Я не раздеваясь опустился на дно лохани. Силы нашлись только чтобы снять ботинки. Влажная испарина, охватившая мое тело, утягивала последние силы.
Прикосновение призраков.
Вода шумела вокруг, но я не чувствовал ее, лишь видел светящиеся трассы падения капель. Они искрились подобно росе, пронизанной солнечными лучами молодого утра. То вдруг становились густыми и мутными, словно потоки ртути.
Два призрака сделали со мной такое.
Если бы Лысый не отдал приказ, я бы непременно погиб.
Они растащили бы меня по атомам без особого труда.
Я даже не смог защититься. Не успел. Не понял. Не знал как. Я умею придавать своему телу силу и ловкость, но как совладать с умершими призрачными душами? У меня не было случая потренироваться и, наверное, слава Богу. Я не хочу!
Никогда не ходи в Припять, внук!
Ведь будет очень жаль, если с Олесей что-нибудь случайно произойдет.
Нет, мне не справиться с призраками, наводнившими Припять. Там меня ждет верная смерть. А если я не пойду, ее ждет верная смерть. Как же я засветил ее?! Почему не подумал, зачем поставил под удар! Мог бы предвидеть, если бы удосужился чуть-чуть подумать. Ведь я никогда не доверял Лысому. Почему же я исключил подлость с его стороны?
Ты проявишь себя и умрешь раньше, чем поймешь…
Она никогда не поднимала взгляда от земли. Смотреть только себе под ноги. Нельзя забывать. В Припяти можно выжить. Не смотри на призраков в упор. Не встречайся с ними взглядами.
Я вздрогнул, ощутив кожей лед - это Лысый закрутил вентиль горячей воды.
- Так лучше?
Я медленно кивнул.
- Достаточно, - хозяин дома отвесил мне небрежную затрещину. - Чего ты как размазня, в самом деле, так дальше пойдет, призраки и вправду сожрут тебя. Им-то немного надо, дай свободу от города и они твои. Давай, вылезай и приведи себя в порядок, а я тебе сейчас сухую одежду принесу, а то честное слово, тошно на тебя смотреть.
- Кто убил моих отца и деда? - едва слышно спросил я, но Лысый уже ушел и не посчитал нужным мне ответить. Я оказался в весьма затруднительном положении. Меня взяли в плен и собирались вести на заклание, а я не мог сбежать, потому что не имел права подвергать опасности ЕЕ жизнь. Придется выжидать и выживать.
- Где у тебя тут чего-нибудь пожрать? - грубо спросил я, остервенело обтирая голову мохеровым полотенцем. Я чувствовал жуткий холод и мне хотелось глотнуть крепкого, лучше самогона, но я помнил слова Лысого про стимулятор. - И чаю мне.
- Поди на кухню и сам сделай, - отмахнулся от меня хозяин.
- Я то пойду, а ты приготовь мне на просмотр фотографию.
- Обойдешься.
- Подлая ты скотина, - сказал я впрочем без особого чувства. - Меня ладно, я мужик, а девку за что обидеть хочешь?
- Не буду я ее обижать, - картинно возмутился Лысый, - ты ведь никуда не денешься и выполнишь все мои требования. Зачем же мне ее обижать?!
- Стыда в тебе нет, - обреченно сообщил я.
- И не было, стыд в правом деле лишь помеха, ты это еще поймешь! - Лысый отвернулся и стал перебирать какие-то бумаги, а потом схватился за радиотелефон и принялся набирать какой-то номер. Я понаблюдал за ним и двумя Стражами, которые не спускали с меня глаз, и ушел в кухню, где приготовил себе чай без заварки, потому что последней не нашел, и бутерброд с сыром. После чашки горячей воды мне стало полегче, я сжевал бутерброд и совсем пришел в себя. Мысли успокоились и перестали скакать от одного к другому.
- Наш план таков, - Лысый был уже тут как тут. - Я провозился с тобой пол дня, но мы все еще можем успеть в Припять до темноты. Потому я дам тебе десять минут, за это время соберутся водители, проверят машины. И тронемся. Чем раньше сядем, тем раньше все закончится. Думаю, пока мы доедем, ты придешь в себя. Куртки у меня для тебя нет, но пока доберемся, думается, твоя просохнет. Возьмешь ее потом на вешалке у входа.
- Ладно, - буркнул я, поправляя на плече слишком большую для моего тощего тела водолазку. - Заварка у тебя есть?
- Ой, пей свою воду и помалкивай, - сощурился Лысый, - мне еще кое какие дела надо уладить.
- Жлоб, - процедил я сквозь зубы и отвернулся.
Ровно через десять минут Лысый велел мне идти к выходу. Я к этому времени сожрал у него весь сыр и даже успел вскипятить себе кастрюльку молока. Благодаря столь щедрым возлияниям, мои силы почти полностью восстановились и нападение призраков уже не казалось мне столь страшным.
Но когда я подошел к выходу и снял с вешалки совершенно мокрую кожаную куртку, в которой я умудрился влезть под душ, Лысый остановил меня:
- Лапки давай.
- Что? - я удивленно посмотрел на него.
- Руки, кому говорю, - Лысый достал из кармана наручники.
Боишься, гад, - зло подумал я, подставляя руки. - Не доверяешь даже своим призракам! И правильно делаешь. Только железки эти не удержат меня, если я все же сподоблюсь тебя придушить.
- Я слышал, ты за свою рыжую шавку грозился меня убить?! - Сем издевательски хохотнул и с силой ткнул меня локтем в бок так, что я ударился о дверцу машины. - Вот он я, весь твой, девочка! Что же ты меня и пальцем не тронул?!
Я равнодушно отвернулся и стал смотреть в окно, где медленно тряслись мимо нас поля и перелески. Дорога была ужасно разбита, но джипы Лысого показывали себя лишь с лучшей стороны и мы еще ни разу не застряли, хотя пару раз шли юзом, грозя съехать в канаву. Продвигались медленно и тряско, я начал сомневаться, что мы успеем добраться до Припяти засветло. Но вот дорога немного повернула, и на далеком горизонте замаячили густые и беспросветные леса, выросшие вокруг Станции за последние два десятка лет.
- А ты посмотри, у него руки заняты! - заухал Леха. Эти двое, которых я приложил в баре Белое Озеро, мне уже порядком надоели своими тупыми шутками и пинками под ребра. Признаться, они у меня и без них болели. - Он не может тебя приласкать! - развил тему Леха.
Мы ехали двумя машинами. В одной были братки - Леха на переднем сидении, Сем рядом со мной (они чуть не передрались у машины, кто же будет сидеть со мной и отвешивать мне тумаки и пинки. Спор был недолгим, все решил Лысый, но братья еще некоторое время дулись друг на друга, но когда поехали… развеселились) - и водитель Патрик. В первой машине ехал сам Лысый, со своим водителем и двумя телохранителями.
В пути мы были уже больше часа и все это время Сем и Леха усердно поливали меня грязью, пытаясь развлечься. В общем, мне было по барабану, но в частности…
- Слушай, крыса, а что это у тебя на шее такое?! Ты что, мутантик, удалял себе в сарае жабры? Небось, все в детстве смеялись, головастик?! Ведь так тебя зовут, правда?
- Жжешь, брателло, - Леха повернулся к Сему и похлопал его по протянутой руке - ему шутка пришлась по вкусу. - Головастик еще пару недель назад жил в сточной канаве!
- В таком случае у меня есть пара миллионов братьев, - сказал я иронично, не отрывая взгляда от окна. Чем ближе мы подбирались к Припяти, тем реже встречалось жилье. Деревни становились все более пустынными и бедными, часто попадались скотомогильники и заброшенные скотные дворы, где на черных отвалах навоза белели уродливые изломанные скелеты, глазели пустыми глазницами рогатые черепа. Семьдесят километров от Малаховки, - внезапно подумал я. Боже мой, как же дети добрались до Станции? Не могли! Значит, где-то не так далеко есть ржавая шахта, значит, и куда-то сюда завезли лес. Надо будет обязательно узнать. Надо будет обезопасить других…
- Что ты сказал? - опешил Сем и тупо уставился на меня. Похоже, он давно уже утерял остатки своих мозгов. Может быть в детстве…
- Ежели я головастик, - терпеливо взялся разъяснять я, - то у меня непременно есть пара миллионов братьев и сестер, которые рано или поздно захотят вас повидать. И если даже принять во внимание, что выживаемость среди головастиков невелика, птицы там, и другие, то все равно тыща-другая до вас доберется…
- Во, ты урод, - неуверенно сказал Сем и замахнулся, собираясь ударить меня наотмашь по лицу.
И тут Патрик резко затормозил. Машина заскользила по глинистой почве, я качнулся вперед, но успел сгруппироваться и лег грудью на колени. Сем, ругнувшись, съехал с сидения.
Оказывается, впереди идущая машина, выехав из-за поворота, с трудом успела остановиться перед поваленным поперек дороги дубом. Его корни и ветви были переломаны. Мы оказались на краю песчаного откоса, поросшего соснами и кряжистыми дубами. С другой стороны к дороге близко подступил смешанный лес.
- Ну вот, - всплеснул руками Леха. - Ща дров натаскаемся, век помнить будем. Куда Лысого опять несет, чего ему все неймется и дома не сидится? Уминал бы свои харчи, считал бы деньги и девок тискал…
В это мгновение я увидел призрачный дымный след, но не сразу понял, что это…
Открылись обе дверцы первой машины, и из нее выбрался Лысый, его водитель и один из телохранителей. Водитель, озабоченно похлопывая себя по бедрам, пошел осмотреть поваленное дерево. Лысый резко повернулся и внезапно прыгнул прочь с дороги, вламываясь в подлесок. Я видел, как машина словно разбухла, когда дымная дорожка коснулась лобового стекла, а потом расцвела огненным шаром, встала на дыбы, выплевывая из себя осколки раскаленного железа и стекол. Вверх устремился густой клуб черного, едкого дыма. За огненным смерчем я не видел, что случилось с водителем и телохранителем, но отчетливо понимал, что тот, кто остался посидеть в машине, уже не жилец.
Стекло нашей машины помутилось, Патрик натужно захрипел, врубил заднюю скорость и нажал на газ. Машина пробуксовала в песке, но вытянула, покатилась назад, водитель вывернул руль, и мы заехали за поворот. Сем привалился ко мне плечом, из его рта обильно текла кровь. На лобовом стекле напротив груди Патрика отчетливо виднелась аккуратная дырка от пули крупного калибра, стекло было белым от покрывших его мельчайших трещин. Пройдя через тело водителя, пуля скосила Сема. Я с неожиданной досадой подумал, что теперь мне некому мстить за Лиса и оттолкнул от себя безжизненное тело. Патрик застонал и обессилено лег на руль.
Из-за поворота поднимался в небо дым, и отчетливо слышались сухие хлопки выстрелов, но ровным счетом ничего не было видно. Я потянулся к двери, чтобы выбраться из машины, но тут мне в лоб уперлось дуло пистолета.
- Дан приказ, - каким-то деревянным голосом проговорил Леха, - из машины не выпускать.
- У них гранатомет, идиот! - не выдержал, повысил голос я. - Изжаримся как кузнечики в консервной банке.
- Дан приказ, - зло повторил Леха. - Сиди смирно.
- Дурак! - я напрягся, вслушиваясь в звуки, но выстрелы внезапно прекратились. Ну, ты у меня сейчас попляшешь, - подумал я. - Если Лысый сдох, то призраки мне больше не помешают, если он жив, девки все равно с ним. А раз так, держись, Леха…
Тут из-за поворота, не торопясь, вышел испачканный в грязи Лысый, рядом с ним ковылял обгоревший, покрытый сажей водитель. Лицо его было залито черной кровью.
Лысый подошел к машине и, открыв дверь, облокотился на нее всем весом. Призраков не было видно.
- Целы? - равнодушно осведомился он, глядя в сторону засады, устроенной нам неизвестным врагом.
- Один серьезно ранен, один труп, - отозвался я, оттолкнув пистолет Лехи и выбираясь из машины. - Что там? Снайпер, гранатометчик и пара автоматчиков?
- Угадал, - Лысый оценивающе взглянул на меня. - Люблю хладнокровие. Грамотный пост, чудо, что мы живы остались. Но мы их положили, и автоматчиков и горе-подрывника. Эх, мой любимый джип! Как-то я не досмотрел…
- А снайпер? Ушел?
- А о снайпере позаботятся мои милые девочки, - гордо сообщил Лысый. - Ему хуже всех, надо полагать, досталось… Сейчас появятся… Так, надо валить отсюда. Труп в канаву, раненного в багажник, а ты, Нелюдь, полезай обратно в машину, не мешайся под ногами.
- Не сходи с ума, Лысый, Патрик живой человек, он ранен!
- А ты предлагаешь, надо полагать, его перевязать, и выделить ему самое лучшее место? - поинтересовался Лысый.
- Да, - кивнул я.
- Ну, хорошо, - неожиданно легко согласился Лысый. - Труп в канаву, Патрика перевязать и на переднее сидение, пленника в багажник.
Леха зло хохотнул.
- Приехали, головастик, вылезай!
- Уже? - с натугой зевнув, спросил я.
- Мы в деревне, в двадцати километрах от Припяти, - сообщил Лысый, оттесняя Леху. - Ты иди, помоги с Патриком. Как спалось, Нелюдь?! Комфортно было?
- Соседство монтировки сказалось, - проворчал я и попытался приподняться, но не смог. Затекшее тело не слушалось, багажник, хоть и просторный, был завален инструментами, канистрами с топливом и каким-то хламом.
- Видимо ты был с нею недостаточно нежен, - поучительно сказал Лысый и легко вынул меня из багажника, подхватив подмышки. - Знаешь, надоело мне все это ужасно. Всю черную работу приходится делать самому. С тобой возиться самому, от бандитов защищаться самому и еще раненных за собой таскать… Стой ты, куда заваливаешься!
Я поморщился от отчаянного, полного боли крика - Леха вытаскивал из машины Патрика.
- Совсем плох водила, - Лысый почесал толстую переносицу. - Пуля всегда дура, ее проделки уродливы. А уж когда из крупного калибра, так все всмятку и ткани и кости. Как он еще жив, ума не приложу. Ладно, черт с ним, добро пожаловать в деревню Прокофьево. Шесть домов, три коровы, один трактор.
- Сойдет, - я переступил с ноги на ногу и прикусил губу от боли. Черт возьми, лишения жизни, конечно, воспитывают в человеке несгибаемый дух, но я чертовски устал, что меня все время бьют! Езда в скрюченном состоянии в багажнике не дает отдыха и не прибавляет оптимизма в жизни. Более того, теперь я с удивлением понял, что дремота, завладевшая мной, была навязанной чем-то или кем-то, если бы моя воля не была подавлена, я бы лучше поразмыслил над сложившейся ситуацией, чем вот так бездарно растратил понапрасну время.
Меня замутило, когда передо мной проплыли две призрачные тени.
- Мои девочки - лучшие! - с гордостью сказал Лысый. - С ними не шути…
- Кто? - отступая на полшага, спросил я. - Ты ведь знаешь…
- А тебе все расскажи, да покажи, - рассердился Лысый. - Какая тебе разница, кто на нас напал! Думай о том, что ты должен сделать, а об остальном не беспокойся. Не твое это дело, Нелюдь. Ты сам жив, здоров, вот и молчи, нечего жаловаться!
- Кто?! - выйдя из себя, рявкнул я и Лысый, к моему удивлению, отшатнулся, оступился, споткнувшись о камень и рухнул задом на грязную дорогу. На лице его отразилось искреннее изумление, призраки шатнулись ко мне, но в наступление не перешли, так и застыли между нами.
Тут и подоспел Леха, сбил меня с ног, после чего с видимым удовольствием взялся пинать, приговаривая с чувством:
- Будешь знать, как хамить! Будешь знать…
Я заслонил локтями лицо, большее было выше моих сил.
- Хватит, Леша, - спокойно приказал Лысый, поднявшись. - Я разве просил тебя его бить? Не ссорился бы ты с ним, он ведь Нелюдь, еще вздумает отомстить. Эй, ты знаешь, что ты Нелюдь, а?
Я промолчал, потому что его вопрос не имел для меня никого смысла, а еще потому, что жутко болели ребра, и дышать стало неимоверно трудно. Потому что ненависть, переполнявшая меня, грозила вылиться в поток ругательств, которые показались бы Лысому и компании жалкими и неимоверно забавными. Придет время и я на деле им все докажу, чего сейчас по посту слова тратить?..
Глава 4. Сквозь прошлое
Он всегда так делал. Макар часто упрекал приемыша в том, что он обалдуй; Макар де приютил его, обогрел, накормил, а Дима все сторонится его. Мальчик старался один на один не называть Макара отцом, а при людях звал его папой лишь по несчастной необходимости. Впрочем, когда Макар тяжело заболел, он понял, что ошибался. Дима, будто совсем взрослый, взвалил на себя хозяйство, заботу о его жене и дочери. Он каждый вере подходил к нему, садился и горячая тяжесть сваливалась с груди уже немолодого Макара. Мальчишка обладал удивительным даром, и щедро растрачивая свои слабые, детские силы на него…
Через несколько дней, когда Макар начал оправляться от воспаления легких, от которого в деревнях и лечить то не умели, он удержал мальчугана за запястье и сказал:
- Не подходи ко мне больше.
Дима некоторое время смотрел на него мутными от усталости и изнеможения глазами, а потом глупо спросил:
- Но почему?
- Потому что ты мой сын, и я не хочу, чтобы ты умер. Я был неправ, когда ругал тебя. Да ты на себя посмотри! Ты же все силы на меня тратишь! А ну живо на кухню и поешь, а потом спать!
При этом он улыбнулся, а жена его оторвалась от вязания и вгляделась в приемыша глазами, полными благодарности и страха. Этот мальчик удержал ее мужа на белом свете, но по ночам он иногда принимался страшно кричать и звать свою мать, а с утра не помнил ничего из того, что ему снилось. Лишь одна Вовка не боялась его и все хватала за руку, когда мальчик начинал метаться в кровати…
Примерно через месяц после выздоровления хозяина, жизнь мальчика в теплой избе дядьки Макара кончилась. Ранним утром Макар разбудил Диму еще до сумерек и велел собраться, чтобы уезжать.
Они запрягли пегого мерина Сура в сани, собрали узелок с едой и самогоном, оделись тепло и поехали куда-то. Сур, выйдя за околицу, заупрямился, встал, как вкопанный, предчувствуя долгий путь, но Макар протянул его поперек хребта поводом, и мерин нехотя двинулся с места.
Их путешествие показалось Диме бесконечным, потому что стояли крепкий февральские морозы, мир вокруг казался однообразно белым, дыхание застывало в воздухе. Конь, пробираясь по глубокому снегу бездорожья, едва волочил ноги, все больше выбиваясь из сил. Мальчик грел руки в длинной шерсти Лиса и думал о Вовке. Ему было очень грустно расставаться с ней.
Они проезжали одну деревню за другой, останавливались на ночлег и отдых, но вскоре снова отправлялись дальше, оставляя за собой такой далекий и неправдоподобно уютный дом. Макар много пил с разными людьми в деревнях, а, прощаясь, всегда напоминал, ну… ты меня не видел.
Уже потом Дима понял, что путь до города занял что-то около недели вместе с тем днем, который путешественники провели у очередного друга Макара. Двинуться дальше не было никакой возможности - коню требовался отдых, да и Макару тоже, а, кроме того, на улице разыгралась жуткая метель так, что в двух метрах все тонуло в снежном, бешеном хороводе.
Но тогда для мальчика путь растянулся в долгие месяцы и Дима даже не смог радоваться, когда они, наконец, добрались до Малаховки. Его уже тогда гордо величали городом, но на самом деле это была большая деревня с десятком кирпичных пятиэтажек. Макар зашел в первый попавшийся магазин - маленькую бакалею, бедную, как и сама деревня. Полупустые прилавки покрывала пыль, цветок на низком подоконнике увял от холода. Диму Макар оставил у входа ждать и приглядывать за санями. Он долго разговаривал с хозяином магазина, а потом выглянул на улицу:
- Пес остается в санях, а ты, Димка, иди сюда…
И когда мальчик вошел в магазин, Макар сказал ему, указывая на пузатого, высокого мужчину в сером переднике: