Не знаю, что он ей сказал, но она, подмигнув мне, села в машину. Идиот, решил я.
Лехе же после всего пережитого и нервных разговоров срочно требовалась женщина. Они поворковали, как голубки. Я невольно прислушался. Леху несло по волнам чувств.
-- Красотка, -- сказал Леха, -- я мечтал о тебе всю жизнь...
-- Не может быть... -- мулатка засмеялась.
-- Я даже готов жениться...
-- В чем же дело? - все так же смеясь, спросила она.
-- Но я уже женат...
-- Ах, мне как всегда не везет!
Она знала, что он врет. Но это было частью ритуала ухаживания.
-- У тебя красивые ноги.
-- Да... -- просто ответила она.
Никто не помнил ее настоящего имени. А здесь ее действительно звали Красоткой. Она танцевала в кордебалете, была за мужем и имела ребенка. Потом все бросила, развелась, сделала себе большую грудь и вышла на панель. Такая жизнь ей нравилась больше.
-- Ты не могла бы поставить их на приборную доску?
-- А почему бы и нет, -- продолжая смеяться, ответила она. - Но если вас будет двое...
Она была в сапогах и расклешенной юбке, и конечно, все обнажилось. Леха запустил руку. Наверное, она была даже без трусиков.
-- Я могу и выйти, -- сказал я, нащупывая ручки дверцы.
-- Можете посмотреть... -- разрешила Красотка. - Но за это придется заплатить.
-- Не волнуйся, дорогая, деньги у меня есть, -- заверил ее Леха.
-- Покажи! -- потребовала она.
Они, хихикая, перешли на шепот и, похоже, договорились, потому что ее кудлатая головка опустилась Лехе на колени.
Я едва не зареве, как бизон. У меня не было женщины две недели, не считая мимолетного романа с Аллой. А Леха развлекался у меня под носом. Мне надо было срочно вернуться к Катажине и завалить ее в постель, ведь мы так и не помирились, а то, чем мы сегодня занимались, трудно было назвать любовью - скорее, обоюдным насилием. И во всем был виноват Леха Круглов.
***
Жора Мамырин жил на углу Староконюшенного и Арбата.
Знаменитые высотки Нового Арбата здесь на Марсе выглядели несколько по-другому. Во-первых, они были лишены такого количества стекла по соображениям климата, а во-вторых, были вылиты единым монолитом и имели округлые формы, как русские горки.
Поверху даже днем сияла реклама. Теперь же было темно, убого и безрадостно.
Красотка долго махала нам в след. Видать, Леха ей понравился.
-- А ты чего?.. - спросил Леха, умудряясь обернуться в мою сторону. - Я же ей хорошо заплатил!
-- У меня принципы, -- сказал я.
Хотя никаких принципов не было, я просто брезговал - воды в городе не было вторые сутки.
-- Ну и правильно, -- легко согласился он.
Без особых приключений мы свернули на старый Арбат и нашли трехэтажный дом номер 25, где на первом этаже размещался клуб "Африканда". В метрах десяти лежал убитый мужчина. От него уже попахивало. Я старался не смотреть в его сторону.
Окна клуба были закрыты металлическими жалюзи. Зато сбоку была обыкновенная филенчатая дверь. Мы долго барабанили - никакого результат. Я уже опасался, что на шум слетятся все "гирвасы" с округи, когда дверь внезапно открылась - из нее выставились зрачки двустволки.
-- Чего надо?
-- Мамырина... -- сказал я, остерегаясь створа двери.
-- Нет здесь такого!
Дверь закрылась.
Мы снова принялись стучать. Когда дверь открылась, я изловчился и просунул ногу.
-- Если я по ней выстрелю? - ехидно осведомился человек.
-- Нам нужен Жора Мамырин, -- с просящей миной на лице сообщил Леха. - Мы коллеги по работе... Журналисты... - Он сунул в дверь удостоверение.
-- Ну так бы и сказали. А его все равно нет! -- злорадно ответил человек.
-- А где он? - терпеливо спросил я.
-- Не знаю, -- все так же неприязненно ответил человек. - Приходите завтра.
-- А ты кто?
-- Какое тебе дело!
Тогда я рванул дверь на себя и вытянул наглеца наружу. В руках у него действительно была берданка времен царя Соломона. И он пальнул.
Если бы не альдабе, не знаю, что со мной было. Правда, человек пальнул в воздух, да и ствол я успел отклонить в сторону. Но все равно ощущение было не из приятных. Я сразу же оглох на левое ухо, хотя пальнул человек всего-навсего из одного ствола.
Человек был сед, стар и тщедушен, но с норовом.
-- Слушай, -- возмутился я, отбирая у него ружье. - Вот накостыляю, чтобы неповадно было.
Леха тряс головой. Оказывается, выстрел произвел на него не меньшее впечатление, чем на меня.
-- Петрович, кто там? - спросил женский голос.
-- Так... х-х-х... к тебе пришли... -- Петрович уставился в темноту дверного проема.
При всей комичности ситуации он однако умудрился сохранить достоинство.
-- Если ко мне, то впусти!
-- Отдай ружье! -- потребовал Петрович.
-- Больше ничего не хочешь? - ехидно осведомился Леха, который сразу его невзлюбил.
-- Отд-а-а-а-й, -- как пятилетний, заныл старик, протягивая веснушчатые, костистые ручки с траурной каемкой под ногтями.
-- На! Только не балуй! -- я сунул ему берданку, чтобы он только заткнулся.
Мы вошли в подъезд. Здесь было темно и пахло преотвратительно. Крутая лестница вела наверх. Там в дверном проеме застыла странная фигура в домашнем халате -- квашня на палочках, то бишь ножках. Что-то знакомое почудилось в этом квадратном, непомерно толстом создании с кабаньим загривком.
Леха озадачился и с ехидцей в голосе тихо произнес:
-- А где Жора? Это не Жора...
-- Знаю... -- так же тихо ответил я.
-- Вы к кому? - спросила квашня на палочках.
-- Нам нужен Мамырин.
-- Всем нужен Мамырин, -- повторила она рефреном за нами.
-- Мы из "Петербургских ведомостей", -- добавил Леха.
-- Все из "Петербургских ведомостей", -- как эхо, отозвалась квашня на палочках.
-- У нас дело... -- объяснил я, понимая тщетность наших усилий.
-- У всех дело...
-- Мы поднимемся? - галантно осведомился Леха.
Женщина молчала. Я шагнул на первую ступеньку.
-- Петрович... -- как-то странно произнесла она.
Петрович вскинул свой дробовик и ткнул меня в спину.
-- Не надо стрелять, -- попросил я. - Мы все поняли и уйдем.
-- Петрович! - снова произнесла квашня на палочках.
-- А ну топай! - надавил он ружьем и заставил нас подняться по лестнице.
Мы очутились в темном гостиничном коридоре, освещенным только светом из комнат. Теперь я понял, откуда несло мочой и человеческим испражнениями.
-- Давай! Давай! - подталкивал нас Петрович.
-- Вот ваш Мамырин, -- сказал квашня на палочках, кивая куда-то в глубину.
В комнате с голыми стенами на полу среди хлама, в луже бурой крови лежал голый человек. У него была такая поза, словно ему выстрелили в спину.
-- Хорошо... -- согласился я, опасаясь за свою и Лехину жизнь. Петрович все еще держал ствол дробовика под моей лопаткой. -- Здесь произошло убийство. Мы все забудем и уходим.
-- Петрович! - снова приказала квашня на палочках.
-- Топай! Топай! Ходят здесь всякие! Говно разносят!
Он так ударил меня прикладом, что я, невольно наступив Лехе на ноги, был вынужден ускорить шаг. Почти бегом мы достигли конца темного коридора и свернули вправо. Теперь в окнах комнат, которые выходили на Старый Арбат, мелькали знакомые фонари и брошенные торговые палатки. Там царила зима. Мне даже показалось, что на заснеженных крышах домов сидят астросы, а по брусчатке маршируют черные ангелы с нибелунши на плечах. Слева же было лето - яркое, желтое солнце (почти, как на Земле) било в окна. Голубое, бездонное небо ласкало глаз. Петрович гнал дальше.
-- Это тоже Мамырин, -- говорила квашня на палочках. - Это тоже... Какой вам нужен?
-- Я не знаю, -- признался я. - Живой Мамырин...
Казалось, не только сам вопрос, но и наше недоумение забавляли ее.
-- Живой? - удивилась она.
-- Желательно, -- подтвердил я.
Леха почему-то молчал. В каждой комнате лежало по убитому. Кое-кого можно было узнать - их часто показывали по TV. Все больше общественные люди, члены мирового парламента и мирового правительства. Некоторые были тайными агентами и сотрудниками спецслужб. Обыкновенных марсиан было больше. Должно быть, они чаще попадали в эту ловушку.
-- Здесь занято... Здесь занято... -- рассеянно и как-то обыденно говорила квашня на палочках, заглядывая в комнаты. - Выбирайте любую.
-- Они сумасшедшие! - шепнул мне на ухо Леха.
-- Не переговариваться! - крикнул Петрович и снова ткнул меня в спину.
-- Простите, -- спросил Леха, -- а туалет здесь есть?
Его мучила медвежья болезнь. Он приплясывал на одной ноге.
-- Конечно, есть, -- ехидно ответил Петрович, -- в каждом номере!
Интересно, на что он намекает, подумал я.
-- Нам не нужен номер, -- напомнил Леха. - Нам нужен Мамырин.
На этот раз квашня на палочках не удостоила нас ответом.
Петрович завел в подвалы. Комнаты были похожи на пыточные: люди висели на крюках, кое-кто ползал, мыча, по полу. Потом мы снова поднялись, миновав одну лестничную площадку, и по моим расчетам попали на третий этаж. Но и здесь была та же самая картина: мертвецы и лужи крови.
-- Что мы ищем? - спросил я у квашни на палочках.
Она не ответила. Теперь я вспомнил, где ее видел. Во времена моей юности, когда я учился в университете, она была первой красавицей на телевидение и вела самые престижные программы. Весь наш курс сгорал по ней от любви. И я, чтобы не выделяться, -- тоже.
Я даже вспомнил, как ее зовут: Соня Бергамаско. Ее корни были из земной Италии, от которой еще в мою бытность на Земле остались одни острова. Тогда многие итальянцы из разоренной Европы перебрались в Россию.
От былой итальянской красоты Сони Бергамаско остались только глаза и чистые формы лба, иначе бы я ее не узнал.
Несомненно, Жора Мамырин находился где-то рядом, ведь он был ее мужем. Правда, прошло столько лет. Несомненно еще и то, что мы, по крайней мере, уже дважды прошли по одному и тому же коридору, побывали, но теперь уже в ином подвале, снова попали в этот же коридор. Трудно было понять, где он начинался, а где заканчивался.
-- Соня, -- сказал я вкрадчиво, - мы знакомы с Жорой по работе.
-- Все знакомы с Жорой по работе, -- равнодушно ответила она.
Петрович хмыкнул:
-- Хвастают здесь! - и ткнул с такой силой, что мне стало больно.
-- Слушай ты!..
Не знаю, чем он там щелкнул, но этого было достаточно, чтобы я вел себя осторожно.
-- Будь аккуратно с этой игрушкой, -- предупредил я, пробуя повернуться к нему лицом.
-- Но... но... -- Петрович синхронно повторил мой маневр, отступая к стене.
Мне ничего не стоило вырвать у него ружье и воспользоваться своим огромным черным пистолетом с вычурной скобой, который уже изрядно натер мне подмышку. Но, во-первых, Петрович был настороже, а во-вторых, что-то меня удерживало от резких движений: все эти хождения вокруг да около имели какой-то скрытый смысл, мы с Лехой только не могли знать, какой именно. И тут я наконец заметил, что Лехи рядом нет. Куда он провалился и когда это произошло, я не понял.
-- Эта подойдет, -- уверенно сказала квашня на палочках.
Она распахнула дверь. Петрович ловко запихнул меня прикладом и повернул ключ на два оборота.
Внутри находился... Леха.
-- Я тебе кричу-кричу... -- пожаловался он, сидя в на батарее и как-то странно к чему-то прислушиваясь.
-- Психи какие-то, -- сказал я, оглядываясь на дверь и потирая то место на спине, куда меня тыкал берданкой Петрович. - Как ты сюда попал?
-- Как только мы поднялись по лестнице, -- отозвался он, по-прежнему прислушиваясь к чему-то.
-- Настоящий лабиринт, -- согласился я.
Окно забрано решеткой. Стекла настолько мутные, что снаружи ничего не разглядеть. А сама комната, словно насквозь простреляна, словно в ней черти свадьбу гуляли, оставив после себя заплесневелые объедки, блевотину в углу, каракули на стенах и армейскую койку с проваленной сеткой. И тут раздались эти звуки, к которым с такой настороженностью прислушивался Леха. Я понял, что его поразили не сами они, хотя от них одних можно было сойти с ума, потому что на все лады орали сотни резаных кошек, а источник, который невозможно было определить. Звук шел буквально отовсюду: от стен, потолка, пола и даже от батареи отопления, на которой сидел очумелый Леха.
-- А ты знаешь, сколько времени прошло, с тех пор, как мы попали сюда? - спросил он, смешно моргая ресницами.
-- Сколько? - спросил я, изучая стены.
Одна из них, оклеенная старыми газетами, заинтересовала меня больше других - на ней среди ветвистых каракулей были нарисованы красные звезды, и я понял, что это знак, что звезды мог нарисовать только Федор Березин. Еще у него было старое-старое прозвище Мама ту-ту. Но лично я его так никогда не называл. Бедный Федор, неужели он погиб от рук марсианских садистов? Нет, не может быть, Федор Березин мог пасть только смертью храбрых на поле брани! Он готовился к этому всю жизнь.
-- Я специально заметил, - торжественно произнес Леха. -- Сутки!
-- Что? - спросил я, отвлекаясь от Березинского шедевра.
-- Я говорю - сутки!
-- Иди ты! - удивился я. - Проверь часы!
-- В том-то и дело, что проверил, -- Леха сунул мне под нос свой будильник.
Действительно, часы у него были швейцарские, фирмы "Бадуони", с точностью хода плюс минус полсекунды за год. Тогда я посмотрел на свои нефирменные, но накрученнее, пощелкал кнопками и не поверил глазам - действительно, календарь показывал четверг.
-- Мистика какая-то! А мне показалось, прошло минут десять.
-- Чего они хотят от нас?
-- Спроси чего-нибудь попроще.
-- Наверное, твой альдабе?
-- Не может быть?! - удивился я, пробуя найти какой-нибудь тайный рычаг в стене. - О нем никто не знает, кроме тебя и меня.
-- Ну тогда деньги? - предположил Леха.
-- По-моему, мы попали к обыкновенным садистам.
-- Ты думаешь?
Леха успокоился. Он даже поерзал, удобнее устраиваясь на батарее, словно собрался здесь сидеть до второго пришествия.
Я изучал комнату. Зачем-то нас сюда засунули? Если бы хотели убить, то убили бы сразу же, а не таскали сутки по кровавым подвалам.
-- Да нет здесь ничего, -- сказал Леха. - Я уже все стены обстучал.
-- А это что?
Многовековой слой газет в углу явно оттопыривался. Я потянул за край и оторвал здоровенный кусок, на котором тоже была нарисована особенно большая и красная звезда. За ним находилась крохотная дверь, похожая на вход в крысиную нору. Оставалось только сунуть туда голову. Что, собственно, я и проделал. Воняло, как в клоаке, или хуже. Стенки и поверхность подо мной были в какой-то мерзкой, вязкой слизи.
-- А назад?.. - пробурчал Леха, пихая головой меня в зад. - Назад вылезем?
-- Зачем назад? - хотел ответить я, но почувствовал, как потихоньку, но верно скольжу туда, откуда тянуло сквозняком. Было так темно, что ничего нельзя было разглядеть. Леха, кряхтя, полз следом. Ему мешал живот и одышка. Вот что значило жениться и просидеть два года на севере. Лично я не собирался повторять чужих ошибок - в смысле, жениться.
Не успел я об этом поразмыслить, как понял, что падаю и вообще, что мы с Лехой влезли в обыкновенный мусопровод.
В общем, выпали - с третьего этажа прямиком в какие-то баки с арбузными корками, пивными бутылками и объедками. То-то было грохота!
Леха по инерции вывалился из мусорного ящика и залился смехом, показывая на меня пальцем.
-- Посмотри на себя, -- буркнул я, потирая бок и направляясь к ближайшей садовой бочке с водой.
Нетрудно было представить, как я выгляжу, если Леха выглядел следующим образом: с его ушей свисала лапша, а голова была в арбузных семечках. Кроме этого он был весь мокрый, как новорожденный щенок, во все той же слизи, которая стекала на траву.
-- Подвинься, -- сказал он, пристраиваясь рядом.
И тут заорали сто тысяч кошек, да так, что мы присели, и только после этого обнаружили, что находимся в большом старом саду и что этот сад напоминает земной, но никак не марсианских, ибо под холодным солнцем Марса не произрастали персики и бананы, а на финиковых деревьях не сидели павлины - хвост одного из них с зеленовато-синим отливом свисал нам прямо на головы, еще парочка что-то клевала за живой изгородью самшита и не менее десятка расхаживало по мавританскому газону и находилось в ближайших зарослях, потому что как только заорал тот, что на дереве, ему стали вторить все остальные. И все бы ничего, но кошачьи крики павлинов почему-то резонировали с окружающим пространством. Что было, по меньшей мере, очень странно. Вот, чего испугался Леха, а вместе с ним и я.
-- Чудеса... -- произнес Леха, озираясь. - На Марсе павлины!
Я даже не стал развивать эту тему - и так приключений хватало, если еще окажется, что мы не на Марсе, то лучше тогда не жить. Даже Европа меня устраивала меньше, чем, скажем, Луна, потому что земной спутник давно был обжит, в нем если и было серо и монотонно, то хотя бы сухо и тепло, потому что гелий-3 добывался в избытке для всех марсианских, европейских и бог знает еще каких реакторов.
-- Хватит марафет наводить, -- сказал я, вытираясь надушенным носовым платком, который Катажина Фигура предусмотрительно сунула в карман куртки, -- идем!
Мне не терпелось разузнать, чей это сад и вообще, что происходит. При всех равных условиях, лично я предпочитал, чтобы это был Марс. Мне казалось, что это логичнее - ведь мы шли к Жоре Мамырину. Впрочем, его-то мы обнаружили очень быстро: в тенистой беседке, да еще в компании Федора Березина, одетого в грязноватый зеленый комбинезон, и с аккуратными армейскими усиками, а его высокий лоб философа был аккуратно заклеен пластырем. Присутствие Федора Березина в контексте всех наших злоключений, бабона и прочих чудес времени было как нельзя к месту.
-- Привет! - обрадовались мы. - Как дела?
-- Это долгая история, -- сдержанно обрадовался Жора Мамырин. -- Присаживайтесь, если хотите убить пару лет.
-- Надеюсь, это была шутка, -- дружелюбно брякнул я и был недалек от истины.
Они давно пили. Это было заметно по их одухотворенным лицам.
-- Куда ты пропал? - спросил Леха Жору Мамырина, пожимая обоим руки.
-- Кто понял жизнь, тот работать бросил, -- заявил Жора.
-- И-то правда, -- согласился Леха.