Глаза изменились мало - такие же бледно-голубые, навыкате, только глупыми они не казались - смотрела госпожа-генеральша на внука спокойно, без симпатий, с изрядной толикой недоверия, и, заранее прописанной на лице и во взгляде, усталостью от предстоящей беседы - так смотрит мудрый чекист на разоблаченного врага народа.
- Я так и думала, что это ты, - сказала Елена Александровна. - Проходи, Миша, что в дверях стоять?
Скорее всего, он был для "бабушки" ранним гостем. Несмотря на то, что время давно миновало полдень, госпожа Рысина была в шелковом халатике, обнимавшем массивные, как кадка для фикуса, телеса, в расшитых тапочках на слегка подагрических ногах и без украшений. Только прическа у нее была безукоризненной - Сергеев догадался, что на родственнице надет парик.
Квартира была перестроена напрочь - казалось, на месте не осталось ни одной стены. Сразу за прихожей, вместо коридора с бесконечно длинными книжными полками, которые Сергеев так хорошо помнил, ему открылась огромная гостиная, с модерновой красной кожаной мебелью, огромным телевизором и белыми меховыми коврами сложной формы, лежащими на наборном паркете ручной работы.
Представить себе такую комнату в квартире у деда Сергеев не мог, даже напрягая воображение. Не получалось. Дед физически не мог бы существовать в такой обстановке. Впрочем, если все это делалось на его деньги (Михаил, почему-то, думал, что это именно так), то многого о деде он не знал. Квартира, обстановка и, скорее всего, образ жизни Елены Александровны, говорили о том, что генерал - лейтенант Рысин был богатым человеком. А такого, о жившем на одну зарплату военном, не скажешь. Но какое это теперь имело значение? О мертвых или хорошо, или никак.
Вообще, отношение к деду у Сергеева было сложным. Как можно относиться к человеку, который одним махом решил твою судьбу, вовсе с тобой не советуясь? И ведь было тогда Сергееву не пять или десять лет, и был он личностью, а не бессловесным истуканом, которого можно переставлять из угла в угол без какого-нибудь вреда для него. Но дед, хорошо это или плохо, решил все сам и этим определил дальнейший ход жизни Михаила - с того далекого дня и по сегоднешний момент. Сергеев был уверен, что побуждения у Александра Трофимовича были самые лучшие. Внук оказался обут, одет, присмотрен, избавлен от вредных влияний, обучен иностранным языкам и массе разных полезных вещей, которым ни в одном ВУЗе не научишься. И все это без активного участия со стороны родного деда - всего лишь по протекции.
- Садитесь, Миша, - сказала Елена Александровна. - Что будете пить? Чай, кофе? Или предпочитаете что-нибудь покрепче? Могу предложить вино, водку, виски, текилу? Выбирайте. Прислуга придет к двум, так что обед я вам предложу позднее. Ну?
Блеклые глаза из-под щипаных в ниточку бровей смотрели изучающее.
- Только не говорите мне, что днем вы не пьете, не поверю.
- Ну, почему? Пью, наверное, - сказал Сергеев, и улыбнулся - редко получается. Работа такая. Виски я, пожалуй, выпью.
- Со льдом?
- Нет, что вы - чуть-чуть воды. Но льда не надо.
- Ваш дедушка, светлая ему память, любил виски неразбавленным, - сказала Елена Александровна, колдуя над сервировочным столиком. - Считал баловством разбавлять.
- Я, знаете ли, по этому поводу, наверное, не в деда.
- Да, ради Бога! Просто к слову пришлось.
Она поставила перед ним толстостенный стакан и тяжело уселась в кресло напротив, прикрыв полой халата полные, бледные колени.
- Вы сейчас где, Миша? Я слышала что-то про Киев?
- Да, я там жил.
- Ужасная трагедия! Просто кошмар! У меня там было столько знакомых! И одноклассница жила в Черкассах! Послушайте, Миша, так вы были в Киеве во время… Ну, этого… Того, что случилось? Да?
- Мне повезло, - сказал Сергеев сухо, - я был в отъезде. Там, знаете ли, мало кто выжил.
- Я читала, что на правом берегу многие остались в живых.
- Ближе к окраинам.
- Ваша семья? Вы ведь были женаты? Ваша семья спаслась?
- Я не был женат, Елена Александровна. Но семья у меня была. И она не спаслась.
- Мои соболезнования, - сказала Рысина, равнодушным голосом. - Впрочем, какие могут быть соболезнования? Столько лет прошло. С годами на все смотришь спокойнее.
Она закурила и посмотрела на Сергеева сквозь легкую пелену табачного дыма.
- Вы курите, Миша? Курите, если хотите.
Сергеев смотрел на жену своего покойного деда и думал, что только человек никогда не видевший даже документальных съемок с мест катастрофы, мог сказать, что с годами на все смотришь спокойнее.
Пусть пройдет еще пять, десять, пятнадцать лет, а забыть то, что видел в те дни, он не сможет. И по ночам будут сниться, до самого конца жизни, эти залитые селем улицы, развалины, от которых несет гниющей плотью, илом и водорослями, нестерпимо яркое солнце над головой, раздутые трупы. И мухи… Жужжание мух. Копошение белых червей в разжиженном ферментами и разложением мясе, отчего казалось, что тела шевелятся.
Ребенок, так и не выбравшийся из-под тела мертвой матери.
Мужчина и женщина, изломанные сокрушительным ударом о стену, но так и не разжавшие сплетенных пальцев рук, с которых солнце и черви сняли всю плоть.
Детская коляска, висящая на телевизионной антенне, чудом сохранившейся на крыше разрушенного дома. Рядом с коляской, сидел, нахохлившись, огромный, жирный, как индюк перед Рождеством, ворон. И каркал - страшно и уныло. Из коляски свисало что-то, похожее на разорванные бинты. Изредка, между издаваемыми криками, ворон наклонял набок голову, таращил блестящий, как агат, черный глаз, и, неуловимо быстрым движением, клевал это "что-то", отрывая от него куски. И становилось понятно, что это не бинты.
Рука, свисающая из окна похожего на раздавленного черного жука автомобиля. Распухшая, перехваченная в кисти ремешком дорогих часов, как детская кисть с "перевязочкой", но сине-черного цвета.
Сергеев отхлебнул виски, чтобы отбить появившийся во рту сладковатый привкус. Смотреть спокойнее? Дельный совет. Но запоздалый.
- А вы, Миша, сейчас где? Чем занимаетесь?
- Юго-Восточная республика, - сказал Сергеев, стараясь держать на лице доброжелательно-нейтральное выражение. - У меня свой бизнес. Квартира, фирма, магазины в Донецке.
Юго-восточная республика оставалась для большинства "терра инкогнита", и он не очень боялся, что его поймают на слове.
- Торговля?
Сергеев пожал плечами.
- Можно сказать и так. Информация. Антиквариат. В последние годы больше имею дело с антиквариатом.
Бабушка иронически подняла бровь.
- Информация - та, которая по старой памяти?
- Ну, кто на что учился! - отшутился Михаил.
- Что ж в Москву не перебрались?
- Так случилось. Обстоятельства.
- Зря. Я бы вас приютила!
- Не сомневаюсь, Елена Александровна, но я в приймах жить не привык.
- Мы же родственники! - укоризненно сказала госпожа генеральша, отпивая из стакана, наполненного кубиками льда. - Тем более что дед вас так любил!
- Я знаю, - сказал Сергеев, коротко. - Собственно, я не сказал о целях приезда, а следовало бы…
- Ну, что вы! Какие мелочи!
- Видите ли, Елена Александровна, мне нужно было бы встретиться кое с кем из сослуживцев дедушки, а адреса, телефоны и все прочее, осталось, ну, вы сами понимаете, в киевской квартире.
- Это ужасно, - сказала Рысина, - я вас понимаю! Остаться без связей - врагу не пожелаешь.
- Я рад, что вы меня понимаете, - сказал Сергеев.
- Понимаю, но помочь не могу.
Сергеев не стал ничего спрашивать в слух, только смотрел вопросительно.
- Дело в том. Миша, что после того, как Александр Трофимович скончался, у нас в доме три дня работали его сослуживцы. Догадываетесь - почему?
- Вывозили архив?
Елена Александровна кивнула и растянула губы в механической улыбке.
- Угадали, Миша. Все, до последней бумажки. Записные книжки, черновики мемуаров, блокноты, все записи, вплоть до финансовых.
- И личный сейф?
- И личный сейф, - подтвердила она.
- И… Это все?
- Если вы имеете ввиду…
- Да.
- И его тоже. Миша, там же не дилетанты сидят. Коллеги. У меня отношения с друзьями Александра Трофимовича не сложились. Поколения разные. Их почти никого и не осталось. Возраст.
- Значит, я приехал зря.
Она пожала полными плечами.
- Не знаю. Наверное. Но хоть повидались. Знаешь, - неожиданно перейдя на "ты", сказала она, - ты выглядишь неплохо. Похудел. Значительно лучше, чем на похоронах. Мы же последний раз виделись на похоронах?
- Точно, - сказал Михаил. - На похоронах.
- Гораздо лучше, - повторила Рысина. - Свежее. У вас там, в Донецке, наверное, воздух хороший. А тут - Москва! Все засрали своими автомобилями! Дышать нечем.
- Спасибо, - поблагодарил Сергеев. - У меня жизнь такая, что не поправишься. Очень способствует. Диета, знаете ли…
- А по какой схеме? - заинтересовалась госпожа-генеральша, глядя на него в упор скучными рыбьими глазами. - По Федосову? Или протеиновая?
- По Книппе, - соврал Михаил, не отводя взгляда. - Елена Александровна, а что, никто не звонит и не заходит?
- Книппе? Надо будет запомнить, - сказала Рысина. - А кому заходить, Миша? Вы не забыли о том, какая у меня с вашим дедом была разница в возрасте? Он умер одним из последних - остальные вымерли раньше, как бронтозавры. На похоронах даже крышку гроба несли по разнарядке из Конторы. Те, кто присутствовали, из сослуживцев по прежним годам, я имею в виду, и ее поднять бы не смогли!
- Жаль, - сказал Сергеев. - Я на вас очень надеялся.
- Неужели ни одного телефона не помните? - спросила она, с недоверием. - Неужели все пропало?
Естественно, все, что надо Сергеев хранил в памяти, но воспользоваться ящиками и "консервированными" явками - значило затянуть процесс надолго - пока информация докатится до нужного человека, отстоящего в нескольких световых годах от активного конца цепочки, пока человек поймет, кто стучится в притрушенное пылью окошко. Пока проверят, тот ли стучится…
В том, что его никто не ждет - Сергеев отдавал себе отчет целиком и полностью. Через нынешнее начальство, читай - через подчиненных когда-то деду сотрудников, путь был прямее и короче. Сергеев знал, что рано или поздно с ним выйдут на связь, и для того, чтобы это организовать у него все было. Но ускорить события он не мог, а бабушка, имей она контакты - могла. Вот почему Рысиной о наличии у него запасного варианта знать было необязательно.
- Не помню, - он произнес это с грустью в голосе и пожал плечами. - Столько лет прошло.
Генеральская вдова с укоризной покачала головой.
- Ваш дед, Миша, никогда и ничего не забывал. До самой смерти. Да, он всегда говорил, что молодежь пошла не та… Еще выпьете?
- Не откажусь. Давайте я сам налью, Елена Александровна!
- Сделайте милость, Миша!
Он встал с кресла и подошел к сервировочному столу.
В его воспоминаниях госпожа последняя Рысина была дамой недалекой, слегка вульгарной и хорошими манерами не страдала. Неужели память ему изменяет? Или, все-таки, за прошедшие годы "бабушка" пообтесалась? Скажите на милость! И откуда все берется?
Он налил себе еще виски - давно забытый вкус - и вернулся на свое место, напротив хозяйки. Говорить было решительно не о чем. Разве только отвечать на вопросы, если у "бабушки" будет интерес их задавать.
Интерес у Елены Александровны все-таки был.
- Миша, - спросила Рысина осторожно, - а почему у вас паспорт не на ваше имя? Вы скрываетесь от кого-то?
- Маразм далек, - подумал Сергеев, - далек, как никогда. А жаль, мне не повредило бы, если бы "бабушка" была бы чуток "того". Соображает, старушка. Впрочем, какая она старушка? Совсем даже не старушка. Семидесяти еще нет, почти девушка на выданье. А выглядит-то как! Если не присматриваться…
А в слух сказал.
- Получилось так, Елена Александровна. Документы все в Киеве пропали, восстановить не смог - архивы, даже файловые версии, уничтожила вода. Регистрация в Донецке, как в России - строгая. Законы-то одни. А мне личность удостоверить не чем… В общем, - он слегка понурил голову, опасаясь переиграть, - паспорт я купил, да так и прижился под этим именем. Что уж было менять - вопросов не оберешься.
В двери позвонили.
- О! - сказала Елена Александровна с явным облегчением. - Прислуга пришла. Сейчас мы с вами, Миша, и пообедаем.
И она неспешно, как владимирский тяжеловоз, понесла свой гладкий круп в прихожую.
Сергеев подумал, что кушать ему совершенно не хочется. Сама мысль, что ему придется еще час с лишним пробыть в обществе искусственно радушной Рысиной, вызывала потерю аппетита. Он был для нее не просто незваным гостем. Он был тенью прошлого. Того прошлого, которое Елена Александровна похоронила много лет назад и, наверняка, успела хорошо подзабыть. Или не хотела вспоминать, что, в сущности, одно и то же. Сергеев не питал иллюзий по поводу глубоких чувств госпожи-генеральши к деду, расчет был - и тщательный. Но, насколько он мог судить о деде, за будущее благополучие Елена Александровна расплатилась сполна. И это была немаленькая цена. Так что ни зла, ни неприязни к дедовой вдове Михаил не питал, и ее тщательно скрываемая неприветливость воспринималась Сергеевым, как должное. Единственное, что настораживало, вернее, даже не настораживало, а вызывало тот самый ситуативный зуд, была несвойственная "бабушке" культура речи и четкость в выражении мысли. Образы, конечно, могли не совпадать, но не настолько же? Значит, где-то шла игра, вершилась подмена… Попробуйте, будучи человеком недалеким и глупым изобразить умницу. Получится? Сомнительно. А вот наоборот - тут гораздо проще. При наличии актерского таланта, разумеется.
Сергеев покачал головой. Интересная "бабушка" получается - не "бабушка", а Сара Бернар. Или, все-таки, воображение разыгралось?
В прихожей бубнили голоса. Потом мимо прикрытых неплотно дверей по направлению к кухне скользнул силуэт.
Сергеев устроился в кресле поудобнее и с удовольствием закурил. Судя по тому, с каким "вниманием" беседовала с ним Рысина, она в гостиную вернется вряд ли - скорее уж станет в помощь к кухарке картошку чистить или овощи мыть.
Но Сергеев ошибся. "Бабушка" появилась в дверях, уже сменив фривольный халат на достаточно строгий домашний костюм, в чулках и туфлях на удобном низком каблуке.
Она налила себе и Михаилу еще по одной порции выпивки, уселась на прежнее место и, поставив стакан на столик, с ловкостью фокусника извлекла из - под пиджачка плоский никелированный пистолетик.
Сергеев даже обалдел, в первый момент. Удивился настолько, что рефлексы, которые должны были сработать еще до того, как ствол появился на свет божий, до сих пор пораженно хлопали глазами и чесали в затылке.
Ай, да госпожа-генеральша! Ай, да бабушка - жена дедушки! Достойная супруга, нечего сказать.
Госпожа Рысина пистолет на "внука" она наставлять не стала - то ли из гуманистических соображений, то ли по глупости, а не исключено, что по двум причинам сразу. А могла, конечно, и не догадываться, насколько Сергеев опасен в такой вот ситуации.
Просто, обозначив движение, выложила старый, почти антикварный "браунинг" на столик, направив пистолет на развалившегося в кресле Михаила. Пистолетик, несмотря на размер, был не игрушечный. С расстояния в пять метров (а пяти метров между ними не было, было меньше) да пулями с мягкой головкой можно было и слона "уделать", не то, что близкого родственника, сидящего напротив, с коленками, задранными выше головы.
Михаил улыбнулся, причем вполне искренне, и вопросительно поднял бровь. Рысина тоже улыбнулась в ответ своей фарфоровой улыбкой, и сказала дружелюбно:
- Вы, Миша, внимания не обращайте, это так, на всякий случай.
- Господь с вами, Елена Александровна, - сказал Сергеев с обидой в голосе, - какой - такой случай? Я что - вас ограбить или убить собирался? Или, не дай Бог - изнасиловать?
Рысина рассмеялась. А вот смех у нее, отметил он, был как в молодости, неприятный, визгливый, с какими-то подхрюкиваниями.
В комнату из прихожей вошли два молодца - одинаковых с лица. Грамотно вошли, можно сказать - материализовались. Хорошие, но не очень дорогие костюмы, черные туфли, каменные выражения на гладко выбритых мордасах. Для профессионалов они были недостаточно дружелюбны - те могли позволить себе улыбку. Но на новичков дилетантов тоже походили мало. То, что ребята не были "бабушкиным" секьюрити Сергеев уловил сразу.
- Спокойно, - сказал он, демонстрируя стакан в одной руке, и пустую ладонь второй, - я без оружия, ребята! Так что не надо резвиться!
Сказать честно, при великой надобности, он бы уделал и этих двух, и старушку с "браунингом" за несколько секунд, даже из этого дурацкого, неудобного кресла, но необходимости в этом не было - чего зря людям жизнь портить?
- Вы, Миша, не обижайтесь, ничего личного, - сказала Рысина, - всего-навсего исполняю инструкции.
- На внука, почти родного, - с упреком проговорил Сергеев, - я ж к вам, бабушка, со всей душой! Что ж вы, совсем стыд потеряли, старая женщина?
В ответ на последний эпитет, Рысина поменялась в лице и явно испытала сильнейшее желание пристрелить родственничка. Или, по крайней мере, прострелить ему какую-то из конечностей.
- Перебор, - подумал Сергеев, наблюдая, как звереет госпожа-генеральша, - как бы морду не исцарапала!
- А вы, что стоите, архаровцы? Мне что - за вами следовать? Или здесь беседовать будем?
- К стене стань, остряк! - отозвался один из молодцев, светловолосый, с поломанными ушами, не вынимая правую руку из-за обшлага. - Ноги на ширине плеч, руки на стену!
Пушки они не доставали - самоуверенные ребята. Мельчает контора. "Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя… Богатыри - не вы!"
Сергеев нехотя встал, поставил стакан на столик, посмотрел на троицу с любопытством и стал у стены, как просили.
- Ноги дальше! - приказал светловолосый.
Михаил подчинился. Не было у него желания и особенного азарта устраивать показательные выступления. Пусть обыщут. Все-таки коллеги, как-никак. С собой ничего такого нет. Деньги, нормальные документы, если не копать глубоко. Оружия никакого - даже пилочки для ногтей нет. И, по впечатлению первому, хоть оно и бывает обманчиво, его обижать пока не собираются. Явно на беседу повезут. Только вот - с кем?
Ах, бабушка, бабушка… Неужели нельзя было мирно, по-родственному? Пистолеты, громилы какие-то неловкие - из России с любовью. Сергеев вспомнил киношную Розу Клебб и невольно расплылся в улыбке.
Знала б Елена Александровна, кто пришел к нему на ум - выстрелила б наверняка. Странная все-таки штука, ассоциации.
Светловолосый обхлопал его по бокам, проверил предплечья и лодыжки, провел между лопаток своей широкой ладонью, как утюгом, и отошел.
- Что в карманах - на стол! - приказал он, нахмурясь еще больше.
- Наверное, для устрашения, - подумал Сергеев, вынимая из пиджака его содержимое.
Паспорт и бумажник перекочевали в руки второму бодигарду: высокому, с бритым черепом и неожиданно маленьким подбородком и носом. Даже не носом, носиком, на массивном, как чугунная сковорода, лице.