Рику было не привыкать просыпаться или приходить в себя неизвестно где, с головной болью и тошнотой… В прошлой жизни, правда. В шкуре Судьи, точнее, в его белом плаще и с карающим мечом, бывшего капитана участь сия миловала – до поры, до времени. Сейчас, кажется, это время настало.
Внутри поскрипывало и похрипывало, дыхание, сердце и память отказывали – почему-то всё время перед глазами вставали бьющиеся зеркала и разорванная огнём ракет и орудий планета. И два лица – одно в вычурной маске, постоянно меняющей очертания и украшения, с холодными стекляшками глаз и какой-то склизкой по ощущениям прорези для рта, и второе – волевое, исполненное внутренней силы и воли, словно вырубленное из камня…
Рику-Судье хотелось сдохнуть. Именно сдохнуть, в крови и дерьме, так, чтобы было неповадно прочим поступать так, как поступал он, и… упиваться властью, своей силой и высочайшей миссией, доверенной ему теми, кто стоит много выше обычных людей. Он не понимал, откуда взялись такие мысли в его прежде холодном и предельно логичном рассудке, но подозревал, что виновен в нём тот, из сна, что носил маску…
А обладатель второго лица, виденного Судьёй в горячечном бреду, входил в медотсек. Распавшаяся на части многослойная перепонка медленно уползала в щели, попыхивая на визитёров сизоватым дымком многоцелевых медицинских нанитов, и Романов, скривившись, непроизвольно задержал дыхание. Не то, чтобы он боялся лишний раз вдохнуть нанороботов – его организм сейчас справился бы и с их боевыми отравляющими вариациями, но полковнику было почти физически неприятно чувствовать шевеление этих невидимых машин в себе. "Вот такая вот забавная фобия" – сказал однажды штатный психиатр десантного корпуса, незадолго до того, как совершил прогулку без скафандра в открытый космос. Кажется, он хотел поймать нескольких зелёных человечков, явившихся мозговеду после обильных возлияний в штабной кают-компании… Единственный полезный совет, что оставил доктор Марку, гласил: "Всё – тлен, но далеко не всё – член. Мир гораздо приятнее, чем вы думаете". Романов взглянул в поблёскивающий металлом бок раскрытого автохирурга, и его передёрнуло ещё сильнее – раны от зеркал болели и чесались, несмотря на тройную дозу иммунола и регенера…
Пока Марк перемигивался со своим отражением, следом за ним лёгким быстрым шагом в отсек вошла Ханна, улыбавшаяся на ходу чему-то своему в глубине своих мыслей. Петрович привстал, и, криво отмахнув левой рукой слабое подобие салюта, быстро затараторил, обращаясь к полковнику:
– Ваше высокобла… Кхм, сэр! За время вашего отсутствия на вахте происшествий не было, оба больных в сознании, нареканий на условия службы нет, докладывал старший техник биологического сектора Петрович, старший лейтенант десанта… – тут распушённые усы медтехника грустно обвисли, – в отставке.
– Вольно… – Романов с трудом удержался, чтобы не вздёрнуть брови в удивлении – этот человек действительно напоминал одного его бывшего сослуживца… Но это осталось где-то там, в прошлой жизни, да и звали того капитана, кажется, не Петрович, а Иванович… – Что с пострадавшими? Когда встанут в строй?
– Засранец-истребитель будет бегать и прыгать через десяток часов, – медтехник ожёг взглядом пристальных стального цвета глаз притихшего Либерти, и расправил пальцем усы. – А вот с рыцарем в белом плаще пока не ясно, у него большие проблемы с памятью и не только. Такое впечатление, что он просто не хочет жить…
– Что это? – Ханна, молча стоявшая рядом с Марком, едва не касаясь его руки, указала на подрагивавшую картинку рядом с Петровичем. – Какая знакомая планета…
– Это из ментоскопирования вашего "Судьи", – Петрович хмыкнул. – Насколько представлялось возможным при таких масштабных разрушениях, искин по очертаниям материков и горных цепей опознал в этом шарике Эклектику. Вероятность 67%, но это максимум, что можно выжать…
– Э-эклектика? – Шойц сдвинула брови, поджав губы и напряжённо вглядываясь в изображение, и непроизвольно крепко сжала ладонь Романова. – Н-но как? Кто?
– П-пока никто… – прохрипел приподнявшийся на локте Рик, вглядываясь запавшими глазами в Ханну и Марка. – Анна? Майор Штафф? Что ты…
– Какой, нахрен, майор? – опешил Романов. – Эй, друг, ты что-то путаешь, это Ханна Шойц, судья-экзекутор Шестого отряда сил самообороны Эклектики…
Рик, не слушая его, пытался встать, скребя пальцами по гладким бокам раскрытого регенератора:
– Анна… Это ты, Анна… Посмотри на меня! Ты здесь, Аннушка – он с грохотом сверзился вниз, на стерильный белый пластик пола, но не обратил внимания на своё падение, продолжая ползти к Ханне. Она замерла со странной смесью отвращения и заинтересованности на лице, словно наблюдая инопланетное насекомое. Марк непроизвольно шагнул вперёд, прикрывая свою женщину собой…
15.3. Ученый гений. Либерти и наука
19 августа 2278 года
Пирату было скучно. По истечении обещанного техником Петровичем срока его безжалостно выпендюрили из регенерационного бака, смачно плюнув напоследок оранжевой жидкостью в лицо. Пират Линденхост грязно выругался, заметив довольный оскал Петровича, который, и это Либерти знал точно, приложил к обидному действию руку. Порадовавшись, что Петрович лично не отвесил ему пинок под только что собранный нанороботами зад, грозный истребитель врагов властей сунул руки в перепачканную робу пижамного вида, которую ему выдали от щедрости душевной на выходе из бака, и поковылял прочь.
На самом деле, хотя Линденхост бы никогда не признался в этом, ему было страшно любопытно поговорить с этими странными людьми, свалившимися на его голову, в чём Пират уже не сомневался ни секунды, когда на борту исследовательского судна ромашковцев прибавилось состава.
Проходя скучными на вид коридорами куда-то в сторону своей каюты, выделенной ему, по словам того же Петровича, едва ли не в сортире судна, Либерти грустно думал о своей нелёгкой доле.
"Был я истребителем, стану я пиратом, был бы потребителем, стал бы виноградом, – трам-пам-пам… – мысленно напевал он несложные стишки собственного сочинения. – Если власти мне прикажут, стану бить врагов ракетой, если выплаты зажулят, на борту ракеты нету, трам-пам-пам, трам-пам-пам".
Насвистывая простенькую мелодию кабацких частушек, Либерти дошёл до узла слияния коридоров и остановился. Мимо него, распушив усы и дико вращая жёлтыми глазами, пронёсся огромный красно-оранжевый котище, мяукая на бегу. И Пират мог бы поклясться, что в мявках этих он слышал отборный портовый мат.
Следом за "тикающим до хаты" котом вприпрыжку нёсся невысокий белобрысый мужчина, походивший на ужаленную в жопу обезьянку. Множество косичек и хвостиков из волос подпрыгивали на голове преследователя, воинственно подскакивая вверх при каждом прыжке.
– Кетчуп, стоя-я-ять! – ультразвуком верещал блондин, лихо уворачиваясь от внезапно выпрыгивающих на встречу переборок судна. – Стоять, мохнатая ты задница волосатой коровы! Ты посмел сожрать мой завтрак, я принесу тебя в жертву богам гастрономии, кусок ты блохастого настила в клозете!
– Мрья-у-у-у! – не сдавался кот, лихо пробежав по стене над головой преследователя и исчезая в обратном направлении коридоров.
– Однако, – только и смог вымолвить Пират, когда белобрысая пародия на человека со всего маху врезалась в только что отрегенерированное тело истребителя. – Мужчина, сначала стоит познакомиться, после можно даже поужинать, если не за мой счёт, а уж интим потом, – прокашлявшись после удара в душу и отлепив от себя блондина, выдал на одном дыхании Либерти.
– Ты, чо, больной? – с долей сомнения и жалости вымолвил блондин, отпихивая Либерти подальше.
– Уже нет, – радостно оскалился Пират. – Справку показать?
– О наличии венерических заболеваний или их отсутствии? Тебе, кажется, доисторический сифилис в голову ударил…
– Шут! – раздался суровый голос из комма блондина на запястье, – заканчивай с котодерством, у нас тут совещание.
– Да, мой генерал, – ударил пятками ботинок друг о друга Шут, отвечая на вызов. – Мне жаль, королева, но есть вещи сильней, – бросил он офигевшему Пирату, и удрал прочь, оставив того в задумчивости.
Либерти узнал голос, доносившийся из комма, поставленного на громкую связь, видимо, именно по причине постоянной кошачьей войны, непримиримой тенью отпечатавшейся на обиженной морде кота, выглядывавшего из-за ближайшего поворота.
– Это что за псих с девичьей причёской? – обратился Либерти к Кетчупу, трущемуся о его ноги, как ни в чём не бывало.
– Мрьяу, – философски выдал кот, устремив взгляд в пространство.
– Пойдём со мной? – предложил Либерт, – а то мало ли, сколько тут этих… – он запнулся, вспомнив голос из динамика, – козожуев ваших, – хмуро закончил он.
– Пресвятые панталоны и пророк их, вакуумный памперс, – выдохнул Пират, войдя в неприметную дверку, за которой ожидал увидеть корабельный сортир. – Что это за адская пагода?
Кетчуп, всю дорогу с видом бывалого члена экипажа указывающий путь вперёд, поджал хвост и нерешительно мяукнул, всем своим видом намекая на немедленную эвакуацию подальше от этой самой адской пагоды.
Либерт окинул взглядом пространство. Повсюду, куда только можно было взглянуть, стояли колбы, коробочки, резервуары, ёмкости, прозрачные контейнеры и прочая исследовательская утварь, заполненная самыми невообразимыми образцами.
Пират осторожно, стараясь не дышать и не шуметь лишний раз, приблизился к плавающим в желтоватом сиропе красным семейным трусам, задорно чавкающим внутри бака.
– Это опытный образец самовыжимающегося белья, – раздался позади него грустный гнусавый голос. В помещение вошёл высокий, худой, словно выходец с орбитальной станции, мужчина с длинными волосами мышиного цвета, понуро свисающими до плеч редкими сосульками. Большие, наполненные тоской и скорбью, серые глаза смотрели на Пирата со смесью надежды и разочарования, будто Либерти только что попытался примерить красный предмет одежды, а тот отжал ему что-то весьма важное.
Линденхост перевёл взгляд на неслышно вошедшего учёного.
– Здесь комната для опытных образцов, которые до конца не списали с исследований, но и не довели до ума. Вот этот образец, – учёный ткнул узловатым пальцем с обломанным ногтем в бак с жующими трусами, – действительно мог бы сделать революцию в моде и технике. Нанотехнологии, столько лет работы, первый полуразумный предмет одежды, способный испарять влагу, выжимать жидкости и саморазвиваться в процессе жизнедеятельности…
– Ты хочешь сказать, – офигевшим голосом осведомился Пират, – что ты изобрёл разумные труселя, которые мне яйца будут выжимать после неконтролируемых поллюций во сне? А если чего нужное сожмут? Или им вдруг покажется, что они полностью разумны? Они мне тогда откусят причиндалы, похихикают и убегут отжимать лишнюю кровь в вентиляцию? О, да, друг мой, ты воистину изобрёл охрененно нужную вещь для космонавта!
Учёный тяжело вздохнул.
– Это же только образец, – тихо сказал он, с нежностью поглядывая на красные трусы, сыто рыгающие в баке. – Вот здесь, – он развернулся и ткнул пальцем в сторону, – ещё есть и другие опытные образцы.
– Очевидно, это должны быть ручка-фигачка, платок-вырвинос и массажёр для пупка, – язвительно осведомился Либерти.
– Нет, вовсе нет, – глаза учёного вспыхнули каким-то странным огоньком, который бывает только у совершенных психов.
"Точно пришмякнутый", – авторитетно подумал Линденхост. А уж в психах он разбирался лучше всех. Припомнив одного своего знакомого по учебному корпусу, который носил гордое прозвище Цезарь, и отличался удивительной способностью спать, есть и работать даже под обстрелом, а так же свою маму и две бывших жены, Линденхост ещё больше убедился в том, что являет собой просто образец специалиста по психическим заболеваниям у человека.
– Капсулы для упаковки отходов внутри тела, – начал перечислять худой учёный, переходя от ёмкости к ёмкости, – отходы выходят в одноразовых пакетах, очень гигиенично, между прочим. Бумага самоочищающаяся, туалетная, не требует подзарядки и кормления. А вот здесь у нас образец разумного бронекостюма с утеплителем… питается эвкалиптом, правда, а он нынче дорог. Так и не смогли перевести на обычное кормление отходами и ядерным топливом…
– Ты все свои игрушки научил жевать? – с какой-то долей ужаса в голосе спросил Пират, поглядывая, куда там запропастился его мохнатый спутник, и не сожрут ли его очередные панталоны учёного. Кетчупа видно не было, из чего Либерти сделал вывод, что его банально кинули на произвол судьбы.
– О, нет-нет! – засветился палкообразный представитель разума. – Только тех, кто в питательных растворах.
Он скользнул вглубь помещения и возбуждённо указал на ряды контейнеров и стеллажей, на которых располагались другие образцы неуёмного учёного разума, рождающего, как подумалось Пирату, исключительно ущербных и обездоленных чудовищ.
– Вот, моя дипломная работа, в память о бытности Кардиналом, – с изрядной гордостью произнёс длиннолицый, тыкая рукой в крошечный томик с религиозной символикой. – Молитвослов универсальный, знает даже диалекты и обращения далёких колоний, где остались коренные жители планет. Только он всё речитативом читает, под убойную музыку, – скис учёный, опустив взгляд.
– Ну, ничего-ничего, – похлопал его по плечу Пират, – зато дипломная же работа…
– Да, только я диплом за неё так и не получил, – вздохнул учёный. – А вот это у нас, – он подпрыгнул к большому ящику и запустил в него руку, – женское бельё с массирующими нанороботами, очень перспективная разработка, – он потряс перед лицом Либерти пучком шевелящихся и пищащих тряпок грязно-бурого цвета.
– А с этими что не так? Щекочутся? – участливо осведомился его собеседник, втянувшись в экскурсию по хранилищу.
– Цвет только такой, – уныло обронил учёный, забрасывая опытный образец обратно. – Нанороботы провели внутренний референдум и выбрали этот цвет своим национальным колором. Зато у нас тут ещё хранятся…
Следующие два часа Линденхост слушал о тренированных сползаться в одно и тоже место носках-близнецах на основе одноклеточного синтеза и образцов плаценты однояйцевых детей, о чешуекрылых перчатках, которые возвращаются к хозяину и погибают без своей пары, но которые изрядно любят свежее мясо. В списке были пупырчатые поплавки для рыбалки с подсветкой и навигатором, гидроботинки с гидрошнурками и встроенной этой самой гидрой для безопасности ног, армейская посуда с командирским басом и отборными матюками за недоеденную порцию, метла с анатомической щетиной для массажа дорожек перед домом, губка для одежды, которая нежно вылизывала каждый сантиметр ткани, оргазмируя в процессе чистки.
Но гвоздём программы Линденхост по праву счёл три изобретения: кашемировые чехлы для хранения тяжёлой десантной брони, противомоскитное средство для диких рогатых крылотрахов и неизменный, совершенно необходимый каждому разумному человеку перцовый баллончик с веселящим газом, который имел в составе наркотический элемент, вызывающий немедленное и необратимое привыкание.
Баллончик, кстати, как отметил про себя воспитанный Пират, попёрдывал и кряхтел, вспучивая полированные бока, да и походил на старинный акваланг средних размеров…
– Скажи мне правду, брат мой, – задушевно обратился к учёному Либерти, украдкой утирая с глаз слёзы смеха, – вы реально занимаетесь всей этой овцечёской, язви меня в душу?
Худощавый учёный недовольно поджал губы, одарил Линденхоста презрительным взглядом и молча вышел прочь, оставив собеседника среди жующих, храпящих, чмокающих и пердящих образцов современного учёного гения.
– Мрьяу? – раздался внизу робкий вопросительный мявк кота. Либерти нагнулся и подхватил на руки животное, почёсывая его за ушком.
– Пошли отсюда, пока нам с тобой тоже в зад каких разработок не напихали, – сказал он коту, унося его подальше от хранилища. – А то будем мы с тобой потом сползаться, как носки, в корзину для санобработки, хрюкать от перца и жевать собственные гениталии.
Кот согласно уркнул, потершись мохнатой мордой о щёку Пирата.
15.4. Романов в спортзале.
Соревнования на тупость
19 августа 2278 года
– Утро доброе, господин хороший! Погода сегодня солнечная, температура вакуума за бортом повышенная, влажности воздуха не наблюдается из-за отсутствия там воздуха! – бортовой искин "Ромашки" был особенно болтлив именно по утрам, когда, согласно давно и прочно устоявшейся традиции, будил экипаж и исследователей, а также гостей и случайных попутчиков. Пока что он ещё ни разу не повторился в своих плоских шуточках, чем раздражал Марка всё сильнее и сильнее. – При прогулке за пределы корабля рекомендую надевать прорезиненный скафандр на случай выпадения метеоритных дождей. В третьем секторе околопланетарного пространства проводятся испытания квазиживых добывающих роботов нового поколения, просим воздержаться от посещения этого участка пространства на судах любого типа – возможна ваша спонтанная переработка на полезные ископаемые и отходы…
– Тьфу ты, пакость электронная… – буркнул Романов, убирая руку, которой он по привычке закрывал глаза сразу после пробуждения, чтобы не слепил свет потолочных ламп казармы десантного училища… Казарма давным-давно канула в Лету, а привычка осталась. – Сгинь, проклятый. И не выбалтывай секретные сведения кому ни попадя, находка ты моя для шпиона…
Искин бестолково хихикнул, и парировал:
– Какие же они секретные? Эта разработка ведётся по официальному гранту Академии прикладного знания и Университета Восточного Пика Кунь-Цзы, а также – на деньги трёх или четырёх разведывательных служб, таких как СГБ, Потаённый Покой Внутренних Справ Поднебесной Империи, Кха`Тисс-Рра раута, и ещё кого-то, запамятовал… Пардон, сейчас уточню…
– Задолбал. – Марк понял, что окончательно проснулся, и уже не уснёт… – Скажи, негодник ты эдакий, спортзал у вас есть?
– Пятая палуба, налево от главного лифта, спортзал оборудован гравитационным контуром и совмещён с бассейном, стрелковым тиром, десантным модулятором и кабинетом пассивной секс-терапии, – искин заржал. – Заведующий – доктор Гельман, сейчас в отпуске на Мантикоре. Вы занесены в список пользователей, добро пожаловать! Только мыло в душевой не роняйте…
Марк рассмеялся, и, открыв глаза, покинул койку. Ханна ушла к себе ещё ночью, благо поселили их рядом, а судья ещё не привыкла просыпаться рядом с ним. Романов умылся, принял ультразвуковой душ, и, благостно насвистывая мелодию из старого фильма, направился в спортзал:
Не кочегары мы, не плотники,
Но сожалений горьких нет,
Ведь мы десантники-пустотники -
Горяч наш плазменный привет!
Тело просило нагрузки, а мозг умолял о каких-нибудь срочных действиях – вот они сейчас их и получат… В модуляторе, или на гравистенде, или в объятиях тренажёров – неважно.