Всю ночь над нашим лагерем, заливая округу посадочными огнями, провисела капсула. А утром пришло долгожданное подкрепление. Никого из выживших в главном сражении я не пустил в город на штурм его улиц. Я помнил, сколько положил на улицах других городов. И дал шанс им, пережившим такое, прожить еще немного. Взяв город в кольцо, мы стали ждать подкрепления, пока оставшийся гарнизон врага и жители столицы голодали.
Через пару недель, когда город уже дважды затевал переговоры о почетной сдаче, подошло подкрепление из дальних и безопасных гарнизонов. Видя это, Патма сдалась без уличного сопротивления. Прилетел Игорь и сверху через оптику контролировал занятие города нашими бойцами.
Следующую ночь мы с Игорем спали во дворце властелина Пасской империи. Сам он тоже оставался во дворце, только в более скромных комнатах, закрытый вместе со своими наложницами. Утром мы вызвали его и спросили, признает ли он власть Тиса над его империей? Конечно, сказал, что признает. Он написал отречение в пользу малолетнего правителя Тисской империи и прочитал его на центральной площади. Погрузив его с имуществом на телеги и предоставив ему сундук его же монет и кошелек наших (больше просто под рукой не оказалось), мы отправили бывшего властелина к его родственнику – королю одного из северных государств. С ним ушли караван преданных ему людей и гарем. Мы никого больше не держали. И убивать что-то больше никого не хотелось – уже тошнило. Комендантом Патмы назначили моего верного помощника на протяжении всей этой войны. Оставив ему гарнизон в пять тысяч воинов, мы поехали обратно. Судьба остальных провинций пассов нас почти не интересовала.
На совете в Тисе спустя три месяца мы подвели итоги кампании.
– Поставленной задачи расширения на север добились. Прекращения поставок дикарям запада… – я вздохнул, изображая облегчение, – тоже добились.
Улыбнулись все, даже Ролли, которая, как мне казалось, ненавидела меня не только на словах, но и на деле. Игорь, закуривая очередную, неизвестно где взятую сигарету, продолжил:
– Валюту свою сделали. Ввели ее на территории всего известного нам мира. Даже в Наеме теперь она – вторая валюта для расчетов. Монетный двор надрывается, штампуя деньги. Даже ввод монет большего номинала не помогает. Резкий дефицит.
– Это еще не все проблемы для монетного двора, – сказал я. – Я хочу, чтобы были введены памятные медали участников боев Горге, Патме, на Великой Тисской Стене. Знак отличия Боевого Зверя – всем отличившимся в боях. Знак Прота – тем командирам, кто грамотно вел военные операции. И знак Ролли… прости, Ролл… за честность и преданность народу.
Все покивали и даже с увеличением жалования награжденным согласились.
– Итак… – продолжил я. – Мы самая мощная держава на всей территории этого материка. Поздравляю всех. Следующая наша цель, после восстановления экономики и численности населения, – дикари запада.
– Как? – удивилась Ролл. Помолчала с минуту и, видя, что на ее вопрос не реагируют, взорвалась: – Когда?! После восстановления?! Ты, Прот, не понимаешь, что говоришь! Там они людей едят! Они мой народ едят!
Я сел в кресло и, крутя в руках черные четки бывшего правителя Пасской империи, сказал:
– Я бы с радостью… Но вот что хочу сказать. У нас страшный кризис. Вы этого не знаете. Вернее, Игорь знает, мы с ним уже говорили. Да и Атаири знает. У него все под рукой, как говорится. Королева… и ты, Ролл. Вы не знаете, но война выбила каждого второго мужчину… Это страшные цифры. Сейчас у нас женщин даже не в два раза, а в четыре раза больше, чем мужчин. И ближайшие двадцать лет так и останется.
– Значит, ты предлагаешь ждать двадцать лет?! – Ролл была шокирована.
Попробовал Игорь:
– У нас еле хватает народа, чтобы не лишать города гарнизонов. Именно поэтому мы не пошли дальше в Пасскую империю. Нам просто некем воевать. У нас нет ни одного лишнего солдата. И провинции, что лежат севернее и западнее Патмы, нами не подчинены. Хорошо, если они примут отречение бывшего правителя и наши части не встретят сопротивления при оккупации. А если встретят? Мы даже наказать повстанцев не сможем.
Ее это все не волновало. Она закатила нам слезы, хорошо – без криков, и почти умоляла сделать хоть что-нибудь. Мы сказали, что подумаем. Игорь позже увел ее, и мы остались втроем.
– Инте уже пять лет, – сказала королева, намекая на наш с ней давнишний разговор.
– Да, я знаю, – сказал я и добавил: – С этого года пусть идет в школу учиться; после того как он пройдет ее, я начну его обучать всему остальному.
Королева кивнула.
Атаири сказал, что всем надо тоже идти отдыхать. Мы согласились и расстались, договорившись, что завтра встретимся и решим вопрос о местном самоуправлении для удаленных провинций.
Игорь уговорил Ролл не суетиться и подождать, пока мы изыщем возможность вернуть ее королевство. В виде компенсации за ожидание мы направили все найденные силы в Ворота Иса.
Они держались. С трудом, но держались. Не проходило и месяца, чтобы не произошло крупного штурма с применением артиллерии. И хотя все северные провинции пассов подчинились в итоге нашей воле, кое-то из торговцев все-таки продавал оружие дикарям. Мы периодически уничтожали заводы по производству металла и пороха. Ссылали в наш Рол всех мастеров, чтобы они работали на империю, но это мало помогало. Потом выяснилось, что многие металлурги и оружейники перебрались в леса дикарей и теперь уже производили оружие на не подконтрольной нам территории.
Спустя год до нас дошли слухи, что старый вождь убит и на его место пришел новый. Шаман вроде еще дышал. Мы даже не знали, что делать: радоваться или готовиться к новому нападению. Решили делать и то и другое.
За тот год многое что было сделано. В частности, реализовалась идея городских больниц, абсолютно бесплатных для населения. Открыли в сумме десять школ – на каждого преподавателя по школе. Обучали там минимуму, но мы радовались и этому.
Расцвела сахарная торговля с архипелагом. Ксенолог посетил Тис и Ристу. Обозвав нас помешанными на войне, он недолго пробыл в наших краях. Хотя, конечно, горячая ванна у меня в комнатах ему понравилась. Да и подобие цивилизации – тоже.
В частности, в Расте он заказал для своих островов сорок огромных зеркал и целую тонну стекла для своего города, что собирался возводить на главном острове. После долгих и муторных переговоров он купил у нас еще одну списанную галеру. Ту, что, помните, была повреждена в морском бою с пассами. Ее отремонтировали, конечно, но я ее приказал записать в запас береговой охраны. Вот мы ее и пропили. В прямом смысле слова – отдали за сахарную водку. Правда, денег от продажи водки северянам хватило на постройку трех фелюг…
Короче, он недолго был монополистом по производству сладкого тридцатиградусного алкоголя. Секрет приготовления по нашему поручению выкрал один из шкиперов вместе с мастером винно-водочных изделий. На "фи" ксенолога ответили тремя тоннами железа. Водку старались продавать за рубеж тем же северянам или через лояльных нам пассов – дикарям запада. Бизнес пошел.
С поправкой экономики появилась возможность заниматься исследованиями. Я снарядил экспедицию к архипелагу Роска, переименованному нами в архипелаг Вернова, его показала на карте Ролли. Игорь сам решил руководить и взялся отвезти наших мастеров из Рола на архипелаг.
Спустя недели две экспедиция вернулась, ошеломленная не столько полетами на нашем корабле, сколько залежами железа, никеля, меди и золота. Наскребли триста поселенцев и пять десятков гарнизона для основания там поселка. Хоть архипелаг и входил в состав короны Апрата, но он был полностью необитаем. Только редкое зверье и обилие вокруг рыбы. Вместе с поселенцами и отрядом послали пять орудий, запас пороха и ядер. Также почти каждый мужчина за счет государства был снабжен оружием и индивидуальным запасом пороха и пуль. А уж сколько всевозможных орудий труда мы послали с ними – это вообще ужас.
Караван из трех грузовых фелюг и одной боевой парусной галеры стартовал еще летом, чтобы только к зиме прийти на место нового поселения.
Зимой я летал к ним и видел, что они неплохо устроились. В провизии у них нужды не было, а все добытое золото в счет ранее предоставленного имущества я забрал с собой в капсуле.
Они не знали, что теперь будет еще и золотая валюта. Думали, что это для украшений столько добывается и плавится в слитки. Я не стал их разубеждать, но уже к лету по материку ходила золотая монета достоинством сто интов. Это было сделано, скорее, по просьбе купцов, которые устали таскать мешки денег.
В каждом крупном городе мы учредили банки для хранения и размена денег. Появился и бумажный эквивалент денег. Пока эта идея у населения восторга не вызвала, но среди купцов появились чеки и расписки на немалые суммы, выписанные банком Тисской империи. Эти чеки на выбор мог обналичить комендант города или банк империи. В стране, где читать, писать, считать умели только торговцы и мои выпускники, работавшие писарями в конторах, о подделке векселей и чеков не могло быть и речи. Так у нас получили хождение бумажные деньги, выросшие из векселей и чеков.
За тот же год я решил проблему транспорта и больших расстояний. Паровая машина, сделанная по моим чертежам, была хоть и страшна, как черт, но работала. Сначала ее установили на недоделанную боевую галеру и провели ходовые испытания. Чуть не взорвали котел. Но эксперимент всем советом был признан удавшимся.
Уже через год с верфей было спущено три деревянных парохода. По привычке ставили мачты и имелось парусное вооружение, но… вместо двух недель перехода по Ису от Ристы до океана теперь путь длился всего шесть дней. Я специально поставил на маршрут эти дымящие чудовища.
Ксенолог с ухмылкой заказал у меня две паровые машины и новую модель парового двадцатипушечного фрегата. Я все не мог понять: зачем ему боевой флот? Выяснил мой шкипер. Причем случайно столкнувшись с бывшей нашей галерой. Оказывается, ксенолог даром времени не терял и произвел оккупацию соседних островов, населенных еще более жуткими дикарями, чем те, с кем мы воевали на западе. Корабли ему, как принципиальному гуманисту, и не нужны особо были, если бы его острова не терроризировали людоеды на своих пирогах. Вот он без нашей помощи сам и разобрался. Нашими методами.
Он давно жаловался, что у него нет железа. На захваченных островах он его получил. Со временем торговля металлом с ним прекратилась, и теперь мои шкиперы перевозили ему исключительно металлические изделия. Простые у него и сами могли сделать, а вот сложные вещи он продолжал заказывать у нас. Дерево тоже было основным товаром в наших отношениях. Его он покупал охотно, хотя и не так, как стекло и зеркала для своих людей.
Появилось время заняться и самим Ролом – нашей закрытой "технопланетой", как называл город частенько Игорь. Был запущен первый на планете паровоз. Он был необходим, чтобы перевозить к домнам и кузням каменный уголь от места его открытой добычи.
В тот же год в каждом доме Рола очаг стал нормой, как и горячая вода в общественных банях. Уголь населению отгружался за копейки, и вскоре многие уже не понимали, как они жили раньше без огня, горячей воды, тепла и чистой одежды.
Мы усмехались, вспоминая известную фразу, что к хорошей жизни человек быстро привыкает. Но население еще жило как бы по инерции. Им показывали преимущества сковороды, и они пользовались показанным. Им давали в руки нож и вилку, и они с трудом, но начинали пользоваться ими. Им показывали масляные лампы, привозимые из городка Десятника, и их день продлевался на много часов, чему они были, конечно, рады.
Но чтобы кто-то особо выделялся в плане изобретательства или нового применения полученных от нас технологий, такого я не припомню. Это разочаровывало меня, ожидавшего, что эти люди и сами вполне могут додуматься до центрального отопления или уличного освещения.
Игорь только смеялся надо мной, напоминая, что эти бывшие охотники, бывшие рабы, почти безграмотные люди и в планах не имели окончить свой век посреди даже тех новшеств, что их теперь окружали. И надо благодарить бога, что их хотя бы натаскать получилось на простейшие механические операции.
Я парировал это тем, что среди работающих в Роле было уже немало мастеров морского народа. А уж их неграмотными назвать язык не поворачивался. Как воровать технологии и применять их у себя – это они были больше чем грамотными. А вот как что-то новое свое изобрести, так нет… Игорь со мной не спорил.
Ввиду начавшегося производства рельсов я послал рабов на расчистку прямого пути до Ристы. К концу года мы начали строительство насыпи, закладку шпал и укладку на них рельсов. Дорогу строили весь следующий год. Я ужасался, как много времени потратили на путь, по которому первый паровоз добрался за шесть часов ходу… несоизмеримо как-то. Но это тоже потом.
В том году… Что же еще в том году было… Не помню уже. Много событий проносятся как-то даже незаметно. Только позже осознаешь, насколько они были важны. Вот, к примеру, наши горные крепости… Мы их строили для обороны от пассов. А получилось, что позже они стали герцогствами. Причем только номинально нам подчинявшимися и поставлявшими рекрутов. Мы там даже собственную администрацию имели, только чисто условную, из трех представителей. По налогам, по армии и по единству законов. Но это они позже уже такое положение получили. А в тот год…
В тот год я помирился с Ролли. Причем случайно. Я показал ей космос и всю планету. Она была в таком восторге, что простила, казалось, мне все. Игорь потом много раз ее катал на орбиту, но она на всю жизнь запомнила, что я это первым сделал. На земле она уже долго прощалась со мной, а я не знал, куда глаза деть. Я до смешного покраснел, когда она меня поцеловала в щеку и пошла к дочери, которая вместе со служанкой ждала ее во дворе замка. Я, счастливый, еще долго носился над землями, полными варваров-людоедов. И даже не стрелял по ним, словно и не было подо мной частоколов копий с насаженными на них обезображенными головами и груд объеденных костей.
В том году… Не помню.
Следующий год начался с того, что мы, уступая требованию Ролли, набрали выпускников Академии и средних военных школ, присоединили к ним часть гарнизонов Тиса и Ристы и высадились в Воротах Иса. Во главе корпуса встал я. Всего у меня было восемнадцать тысяч воинов. Сто сорок пушек. Из восемнадцати тысяч было только три тысячи конных. Остальные передвигались пешим строем. Почти все имели огнестрельное оружие. От ружей за двадцать монет до пистолетов за сорок.
И еще у армии была гордость: отряд в сотню человек, вооруженный двуствольными ружьями и четырехствольными пистолетами. Это были специально обученные в Академии молодые отпрыски родовитых фамилий пассов. Им представилась возможность десять лет отслужить, чтобы закрепить за собой свое бывшее имущество в городах морского народа. Каждому из них было обещано возвращение всего отнятого или компенсация за него после десяти лет службы в самом элитном отряде гвардии – в штурмовом батальоне.
Шансов, что из этой первой сотни выживет хоть кто-то после войны, не было никаких, и поэтому на обещания Игорь не скупился. Если армия нарывалась на сопротивление, то вперед выдвигали эту "элитную часть", пополнялась она довольно быстро теми, кто, обнищав после нашей оккупации, хотел вернуть честь и богатство своих семей. Умирать за нас мы никому не мешали.
Когда я во главе армии принял первый бой с дикарями прямо в поле в километре от Ворот Иса, я понял, что эта война будет и правда до полного уничтожения. Дикари никогда не сдавались, а наши о пощаде и думать не могли, зная, что их ждет потом. Хорошо, если в плену сначала убьют, а потом только съедят. Чаще происходило в обратном порядке.
Мы потеряли сотню, неудачно попав под массированный обстрел артиллерии из леса. Картечью даже меня задело. Но пластик брони и не на такое рассчитан. Я положил полки в поле и развернул артиллерию. Полчаса и сто сорок пушек не хуже лесорубов поработали. Батарея противника была уничтожена.
Потом была бойня с огромной ордой вооруженных кинжалами и мечами дикарей. И понеслось.
– Первая шеренга – огонь! Вторая – огонь! Третья – огонь! Заряжай! Второй взвод – на позицию! Первая шеренга – огонь!
Офицеры, выдрессированные Игорем, хорошо знали свое дело. Ополченцы и регулярные войска, которых из-под палки регулярно муштровали, тоже не тормозили, даже когда испытывали жуткий ужас.
До рукопашной в том бою дело дошло не сразу. В чистом поле с нами встречаться было верхом безумия. Лучше бы они нас с опушки из луков расстреливали. Я пустил конницу в обход приближающихся орд, и она, лихо нарезая толпу, порционно выдавала врага на ружейный огонь. Я порадовался, что наши потери столь невелики. Но в один момент даже я схватился за излучатель, увидев, что с тыла к батарее подходит огромный отряд тысячи в три. Наученные до автоматизма канониры развернули орудия и за несколько залпов положили все, что перед ними шевелилось. Это было впечатляюще со стороны. Плотность огня не позволила устоять ни одному дикарю.
Потратив несколько часов, мы залили стволы орудий дикарей свинцом и поскидывали их в воду недалекого ручья. Двинулись дальше, предварительно посчитав потери – свои и дикарей. Дикарей, посеченных нашим огнем, оказалось более шести тысяч. Наши потери не доходили и до пяти сотен бойцов. Такая статистика меня радовала. Эх, знал бы я, что будет потом, не радовался бы.
А случилось так, что дикари сменили тактику. Они дождались, пока моя армия углубится в леса в поисках крупных поселений варваров, и тогда показали всю свою мощь. Я плохо помню, как мы две недели, непрерывно отстреливаясь, бродили по лесам. Сколько деревень, поселков, городищ мы сожгли, знали только в моем штабе. Я лично со счета сбился. Дикарям это, конечно, надоело. Злость их была настолько сильной, что не всегда семьи и роды выдерживали наше недалекое присутствие и, вопреки приказам их вождя, в безумстве нападали на наши охранения.
Потом и сам вождь решил нас взять измором, не давая ни одной ночи лагерю отдохнуть от нападений. На пятые бессонные сутки я приказал выходить из леса. Мы просто больше не выдержали бы. Они нас забодали. Они ни днем, ни ночью не давали нам покоя.
Пушки бесполезным грузом двигались в середине армии вместе с обозом. В лесу они оказались настолько бесполезны, что появилась даже идея избавиться от них. Идею забраковали, подумав, что если мы вырвемся на равнину, то тут как раз именно пушки нам помогут.
На восьмой день я заставил подать мне точнейший рапорт о происходящем. Я еле шевелил языком, как и мой помощник, спавший прошлой ночью два часа, а этой – один час. Из армии осталось… десять тысяч. Из них только пять сотен кавалеристов.
Я приказал напрячься всем и как можно быстрее выходить на равнину.
На четырнадцатый день случилось главное побоище. Мы в очередной раз подумали, что дикари наскочат и, получив залп из ружей, отойдут в лес, но я услышал один залп, второй, третий… Вот стрельба приблизилась ко мне… Рука непроизвольно потянулась к оружию, и я только и успел спалить дикаря с топором в руках, когда он оказался передо мной.
А потом нас смяли. Непрекращаемым потоком варвары вливались в наши построения и раздирали их. Я приказал сплотиться вокруг обоза, что мы с горем пополам и сделали. Мы даже развернули орудия в сторону основного удара варваров. Дали залп, валя и своих, и чужих. При звуках орудий наши стали валиться по инструкции на землю, и уже следующие залпы прошли над их головами.