Держа его под прицелом, Андрей и сержант с изумлением рассматривали Никития, стараясь понять, жив ли он, уже не говоря о том, как священник вновь оказался в пару секунд назад еще пустой машине.
– Мне все эти фокусы порядком надоели! – раздраженно проговорил сержант. – Отче! Вы меня слышите?
Неведомым образом появившийся в машине священник продолжал сидеть неподвижно и глядеть в одну точку. Продолжая держать его под прицелом, сержант сделал шаг к нему, но тут же отскочил, потому как отец Никитий вдруг заговорил. Вернее, начал считать:
– Десять, девять, восемь…
– Это еще что такое? – зло промычал Фокин.
Андрей вдруг почувствовал ледяной холод, пронзивший его, словно копье.
Степан Судаков по прозвищу "Последний" почувствовал, что покинул перевернувшуюся после столкновения с милицейской машиной "шестерку", но глаз не открывал. Усилием воли он заставил утихнуть растекавшуюся по всему телу от ушибленного плеча и бока боль, а потом, сконцентрировавшись, попытался представить то место, где оказался.
Открыв глаза, понял, что не ошибся.
Он сидел на диване в своей комнате, рядом находился отец Никитий, вернее созданный им, Степой Судаковым, двойник, пострадавший от столкновения намного сильнее, чем его создатель, но всё еще живой.
Ушибленное плечо начало болеть вновь, и Степа, приложив к нему ладонь, остановил волны боли, снова начавшие разбегаться от плеча по телу, а потом и залечил ее источник – сильный ушиб. Такие травмы для него – сущий пустяк! Но всё равно они неприятны, а Степе надоели неприятности, ведь именно из них состояла чуть ли не вся его жизнь.
Прошлая жизнь… Теперь же всё изменилось!
Теперь доставивший ему неприятность автоматически накликает беду на свою голову!
Закрыв глаза, Степа представил то место, где лежала перевернутая "шестерка". Он не просто представил, он увидел его. Увидел, как сержант Фокин разбил рукояткой пистолета заднее стекло; увидел, как они с Андреем Ковалевым раскачивают "жигули", как возвращают их в горизонтальное положение. В голове Степы тут же возникла прекрасная идея, и он немедля воплотил ее в жизнь.
– Это будет весело! – сказал он себе, чувствуя, как в комнате появился характерный запах озона.
Не открывая глаз, он знал, что сидит теперь на диване один, а священника рядом с ним нет.
– Десять, девять, восемь… – улыбаясь, начал считать Степа по прозвищу "Последний".
– Семь, шесть… – продолжал свой счет священник, а Андрей по-прежнему чувствовал холод, засевший у него в груди.
Он чувствовал холодное дыхание смерти. Глядя на лишенное каких-либо эмоций лицо священника, будто смотрел ей в лицо.
Что это, как не обратный отсчет!!! Что произойдет, когда отец Никитий скажет: "Один, ноль"? Уж явно не скажет: "Пуск!" – и "жигули" взмоют в небеса.
– Пять, четыре…
Что произойдет? Взрыв? Или нечто еще более страшное?..
А Андрей не мог сдвинуться с места. Этот равномерный счет, этот негромкий голос будто пригвоздили его к земле, парализовали волю и рассудок.
Но желание жить оказалось сильнее, чем глупое бездействие и прослушивание отсчета.
– Сержант, назад! – крикнул он.
– В чем дело?
– Три, два…
Андрей захлопнул дверь и отскочил от машины.
Дверца громко хлопнула, и Ольга, услышав это, подняла голову. Андрей успел подумать, что будет довольно глупо выглядеть, если ничего не произойдет.
За спиной что-то глухо громыхнуло, раздался человеческий крик. Андрей оттолкнулся и со всей силы прыгнул вперед.
Грохота взрыва не было. Был невероятно громкий рев вырвавшегося пламени, звон выбитого стекла и резкий скрежет разрываемого металла. Невидимая сила подхватила Андрея и швырнула вперед на добрый десяток метров. Что-то оранжевое, обжигающее шею, руки и лицо закрыло на мгновенье весь мир, и еще в полете Андрей понял, что это пламя. "Я, наверное, весь объят им!" – пронеслась в голове страшная мысль, прежде чем падение на асфальт выбило из нее все мысли, а также весь воздух из легких.
Он покатился, видя попеременно темно-серый асфальт, голубое небо и громадный-громадный костер. Он был совсем близко, и Андрей боялся остановиться, чтобы огонь не поглотил его своей жаркой пастью.
Глава 28
В который раз Ольга испытала это чувство, когда всё обрывается и холодеет внутри, когда крик застревает в горле, когда секунды растягиваются в столетья и каждая следующая из них кажется еще более невыносимой и страшной, чем предыдущая.
Сначала она не поняла, почему Андрей отскочил от "шестерки". Потом чтото громыхнуло, и она увидела оранжевый свет, пробившийся из салона "жигулей" даже сквозь их тонированные окна. Вместе с этим до ее ушей долетел жуткий человеческий крик, оборвавшийся через секунду, когда машина вспыхнула, словно свечка.
Пламя выбило все ее стекла, сорвало и подбросило вверх крышу, распахнуло багажник. Его языки вырвались наружу, будто им было тесно внутри. Огонь взревел, словно дикий разъяренный зверь. К его реву примешался звон разбитого стекла и пронзительный жалобный стон металла. Смесь этих звуков, длившаяся две-три секунды, показалась Ольге страшной и жуткой, будто сам рев мифических адских труб.
Но еще страшнее было смотреть на то, как волна вырвавшегося пламени поглотила прыгнувшего от машины Андрея. Он исчез в ней, растворился в этих оранжевых набегающих друг на друга жарких волнах.
Время замерло для Ольги, и секунда превратилась для нее в минуту. Андрей не появлялся. Однако она боялась даже того момента, когда он вынырнет из огненной волны в пылающей одежде, с обоженными руками и лицом…
Андрей вылетел из огня, словно выпущенное из пушки ядро. Грохнулся на асфальт и, прокатившись метров пять, замер на месте.
Огненная волна растворилась в воздухе, а пламя устремилось вверх. "Шестерка" пылала, словно огромный факел, языки огня поднимались в небо метров на двадцать и растворялись в нем совершенно без дыма.
Ольга бросилась к неподвижно лежащему Андрею, за ней следом – Василий. Андрей лежал метрах в пятнадцати от пылающей машины, и они ощутили обжигающее дыхание огня, когда подбежали к нему.
– Осторожно, он может быть обожен! – предупредила Ольга, прикрывая лицо рукой.
– Нет, я просто один здоровый синяк, – простонал Андрей, не двигаясь и не открывая глаз. – Фокин?..
Василий бросил секундный взгляд на скрытую за бушующем пламенем машину и тут же отвернулся, так как ему показалось, что к его щекам приложили по утюгу. Жар припекал спину даже сквозь одежду.
– Давай, парень, помоги нам тебя оттащить, пока мы не поджарились, – сказал он, помогая Андрею подняться.
Поддерживая его, они отошли от огня, и Андрей тут же свалился в траву.
– Он сгорел там! – Андрей чувствовал себя более чем паршиво, слыша, как потрескивает раскаленный металл и к нему возносятся языки пламени. – он не понял, в чем дело!.. А я-то догадался… и сбежал!
– Он просто не успел, – попыталась успокоить его Ольга, видя, как лихорадочно блестят глаза Андрея, как дрожат его пальцы, – ты сам чудом спасся!
Андрей закрыл глаза, пытаясь унять дрожь во всем теле. В ушах у него всё еще стоял крик сержанта…
– А пламя-то спадает, – заметил Василий.
Действительно, языки огня буквально на глазах опадали и вскоре уже вырывались из окон машины не больше, чем на два метра. Металл ее почернел и стал похожим на помятый лист бумаги.
По мере того, как Андрей оправлялся от шока, к нему приходила боль. Неприятно ныли ушибленные колени, бедра и бока, острая колющая боль распространялась от ободранных локтей по обеим рукам, тенниска на левом плече порвалась узкой полосой, края которой покраснели от крови, к тому болел затылок, и тупая пульсирующая боль распространялась по всей голове при каждом резком движении. Во рту же царил такой привкус, будто он только что наелся земли, обильно политой нефтепродуктами.
– Тебе лучше показаться врачу, – обеспокоено заметила Ольга и, сходив к "вольво", вернулась с антисептиком и ватой. – А пока тобой займусь я.
Андрей даже закусил губу, когда она начала обрабатывать его локоть. несмотря ни на что, в душе его установилось относительное спокойствие. То ли это было защитной реакцией организма на шок, то ли причиной тому была сидящая рядом Ольга, ее нежные осторожные прикосновения.
Но спокойствие это было недолгим, стоило ему только бросить взгляд на догорающие останки "шестерки". Он был просто уверен, что тот, кто устроил этот взрыв – инопланетяне ли, или же неведомым образом исчезнувший из машины Степа "Последний", – прекрасно видел или знал, что возле автомобиля находятся люди и, словно издеваясь над ними, дал устами отца Никития обратный отсчет.
Подняв голову, Андрей взглянул на небо. Что там Игорь говорил про объект на озере? Прозрачный. Словно какое-то дрожание воздуха. Сейчас он может висеть прямо над ними, и сколько не старайся, будешь видеть небо, одно небо, Игорь ведь с трудом видел его на фоне деревьев…
Игорь?!
Василий занимался вывихнутой рукой Павла, стоя спиной к Лесному тоннелю, Ольга тоже сидела спиной к тоннелю, и все они, в том числе и Андрей, забыли об Игоре Светлове, оставленном лежать на обочине дороги метрах в пятидесяти от них.
Повернув голову, Андрей увидел Игоря, медленно идущего к ним и прижимающего руку к раненому плечу. До него было метров семь-восемь, а Андрей понятия не имел, где его пистолет.
Сержант Ковров патрулировал улицы Узинска. Раньше он тоже делал это, но сегодняшнее патрулирование никоим образом не походило на предыдущие. Они были просто автомобильной прогулкой, сегодня же он относился ко всему более чем серьезно.
Его машина медленно ползла по пустынным улицам, а сержант внимательно вглядывался в каждый переулок, в каждый двор, в каждый дом, в каждую тень дерева. Он был благодарен жителям городка, что они вняли просьбе милиции и не показывались на улицах, даже несмотря на всю пугающую неизвестность, на отсутствие связи и на незримо витавшее в воздухе напряжение. Вряд ли такое было возможно в Москве или Нью-Йорке. Толпы возмущенного народа заполнили бы улицы, требуя объяснений, возможно, даже начались бы беспорядки.
Отсутствие демонстраций на улицах Узинска – это, конечно, хорошо, но вот отсутствие связи!.. Без нее он, да и все жители городка, были как без рук. Никто не мог сообщить о каком-то происшествии в участок, находящийся там лейтенант не мог передать сообщение на патрульную машину, сам Ковров не мог запросить помощь или узнать, кому она необходима…
В зеркале заднего вида он увидел появившуюся откуда-то женщину, энергично машущую ему руками. Ковров дал задний ход и остановился возле нее:
– Что случилось?
– В доме Алексеенко стреляли, а потом оттуда вышел его друг…
– Дмитрий Редкович?
– Да, в осеннем плаще!
– В плаще? – переспросил Ковров, не понимая, причем тут к стрельбе осенний плащ.
– Под ним, наверное, оружие.
– А-а! Еще три машины патрулируют город. Если увидите их, сообщите то же самое…
– Но Редкович пошел в сторону участка! Его, наверное, легко будет задержать!..
– В участке только лейтенант… Проклятье, Редкович мстит!
Милицейская машина сорвалась с места, оставив позади немного озадаченную женщину.
– Где пистолет? – тихо спросил Андрей у Ольги и уже более громко уставшим голосом произнес: – Игорь, только не начинай по новой!
Ольге не нужно было оборачиваться, чтобы понять, в чем дело. Она замерла и, пошарив взглядом по дороге, у догорающей "шестерки" увидела пистолет. Он лежал шагах в тридцати от них. Слишком далеко…
– Всё в порядке, – также устало произнес Игорь, тяжело опускаясь на траву рядом с ними. – Спасибо, что выстрелил в меня…
– Пожалуйста!
– …я сразу же пришел в себя, и всё понял. Мне действительно внушили ложные воспоминания. Извини, что наговорил тебе столько всего…
– Да ничего, с кем не бывает! А почему ты потерял сознание? Не от ранения же?
– Мозг, наверное, перегрелся. Не выдержал такой нагрузки. Я, кстати, коечто вспомнил.
– Что же? – оживился Андрей.
Он уже убедился, что с Игорем всё в порядке. Безумная ненависть исчезла из глаз его друга, там осталась только усталость.
– Немного, – ответил тот, – Все прошедшие дни я находился в какой-то комнате и приходил в себя только три раза. Со мной разговаривал этот Степа…
– "Последний"? – воскликнул Андрей. – Он каким-то чудесным образом исчез из "шестерки" …
– А еще ты разбил ему нос, когда он пытался проникнуть в мой дом.
– Так это был он? А зачем он лез к тебе? За рисунками объекта на озере?..
– Он особо не распространялся на этот счет. Сказал, что хотел как-то проверить тебя.
– Меня?.. Ой, теперь уже я ничего не понимаю!.. Нужно как-то поймать этого Степу да поговорить с ним по душам.
– Думаю, что это небезопасно, – скептически заметил Игорь.
Глава 29
Лейтенант Ващук сидел на столе дежурного в милицейском участке, проклиная своё вынужденное бездействие. Может быть, в городе сейчас началась новая волна резни, а он об этом ни слухом, ни духом. Правда, минут тридцать назад заехали добровольцы патрульные, которые завезли одного буйного из "Золотого луча" и сообщили, что сержант Фокин выехал из городка в южном направлении, предположительно преследуя темно-серую "шестерку".
Буйный сейчас сидел за решеткой, патрульные уехали, а лейтенанту не давало покоя их сообщение. Андрей Ковалев выехал в южном направлении, за ним темно-серая "шестерка", а за ней, в свою очередь, – сержант Фокин. Чем кончится эта двойная погоня? Или, может, она уже закончилась?
Какой-то звук привлек внимание Ващука. Вроде бы что-то упало или разбилось. И звук этот шел откуда-то из здания.
Лейтенант слез со стола, настороженно прислушиваясь, однако всё было тихо. Но он был уверен, что звук шел изнутри. Буйный в камере? Лейтенант направился было к нему, но передумал. Тот не имел никакой возможности выбраться оттуда.
Внезапно Ващук понял, что звук мог идти со второго этажа, где располагалась мэрия. Если кому-то понадобилось пробраться в участок, то лучшего пути не найти. Окна первого этажа зарешечены, скорее по традиции – ведь милицейский участок, все-таки, – чем по надобности. А вот на втором этаже никаких решеток не было.
Входы в участок и в мэрию находились с разных сторон здания, однако лейтенант решил воспользоваться служебной лестницей. Достав пистолет, он быстро и бесшумно поднялся по ней и осторожно приоткрыл дверь, которая всё же, несмотря на все его старания, тихо скрипнула, и звук этот невероятно громко прозвучал в тишине здания. Лейтенант чертыхнулся про себя.
Пройдя по узкому проходу, выглянул в коридор, пол которого покрывал мягкий ковер, а у стен стояли несколько стульев, столик и вазон с декоративными растениями. Слева находились двери в мужской и дамский туалет, справа – дверь в конторку нотариуса и в архив.
Бесшумно прокравшись по мягкому ковру, Ващук открыл дверь в мужской туалет. Окно было целым и закрытым на шпингалет. Здесь никого. Три шага, и он открыл дверь в дамский туалет. Тот же результат. Обернувшись, посмотрел на дверь архива. Она была закрыта, и отпереть ее изнутри, да и снаружи, без ключа было невозможно. То же самое касалось и двери в контору нотариуса. Если кто-то забрался туда…
Прервав размышления лейтенанта и разорвав тишину пустого здания, прогремел выстрел.
Степан Хомич сидел в гостиной своего дома и смотрел телевизор. Шторы были задернуты, и в комнате царил полумрак, окрашенный в голубоватые тона из-за света, лившегося с экрана.
Он был рад и благодарен судьбе за то, что его жена уехала на неделю к дочери. Она была очень впечатлительной женщиной и сейчас бы просто не находила себе места, страшные и странные события, происходящие в Узинске свели бы ее с ума. Сам же Степан был полной ей противоположностью и воспринимал всё происходящее без излишнего драматизма.
Хотя и ему многое не нравилось, особенно отсутствие междугородней связи, ведь его жена наверняка будет волноваться, если не сможет дозвониться к нему.
Сейчас, понимая, что его вмешательство никак не повлияет на ход событий, что сам он лично ничего не изменит, Хомич просто смотрел телевизор, то есть делал то, о чем настоятельно просила милиция: не выходил из дома, не впадал в панику, контролировал эмоции.
Он так увлекся комедией, что не заметил тень, появившуюся за окном гостиной в том месте, где между шторами оставалась небольшая щель. Появившись на пару секунд, тень тут же исчезла.
Прошло несколько минут, и Хомич вдруг понял, что с улицы, где прежде царила полная тишина, доносится какой-то звук. Прислушавшись, он понял, что это ни что иное, как рокот двигателей мотоцикла или мопеда и, судя по всему, не одного.
И рокот этот приближался. Он доносился уже со двора. Хомич подумал, что слух играет с ним злую шутку, ведь не могут же мотоциклисты разъезжать у него по двору.
В следующее мгновенье что-то ударило по большому окну гостиной с внешней стороны. Звон падающего и бьющегося на мелкие осколки стекла заглушил звук телевизора. Потом чья-то рука дернула штору, и та упала на пол, открыв наполовину выбитое окно и стоящий в нем мопед. Одной рукой седок поднял забрало шлема, а другой снял со спины обрез.
Хомич мгновенно узнал в седоке Кочергу, узнал резную рукоятку обреза, который еще вчера был великолепным охотничьим ружьем, не принадлежавшим Кочерге, и понял, что оружие в его руках совсем не для забавы. Также Степан понял, что находится в крайне невыгодном положении, сидя в глубоком кресле спиной к двери.
– Не ждали? – ухмыляясь, спросил Кочерга. – А мы вот решили зайти, проведать нашего стукача. Это ведь ты заложил нас лейтенанту!
– С удовольствием этого бы не делал, если бы закон разрешал надирать уши…
Грохот выстрела оборвал его слова. Сила удара, пришедшегося в левую часть груди, бросила тело Хомича на подлокотник кресла, и он остался так полулежать в нем, свесив левую руку на пол.
– А ты бы не придерживался закона, – хохотнул Кочерга и ради смеха выстрелил в телевизор, потом дал задний ход и выехал во двор, где его ждал Болт.
– Сегодня будет веселый вечер! – прокричал Кочерга ему.
– И куда едем веселиться?
– Туда, где можно найти нашего нового знакомого!
Часть двери в контору нотариуса – та, где находился замок, – с треском вылетела прочь и мелкими щепками врезалась в противоположную стену. Изуродованная дверь распахнулась от удара ноги, и в облаке дыма на пороге возникла человеческая фигура с ружьем в руках. Ващук, не раздумывая, выстрелил и прыгнул за дверь туалета.
Он успел заметить, как пошатнулась после выстрела фигура, как из дула ружья вырвался огненный сноп, и вслед за этим прогрохотал выстрел. Что-то обожгло его бок и, упав на кафельный пол, он застонал от боли, жгучей волной прокатившейся по всему телу. Сквозь шум, заполнивший его голову, он всё же расслышал, как кто-то выругался в коридоре. Значит, налетчик жив и тоже всего лишь ранен.
Ващук огляделся вокруг и в двух шагах слева от себя увидел небольшую дверь. Осторожно поднял защелку и заглянул внутрь. Крохотная коморка, где стояли несколько швабр, ведер и веников, а большую часть занимал агрегат для натирки полов. Однако Ващук понял, что вполне может уместиться здесь.