- А то тут такие вещи творятся, что не знаешь, за что и хвататься, чтобы к стенке не встать. - И добавил тихо, доверительно так: - Ревтрибунал второй день лютует. Самого товарища Фактора расстреляли.
- Вот и метнулся мухой! Пока тебя самого за саботаж не привлекли, - прикрикнул я на него напоследок.
Писарь оторвал свой толстый зад от табуретки и довольно борзо для своей комплекции выскочил в коридор. Даже печать на столе забыл.
А вот это он зря сделал. Я тут же проштемпелевал пару стандартных машинописных листов и положил печать на место. А листочки попросил Наталию Васильевну быстро спрятать у себя. Думал, она просто их на грудь под передник засунет, а у нее там целый карман внутренний оказался. Весьма удачно для нас получилось.
- Георгий Дмитриевич, - тихо прошептала милосердная сестра, торопливо пряча в карман сложенные листки, - зачем они вам?
- Ну, мало ли? Лишними точно не будут. Для нас, - заверил ее в правильности своих действий.
А тут и писарь заглянул. Попросил "обождать еще минутку", пока машинист мандат напечатает и новый командир полка его подпишет.
После получения мандата - мощной бумаги с угловым штампом и круглой печатью - я почувствовал себя намного уверенней и легкой трусцой потащил Наталию Васильевну на другой конец села к интенданту - прибарахляться. А то холода уже на носу, а "у тебя нет теплого платочка, у меня нет зимнего пальта".
Под хозяйство полкового интенданта приспособили на окраине села ригу и какие-то капитальные амбары, забитые разнообразным барахлом под стрехи. Что же у них красноармейцы-то ходят как нищеброды при таком богатстве?
Попытки полкового интенданта, толстого короткого и кривоногого мужичонки с фамилией Шапиро и роскошными гитлеровскими усами (вроде они пока тут английскими называются), втюхать мне, "как большому начальнику", тонкие генеральские сапоги со встроченным в шов китовым усом успехом не увенчались. Я вытребовал себе нормальные юфтевые сапоги нижнего чина, даже не по наряду, а на обмен. Оставил ему свои просящие каши дерьмодавы. Моя наглость, подкрепленная подписью "ужасного" Мехлиса, которого тут все начальство полка за сутки успело забояться до икоты, принесла обильные плоды. Так что жаба моя была довольна.
Кроме сапог я за полчаса стал обладателем хороших диагоналевых галифе по размеру, практически новых с высоким поясом под грудь. Синего цвета с малиновым кантом. И коричневого френча - русского самопала под фирменный бритиш, но приличного сукна и хорошего пошива. А также большой полевой фуражки казачьего образца, распяленной на деревянную пружину. Ее я брать не хотел, но ничего другого на мою большую голову не нашлось, даже папахи. Нашел он мне в своих закромах вместо генеральской шинели с "революционными" отворотами, от которой я категорически отказался (шлепнут еще сторонние товарищи, не разобравшись), некое подобие двубортного шоферского бушлата серого касторового сукна. Чуть широковат бушлат оказался в плечах, но это несмертельно. Особенно по нашим дефицитным временам. Довершила мое преображение командирская планшетка с целлулоидным отделением под карту.
Напоследок Шапиро попытался мне всучить "в знак уважения" еще пехотный кортик с "клюквой". Но это не для меня. Вместо холодного оружия заставил его найти у себя в глубинах амбара хирургический набор (шикарный набор оказался, немецкий, из нержавеющей стали в отдельном ранце-несессере) и разного перевязочного материала, йода и перекиси водорода, которых тут оказалось очень и очень богато. Что ж они его на товарища Нахамкеса-то пожадовали? Мы ж его чуть ли не стираными портянками бинтовали. Вот не пойму их логики, хоть убей!
Поиски подходящей одежды для Наталии Васильевны прошли намного дольше. Все же тут мужской гардероб в основном, и размеры совсем другие, хотя сестра милосердия - девушка высокая и видная. А вот ножка у нее маленькая.
Стремительный Шапиро молнией метался между штабелями, ящиками, сундуками и просто узлами; казалось, знал все, что и где у него лежит, но каждый раз это был кайф предпоследнего варианта решения.
В итоге этих метаний интенданта Наталия Васильевна оказалась обладательницей краповых "революционных" шаровар, снятых с какого-то гусарского унтера. И гусарских же ботиков с короткими серебряными шпорами. Защитного цвета шерстяной гимнастерки-косоворотки, которую милосердная сестра согласилась ушить сама, при обеспечении ее нитками и иголками (и этот дефицит ей тут же был интендантом выдан!). И шикарной темно-лиловой венгерки из французского драп-ратина с черными бранденбурами шелкового шнура. На черном каракуле в комплекте с каракулевым же картузом. Черная юбка тонкого сукна к этому костюму нашлась почему-то в соседнем амбаре. И одно хорошее шерстяное платье с глухим воротом. (Это все не иначе с какой-то барской усадьбы грабленое тряпье.)
- Вы совсем будете, барышня, как кавалерист-девица Дурова, - сделал интендант неловкий комплимент, принеся к охотничьему костюму юбку и кавказский тонкий пояс с серебряным набором.
Выдал он нам также нужных размеров исподнего мужского, нового, по две пары на нос, и льняной бязи на портянки. Мятного зубного порошка фабрики Маевского в жестяных банках. Хозяйственного и земляничного мыла. И медицинского спирта две ведерные бутыли в камышовой оплетке.
С последним интенданта расставаться мучила жаба. Крепко мучила. Но отказать бумаге с подписью Мехлиса он не осмелился.
- Моисей Шлемович, - предложил я ему вполголоса, - куда нам сейчас тащить обе бутыли? Да и на чем?
И внимательно посмотрел ему в глаза.
Интендант почесал за ухом, мотнул головой и согласился со мной, что в двуколку все не влезет.
- Вот и я о том же, - продолжал рассуждать. - Одну бутыль мы пока оставим у вас. Мало ли что случиться может в этом каретном сарае, в котором сейчас перевязочный пункт? Лучше вы нам саквояж подыщите под нашу старую одежку. И прикажите запрягать санитарную двуколку.
- Вы совершенно правы, Георгий Васильевич. - Интендант даже руки потер, как муха перед обедом. Никак в предвкушении удачных гешефтов со спиртом в период сухого закона. Я же ему сразу за две бутыли в складском талмуде расписался. - Сейчас распоряжусь насчет двуколки. Ее сразу к вашему подразделению приписать или с возвратом?
- Лучше сразу. Она же и так нам положена.
- Таки да, - согласился интендант.
Пока мы с Шапиро носились по амбарам, пока запрягали в нашу двуколку красивую рыжую кобылку с тонкими ногами, пока нам выделялся из личных закромов интенданта объемный американский сак, Наталия Васильевна успела пошить две нарукавные повязки белые с красным крестиком посередине. На завязках.
Переоделись в обновы мы там же, в амбаре. И повязки нацепили на левые руки. Наталия Васильевна лишь картуз надевать не стала, обошлась косынкой сестры милосердия. В неушитом вороте гимнастерки ее шейка стала похожа на гусенка, поэтому венгерку она на плечи накинула.
Я же не преминул подпоясать френч австрийским ремнем с "манлихером".
Погрузили все в двуколку и, тепло простившись с испуганно-заботливым интендантом, не торопясь покатили к волостному управлению. К обжитыми уже нами каретному сараю и сеновалу.
Заезжая во двор волостного правления, мы неаккуратно столкнулись с Мехлисом, который ловко перехватил нашу лошадь под уздцы, слегка отскочив в сторону. А то бы мог не отделаться легким испугом при столкновении с гужевым транспортом. Лечи его потом. А отпуск?
- Вижу, обживаете свое подразделение, товарищ начальник пепепупо? Похвальная деловитость. - Комиссар нам задорно подмигнул.
- Лев Захарыч, хоть ты бы не смеялся над моей должностью, - с укоризной ответил ему с высоты двуколки.
- Все, больше не буду, - улыбнулся комиссар, ласково поглаживая лошадиную морду. - Хорошая кобылка, справная. Интересно, за что так полюбил вас Шапиро, что англизированного дончака вам в оглобли отдал?
Я сделал удивленное лицо и развел в стороны руки. Типа знать ничего не знаю и ведать не ведаю.
А Мехлис уже переменил тему:
- Чаем меня угостите в качестве компенсации за наезд?
- С удовольствием, - подмигнули Наталии Васильевне. - Только у нас чай особый, революционный - бээсбэзе.
- Не понял. - Мехлис действительно выглядел озадаченным. - Какое безе?
Тут я откровенно расхохотался:
- Это означает, что чай "без сахара и без заварки".
Вылез из двуколки сам и подал руку милосердной сестре, помогая той выбраться на твердый грунт. Потом, взяв лошадь за уздцы с другой стороны от комиссара, повел ее с повозкой к каретному сараю. Мехлис пошел со мной, так как все еще держался за недоуздок.
- Уел, трубка клистирная. Отомстил за пепепупо, - констатировал комиссар. - Веселый ты человек, Георгий Дмитриевич, как я посмотрю.
И не понять - то ли в похвалу это мне, то ли в упрек.
- А чего унывать, - поглядел я ему в глаза прямо, - уныние есть смертный грех, как попы учили. Что наши, что ваши.
- Наши попы называются раввинами, - возразил Мехлис, помогая мне открывать дверь в конюшню.
- Это мне монопенисуально.
Я сбил фуражку на затылок и стал выпрягать кобылу из двуколки.
- Георгий Дмитриевич, так кипяток ставить? - подала голос Наталия Васильевна из ворот каретного сарая.
- Всенепременно, - обернулся я к ней, - как же мы комиссара без чая оставим? Да еще в присутствии Ревтрибунала в расположении части. Это будет крайне неосмотрительно с нашей стороны. Могут заподозрить в контрреволюции.
Смеялись уже втроем. Здорово, когда начальство шутки понимает. Хуже, когда оно такое, как товарищ Фактор со всей революционной и очень серьезной тупостью.
А еще за это время я подумал, что можно так вот запросто спалиться лексиконом двадцать первого века. Как два пальца об асфальт. Ну, вот… Теперь за губой следить надо. И базар фильтровать. Как штандартенфюреру Штирлицу, который пока где-то в Красной армии на посылках бегает как Максимка Исаев.
Мехлис, обождав, пока сестра милосердия скроется в каретном сарае, задал вопрос:
- Так что за слово вы последним употребили про раввинов?
Ого! Начальство перешло с "ты" на "вы". Плохой признак. Посмотрел в светлые честные глаза комиссара и ответил:
- Я сказал, что мне, как свободному от религии человеку, что поп, что раввин - мо-но-пе-ни-суально, - последнее слова сказал по слогам, для особо одаренных.
- Погоди, сам догадаюсь, - сказал комиссар, закатывая зрачки под брови.
Красиво думает. Видать, наш комиссар головоломки любит: сканворды всякие, ребусы, ментаграммы. Тем временем Мехлис потер ладонью подбородок, пару раз кивнул кудрями и промолвил с некоторой растяжкой слов, как будто не совсем был уверен в сказанном:
- Моно - это по-гречески один. Помню. Или по-древнегречески… Могу и попутать: в классической гимназии не учился, а в коммерческом училище этот язык не преподавали. А пенис по-латыни будет… - Тут он весело расхохотался, не договорив фразы. Открыто так засмеялся, заливисто. - От, медицина… - В восторге комиссар, присев, ударил себя ладонями по ляжкам. - Даже мат у вас латинско-древнегреческий. Но и старого взводного фейерверкера тебе с панталыку не сбить, - погрозил он мне пальцем.
Я в это время закончил выпрягать кобылу и стал заводить ее в конюшню.
- Ладно, Георгий Дмитриевич, обихаживай кобылу не торопясь, я скоро к вам загляну, - крикнул мне вслед комиссар. - Посмотрю, как устроились.
- Как это понимать? - спросила меня Наталия Васильевна, когда я вернулся в каретный сарай.
- Что понимать? - не понял я вопроса.
- Эти заигрывания комиссара с нами.
- Перетерпим, милая. Надо перетерпеть. Ты только помни, о чем ты не должна говорить. Ни при каких условиях.
- Я помню, - заверила она меня. - Я не баронесса. У меня не было мужа полковника. И вообще я мещанка необразованная со смешной фамилией Зайцева.
По ее щекам потекли невольные слезы.
Обняв расстроенную женщину, сказал:
- Любимая, так надо. Так надо для того, чтобы ты выжила в этой мясорубке, в которую превращается Россия. И все это очень и очень серьезно. Вопрос жизни или смерти. Я тоже обеспокоен поведением комиссара, но отказать ему от дома не можем. Здесь он наша единственная защита. ПОКА мы здесь.
- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - сказала она и спрятала лицо у меня на груди, когда я собрался губами осушить ее слезинки.
Потом мы молчали, стоя обнявшись, даря друг другу свое тепло.
Мехлис пришел в каретный сарай через двадцать минут, когда и кобыла была обхожена, напоена и угощена копной свежего сена, и кипяток был уже готов, и Наташа плакать перестала. Он принес с собой цибик черного байхового чая. Цейлонского. В красивой жестяной коробочке Товарищества чайной торговли и складов "Медведев М. П. и наследники". И горсть мелко колотого сахару в синем бумажном фунтике.
- Это вам мой подарок на свадьбу, - сказал комиссар, вываливая это богатство на стол. - Чем богат…
Наталия Васильевна подняла на меня круглые, ничего не понимающие глаза, с трудом удержала готовую упасть на пол челюсть, но промолчала. Умница моя.
Надо было резко менять тему. Что я и сделал, ни секунды не медля.
- Вот сейчас, Лев Захарыч, мы ваши подарки с нашим удовольствием и опробуем, - постарался придать своему голосу торжественное выражение.
И тут же повернулся к Наталии Васильевне.
- Милая, возьмешь на себя труд по заварке этого божественного напитка?
- Конечно, милый, - ответила она немного странным голосом.
Хорошо хоть улыбается.
Мехлис, слава богу, нашего тихого скандала не заметил. Тем более что я тут же загрузил его другой проблемой:
- Лев Захарыч, что-то все же надо делать с названием моей должности. При нынешней революционной моде все вокруг сокращать до начальных слогов уж очень смешна она на слух.
- Согласен, - ответил комиссар, - но в штате полка именно так твоя должность и прописана. И в старой армии она так же называлась.
- А для чего мы революцию делали? - спросил я его в лоб. - Для чего пели "до основанья, а затем мы наш мы новый мир построим"?
- Вижу, у вас уже есть решение этого вопроса, - констатировал Мехлис.
- Есть, - ответил ему, - переименовать эту должность в начальника медицинской службы полка.
- И таким образом поднять ее в классе с коллежского асессора до надворного советника, - засмеялся комиссар.
- При чем тут старые чины, которые уже почти год как отменили? - сделал я удивленное лицо. - Весь вопрос в том, что мне крайне не нравится, когда меня называют пепепупо.
- Ну вы еще не в худшем положении. Вон у Троцкого в Реввоенсовете появился в помощниках замкомпоморде, и то ничего. Не жалуется, - улыбнулся Мехлис.
- Кто-кто? - вмешалась в наш разговор Наталия Васильевна.
- Заместитель командующего по морскому делу, - ответил ей Мехлис, кивнув своими кудрями. - Сокращенно: замкомпоморде. Это еще что… Как вам, Наталия Васильевна, нравится такая организация, как Чеквалап?
Наташа удивленно открыла рот, потом сказала:
- Даже догадаться не могу, что может за этим скрываться.
- Не буду вас томить, - ответил Мехлис, - это всего лишь Чрезвычайная комиссия по заготовке валенок и лаптей при Совнаркоме.
- А лапти зачем? - пришел и мой черед удивляться.
- По новой военной форме Красной армии рядовым в пехоте положены кожаные лапти, по типу малороссийских чеботов. На сапоги кожи не хватает, на ботинки - квалифицированных сапожников, - удовлетворил комиссар мое любопытство. - Вот таким образом и вышли из положения. Как я сам уже понял: при любых потрясениях обувь - самое узкое место в снабжении.
Наталия Васильевна тем временем разлила по кружкам восхитительно ароматный чай, который и на вкус оказался дореволюционного качества. В двадцать первом веке секрет изготовления такого чая был уже утерян.
Пили по-крестьянски, вприкуску. Зажимаешь между зубами кусочек колотого сахара и протягиваешь сквозь него чай. Без странных звуков не обходилось. Чувствовалось, что все мы трое так чай с детства пить не привыкли. Что если и пили с сахаром, то внакладку. Но в данном случае это было бы слишком транжиристо.
- Только блюдечка нам не хватает для полного счастья, - заявила сестра милосердия, явно пытаясь пошутить.
- С блюдечка будет по-купечески, - возразил я ей. - В наше время такая манера пития чая может быть рассмотрена как контрреволюционная. Тем более в присутствии комиссара бригады и большевика.
Мехлис оторвался от кружки и заметил:
- Ехидный ты мужик, Георгий Дмитриевич. Тяжело тебе будет по жизни. Хорошо ты на меня нарвался - я шесть лет артиллеристами командовал. А многие, те, что из босяков в командиры вышли, относятся к своим должностям ох как серьезно, шуток не понимают, да и обидчивы чрезмерно. Ты это учти на будущее. Кстати, ты так и не сказал, зачем потребовалось перекрестить свою должность? Уже немного зная тебя, я подозреваю, что в этом предложении есть и второе дно.
С сожалением я поставил кружку на стол - там оставалось больше половины душистого напитка - и внес предложение:
- В первую очередь чтобы среди бойцов было уважение к должности. А какое уважение к пепепупо?
- А начмедслуп, по-твоему, уважения вызовет больше? - ехидно улыбнулся Мехлис.
- Нет, - возразил ему. - Сокращать надо просто и ясно: начмед полка, начмед бригады и тому подобное.
- В функциях тогда должны быть изменения, - предположил комиссар.