И тут замечаю отчего-то просто вытянувшиеся лица и словно не верящие собственным глазам личности. Тем временем я по инерции уже начатого движения встаю. Господи, до чего же они мелкие! Словно детсад какой-то! Можно списать, конечно, и на дефект не пришедшего в себя зрения, но почему они мне чуть не по пояс?!
И тут замечаю, что сам-то я едва не упираюсь макушкой в потолок. Во "галюны"!… Снизу на меня в ужасе взирают четыре пары вытаращенных глаз, которые не дают мне возможности оглядеться как следует. Снова неожиданность - ведь я же голый!
Рву с пола простыню и пытаюсь прикрыть наготу, поскольку молоденькая сестричка, почти практиканта, раскрыв рот, вытаращенными глазами смотрит мне прямо на срамное место. Торопливо запахиваюсь в маленький обрубок ткани и протягиваю седовласому доктору руку:
- Спасибо, что вернули к жизни! Долго я был в отключке?
Вместо того, чтобы пожать её, доктор пятится к стене, отталкивая остальных и опрокидывая стулья. Внезапно единовременный ор охватывает присутствующих, и они, словно опомнившись, кидаются со всех ног обратно в коридор.
Мелькающая среди бегущих тел коротенькая юбочка смазливой "практикантки" то и дело тормозит всех остальных рвущихся в дверной проём.
И, даже спасая тело хозяйки, голова постоянно оборачивается на мой торс ниже пупа, словно на мне нет и других частей тела… Её что - в монастыре воспитывали? Не видела обнажённого мужского достоинства?! По нынешним временам девушки уже таковы, что они как раз таки с раннего нежного возраста реже видят кукол, чем подобные "игрушки"…
Уже совсем ошалев от подобного набора шокирующих факторов, ошарашено качаю головой и натыкаюсь взглядом на большое зеркало. В нём отражаюсь я - от середины голени до нижнего среза мышц груди… Что за цирк тут, вообще?! Какому идиоту взбрело вешать зеркало чуть выше уровня пола? Ищу глазами хоть какое-то подобие одежды.
Однако вместо этого взгляд натыкается на металлический столик. На нём, перекинутый от середины, стоит календарь. Подхожу, жутко скрипя полами. Повернув пирамидку к себе, вглядываюсь в дату. Внезапно пол начинает уходить из-под ног. На небольшом клочке картона в рамке из пояска пластика с передвижным "окошком" значится:
7, МАЙ 2030…
Глава VIII
…Я не знаю, сколько я пролежал на прохладном полу, однако состояние уровня освещённости за окном почти не изменилось. Думаю, минуты три, ну от силы, пять! Однако за окнами что-то неуловимо изменилось. Если подсознание, вновь услужливо подсказывающее мне что-то, не врёт, то в момент моего падения в обморок за окном посвистывали птицы. Теперь же тишину расправляющего плечи вечера разрезали вдалеке столь знакомые звуки сирен "сил правопорядка"…
Голова настойчиво возвращает меня к более глобальным и странным проблемам. И первая из них состоит в том, что я каким-то непостижимым образом оказался за двадцать лет от дома. Если верить дате, мне сегодня должно быть ровно шестьдесят. День в день.
С днём рождения тебя, идиот! Как же тебя угораздило?! Хотя стоп! Кто сказал, что это так? Осторожно, словно боясь обмануться, поворачиваю голову к зеркалу. Сидя на полу, это делать удобнее. Именно на такой высоте я вижу своё лицо. Из зеркала на меня уверенно и холодно смотрит тридцатипятилетний мужчина с чёрными и длинными волосами…
Боже мой… Я ли вообще это?! Так молодо выгляжу в свои-то годы! Приятно сознавать…
Перевожу глаза на свое тело. Отлично слепленное тело, тело выдающегося атлета, слепок безупречных форм и линий могучих, эластичных мышц…вот только почему даже мне оно кажется теперь несуразно огромным?!
За окном продолжают истошно завывать сирены, однако они теперь уже ближе, почти у самого здания. На кого это они там так кидаются? И тут меня осеняет: это ведь за мной! Этот концерт организован в мою честь!
Однако другая, наивная, половина мозга протестующе стыдит: разве кому-то взбредёт в голову вызывать легавых на едва пришедшего в себя человека, пусть даже и сломавшего "спросонок" кроватку и представшего "ню" перед забежавшим по тревоге аппаратуры персоналом?! Не за вурдалака же они меня приняли?
Стоп!!!
Я вскакиваю и уже бросаюсь к зеркалу вплотную. Став перед ним на колени и пригнувшись, впиваюсь в своё собственное отображение. И тут до меня начинает кое-что доходить… Где прежние короткие тёмные, с проседью, волосы? Где карие, с вечной краснотой от хронического недосыпания, глаза?! Где большой, с горбинкою, нос, трижды ломанный в бесконечных потасовках молодости?! Из зеркала на меня тупо и ошарашено пялится красивое, но такое чуждое мне лицо… Господи, что же это… Ведь это не я, в привычном для себя самого виде…
А если присовокупить к этому мой исполинский рост и здоровье кормленого Титана, вполне можно предположить, что испугались меня не зря!
И ужас врачей, убедившихся неожиданно для себя, что в кроватке не "дядя Пью", а дегенерат с бычьим здоровьем, невесть зачем забравшийся в постельку больного, и непонятно ещё куда девший бедного Петрушу…
Он вполне понятен…
Тогда это очень многое, если не всё, объясняет! Даже потрясение "сестрички", узревшей мои пропорционально телу возросшие мужские "качества"…
Мои мысли самым наглым образом обрываются визгом автомобильных шин, заглохшей сиреной, хлопаньем дверей и топотом бегущих явно к зданию множества ног. Откуда-то я знаю, что их там не менее семи. Так это всё-таки за мной…
Совершенно неожиданно для меня разум стремительной каплей скрывается за завесой серого мрака, тело распрямляется само, и в груди взрывается огненный ком. Шипя и потрескивая, пламя, текущее по венам коварным зверем, быстрым броском расплёскивается по жилам. Пелена необоснованного, нелогичного гнева застилает глаза. Его природа мне непонятна, однако в эти минуты я отчего-то не задаюсь подобным вопросом. Словно из глубины тёмных вод, в меня вонзилось, втянуло свисающую плоть, вползло и выжидающе приготовилось эффективно и страшно защищать меня некое существо, сгребя в кучку и на время потасовки отодвинув в дальний уголок моё собственное, прежнее "я". Сами собой в голове возникли прообразы мыслей: "Значит, сегодня мне следует встретить гостей? Что ж, я жду"…
Первых двух я и встретил. Простым толчком двери.
Снеся её с петель, мой локоть успел пробить к тому же перегородку, попутно врезаясь вместе с обломками пластика и наполняющего его хлама в лицо одного из них. Странно, я бил, словно нехотя, словно отмахивался от назойливой мухи, однако их разметало по коридору, как корзину с теннисными мячиками от доброго пинка.
Тело словно двигалось само, с тщательно отмеренной силой и рефлексами, которым позавидовал бы любой из живущих. Вспоминая прежние навыки и прогрессируя в изобретении новых приёмов избиения прямо на ходу, я "срубил" ещё нескольких.
Точно зная, что не убил их.
И хотя им предстояло провести не один месяц в этой же, наверное, больнице, никто из них не умрёт от получаемых страшных, но не смертельных травм. Это я откуда-то знал совершенно точно.
Когда я шагнул в коридор, мой слух резанула чужая речь. Если судить по интонации, мне что-то там приказывали… То ли стоять. То ли лечь. И настырно подкрепили свои слова несколькими выстрелами поверх головы. Призванными, видимо, заставить меня испуганно упасть на пол.
Как бы не так, милые мои…
Вместо этого, уйдя с предполагаемой линии огня, я моментально ногами вышиб их вместе с уже более крепкими входными дверями на улицу именно в тот момент, когда они всё-таки подняли прицельную стрельбу…
Сожаления и угрызений совести по поводу случившегося я не испытывал.
Когда последние из орущих и стреляющих недоумков оказались распростёртыми на травке газонов в неловких и неестественных позах, не свойственных находящимся в здравой памяти людям, я зашагал по коридору в поисках каких-либо тряпок, которыми я смог бы прикрыть свою наготу. Их размер мне не подходил.
Когда боевой "запал" стал внезапно угасать, я вдруг заметил, что одеты они в странную, незнакомую мне даже визуально, форму. И с некоторым изумлением осознал, что это всё же полицейские. Да, именно полицейские были разбросаны в столь творческом беспорядке по дорожкам и лужайкам…
Я оказался к тому же в чужой стране. Это я прочувствовал. Отсюда незнакомая речь, странная форма, непонимание моих слов персоналом… Я анализировал свои впечатления, шагая по этажам и заглядывая в разные двери. И оторопело остановился, когда до меня дошло, что я не помню, совершенно не помню, ни как меня зовут, ни откуда я сам.
Вокруг визжали и бегали пациенты, медперсонал и посетители больных, словно в их спокойный дом заглянуло заражённое чумой и покрытое гнилостными язвами плотоядное чудовище. А я продолжал находиться под впечатлением сделанного только что открытия. Лишь когда мне в спину дважды что-то тупо ударило, я словно очнулся. Медленно поворачиваясь к источнику беспокойства, я "словил" на себя ещё пару горячих злых "желудей".
Раскорячив для устойчивости ноги, в нескольких шагах от меня стояла пара перепуганных насмерть парней, держащих перед собой на дрожащих вытянутых руках пузатенькие, короткорылые пистолеты.
Характерные куртки, рубашки и морды. Охрана больницы.
Видимо, получив приказ не соваться под ноги "стражам порядка", "профессионалам", они остались и отсиживаясь в сторонке, пока я крушил полицейских. Теперь же, заметив их, бесславно разлёгшихся вокруг здания, и замирая от страха, ребята дерзнули попытаться выполнить свою работу честно и до конца. Остыв, я не желал их калечить. Поэтому просто поднял палец и погрозил им. В ответ на это их оружие просто взорвалось истерическими выстрелами. В меня.
Я их понимал. Нелегко для нервов и удержания разума на поводке видеть, как абсолютного нагого, пусть даже и огромного, человека не берут пули… И оставаться при этом спокойным, пока у тебя в барабане оставались ещё патроны. Поэтому, ошалев, парни устроили из меня форменный тир…
…Оружие исправно гремело, пули свистели, больные и персонал бегали, орали и завывали от страха, как сумасшедшие. Всё было, как полагается.
Вся эта одуревшая под огнём масса сбилась липким клубком по углам. Помещение заволокло гарью и копотью выстрелов. И когда из облака вонючих пороховых газов не спеша выступил я, челюсти охранников дружно клацнули… Подойдя к ним, пятящимися в растерянности, на расстояние пары шагов, я делаю равнодушно и пошло:
- Бу… - Мои выпученные глаза и негромкий голос, словно "выстреливший" губами это небольшое слово, стегают их наотмашь, словно стальной плёткой по лицам.
Не думаю, что хоть раз ещё до этого или после они бегали быстрее.
Разом завизжав от обуявшего их ужаса, "герои" развернулись на месте одним прыжком и вприпрыжку помчались вниз по лестнице, толкая и отпихивая друг друга, падая и кувыркаясь через голову.
Так они и скатились куда-то в район подвала. Когда внизу замерли их топот и горестные вопли, я осмотрел себя. Это было потрясающе и вместе с тем страшно. Страшно самому осознавать, что крупнокалиберные пули практически не оставили на мне никаких следов. Кроме розоватых пятен, смешавшихся с такого же цвета затянутыми шрамами от тех же пуль, но полученных когда-то в моём, сейчас незнакомом мне прошлом…
Впрочем, нет! Я обнаруживаю под левой стороной лёгких, ближе к подмышке, последнюю затягивающуюся, закрывающуюся рану…
Словно поверхность неимоверно тягучей, густой жидкости упрямо сворачивала в единое целое бережно и неторопливо свою материю, повреждённую чьим-то резким броском камня в её недра…
Господи, что же я теперь такое?! Чувствую, как от увиденного учащаются дыхание и сердцебиение.
Но уже в следующий момент в мозгу словно что-то или кто-то снова перекрывает кран моей просыпающейся излишней впечатлительности. Всё это неважно, говорит оно. Мне нечего опасаться и некого бояться. Мне многое по плечу. Следует найти хоть какую-нибудь одежду и уходить отсюда…
Подчиняясь этим доводам и найдя их самыми разумными на данный момент, слегка приподнимаю брови и делаю удивлённый жест головой, склонив её набок. Словно принимая происходящее как некую данность, не подлежащую обсуждению и осмыслению. Есть - и пользуйся. Остальное неважно, это точно. Наконец мне на глаза попадаются плотные, широченные и длинные шторы какого-то кабинета. Судя по всему, ординаторская. Срываю их и обматываю вокруг чресл. Эта проблема хотя бы отчасти решена. Выгляжу я, конечно, как сбежавший из первых веков, с "концертов" Нерона римский патриций, но вот поделать с этим пока ничего не могу.
Куда ж теперь, интересно? За окном, между тем, уже темно.
Мне прекрасно известно, что ждёт меня там, на улице. Словно собака блохами, в столь странном виде, мне придётся быть увешанным висящими на мне полицейскими через каждый квартал.
Эти бдительные кретины, насколько у меня сохранились ассоциативные воспоминания, обычно не дают проходу никому, кто хоть чуть пугает их самих или всякий раз истерически обссыкающихся при виде им непонятного и неординарного жителей. Которые, столкнувшись даже с избитым в хлам человеком, у коего торчит из головы топор, вместо "скорой" вызывают ему первым делом полицию. А уж те, подлетая на машинах толпами, наставляют первым делом на несчастного пистолеты, опасаясь за свои драгоценные шкуры.
И если "клиент" не умер ранее от побоев и ран, то рисковал дать дуба уже от ора и приказов не менее перепуганных видом окровавленной жертвы "блюстителей", не торопящихся отправить того в больницу, пока он не подчинится и не уляжется ничком на тротуар. Возможно, в последний раз в своей жизни.
И чем страшнее выглядит пострадавший, тем дольше он обречён "подчиняться", пока полицейский отважится хотя бы потыкать в него издалека палкой, предварительно вызвав в подмогу для "разрешения проблемной ситуации" половину сил города, включая электриков и пожарных.
Мне же как-то не с руки усеивать городок телами придурковатых и недалёких "стражей". Всё, что мне нужно, это малоприметное, надёжное и отдалённое убежище, где можно перевести дух и собраться с мыслями. Собрать их в кучу и родить что-то более приемлемое, чем беготня голышом по этажам и разбивание голов и носов полицейским.
Я полностью в дерьме, это понятно. И мне многое предстоит понять и выяснить, прежде чем я снова обрету хотя бы подобие душевного спокойствия…
И решу, что же мне предстоит дальше делать?! И в чём, собственно говоря, дело…
Перво-наперво, само собой, мне следует одеться. А во-вторых… Список слишком длинен. Даже не стану утомляться его перечислением.
Шагаю из дрожащего студнем ужаса здания больницы и слышу, как вдали вновь разорались сирены. Похоже, теперь сюда слетятся уже те, кто попробует для верности расстрелять меня из танка. Пойду-ка я отсюда, ребята…
Ограда вокруг больницы как-то не представляется мне серьёзным препятствием. Словно специально для меня приготовленный, за стеной - скудно освещаемый парой далёких фонарей "мусорный" задворок.
Как в кино, здесь так же стоят и воняют вдоль стен набитые до отказа контейнеры. Видимо, здесь расположены кафешки и ресторанчики. Их отходами уже с вечера и полны бачки. Странно, но я не чувствую чувства голода. Учитывая, сколько лет я пробыл "голодным"…
Будто у меня напрочь отсутствует желудок. И что ещё более странно, меня не трогают и не смущают царящие здесь "ароматы". Будто не слышу.
Я временами прислушиваюсь к себе, столь новому и непривычному. В том, что мозг и мышление остались именно МОИМИ, я отчего-то ни на минуту не сомневаюсь. Отчего-то уверен…
А вот всё остальное… Может, мне пересадили голову?! Так, погоди, идиот… Погоди… Где тогда шов? И где тогда, чёрт их дери, они взяли столь неуязвимое тело?! Не могли ж они так испугаться потом собственного творения? И уж тем более, уж не рассчитывали ли они на то, что я, такой совершенный, могучий и живучий, не проснусь? Цена подобного эксперимента равна тогда грошику.
Рассуждая таким образом, я тихо и практически неслышно скольжу вдоль стены к выходу из тупика. Там, застыв спящим уродцем, стоит кургузый грузовичок. Судя по всему, он почти труп. Но что-то говорит мне, что уж одну-то поездку он для меня родит. Даже если после этого он умрёт как транспорт и изделие навеки.
Я оживляюсь. "МАН", старый и потрёпанный теперь, он был олицетворением мощи и сияющей красоты как раз в ТОМ времени, о котором я сейчас так мало помню… Уж его-то, старого и неприкаянного работягу, я знаю. Правда, теперь он кажется мне куда меньше, чем когда-то, но не думаю, что я совсем уж в него не влезу! Оглянувшись по сторонам, я совсем уже было собрался двинуться дальше к своей намеченной цели, как сперва почувствовал живое, а потом уже услыхал их голоса:
- Это уже двенадцатый, громила! За последние-то двое суток!
Я замер. Не то, чтобы мне стоило кого-то всерьёз здесь опасаться, но устраивать на каждом перекрёстке маленькое автономное кладбище не следовало. Так я буду терять время и задерживать сам себя. Хоть я и не знаю конечной своей цели в этом мире, мне почему-то ясно, как день, что следует двигаться к выезду из города. Что именно там я найду многие ответы на свои многочисленные вопросы.
Тем временем со стороны маленького ответвления из тупика в переулок, которого я сразу не заметил, доносилось какой-то приглушённое движение, словно что-то куда-то тащили и бросали.
- И что? - мой слух резануло нечто, далёким отголоском жившее в моей подсознательной памяти. Что это - наваждение или что-то важное?
- Ну, значит, все "апостолы" теперь в сборе. Вся партия. Ну, апостолов же было двенадцать. Это из Библии.
Лёгкая пауза, и:
- Я не знаю, что такое "библия".
Всё. Я вспомнил.
Это именно тот, нужный мне, голос. Именно тот, который неизвестно по какой причине мне столь ненавистен. Я не знаю, не помню пока корня причин, по которым мой мозг начинает заволакивать туман бессердечной истребительной жестокости.
По затылку ползёт неведомый, абсолютно не контролируемый холод. Он замораживает мой разум. Он отгоняет из мозга кровь, заставляя её лихорадочно метаться по телу в поисках безопасного для неё убежища.
Я чувствую, я явственно ощущаю, как она вся, словно гонимый хищником запыхавшийся зверёк, забивается куда-то к центру тела, ближе к животу, к его передней части.
…Вытесняя кровь, холод распределяется по всему телу, будя собою неведомые, неизвестно где притаившиеся до этого момента во мне энергии. Ползущее по рукам и ногам злобное покалывание наполняет мышцы первобытной мощью. Словно я ещё увеличиваюсь в размерах, раздаюсь, разбухаю и расту…
Остатком собственного сознания замечаю, что моё тело действительно приняло угрожающие пределы. И вместе с этим ко мне приходит уверенность и абсолютное спокойствие. Я ЗНАЮ, что и как я должен сейчас делать. И понимаю, что оказался здесь не зря. Что те два дня и гора трупов, увозимых странным существом, так похожим на убиваемых мною во "сне" чудищ, и человеком, загадочным образом переплетены между собой. Что именно волею какого-то предусмотренного кем-то случая я оказался именно здесь. И всё, что мне нужно сделать и совершить, начинается именно отсюда.
Всё, что мне нужно и необходимо, находится там - в этом куске глупо смотрящего на мир разбитыми фарами угрюмого от старости железа.