- Точно! Железно! Это непроизвольная реакция, я просто все это вижу и слышу! Если тебе это не подходит, давай на этом закончим!
- Ну-у-у, ладно… я попробую себя сдерживать. Непривычно это, словно голая на площади.
- Давай еще малость! - скомандовал я, давая понять, что конфликт исчерпан.
Эвелина послушно отхлебнула из бокала. Картинка вздрогнула и слегка изменилась. Сперва я не понял, что именно поменялось в этой картинке. Такое впечатление, что поле моего зрения расширилось, хотя "зрительно" оно не приросло. По краям доступной области появились невидимые ранее сгустки и волокна. Значит… что-то мешало мне их увидеть. И теперь это нечто, уменьшившись, открыло невидимое ранее.
- Добавь еще чуть-чуть, что-то меняется, хочу проверить! - во мне крепла уверенность, что сейчас я наблюдаю некий базис, поглотивший все прочие таким образом, что он стал фоном, черным фоном и сам, соответственно, был невидим. Лицом к лицу, так сказать…
Эвелина сделала малюсенький глоток и мягко пустила его по пищеводу. Я отстраненным чувством зафиксировал получаемое ей удовольствие от вкуса вина и той теплоты, которая теплым клубочком скатывается вниз, в желудок.
Новоявленный базис еще больше уменьшился и теперь плавал между первым и вторым, не заслоняя никого из них. Интересное открытие, попробуем его легонечко "потрогать". Дай бог, чтобы именно легонечко, а то доведу девушку до очередного стресса, и куда потом с ней бежать?
Я расслабился, постарался изгнать из сознания проявления всякого рода тревоги, страха или волнения, мой "пальчик" не должен дрогнуть как в прошлый раз. Мягко осторожно подобрался к новому базису, и притронулся к нему нежно, как с сосуду с гремучей ртутью.
Эвелина вздрогнула и огляделась по сторонам. В ее глазах появилась тревога.
- Слушай, а ты уверен, что никто не вломится сюда сейчас? Ты хоть замок закрыл, когда вошел? Что-то мне не по себе!
Я убрал "пальчик" подальше. Любопытно получается, мы трогаем - она пугается.
- Конечно, закрыл, первым делом. Думаешь, мне было бы уютно иметь за спиной открытую дверь и девицу без сознания в постели.
Ее взгляд прояснился, она облегченно вздохнула и снова расслабилась.
- Еще глоточек? - спросила она невинным голосом, словно невзначай сдвигая ножкой бокала юбку повыше.
Я не ответил и тотчас же прикоснулся к базису. Она опять вздрогнула и моментально одернула юбку. Понятно, присяжным все понятно, мы нащупали базис страха, тревоги. Какой же он у нее был большой. Отсюда и причины ее безудержного веселья под воздействием алкоголя. Пока она трезва как стеклышко, базис страха накрывает все прочие центры, заставляя ее быть в постоянном напряжении. Отсюда и сухость в общении, она постоянно ждет чего-то неприятного.
Для нее все чувства подкрашены страхом, в спектре любого ее настроения присутствует страх. Она смеется и опасается, что этот смех может кому-то навредить. Грустит и боится обидеть кого-либо своей грустью. Маленькая моя, какой же нужно быть сильной, чтобы жить с таким огромным страхом. Кто же заложил в тебя этот страх, откуда он к тебе прилепился? Неужели нужно быть в постоянном подпитии, чтобы по настоящему радоваться жизни?
Эвелина призывно хихикнула и поманила меня пальчиком.
- Эй, котик, твоя кошечка ждет тебя! Сколько можно заниматься этой ерундой? Прыгай ко мне, займемся делом! - ее юбка опять оказалась бесстыдно задранной, а руки ласкали грудь, словно приглашая меня присоединиться.
Из огня да в полымя, у нее есть промежуточные состояния? Если не боится, значит хочет! Я тихонечко ткнул в базис страха, чтобы охладить ее пыл. Она нахмурилась, потом помотала головой и, поставив бокал, решительно прыгнула ко мне - ну типичная кошка! Я едва увернулся и спрятался за креслом.
- Эвелина, охолонись! - я попытался урезонить ее, а сам тем временем еще сильнее вдавил на страх.
Она тихонько взвизгнула, и тотчас я увидал ее плутовскую мордашку, высовывающуюся из-за кресла - вот уж воистину "ему и страшно и смешно".
Интересные дела творились в ее сознании. Все базисы выстреливали свои сгусточки, кто больше, кто меньше, сплетая их в один разноцветный клубочек. Сгустки оставались связанными с исходными базисами, но все вместе они представляли собой какой-то новый объект.
Я забыл упомянуть, что сами базисы уже не выглядели для меня черными сгустками, каждый из них имел свой цвет, но столь насыщенный, что выглядел он в полутьме, как черный. Сексуальный переливался вспышками желтого и золотого цвета. Болевой светился темно-фиолетовым, а базис страха вспыхивал кроваво-красными всполохами. Слившись в новый объект, они породили новый цвет, как три основные цвета порождают все богатство цветовой палитры.
Что же это получается, товарищи психиатры? Страх, боль и секс для нас мыслящих и разумных стали теми самыми "основными цветами"? Даже для "шутки юмора" не нашлось отдельной категории?
Все это довольно быстро промелькивало в моем сознании, пока я пытался делать сразу несколько дел: удирать от Эвелины, удерживать ее сознание и думать, как мне из этой передряги выпутаться. Эвелина же, изображавшая из себя блудливую кошку, кралась за мной и призывно мяукала, самым бесстыдным образом намекая, что хочет меня сейчас и здесь.
Внезапно, посреди особенно протяжного мява, Эвелина странно всхлипнула и обмякла, уютно свернувшись калачиком на ковре. Она снова заснула. Ее страх еще не заполонил сознание, новый объект еще полыхал, но родители уже начинали втягивать свои частички, дергая за жгутики. Еще чуть-чуть и ее счастливый сон закончится. Как бы мне хотелось зафиксировать этот объект, чтобы она не возвращалась в мир своих страхов, но что для этого делать, я не знал.
По сути своей я грубый мясник, только и могу, что "тыкать" в объекты сознания или просто смотреть на них. Тоже мне суперчеловек, скорее уж инвалид безрукий, кустарь без мотора.
Я следил за распадом нового объекта и параллельно видел сны Эвелины, навеянные им. Она бежала по берегу моря радостная и счастливая. Бежала совершенно голая и ветер легко играл ее прекрасными волосами. Она вдыхала свежий морской ветер полной грудью и чувствовала себя чайкой, парящей над волнами. Берег был пуст, но она не чувствовала одиночества. Где-то, совсем рядом с ней, летела вторая чайка - ее любовь. Она бежала и ее силы не убывали, в ней росла уверенность, что вот-вот произойдет нечто ужасно прекрасное. Нужно только бежать вперед.
Шарик практически растаял, последние капельки потеряли связь и втянулись внутрь базисов.
Там во сне Эвелина выбежала на широкий скалистый уступ и с трудом остановилась на краю бездонной пропасти. Трудно связать берег моря и пропасть, но во сне нет препятствий для любых изображений и ситуаций. Она балансировала на краю, ветер толкал ее в спину, превратившись из друга в злейшего врага.
"Ты же птица! Прыгни вниз и ты полетишь!" - подзуживал ветер. Но страх, стремительно расширявший свои владения, уже бормотал бесстрастно: "Рожденный ползать, летать не может! Ты будешь падать, и твое сердце лопнет от страха раньше, чем тело ударится о камни внизу!"
Черное покрывало страха надежно укрыло все прочие базисы, притушив их исходные цвета. Эвелина вздрогнула и проснулась. Недоуменно оглянулась по сторонам, словно припоминая, как она тут оказалась и что это за парень прячется за ее кроватью? Потом в ее глазах появилось понимание, и она пришла в себя.
- Черт, голова раскалывается! Какая-нибудь польза была от моего пьянства? - спросила с плохо скрываемым раздражением.
- Была, только я не совсем понял, что мы от этого можем получить.
Я изложил ей свои впечатления, и она задумалась. Может быть, она сама не предполагала, сколько места в ее жизни занимал страх. Нелегко узнавать правду о себе, когда считаешь себя совсем другим человеком - сильным, волевым, решительным. Шагаешь легко по ступеням успеха, перешагивая через непреодолимые для многих препятствия. И вдруг узнаешь, что в основе всего этого лежит элементарный страх. Ты все время боишься что-то не сделать, куда-то опоздать, быть хуже кого-то. Ты не чайка - ты раб своего страха.
Как быстро меняется выражение ее лица, для нее переход из одного состояния в другое - как сделать шаг. Один шаг - одно состояние, другой - новое состояние. Только что смеялась и шутила и вот уже серьезная складка появилась между бровей, нахмурилась, погрустнела. Еще шаг и улыбка осветила лицо - верно вспомнила что-то приятное из прошлой жизни.
- Узнали мы полезное, только пользы нам от того тьфу и маленько, - резюмировала она свое недолгое размышление. - Твои умения не более, чем талант туземца-барабанщика - дубасишь по там-тамам и называешь это музыкой. На самом деле, вспомни, как он тебя атаковал, ты должен овладеть искусством игры на скрипке, чтобы стать настоящим мастером. Будь ты хоть семи пядей во лбу, у тебя для этого времени нет. Нужна спокойная обстановка, эксперименты и подопытные кролики. Согласен?
Я молча кивнул. Что говорить, когда это и мне понятно. Только пользы от моего понимания и согласия ноль.
* * *
- Так с чего начнем следующий раунд? - едва успел произнести я, как страшнейшая боль скрутила меня в жгут, перехватила дыхание, выбросила все мысли из сознания.
Только не это! Мы не успели, я не успел! Господи, как обидно! Это была моя последняя мысль, потому что потом я элементарно потерял сознание - на этот раз он подцепил меня совершенно внезапно и отправил в глубокий нокаут.
Сколько времени я пребывал в небытие сказать сложно, просто в какой то момент мне показалось, что прямо под нос мне сунули ужасно грязные и вонючие носки с дыркой на пятке. Почему на пятке? Откуда мне знать - так почудилось моему спящему сознанию. Мне стало жутко обидно, и я очнулся.
Сквозь муть во взоре просвечивала женская фигурка с бутылкой в руке и какой-то тряпкой. Эвелина, опять пьет, не могла потерпеть, зараза! В моей голове шевелились вялые и серые мысли, я тупо всплывал из болота, в котором меня утопили по самое дно.
- Эй, очнись, не помирай! Я даже не знаю, как тебя зовут, ну не помирай, пожалуйста, скажи как тебя зовут?
Господи, какая дура! Ну, какая разница, как меня зовут? Тебе от этого лучше станет, если я скажу, что меня зовут… Кстати, а как меня зовут? Эй, эге-гей, вы там, что с ума посходили? А ну-ка верните мне имя, сволочи!
Я с трудом вытолкнул из горла комок слизи, тяжело откашлялся, и сипло вдохнул воздух, пропитанный странным неприятным запахом.
- Кх-а-а-кх меня кх-зовут-кх? - с трудом выдохнул я. - Рваз… развра… блин, раз-ре-шшшитте, поцеловать ручку, мадам? - пьяно тараща глаза, шатнулся я в сторону Эвелины, присевшей рядом со мной на кровать.
Она недоуменно посмотрела на меня. А что, скажите, я могу сделать, если меня и-и-ик… напоили и соблазнили, да еще мотают перед носом короткой юбкой. Я попытался оторвать свою руку от уютного и теплого бедра Эвелины, но мне это не удалось. В чем дело, рука, я отдал приказ - подняться и похлопать ее по щечке, прыс… прыл… при-л-л-аскать мою и-и-к к-к-ошечку. Рука игнорировала мои приказы, ей было хорошо и приятно ощущать тепло женской ножки. Вот же гадина, - сокрушался я мысленно, - я ее растил, понимаешь, кормил, поил, а она развлекается.
Я сидел и хлопал глазами, как пьяный идиот. А кем я должен быть после поллитры водки, зайчиком-попрыгайчиком?
- Эй, на корабле, у тебя все в порядке? Ты соображать уже можешь? - встревожилась Эвелина и попыталась снова сунуть мне под нос вонючую тряпку.
- Сеня, меня зовут Сеня! - просипел я, понемногу приходя в себя, - И убери это от моего носа, где ты нашла эту мерзость?
Боже, что за гадость? Меня чуть не вывернуло наизнанку. Зато я сразу вспомнил свое имя.
- Это не мерзость, это нашатырный спирт, к твоему сведению! - еще больше радуясь, сообщила Эвелина, - Ты был такой пьяный, а я читала, что нашатырь может отрезвить, только я не читала как именно!
- Когда же я успел напиться, ничего не помню?
- А ты и не успел, это я тебя накачала, когда с тобой началось это. Я в кино видела. Там припадочный один упал и давай биться, а лекарств никаких нет и докторов тоже. Тогда ему водки влили в рот, и он в себя пришел, в смысле успокоился. А я в тебя полбутылки водки с перцем влила. Ты сперва чуть не задохнулся, а потом быстренько так все проглотил. Можно было бы и больше, но у меня всего полбутылки было! - она радостно тараторила, вытирая ладошками сопли и слезы со счастливого лица.
- И что было потом? - мне стало даже интересно.
- Ты сразу уснул, как младенец. Только дышать стал все реже и реже. Я… подумала… - ее губы дрогнули, - что ты умираешь, и схватила первое, что пришло в голову… и ты очнулся, - она снова шмыгнула носом.
- Ты молодец, боец Эвелина, награждаю тебя орденом… за сообразительность высшей степени, гип-гип-ура. Иди ко мне, я тебя поцелую!
Я поцеловал ее с огромным удовольствием. Никогда раньше не знал, что женские губы могут быть такими вкусными, такими притягательными и волнующими, что в них скрывается столько мягкости и силы. Она вложила в этот поцелуй такую страсть, что можно было оживить сотню полуживых любовников, а не только одного меня. Дай ей бог крепкого здоровья и долгих лет жизни.
Эй, волшебница, не перестарайся, а то снова задушишь едва ожившего! Я как мог деликатно высвободился из ее объятий и прислушался к своему состоянию. Трезвым меня назвать было сложно, еще бы - полбутылки водки на пустой желудок, да еще не пившему лет тридцать молодому организму. Организм от алкоголя с нашатырем находился в некотором пограничном состоянии. С одной стороны алкоголь доводил до рвотного уровня, с другой нашатырь светил в мозги зенитным прожектором.
Они бились меж собой, а меня мотыляло то в одну, то в другую сторону. Больше всего в эту минуту меня волновали не судьбы мира или нашей базы, а опасение, что меня вырвет прямо здесь в чистой спаленке Эвелины. Все-таки я герой-любовник, елы-палы, негоже мне валяться в собственных полупереваренных обедах. От позора меня спасала только звенящая пустота в желудке.
Как не крути, а в этот раз она меня выдернула, можно сказать, с того света. Ай да девка, ай да сила! Без великих затей и изысканий, старым дедовским способом - не можешь болезнь излечить, тогда забудь о ней! Залей ее вином крепким, задури травой-горькой.
- Это, конечно, классный способ защиты, но я так быстро сопьюсь, согласись!
Эвелина кивнула головой, как китайский болванчик. Перед лицом отступившей опасности она, похоже, готова была согласиться абсолютно со всем, что я говорю. Сейчас она была просто женщиной, которая только что чуть не потеряла своего мужика. Не мужа, а именно мужика, в дедовских понятиях этого слова. Связанного с ее сердцем не бумажкой и печатью, а узами страсти и любви. Хотя о любви может еще рановато говорить, но кто знает, может, это я опаздываю со своими прогнозами.
- Давай прикинем, какие опасности нас еще поджидают, когда я протрезвею. Во-первых…
- А ты можешь в себя заглянуть? - неожиданно прервала она мое рассуждение.
- В смысле? Я как бы и есть сам в себе, чего мне в себя заглядывать?
- Нет, не так, заглянуть как в чужого, со стороны?
- Никогда не пробовал. Не было необходимости, знаешь ли, - произнес я задумчиво, стараясь представить, как это могло бы происходить.
- Ты говорил, что вы научились шагать через сознания, используя их воспоминания, как основу для следующей синхронизации, - наталкивала она меня на мысль.
- И…?
- Господи, и этот человек должен спасти мир! Ты шагаешь в меня, потом через меня прыгаешь в себя - что тут непонятного? - она постучала меня согнутым пальцем по голове, - Мда-а-а, звук то деревянный!
- Понял, понял, - восхитился я простоте ее решения и тотчас же сделал предложенное.
Прыжок произошел моментально, я даже не ощутил, как сознание Эвелины промелькнуло мимо и я выскочил в собственной голове. Вау-у-у-у, вот это бурелом, а казалось, что я в полном порядке. Полезно все-таки взглянуть на себя со стороны. О базисах речи вообще не шло, разноцветные ошметки выплесков метались по сознанию, виляя жгутиками. В их движениях можно было угадать некое стремление к слиянию, объединению, попытка вновь стать единым и могучим. Но алкоголь напрочь сбивает их попытки целенаправленного движения. В сознании нет ни одной прямой дороги, какое-то королевство кривых зеркал.
- Ух ты! Вот это красота! И ты все это умеешь? - восхищенно выдохнула Эвелина.
- Что это? Ты о чем? - машинально спросил я, не отвлекаясь от ревизии собственных мозгов.
- Знаешь, я тебе, конечно, верила. Про все эти твои возможности и прочее, но как-то не до конца, как в сказку. А сейчас вижу сама, как это здорово. Р-р-раз и ты в чужой голове - любуйся картинками, читай как книжку, наслаждайся чужими секретами. Только, извини, у тебя тут как на помойке после бури.
- Стоп! Ты что сейчас вломилась в мою башку? - разозлился я, и тотчас же выскочил из цепочки синхронизаций. Одно дело, когда я сам в чужие мысли внедряюсь и совсем другое, когда кто-то копается в моих собственных мыслях.
- Получается, что так! Только я не сама, я же не умею! - она смешно округлила глаза.
- Странно! Давай еще разочек попробуем, если опять нырнешь в меня, то кивни головой.
Я "прыгнул", но не очертя голову, как в прошлый раз, без глупой бесшабашности и пьяного удальства. Даже не "прыгнул", а осторожно "шагнул" на цыпочках, стараясь действовать как в обстановке максимально приближенной к боевой - серой рыбкой, по мутной водичке, легко помахивая хвостиком и плавниками. Шаг и я в сознании Эвелины, нащупываем мою синхронизацию и… испытываем легкое удивление.
Моя синхронизация висит обособленным клубочком, она не распалась на исходные составляющие - мысли, образы, запахи. Бред какой-то, обычный человек не сохраняет синхронизаций, через которые мы "шагаем". Обычный да, но сенс… Щемящее чувство радости торкнулось в сознании, неужели мне повезло? Ладно, этим чуть позже займемся.
"Шагаю" в себя, Эвелина расширяет глаза и с некоторым запозданием кивает головой. Выхожу - мотает головой, нет контакта. Вхожу - кивок, есть контакт. Выхожу, думаю - кивок, есть контакт. Стоп! Я не "входил", Эвелина сделал это сама, поддавшись заданному мной ритму. Вот это способности, она за пять минут прошла то, чему мы учились несколько лет. Через головную боль, непонимание, неумение чувствовать синхронизацию, интерпретировать образы. Она просто перешагнула через все это и заглянула в меня без моей помощи.
- Вылезай! - коротко приказал я, помахав пальцами в воздухе.
Эвелина выдохнула и расслабилась.
- Ну, как? - с детским нетерпением в голосе спросила она.
- Поздравляю!
- С чем?
- С вступлением в наши ряды.