Содержание:
Норд-ост, 35 миль 1
"СВЕРРЕ" ИЗ СТАВАНГЕРА 2
Тайна "Уранг Медан" 4
Ботулизм 6
ЧЕРВОНЦЫ СОРОК ВТОРОГО 6
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ 14
Концы в воду 14
Альбрехт 15
Клад 16
Что писали об этом 17
"К-люди" абвера 18
"Голубой тюльпан" 20
Внимание!.. Воздух!!! 21
***
6 мая 1946 года.
В Нюрнбергском дворце юстиции сто двадцать второй день заседает Международный военный трибунал.
Судят главных фашистских военных преступников.
Сегодня допрашивают обвиняемого Вальтера Функа. Допрос ведет представитель обвинения от США Додд.
ДОДД. Я предъявляю трибуналу документ 1031-ПС, датированный 28 мая 1941 года. Это секретный протокол совещания у министра Функа. На этом совещании говорилось об изготовлении фальшивых денежных знаков для использования их в России... Вы припоминаете, подсудимый Функ?
ФУНК. Нет.
ДОДД. Взгляните на этот документ, его номер 1031-ПС, США-844... Вы говорили о проблеме валюты на территориях, которые собирались оккупировать, и это было за месяц до нападения (на Россию) и спустя месяц после назначения Розенберга (имперским министром по делам оккупированных "восточных областей"), не так ли?
ФУНК (роется в лежащей перед ним стопке документов). Я не могу найти это место... Но, конечно, когда эти территории были бы завоеваны, пришлось бы заняться и таким вопросом...
ДОДД. То, что вы говорили о намеченном пуске в обращении фальшивых рублей на Украине и Кавказе, это действительно имело место?
ФУНК. Да...
Из протоколов Нюрнбергского процесса
Состоящий на службе у СД шпион Ильяс Базна по кличке Цицерон исполнял обязанности камердинера британского посла в Турции сэра Натчбулл-Хьюгесона. Когда посол спал, Цицерон вытаскивал из кармана брюк своего хозяина ключ от сейфа и снимал фотокопии со всех документов, имевших гриф "Совершенно секретно".
Гитлеровцы выплатили Цицерону за полученные сведения 300 тысяч фунтов стерлингов. Когда Цицерон, бежав в Южную Америку, решил воспользоваться этими деньгами, оказалось, что его надули. Все 300 тысяч состояли из фальшивых банкнотов...
Ежегодно в море в результате различных
несчастных случаев погибает до 280 судов
и около 200000 человек.
Из статистического бюллетеня ЮНЕСКО
Норд-ост, 35 миль
4 октября 1963 года в два часа по московскому времени второй радист рыболовного траулера "Быстрый" принял самую спокойную вахту: предстояло только два сеанса связи - с портом приписки Мурманском и с рыболовецкой базой, которая находилась где-то в районе Шпицбергенской банки. Все остальное время можно было читать "Золотого теленка", взятого у механика, или слушать хорошую музыку.
Радист закурил, подправил волосы под оголовье наушников и отодвинул шторку иллюминатора.
Ночь была темная и тихая, только едва уловимое дрожанье пола под ногами да неожиданный всплеск волны за толстым стеклом напоминали о том, что маленький траулер движется среди этой тьмы и что внизу, в жарком и светлом машинном отделении, работает вахта машинистов, а наверху, на закрытом мостике, выдерживая курс, стоит у штурвала рулевой Арсен Гобедашвили.
Радист включил станцию и взглянул на часы.
Хронометр показывал два часа одиннадцать минут по московскому времени.
Радист слегка усилил громкость приема и начал медленно поворачивать ручку настройки приемника. И сразу же стали слышны голоса Земли.
Обрывки музыки, неоконченные разговоры, такты песен, сотни спешных радиограмм, тысячи позывных летели над темной водой Баренцева моря. В пластмассовых кружочках наушников, перебивая друг друга, пищали слова, составленные из точек и тире.
Радист еще немного усилил громкость приема и прислушался.
- СТ21К ... СТ21К ... - пело в наушниках тонким комариным голоском.
"А! Опять этот радиолюбитель из Танжера вышел в эфир на свободный поиск. Интересно, с кем он сегодня познакомится? - подумал радист. - Эх, взяться бы сейчас самому за телеграфный ключ да поболтать с кем-нибудь. Спросить, какая у них погода, что за фильмы идут в кино.
Жаль, что нельзя вести любительские разговоры при помощи корабельной радиостанции. Сиди, слушай, не мешай другим... Ты на вахте, а они отдыхают. Знакомятся, делятся новостями, после удачной связи посылают Друг другу красивые карточки QSL с видами городов, верблюжьих караванов в желтых песках и белых самолетов над зелеными островами. От карточек пахнет добротной типографской краской и дальними странами, и при взгляде на них кажется, будто во всем мире гремит яркий, нескончаемый праздник".
- СТ21К ... СТ21К ... - продолжает выстукивать танжерец.
И вот наконец в тонкий комариный звон врывается басовитое гуденье шмеля:
- СТ21К , СТ21К , я - УР23А . Слышу вас хорошо, три балла. Готовы ли вы к приему?
- УР23А , УР23А ! - радостно отстукивает танжерец. - Вас понял, вас понял. К приему готов. Говорите! Говорите!
- Я - Таллин, я - Таллин, - гудит УР23А . - Меня зовут Антс. Передатчик пятнадцать ватт. Антенна диполь. Как слышите?
- УР23А , вас понял. Слышимость четыре. Меня зовут Роберт Дрэйк. Передатчик десять ватт. Антенна всенаправленная.
Радист чуть-чуть поворачивает ручку настройки.
Говорит остров Гуам. Какая-то Джин Споук жалуется через половину земного шара Ральфу Сильвестру с Гернсея:
- У нас второй месяц ни капли дождя. Носа не высунуть из бунгало. Сижу у передатчика, опустив ноги в таз с водой...
- Я - Дик Диксон из Окинавы, - вмешиваются в разговор решительные точки и тире. - Джин, ты помешалась на погоде. Расскажи о чем-нибудь другом.
- О чем? - тоскливо спрашивает Джин.
Легкий поворот ручки, свист обрезанных волн - и в наушниках громкие, похожие на барабанную дробь слова:
- Мексиканская Гвадалахара. Говорит Луис Морагрега.
- Алло, я тебя слышу, Луис. Три балла. Дэвид Паккард из Манагуа.
- Дэвид, дружище, я уже пять минут пытаюсь связаться с тобой. Если встретишь Монику Росу, передай, что ее брат Грегорио ушел на Галапагосы на экспедиционной яхте "Антей".
"Эти хорошо знают друг друга", - думает радист, прислушиваясь к нарочито небрежной и в то же время профессиональной работе ключами. Так работают только любители высокого класса, умеющие установить связь с любым районом земного шара за несколько минут.
- У меня целая гора новостей, Дэвид. Вчера в четырнадцать восемнадцать по Гринвичу удалось принять передачу русского спутника. Записал ее на магнитную ленту. Хочу...
И тут в наушники вошел новый сигнал, быстрый и громкий, как пулеметная очередь. Он состоял всего из трех повторяющихся букв, но это были такие буквы, что у радиста захватило дыхание и он весь подался вперед, налегая грудью на выдвижной столик. Рука замерла на ручке настройки.
Но сигнал оборвался так же неожиданно, как и возник, и в наушниках осталось только слабое гудение тока и где-то в невероятной дали чуть слышное потрескивание морзянки.
Радист взглянул на хронометр. Два часа тридцать три.
Он прижал левый наушник ладонью, чтобы лучше слышать, и повернул рукоятку громкости до упора.
Гул усилился, и на фоне этого гула кто-то тягуче выстукивал длинные ряды цифр - сводку погоды.
Радист знал, что такой сигнал никогда не посылается в эфир один раз. Его всегда повторяют. Повторяют до тех пор, пока рука в состоянии лежать на ключе. Он ждал, машинально читая сводку: "Облачность три, осадки двенадцать, ветер четыре..."
Резиновая заглушка наушника отпотела, он слегка сдвинул ее и потянулся за папиросами, и в тот же миг в эфире вновь вспыхнули и понеслись три страшные повторяющиеся буквы:
"SOS - SOS - SOS - SOS - SOS!"
И по той быстроте, с которой выстукивал их неизвестный радист, по тону сигнала, звенящего, как готовая лопнуть струна, было понятно, что это не обычное "просим помощи из-за поломки машины" или "помогите, сели на мель". Это был крик корабля, застигнутого страшной бедой.
- SOS!.. SOS!.. SOS!.. - кричал корабль. - Я - "Сверре". Я - "Сверре"... 74°12' северная широта, 25°17' восточная долгота... Я - "Сверре"... погибли шкипер и почти вся команда... SOS!.. SOS!.. Именем бога помогите... Я - "Сверре"... умоляю - не медлите... ниже ватерлинии 7... 7... 7 ... ж... ж... ж...
...И опять в наушниках только ровное гуденье тока. И ночь за медной обоймой иллюминатора. И два часа срок одна минута на светящемся циферблате часов.
Радист осторожно повернул ручку настройки вправо и влево, но эфир молчал. Тогда, сдерживая дрожь в пальцах, он записал радиограмму на бланк и включил внутреннюю переговорную линию.
- Арсен, дорогой! - сказал он в микрофон. - Ты меня слышишь? Разбуди капитана. Нужно аврал. Я только что принял SOS.
Потом он развернул карту и нашел точку с координатами 74°12' северной широты и 25°17' восточной долготы.
Она лежала в тридцати пяти милях северо-восточнее от курса "Быстрого" в районе Западного Желоба.
"СВЕРРЕ" ИЗ СТАВАНГЕРА
В пять часов тридцать две минуты "Быстрый" вошел в район, где терпел бедствие корабль. На промысловой карте это место называлось квадратом 2437.
Погода держалась на редкость тихая. В это время года на Баренце обычно шесть, а то и семь баллов. А тут свежак на четыре. Волны почти лениво облизывают борта траулера.
В ходовой рубке у машинного телеграфа рядом с Арсеном Гобедашвили, глубоко надвинув на голову фуражку с потемневшим крабом и зябко ссутулив плечи, стоял капитан Сорокин. Он вглядывался в темень за ветровым стеклом. Губы капитана были недовольно сжаты, и всем своим видом он как бы говорил: "В такую погоду добрые рыбари работают днем и ночью, а мне эта ночка подкинула "SOS"... Вот и выполняй производственный план..."
На "Быстром" никто не спал. Рыбаки и матросы набились в кают-компанию, стояли у бортов и на крыльях ходового мостика, вглядываясь в ночь. Все уже знали о сигнале бедствия, и всем хотелось помочь неизвестному кораблю.
- Подходим к месту, - сказал старший помощник Гришин и уткнулся лицом в резиновый тубус радиолокатора. Там на экране мерцал, равномерно обходя круг, узкий зеленоватый луч. Иногда он выхватывал из темноты россыпь мелких желто-зеленых звездочек, которые быстро тускнели и гасли и при следующем обороте луча возникали уже в другом месте круглого поля. Но это были всего-навсего только верхушки наиболее крупных волн.
Потом на самом краю экрана высветился длинный штрих, четкий, слегка изогнутый, похожий на вытянутую; запятую. Он упорно вспыхивал на одном и том же месте, и его ни с чем нельзя было спутать.
- Есть, вижу! - воскликнул старший помощник, щелкая переключателем масштаба. - Расстояние две с половиной мили.
Капитан включил командный микрофон и вызвал радиста.
- Как связь со "Сверре"?
- Не отвечает, - сказал радист.
- Свяжись с Мурманском. Передай: "Подходим к потерпевшему. Радиосвязь установить не удалось". Да, запроси еще, какие суда находятся в ближайших квадратах. Все.
Он обернулся к старпому.
- Как думаешь, что у них там стряслось? Почему молчат?
- Две мили два кабельтова, - сказал тот, не отрываясь от локатора. - Через пятнадцать минут все узнаем, Владимир Сергеевич.
Капитан включил палубный динамик и вызвал сигнальщика.
В рубку заглянул круглолицый матрос в клеенчатой зюйдвестке.
- Ступай на прожектор, Сидоренко, - распорядился капитан. - Пиши с перерывами в полминуты: "Идем на помощь". Понятно?
- Понял, Владимир Сергеевич.
Сидоренко прихлопнул дверь рубки и загремел сапогами по трапу мостика.
Через минуту электрический луч пробил в темноте серебристый туннель, длинным овалом лег на воду, скользнул вдаль и растаял в тумане.
- Как Мурманск? - справился капитан у радиста.
- Сообщили, что между нами и портом нет ни одного судна.
- Так, - сказал капитан и снова, недовольно сжав губы, прищурился в темноту.
- Слева по борту огни, - тихо произнес старший помощник.
Капитан резко всем телом повернулся влево.
- Ага, вижу, - сказал он и рывком переложил ручку машинного телеграфа на "малый вперед".
"Быстрый" качнулся на волне, замедляя ход. Над морем, на расстоянии полумили от него, мерцали две желтые звезды, а между ними, пониже, зеленая.
- Право руля! - сказал капитан. - Звуковой сигнал!
Воздух дрогнул от короткого удара сирены, но неизвестный корабль не ответил на голос траулера.
- Не слышат, что ли? - проворчал капитан. - А ну-ка, Арсен, дай штук пять коротких!
Снова гудки сотрясли воздух, и снова "Сверре" ничего не ответил.
- По-моему, это не "Сверре", - сказал старший помощник. - Он несет ходовые огни.
- Посмотрим, - пробормотал капитан и переложил телеграф на "стоп".
В тот же миг луч прожектора снова упал на воду, прошелся широкой дугой по верхушкам волн и остановился, высветив дрейфующий корабль.
Это был темный с тяжелыми обводами корпуса грузовик, из тех, кого во всех портах мира называют "работягами" и на разгрузку и погрузку загоняют подальше от быстроходных океанских интеллигентов, куда-нибудь по соседству с угольными причалами. Много таких кораблей ходит по морям и океанам земли, делают они свою незаметную работу - перевозят из страны в страну лес, руды, уголь, зерно, цемент, и до того к ним привыкли на морских дорогах, до того они примелькались, что обращают на них внимания не больше, чем на какой-нибудь самосвал на окраинной улице большого города.
И когда такой грузовик, обдутый всеми ветрами, попробовавший воды всех морей и океанов, отработает свой положенный срок, он тихо умрет на каком-нибудь заброшенном корабельном кладбище в компании таких же стариков, и его имя будет аккуратно вычеркнуто из регистровых книг и так же аккуратно забыто.
Капитан поднял бинокль. В хрустальной глубине стекол обрисовалась нависшая над водой корма и белые буквы названия.
- "Сверре". Порт приписки - Ставангер. Норвежец, - сказал он. - В ходовой рубке свет. В иллюминаторах по борту тоже. Какого же черта они молчат?
- Сидоренко! - окликнул капитан в микрофон. - Сигналь, какая помощь нужна. Сигналь до тех пор, пока не ответят.
Прожектор замигал короткими и длинными вспышками, и "Сверре" то выпрыгивал из мрака, то снова пропадал в темноте, повинуясь кнопке переключателя.
И опять норвежец не ответил на вопрос траулера.
- Отставить, Сидоренко, - сказал капитан, убедившись, что ответа не будет. - Не выпускай его из луча. Гришин, спускай на воду шлюпку. Бери с собой Кравчука и Агафонова. Выясни, что там произошло.
Когда старший помощник ушел, капитан снова поднял бинокль. Его насторожило то, что на воде вокруг "Сверре" не было ни одной шлюпки, ни одного спасательного плотика. И никакой суеты на палубе. Ничего, что обычно сопровождает катастрофу. Будто норвежец застопорил машину и лег в дрейф на час, самое большее - на два из-за какой-нибудь мелкой поломки.
Он вдруг вспомнил, что в радиограмме, принятой ночью, говорилось что-то о ватерлинии. Внимательно осмотрел нижнюю часть борта от носа до кормы, но ничего необычного не увидел, кроме грузовой марки, недавно подновленной белой масляной краской.
- Тебе не кажется, что мы пришли слишком поздно? - услышал он за спиной голос штурмана, поднявшегося в рубку.
- Поздно? - обернулся к нему капитан.
- По-моему, люди с него уже кем-то сняты.
- А целое, с ходовыми огнями судно брошено на произвол судьбы? Ну-ка посмотри на ботдек. Внимательно посмотри. - Сорокин протянул штурману бинокль.
- Странно, - пробормотал штурман, всматриваясь в надстройки норвежского судна. - Они даже не расчехлили шлюпки.
- Вот то-то и оно! - сказал капитан. - Люди у него все на борту, это ясно, как день. Да и чего им бежать с корабля, находящегося на плаву?
- A SOS? Такое не дается в эфир ради шутки. "Именем бога... погибли шкипер и почти вся команда..." Почти вся команда, - повторил штурман. - Наверное, они уже там все... того...
- Что - того? - резко спросил капитан.
- Ничего, - сказал штурман. - Чертовщина какая-то. Возьми. - Он передал капитану бинокль и вышел из рубки.
С открытого мостика было хорошо видно, как шлюпка "Быстрого" подошла к "Сверре", как старший помощник забросил на борт кошку и как все трое поднялись на палубу. Некоторое время они стояли, оглядываясь, словно привыкая к чужому судну, потом гуськом прошли к ходовой рубке и исчезли в темном проеме открытой двери.
Прожектор погас.
И когда глаза отдохнули от яркого света, капитан увидел над восточной стороной моря слабое мутное пятно рассвета, одного из последних рассветов, предшествующих долгой полярной ночи.
Прошло полчаса.
Течение медленно разносило суда в стороны. Свободная от вахты команда траулера слонялась по палубе, посматривая на серый силуэт норвежца. Тралмейстер, делая вид, что его ничто не интересует, пинал ногой ржавые бобинцы трала и ворчал что-то насчет капитана, которому везет на что угодно, только не на рыбу. Радист разговаривал с Мурманском.
На носу расположилась группа рыбаков. Они сидели на ящиках, курили, переговаривались.
- Девять лет плаваю, - сказал один из них. - Был на Сахалине, на Камчатке, в бухте Ногаева и никогда не слышал, чтобы корабли давали такие странные SOS.
- С перепугу ишшо не такое дають, - отозвался бородатый засольщик в телогрейке и голубом берете. - Вот, помню, в Архангельске года три назад, летом было. Ветер пошел восемь баллов, свежак. Мы тогда на Колгуевском мелководье болтались. Тама волна - во! - с пятиэтажный домишше. Сперва капитан решил к Канину двинуть, потом отставил. Задумал штормовать в море. Целее, мол, будем. Там, вишь, у Канина банок превеликое множество. Напорешься в темноте на какую - могила. Ну, значит, поужинали мы, завалились на койки, штормуем. Вдруг вахтенный чуть не на карачках вкатывается к нам в кубрик, глаза белые, морда что глина.
"Братцы! - орет. - Парусник нам встречь параллельным курсом. Весь черный. И без огней!"