Долина под кораблём была не пуста. Брэдли разглядел множество обезьяноподобных существ, некоторые из которых как ни в чём не бывало продолжали заниматься своими привычными делами – обтёсыванием камней, очищением шкур животных, едой, а другие, увидев странный предмет в небе, удивлённо смотрели на него. Через минуту корабль заметили почти всё. Послышались глухие отрывистые звуки, заменявшие первобытным существам речь. На этот зов из пещер выбежали несколько их сородичей. По-настоящему испугаться никто не успел: корабль слишком быстро пролетел над долиной и скрылся за линией горизонта. А исходившее от него излучение было невидимым и неощутимым.
– Отлично, Лаан. Теперь надо повторить ещё в нескольких местах.
Брэдли понял, что ещё немного – и он не выдержит, не вынесет дальнейшего погружения в прошлое, запечатлённое в мыслезнаках. Но он знал, что всё это должно вот-вот закончиться. Думал, что прямопоточное поле с изображением отдаляющейся планеты станет последней представившейся его мыслезнаковому взору картиной. Но это оказалось не так. На самой грани восприятия он увидел что-то ещё… Мелькнула пирамидальная гора, покрытая снегом, и корабль над ней – тоже гиотский, но уже другой, не тот, что пролетел над горной долиной. Корабль, похожий на…
"Я больше не могу!" – этот крик готов был сорваться с губ Фолио. А может, и сорвался… а может, это был не крик. Брэдли обхватил голову руками, и в этот момент мыслезнаковый контакт прервался.
На лице стоявшего рядом Фаара отражались изумление и страдание.
– Простите, мистер Фолио. Для меня общение настолько естественно, что я не мог представить, какую сильную боль оно причиняет вам. До сих пор не мог. Пока… не испытал.
Брэдли молчал, стараясь успокоить дыхание.
– Но мне показалось, – продолжал Фаар, – что вы самостоятельно сделали шаг к состоянию открытого восприятия. В самом конце появился какой-то новый мыслезнаковый поток… Нет, я мог ошибиться. Извините… я отвлёкся. Может быть, вам лучше присесть? Вы утомлены…
– Ничего, – голосом, лишённым всяких эмоций, отозвался Фолио. – Перенесу как-нибудь… без ваших забот. Скажите лучше, эта планета в прямопоточном поле… это ведь была Земля? Вы были здесь и вызвали ту чёртову мутацию, которая превратила наших предков в хомо сапиенс, вы дали нам разум… Я должен смирился с тем, что гиотское чувство превосходства вполне оправдано?
– Я не хотел унизить вас или оскорбить.
– Но сделали это.
– Лишь показал вам правду…
– Знаю. Но чего вы ждёте? Благодарности? Вам не приходило в голову, что жителям другой планеты следует позволить развиваться самостоятельно? Хотя – зачем вам это… Вы посеяли семена, а теперь, видно, явились собирать урожай.
– За чем бы мы ни явились, мистер Фолио, сейчас я говорю с вами как с представителем расы, которую считаю равной нам. Позвольте мне продолжить.
– Как хотите, – безучастно откликнулся Брэдли. Он ощущал внутреннюю опустошённость.
Фаар заговорил, не отрывая взгляда от серебристо-зелёной глади озерца, на берегу которого они стояли.
– Развитие жителей моей планеты от животного состояния до цивилизованного произошло всего за пятьсот тысяч лет, мистер Фолио. По эволюционным меркам это очень быстро. Прямоходящие люди, например, появились на Земле не менее двух миллионов лет назад. Учитывая продолжительность нашей жизни, можно сказать, что гио возникли как изначально разумная раса. Разумная, но… не жизнестойкая. В течение двухсот тысяч лет цивилизованного существования – это не больше четырёх-шести наших поколений – нежизнестойкость возрастала. Стали заметны признаки деградации, вызванной так называемым общим рассеиванием энергии. Должно быть, вам известно, что все процессы в организме гио основаны на предэнергетическом обмене… Но в эту тему углубляться не стоит. Достаточно сказать, что нам грозило вымирание. В этот трудный для нас момент своё слово сказал шиохао Циливии.
– Шиохао – "наставник"…
– Наставник, учитель, или мудрец. Так обращаются к учёным, которые пользуются большим уважением. Шиохао Циливии считал, что выжить мы можем лишь одним способом – за счёт других. Тогда мы отыскали гуманоидов с высоким потенциалом развития и повлияли на их эволюцию…
– Теперь для людей пришло время вернуть вам долг?
– Я таких взглядов не придерживаюсь, мистер Фолио. У моего народа был ещё один духовный наставник, шиохао Иноо, убеждённый, что Циливии ошибся. Стал игрушкой, инструментом в руках слепой и жестокой силы… Отобрав энергию у другой расы, гио ненадолго продлят своё существование, но в итоге упадок снова возьмёт верх – так говорил шиохао Иноо. И ещё он говорил, что угасание будет продолжаться до тех пор, пока мы не найдём расу подобных нам разумных существ и не попросим у них помощи. Только это даст нам надежду на будущее.
Многие обвинили Иноо в том, что он желает зла собственным сородичам, сеет хаос… Но появились и последователи его идей. К сожалению, за всю историю космических исследований мой народ ни на одной планете не обнаружил цивилизации, возникшей… независимо от нас. Но некоторые гио – и я в том числе – размышляли над словами шиохао и пришли к выводу, что, говоря о нам подобных, он вовсе не обязательно подразумевал самостоятельно развившуюся расу. Скорее, шиохао затронул вопрос отношения… Не имеет значения, что стало причиной зарождения цивилизации землян. Мы должны принять людей как равных нам во всём, как братьев, к которым можем обратиться с просьбой.
– И что же, господин Фаар, вы ждёте от меня какой-то помощи?..
Часть II. Творение
Кому дозволена цель, тому дозволены и средства.
Герман Бузенбаум. "Основы морального богословия"
I. То, что было давно
Нет смысла называть даты – летоисчислением, которое существовало тогда, больше никто не пользуется. Невозможно сослаться на исторические труды – тех, кто мог бы написать их, не осталось. А это всего лишь обрывочные заметки ни для кого и ни для чего. Я делаю их просто от скуки.
Имена тоже забыты. И моё имя не имеет значения. Ни одно из моих имён. Может быть, все они ненастоящие, а может, каждое верно, и я могу называться любым.
У меня было счастливое детство. Джайта погиб на Т’хонтире. Точнее, над ней, и обгоревшие обломки его корабля упали в т’хонтирские болота. Нардионский Вихрь пожрал девять планетных систем – и это только на моих глазах. А вообще-то он пожрал куда больше. Во сколько сот или тысяч раз больше, сказать трудно. У меня было счастливое…
Наверное, это и называется беспорядочными воспоминаниями.
Но можно вспоминать и по порядку.
По выходным мать любила сама готовить обеды, несмотря на то, что в доме были слуги. Для неё это превратилось во что-то вроде традиции, которую она соблюдала почти всегда. Мы с сестрой обожали её фруктовые пироги. Мама, конечно, умела делать много чего ещё, не сосчитаешь, сколько разных вкусностей. Но пироги – это что-то совершенно особенное. Позже, когда я учился в Военном корпусе и приезжал в Хавенкор только на каникулы, по-настоящему чувствовать себя дома начинал лишь после воскресного семейного обеда, во время которого на десерт подавали мамин фруктовый пирог. В эти минуты я возвращался в детство. Хотя всё уже изменилось: сам я ростом стал выше отца, а сестра пришла в тот возраст, когда девочки предпочитают, чтобы их называли "девушками". Старалась элегантно одеваться, ходить элегантной походкой и элегантно подцеплять палочками с тарелки крошечные кусочки еды. Наверняка она ужасно обиделась бы, если бы я напомнил, что ещё совсем недавно сжевать кусок пирога и при этом не перемазаться по уши фруктовым соком для неё означало потерять половину удовольствия от десерта.
Хавенкор – мой родной город. А учился я в столице Свефа и всей системы Линаэна, Оррэ-Гилви, за свою красоту и великолепие заслужившем прозвание Блистательного.
Приятелей в Корпусе у меня было немало. Но настоящий друг всего один. Тайр Джайта, уроженец Телафа, пятой планеты. На Свеф он приехал, чтобы получить хорошее образование. По телафийским меркам его род считался довольно знатным, но на главной планете системы это мало что значило. В Корпусе на него поглядывали свысока. Ссориться в открытую мало кто решался: телафийцев отличал вспыльчивый нрав и крепкое телосложение. Но за глаза Джайту часто называли "темнокожим дикарём" или телфом, что уж и вовсе оскорбительно.
Я, отчасти из чувства противоречия, отчасти из любопытства, решил познакомиться с Тайром поближе. Наше знакомство началось в аудитории корпуса, а продолжилось в "Королевской шкатулке", одном из лучших столичных увеселительных заведений, куда мы заявились после занятий. Развлекаться здесь можно было как угодно, но мы предпочли налечь на "Янтарный нектар" и опустошили не одну бутылку. Достойным финалом вечера стала драка, причины которой я впоследствии вспомнить не смог. Зато отлично помню, что какой-то истеричный гилвийский аристократ начал размахивать передо мной фамильным кинжалом. И, наверное, порезал бы не только мою рубашку, если бы Джайта очень вовремя не оказался позади любителя поножовщины и не свалил его с ног могучим ударом в ухо.
Так мы с Тайром стали друзьями. Он был отличным парнем, на которого можно положиться во всём. Правда, моё самолюбие немного страдало оттого, что во время занятий борьбой он одерживал надо мной верх больше чем в половине случаев. Но если рассудить здраво, такому противнику проигрывать не стыдно.
А ещё, вопреки сложившемуся мнению, Джайта был умён и обладал немалыми познаниями – просто никогда особо не выставлял их напоказ. Но при этом имелись у него и свои слабости. О долге и чести он рассуждал, на мой взгляд, чересчур восторженно. Хотя теперь я понимаю, что мне и самому в те годы наивности было не занимать. Мне нравилось распространяться про справедливость, свободу и любовь к Родине.
Одним словом, мы были молоды и глупы. А судьбы миров вершили те, кто руководствовались совсем другими представлениями.
Когда однажды утром Джайта разбудил меня, встряхнув за плечо, и сказал, что началась война, я сонно протянул в ответ:
– Да иди ты…
– Вот дурак! – взорвался Тайр и выдернул у меня из-под головы подушку. – Думаешь, я шучу?
Я сел на кровати.
– А что – нет?..
– Пять минут назад официально объявили, что система Линаэна вступила в войну против хивинийцев на стороне коалиции Джай Ди Вонд!
Слухи о том, что война неизбежна, ходили давно. Но оставались всего только слухами. Реальные события всё равно свалились как снег на голову. Впрочем, мы тогда совсем не испугались. Образование, которое давали в Корпусе, каким бы престижным оно ни считалось, было всего лишь теорией, не исключая и "учебную практику". Мы думали, что хорошо представляем себе, о чём идёт речь. Но на самом деле это было не так.
Общежитие Корпуса гудело, как растревоженный улей. А мы с Джайтой гадали, получим ли назначение в войска. До окончания учёбы нам обоим оставался почти полный стандарт-год.
Позже стало известно, что последней каплей, нарушившей равновесие интересов, стало донесение вражеской разведки своему командованию. Донесение о том, что Вихревое оружие, которым якобы располагают нардионцы, одни из главных участников коалиции – чистой воды фикция, мыльный пузырь. И Джай Ди Вонд без всяких на то оснований пытается запугать им хивини и их многочисленных союзников. А раз супер-оружия нет – значит, перевес сил на стороне хивинийцев, и добиться межгалактического господства будет не так трудно.
В талантах докапываться до истины хивинийским шпионам отказать было нельзя. На тот момент Вихрь действительно существовал только как широко развёрнутая пропаганда и первые попытки научных разработок. Никто не предполагал, что нардионским учёным в кратчайший срок удастся эту ситуацию изменить.
Назначения мы с Джайтой получили. Понятно дело, курсантов Корпуса готовили не к солдатской службе. Мы оба стали капитанами крейсеров класса ЭВА-ФАД. Корабль Тайра назывался "Молния", мой – "Предводитель". Моему другу предстояло выполнять боевые задачи в нулевом секторе, рядом с центром нашей галактики. А "Предводитель" в составе отряда из двадцати пяти кораблей направили на территории хивини.
Там нам сразу пришлось несладко. Но поначалу боевые действия в космосе представлялись мне чем-то существующим совершенно отдельно от меня самого. Выстрелы – всего лишь нажатие на кнопки, беззвучные взрывы, которые наблюдаешь на мониторах… Когда "Предводитель" подбили, я понял, что опасность гораздо ближе, чем казалось. Чтобы предотвратить разгерметизацию, пришлось закрыть переборки в хвостовом отсеке. И несколько человек из команды осталось там, за ними.
Но в первое настоящее побоище я попал не в космосе, а на планете. На дружественном нам Гофосе – точнее, мы считали его дружественным, но, как выяснилось, его жители заключили с хивинийцами тайный союз. Не подозревая об этом, мы посадили корабли на гофосской базе, чтобы пополнить запасы продуктов и топлива. Гофоссы, обрадовавшись такой возможности доказать верность своему новому сюзерену, принялись методично расстреливать наши корабли и людей, многие из которых в этот момент были безоружны. Спаслось с Гофоса меньше трети отряда. Как взлетел наш корабль, я не помню, потому что незадолго до этого один из многочисленных осколков взорвавшегося линкора "Непобедимый" угодил мне в грудь, пробив двойную многоосновную броню. Отчётливо отпечаталось в памяти только как кто-то орал над самым моим ухом: "Капитан! Капитан!" Потом – видимо, из-за того, что я не желал подавать признаков жизни – звать стали по имени: "Ирлн, очнись, мать твою!"
Наверное, это был Вард Тиэр, мой первый помощник. Ему простительно. Он почти в два раза меня старше, и ниже по званию из-за того, что его род не такой знатный, как мой. Я многому у него научился.
"Несите его в корабль, он жив! Не вздумайте…" – прозвучало уже откуда-то из далёкого далека, и после этого всё вокруг заволокла плотная красная дымка.
Вард Тиэр принял командование "Предводителем". Мы вышли на орбиту. Запаса энергии едва хватило на то, чтобы совершить надпространственное перемещение до Лелиады, ближайшей союзной планеты. Нам оставалось только надеяться, что она остаётся союзной.
Когда я находился в лелиадском госпитале, пришли плохие новости из нулевого сектора. Коалиционные войска терпели поражение за поражением. Я попытался разузнать что-нибудь о Тайре, и мне сказали, что "Молния" сбита т’хонтирскими лучевыми пушками. Проклятый мир, одно сплошное болото… Джайта заслуживал гибели в более достойном месте.
После того, как осколок "Непобедимого" из меня вытащили, я не так-то долго кашлял кровью, лёжа в грязной больничной палате. Хирург-лелиадец говорил, что на мне всё заживёт как на собаке – и оказался прав.
За ранеными присматривала медсестра из линаэнского народа. Про себя я удивлялся, как она сюда попала, но ни о чём её не расспрашивал. Со временем медсестра начала поглядывать на меня с особенным интересом. Возможно, потому, что другие наши соотечественники, попавшие в этот госпиталь, такой завидной живучестью, как я, не обладали. А мои соседи по палате – лелиадец, который метался в бреду, и лишившийся одной ноги рифсвон, представитель расы разумных рептилий – являлись неподходящими объектами для какого бы то ни было интереса. Я отвечал на многозначительные взгляды и улыбки тем же, но дальше этого дело не зашло. Медсестра была хат. У линаэнцев четыре пола – элд, орн, исп и хат. Я орн, парой мне могут быть как хат, так и исп. Но меня всегда сильнее тянуло к испам. Помнится, Джайта подсмеивался надо мной из-за этого и говорил, что у меня "материнский комплекс", потому что моя мать – исп.
Покинув госпиталь, я вернулся на крейсер. Теперь на "Предводителе" была больше чем наполовину новая команда. Появилось несколько жителей союзных планетных систем.
Война продолжалась ещё почти полтора стандарт-года. Не так-то долго. Но в те редкие минуты, когда у меня была возможность задумываться на отвлечённые темы, мне казалось, что за это время я стал старше на несколько жизней.
А потом начался полный бардак. Другим словом, события, которые стали твориться после того, как нардионцы всё-таки построили свой чёртов Вихрь, не назовёшь.
Разбираться в принципе работы этого оружия у меня не было ни времени, ни желания. Знаю только, что Вихрь искажает и разрушает структуру пространства и времени. Первое же его испытание унесло в небытие четыре хивинийских протектората – одиннадцать населённых планет.
В самом конце войны, находясь в составе коалиционной армады, я девять раз был свидетелем применения Вихря. Видел, как расползающаяся чернота поглощает звёзды и планеты, и они исчезают бесследно, как будто их никогда не было в этой вселенной.
Но хивинийские шпионы снова постарались, и вскоре в распоряжении наших врагов тоже появилась Вихревая технология. А вот наша разведка, напротив, дала маху.
Лишь по счастливой случайности моего корабля не оказалось в рядах армады Джай Ди Вонд, когда в галактике Серебряное дерево она встретилась с объединёнными войсками хивинийцев и их союзников. Выборочно отдельные корабли, "Предводитель" в том числе, отозвали в нашу галактику, потому что кто-то должен был прикрывать "тылы".
После Вихревой атаки, которая последовала с двух сторон, галактика Серебряное дерево перестала существовать почти полностью. Для коалиционного командования ответный удар хивинийцев оказался, если так можно выразиться, сюрпризом. Иначе оно не стало бы посылать свои основные силы на верную гибель. На что рассчитывали хивинийцы, понятия не имею. Может быть, думали, что их Вихрь окажется быстрее и мощнее нашего? Если так, то – зря. А может быть, к тому времени они просто окончательно рехнулись.
И для коалиции, и для хивини случившееся было больше чем просто серьёзным поражением. От обеих армий остались жалкие крохи. Кроме того, сфера влияния противников сократилась в несколько раз – ведь те и другие контролировали значительные территории в Серебряном дереве.
После гибели галактики глава коалиции, нардионец Аро Ошими, и хивинийский император Грайден Восемнадцатый сели за стол переговоров. Но надеяться на лучшее было рано. Не знаю, что произошло на самом деле, трансляция переговоров не велась. Но как потом рассказывали, после десяти минут диалога эти двое перешли на оскорбления и чуть не начали драку. И всё из-за того, что нардионцы, раса, внешне во многом похожая на нас, органически не могут терпеть хивини. В нардионских головах крепко сидит представление о том, что разумное существо должно иметь фиксированную форму тела. Желеобразные хивинийцы, постоянно истекающие потоками слизи, вызывают у них отвращение, и здравый смысл не в силах его победить. То, что это адаптация, без которой хивини не выжили бы под палящими лучами своего солнца, во внимание не принимается.
Насколько сильна неприязнь хивини к нардионцам и им подобным, я не в курсе. Но если судить по итогам "переговоров", чувства были взаимными и одинаково глубокими.