водой джунглях Амазонии говорящую на идише пиявку. Те вертолёты, что барражируют вдоль границы, теперь явно высматривают громилу, который, по их мнению, уже сдуру прётся через горы с сумками, под завязку набитыми крадеными деньгами.
Миллиона полтора или два - столько я, кажется, и взял. Или они всерьёз рассчитывают, что вскоре тот, мнимый бандит, с бородой и "фомкой" подмышкой, решится на это? А то, что я буквально под их носом, им, бедолагам, и невдомёк.
Думая об этом, я невольно улыбаюсь.
Потому как обед у меня сегодня, на эти деньги и через купленные про запас деликатесы, должен выйти, что надо…
Глава XI
…Двигатель упорно не хотел остывать. Остывать, чтобы двигать машину дальше. Это было странным. Обычно безотказные и выносливые, в этот раз одна из авто - старая модель "Гранд Чероки" - закапризничала. Стала "чудить" мотором.
Второй экипаж терпеливо и без нытья ждал, пока "первый" остынет. Лить всякий раз на раскалённый радиатор вёдрами воду нельзя, да и слишком расточительно. Кстати, её тут попросту не было в таком количестве. В избытке был лишь песок, камни и нещадное солнце. Впрочем, последнее должно было закатиться за оплавленный горизонт примерно через час. Затем на пустыню должна упасть ночь, принеся с собой почти холод. В минувшую ночь они вот даже клацали зубами, устраиваясь на ночлег.
- Джи, а может, так и сделаем? Что это мы, как идиоты, тащимся по солнцепёку, насилуем машину, сами мучаемся? Давайте дождёмся ночи. По холодку и докатим, а? Тут осталось-то какие-то полторы сотни миль до Нуакшота! К рассвету и доберёмся. А там и передохнём, и машины проверим. - Говоря это, Рене, канадский француз, уныло морщился на пышущее жаром небо, на котором вот уже несколько дней он не видел ни тучки. Да и откуда бы им тут взяться? В Канаде сейчас куда приятнее… На озёрах или в тайге. Вот куда следовало бы ехать летом! А сюда - милости просим по зиме, когда осточертеют лыжи…
- Если б ты меня тогда послушал, дурья твоя башка, то мы б не парились на солнце. Нужно было брать обе машины с кондиционерами! Ехали бы с комфортом. - Круглолицый колобок Чик беззлобно бурчал, пытаясь сплюнуть сухим ртом, полным мелкой песчаной пыли. - Так ты ж на нас сэкономил, крохобор… Хотя в деньгах я тебя особо не ограничивал, учти!
- На такой жаре да в полной машине кондиционер создал бы для нас настоящую влажную сауну, не больше, Чик! - Француз пытался оправдаться. В сущности, так бы оно и было. - Поэтому зачем тратить лишние деньги, если всё равно пришлось бы ехать с настежь открытыми окнами?
Чик выслушал отповедь с выражением твердолобой уверенности в собственной правоте, однако развивать тему не стал:
- Всё равно, ты - недальновидный эгоист и крохобор, так и знай! Дай мне, наконец, сюда воды, Рене! Мочи нет моей уже терпеть, я беспрестанно пить хочу!
- Чем больше пьёшь, Чик, тем сильнее жажда. Здесь так. Я читал. - Сухопарый Рене, почти ни капли не потеющий, словно высохший на пыльном ветру камыш, протянул Чику очередную канистру. Тот припал к ней, словно половину жизни его жестоко одолевала непреходящая жажда.
- В гробу я видел все эти твои "премудрости пустынника"! - Чик с трудом переводил дух между огромными глотками. Он наставил на Рене короткий грязный палец: - Не по мне это всё. Вся эта "грамота путешественника". Все эти Танталовы муки. Я привык пить много даже дома. Даже зимой, на улице, и сидя по горло в ледяной воде! Понял? А уж тут… - да тут для себя, любимого, я готов везти за собой на верёвке озеро!!!
- Тогда ещё заодно и сортир, Чик! Рене, пусть ему пьёт, всё одно оно тут же выпаривается с потом…
Длинный и хорошо сложенный Джи, которого друзья окрестили за склонность к путешествиям Ковбоем, привалившийся к колесу с противоположной от солнца стороны, пытался дремать, надвинув на глаза сомбреро.
- Возблагодарим же Бога, господа, и на том, что Чик из-за обильного потоотделения нас, как это бывает дома, каждые три минуты не тормошит и не просит остановиться, чтобы где попало отлить! Или до умопомрачения искали бы мы тут достойные Его Светлости кусты, где он мог бы обоссаться от души. Вот дома мы, говорю… Все летят по вечернему Манхэттену по бабам, а мы всё ссым да ссым за каждым углом… - Джи словно в отчаянии воздел руки к небу.
Грянул дикий хохот. Второй экипаж, прислушивавшийся к разговору, утирал слёзы. Мокрый от пота чуть не до самых колен Чик действительно беспрерывно потел и пыхтел, как лошадь, на которой вприпрыжку и зараз вспахали не один гектар.
Нортон презрительно фыркнул:
- Зато мне на ходу не так жарко, мокрым-то! Это вы, сухозадые, ни фига не понимаете!
- Так то ж на ходу… А пока ж мы стоим, и ты просто бездарно потеешь и подсыхаешь, дорогой! А если мы поедем совсем быстро, то ты на ходу замёрзнешь… - Улыбающийся Рене никак не оставлял толстяка в покое.
Если б не Чик, эта "экспедиция" любителей экстрима не состоялась бы. Именно этот парень, преуспевающий брокер с Сити, профинансировал значительную её недостающую часть.
При этом на каждой стоянке нагружая машины питьевой водой так и потребляя её столько, что все стали опасаться, что его убьёт водянка или откажут почки.
Впрочем, если верить другу Чика, Джи Хуберу, тот мог выпить или съесть безо всяких для организма осложнений столько, сколько "хватило бы половине этой Африки на завтрак". При этом Чик жаловался не на тяготы этого "сафари", а на то, что "вода постоянно теплее мочи". В остальном Чик всех удивлял, будучи неожиданно выносливым и сильным для своей рыхлой формы.
- Скажите ещё спасибо, что он не взял с собой пива и солёных орешков, которых он может съесть и выпить наравне со слоном. При этом он ещё б умудрился облапошить при дележе и слона, сожрав и выпив заодно и его долю. После них мы бы вообще не отъезжали от каждого водопоя или случайной лужи неделями… - Снова народ покатывался от смеха, а Джи по-доброму посмеивался, наблюдая за тем, как толстяк в очередной раз прикладывается к канистре, сам коротко похохатывая от шуток друга.
Помогало не обижаться Чику на подкалывания и ещё одна его особенность - огромное до невозможности самомнение:
- Да пошёл ты, дохлый хвощ! Ты же мне просто завидуешь! Тоже мне - борец за права обездоленных слонов… Орешков он зажал, скупердяй хренов! - Добряку Чику трудно было испортить настроение. Поэтому он жил ровно и без потрясений, чем немало удивлял друзей. Что бы ни случилось, Чик Нортон никогда не унывал, не убивался и не нервничал. Он почти всегда улыбался и сохранял на лице выражение беззаботной флегматичности. Оттого и старел и седел, наверное, гораздо медленнее других своих друзей и ретивых, нервных сослуживцев, после размена третьего десятка словно обмакнувшихся головой в банку с известью. И, теребя мешки под глазами и складки залегающих морщин, начинавших со всё растущим интересом посматривать на рекламу клиник пластической хирургии лица…
Вот и сейчас он всё так же активно поправил мятую бандану, проверил рот на способность выдать долгожданный плевок, утёр сей рот рукой…
И, довольный собой, покатился к другому экипажу.
Смешно передвигая при этом толстыми ножками в коротеньких шортиках. Почти засеменил, переваливаясь и не расставаясь с канистрой воды, держа её пухлыми ладошками.
- Давайте двигайте, наверное, парни. Не ждите нас. Мы, видите ли, как выяснилось, дураки, мы сэкономили тут мал-мала на транспорте… - Чик отвесил потешный поклон, шаркнул ножкой. - Чего и вы с нами паритесь? Не помрём! Ночью, говорят там мне некоторые "специалисты", мы "нагоним". - Он обернулся при этих словах в сторону зевающего Рене. - Видимо, имея ввиду, что с наступлением прохлады они гуртом попросту впрягутся в эти "сани" и помчат меня с ветерком… А вы пока там номера и для нас тоже снимите, сервис подготовите там, - жрачки, срачки, девки чтоб нас уже ждали рачки-и-и… эх! - Чик с задорным гиканьем изобразил характерные движения руками и бёдрами. - Ну, чего смотрите? Давайте, дуйте отсюда, не майтесь тут с нами, дураками! Пошёл!!! - И с видом повелителя задорно шлёпнул мягкой ладонью по корпусу машины.
Там переглянулись, слегка пожали плечами. Двигатель "Ровера" взревел.
- Пошёл, пошёл!!!
Колёса с места вспороли песчаное тело дороги.
- Эй, эй!!! Воды, воды мне оставьте! Там напьётесь! - Опомнившийся Чик в панике заорал и закашлял, замахал ручками и кинулся, переваливаясь, за "вторым". Уже отъезжающий было и разгонявшийся джип резко тормознул, выбросив в лицо Чика облако удушливой пыли и выхлопа.
…Когда машина, из которой Чику передали три канистры с водой, почти весь наличный запас, рванула с места, все снова грохнули смехом, потому как Нортон так и остался стоять на месте с дико запылённой физиономией. На которой едва-едва блестели и растерянно моргали спрятавшиеся глубоко в щеках запорошенные свинячьи пуговки-глаза.