Ну, и чисто военные мероприятия – минирование мест, удобных для размещения дальнобойной артиллерии, ведущей обстрелы Ленинграда. Минные ловушки на местах переправ и бродов, которых именно на юге области просто немерено. Остановить фрицев это не остановит, но задержит точно. А это и лишние потери у гитлеровцев, и дополнительное время на эвакуацию мирного населения. Если все так и будет, глядишь, и не придется его бабушке детишек истощенных по Дороге жизни вывозить, каждую минуту рискуя вместе с машиной под ладожский лед провалиться. И ноги не отморозит, когда полуторка все-таки провалится в пробитую немецкой авиабомбой полынью…
В этот момент рядом забухали солдатские ботинки, отрывая парня от размышлений, и около сидящих на земле товарищей остановился немолодой боец в вылинявшей красноармейской форме. Судя по "лысым" малиновым петлицам с черным кантом – рядовой, это даже Леха знал. Или как тут у них правильно говорить? Красноармеец? Да вроде так.
– Здравия желаю… – Красноармеец замялся, видимо, не зная, какое звание добавить. И вышел из положения с поистине крестьянской смекалкой, заменив все на свете звания объединяющим советских людей словом "товарищи". – Там это, вас, значится, товарищ майор срочно кличут. Комбат наш, стало быть. Просят проводить.
– Ну, ежели просят, тогда, конечно, – хмыкнул Степанов, незаметно подмигивая летуну. Поднимаясь на ноги, обратил внимание, что пулемета рядом нет, так что из оружия только "ТТ" в кобуре и штык на поясе. Интересно, "эмгэшку" у них специально отобрали, или он просто не помнит, где его оставил? Жалко, хороший пулемет, правда, боеприпасов всего одна неполная лента осталась, та самая, из которой он для Васькиного карабина патронов надергал. Кстати, интересно, куда летун его подевал? В самолете оставил? Ладно, на войне, как выяснилось, с Лехиными умениями оружие раздобыть – ни разу не проблема. Сейчас главное первую проверку пройти, а уж там разберемся.
Утвердившись в вертикальном положении, парень слегка покачнулся, схватившись за плечо Борисова, – принятый "на нервах" и на голодный желудок спирт неслабо ударил в голову. Блин, только этого не хватало! За такое могут и под трибунал отправить. Ну, летун, твою ж мать… И нефиг на меня виноватыми глазами зыркать, сам напоил, сам и отдувайся, если командование докопается! Скосил взгляд на бицепс – тут все в ажуре, скрывавший стремную татуировку бинт не сполз. Правда, сама повязка изгваздалась по полного изумления, теперь не сильно отличаясь цветом от несчастного "рябчика". Подхватив ранцы, товарищи потопали за провожатым.
Никакой "штабной палатки", не говоря уже о прочих землянках, не имелось в принципе, просто несколько скрепленных между собой растянутых на шестах плащ-палаток, образовывавших некое подобие шатра. Зато часовой с "трехлинейкой" у входа имелся, так что все по уставу. Перед тем как войти, Борисов тщательно одернул многократно пропотевший и потерявший былой цвет комбинезон. Леха же лишь хмыкнул себе под нос: приводить в порядок оказалось просто нечего, разве что поровнее запихнуть несчастную тельняшку под ремень – хотя какой смысл? Вот уж действительно чистый Попандопуло, даже хуже. У того хоть красные шаровары имелись и крутая деревянная кобура с "маузером". Кстати, собственную кобуру стоит держать под рукой, коль оружие не отобрали, а то мало ли что. Шагнув следом за летуном за откинутый часовым полог, Степанов постарался как можно четче встать по стойке смирно рядом с товарищем. Главное, не покачнуться, а то сразу раскусят, что он того, выпимши. Козырять, разумеется, не стал, поскольку к пустой голове руку не прикладывают.
– Товарищ майор! – рявкнул Василий, разглядев в полутьме сидящего за наспех сколоченным кособоким столом комбата. – Сержант Борисов по вашему приказанию прибыл!
– Сержант запаса Степанов по вашему приказанию прибыл, – четко отрапортовался следом десантник, прижав руки к бокам. – Разрешите войти?
– Входите… – вяло отмахнул рукой командир батальона, смерив обоих покрасневшими от хронического недосыпа глазами смертельно уставшего человека. – И не орите так, бойцы, голова после контузии болит. Да и не спал больше суток. Вон там ящики, тащите сюда да присаживайтесь. Разговор долгим будет… хотя как знать…
Пока подтаскивали к столу патронные ящики и рассаживались, Леха успел быстро оглядеться. Кроме комбата, в импровизированной "палатке" находились еще два командира. Первый, немолодой мужик в гимнастерке с нашитыми на рукавах красными звездами и неумело перевязанной головой, сидел на металлическом ящике, видимо, переносимом штабном сейфе. Покрытый бурыми пятнами бинт наложен криво, явно не профессионал повязку накладывал. Комиссар, конечно, кем же ему еще быть? От этого проблем быть не должно, вон как от боли кривится, да и глаза мутные. Видать, серьезно мужика зацепило, ему бы в госпиталь. Второй стоял за спиной командира батальона, заложив большой палец левой руки за поясной ремень портупеи, и курил, разглядывая вошедших крайне подозрительным взглядом. И, судя по выражению лица, результаты осмотра ему не слишком нравились. А это, стало быть, местный "молчи-молчи", уж больно взгляд характерный. Леха на подобных типчиков еще во время срочной службы насмотрелся – клонируют их, что ли? Что в прошлом, что в будущем – взгляды одинаковые, словно он им по жизни денег должен. Или как минимум обязан немедленно сознаться в измене Родине и прочих грехах. Этот помоложе, примерно его возраста. Лицо вроде бы простецкое, но глаза умные, с таким нужно быть осторожным. На петлицах – всего один прямоугольник; интересно, что за звание? Лейтенант госбезопасности, наверное? Знать бы еще, чему это соответствует в армейской табели о рангах – такими подробностями Леха никогда не интересовался. Зря, как выяснилось, сейчас бы здорово пригодилось.
– Доложитесь, – не меняя тона, приказал комбат, разминая в пальцах папиросу. – Кто такие, откуда, отчего прилетели на немецком самолете, при каких обстоятельствах захватили гитлеровского офицера?
– …А заодно расскажите, когда сами попали в плен и почему согласились добровольно помогать немцам? Где научились пользоваться оружием противника и пилотировать вражескую авиатехнику? – монотонно, словно зачитывая приговор полевого трибунала, закончил за него особист…
Глава 9
Бросьте, рядовой, давайте правду, Вам же лучше…
В. Высоцкий
Услышав фразу контрразведчика, Леха, несмотря на явно не предрасполагающую к веселью ситуацию, едва не расхохотался. Да елки ж палки, штамп на штампе! Честное слово, словно очередной "разоблачающий" "кровавую гэбню" фильм а-ля девяностые смотришь! Интересно, неужели на такой примитив кто-то ведется? Хотя, может, ему именно первая реакция интересна? Если человек ничего подобного не ожидает, может и сыграть лицом, взглядом вильнуть, не зря ж он их физиономии глазами буравит.
Майор поморщился и бросил, не оборачиваясь:
– Да погоди ты, Иван Михалыч, не гони лошадей. Пусть хоть слово скажут. Ну, я слушаю, бойцы.
– Сержант Василий Борисов, тридцать третий истребительный авиационный полк, десятая смешанная авиадивизия. Сбит в воздушном бою, выбросился с парашютом. При приземлении повис на дереве, где и встретился с товарищем Степановым.
– Где встретился, на дереве? – криво ухмыльнулся особист. – Оригинально.
– Н… никак нет… почему на дереве? Ну, то есть да, на дереве… – стушевался Васька, немедленно побледнев. На замурзанном лице летуна сверкнули капельки пота. Да, дружище, с грустью подумал Леха, вот на таких, как ты, приемчик и рассчитан.
– Раз… разрешите объяснить?
– Позже. – Комбат перевел взгляд на десантника. – Вы?
– Сержант запаса Алексей Степанов, фронтовая разведка, – браво отбарабанил он, спокойно глядя на собеседника. – В настоящий момент не мобилизован, пробирался к своим с целью вступить в ряды Красной Армии. Ну, собственно, уже и добрался.
– Документы имеются?
– Никак нет, документы сгорели вместе с личными вещами три дня назад.
– Вот даже как? Совсем здорово, – без особой угрозы в голосе, скорее даже с радостью, вклинился в разговор "молчи-молчи". Ишь ты, как обрадовался, аж вперед подался, про папироску позабыв. – А может, и не было никаких документов?
– Никак нет, документы были. Сгорели во время авианалета на военную колонну.
– Хватит заливать! Некогда нам твои сказочки слушать! То он не мобилизованный, то колонна военная, то документы сгорели. Поскладней ничего не придумал? Что-то хреново тебя немцы подготовили.
– Хватит, – неожиданно хлопнул по столу широкой ладонью комбат. – После словами играться станете. Значит, так. – Он в упор взглянул на летуна: – Сержант Борисов, у вас, надеюсь, документы имеются?
Васька судорожно кивнул, полез под комбинезон и выложил перед майором удостоверение личности.
– Добро. – Не раскрывая картонной книжечки, тот протянул ее через плечо. – Михалыч, погляди. А теперь, товарищ пилот, расскажите мне все, начиная от вашей встречи, гм, на дереве до посадки на этой лужайке. Четко, по-военному, без лишней воды. Если хотите, курите.
– Не балуюсь. – Похоже, летун наконец все-таки взял себя в руки. – Во время посадки я зацепился куполом и стропами за крону и повис. Освободиться самостоятельно не сумел, а тут…
– Теперь ваши… приключения. – По-прежнему стараясь не делать резких движений головой, комбат перевел тяжелый взгляд на десантника. – Тоже только факты, коротко. Особо мне интересно, почему вы, человек призывного возраста и, если, конечно, не врете, военный разведчик, оказались в немецком тылу?
– Так точно. – Леха изложил сначала свои, а затем и совместные с летуном "приключения", начиная от "поисков белой глины" (в доказательство показал геологический молоток, благо никаких надписей и фирменных логотипов на инструменте не было) и заканчивая разгромленным аэродромом, пленением майора и сбитым самолетом. Когда рассказывал про уничтоженную колонну, упомянул, что Борисов знает, о чем речь, что тот немедленно и подтвердил. Порой комбат или контрразведчик задавали уточняющие вопросы, на которые парень с готовностью отвечал, поскольку после встречи с летуном ничего выдумывать уже не приходилось.
Первого больше интересовало, что он видел по пути – какая именно техника двигалась по дорогам, в каком направлении, были ли колонны смешанными или каждый род войск передвигался отдельно, много ли он насчитал танков и каких типов – и так далее. Второго же в основном волновали Лехины поступки и их мотивация: почему сразу в мотоциклистов гранату не бросил, а из пистолета стал стрелять? Красноармейцам на шоссе действительно не успел помочь или струсил и решил не высовываться? Отчего не забрал у погибших ни одной красноармейской книжки? Может, и не было ни той колонны, ни застреленных мотоциклистами бойцов? А немецкие документы где? Как докажешь, что и на самом деле стольких врагов перебил? Вот потому и подозреваю, что ты все выдумал!
Ну, и дальше в подобном духе.
На очередной ехидный вопрос особиста про владение оружием противника честно рассказал, что едва голову не сломал, пока в конструкции пулемета разобрался, что тоже подтвердил Васька, к счастью, видевший, как он возился с "эмгэ". Заодно и про хитрый спусковой крючок, который и на самом деле едва не сорвал все дело, весьма эмоционально (то бишь с матами) упомянул. К этому моменту "молчи-молчи" уже слегка сбавил напор и все чаще мельком поглядывал на наручные часы, видимо, куда-то торопясь. С управлением "вражеской авиатехникой" тоже разобрались: Борисов, уловив суть, аж вскинулся: "Неужели кадровый советский пилот-истребитель не смог бы эту немецкую таратайку (гляди-ка, запомнил, как Леха "Шторьх" обозвал) в воздух поднять?!" Вышло настолько искренне, что объяснение прошло на ура.
Короче, поиграв еще минут с десять в вопросы-ответы, комбат приказал им идти отдыхать, пообещав вскоре накормить сухпаем. Комиссар участия в беседе не принимал, лишь однажды слабым голосом осведомился, комсомольцы ли они. Получив положительный ответ, удовлетворенно кивнул и снова затих в своем углу. Что интересно, оружие у них так и не отобрали – похоже, не столь уж и сильно подозревали в чем-то нехорошем. Да и пленный свою роль все-таки сыграл: майор прекрасно знал, кто такой фон Лееб и насколько важен захват его порученца с целым портфелем документов. Похоже, именно поэтому особист и не проявлял излишней инициативы, по крайней мере пока: связавшись по радиосвязи с корпусом, получили приказ любыми средствами доставить его в штаб не позже обеда. Не дожидаясь окончания допроса, он что-то шепнул комбату и покинул палатку, собираясь в путь. Уже уходя, эдак многозначительно сообщил, что их разговор далеко не окончен, но пока он удовлетворен. Мол, в тылу проверю, что сумею, а уж там поглядим. Правда, произнес он это без особой угрозы, скорей так, чтобы не расслаблялись.
Леха, разумеется, не спорил, летун – тем более. После бессонной ночи отчаянно хотелось спать, да и башка стала вовсе уж чугунной. Уже разрешив им идти, майор неожиданно добавил, обращаясь к Степанову:
– Еще раз увижу пьяным – пойдешь под трибунал. И никакой генеральский адъютант и взорванный аэродром не спасет. Думал, запах не учую?
– Виноват, разрешите объяснить?
– Иди уж… – устало махнул тот рукой. – Чего тебе еще, сержант?
– Разрешите обратиться, товарищ майор? – по всей форме обратился летун.
– Валяй.
– Товарищ Степанов не виноват, это я ему флягу со спиртом подсунул, а он и выпил, думая, что там вода.
– И зачем? – искренне заинтересовался тот, массируя указательными пальцами виски.
– Плохо ему было, нервы, аж трясло всего. Он больше суток не спал, потом склад минировал, потом немца в плен брал, да еще и самолет сбил. Вот я и решил помочь, чтобы отпустило. Думал, глоточек сделает – и все. А он не знал да и выпил махом…
– Что боевого товарища защищаешь и вину на себя берешь – это правильно, – одобрил комбат. – Ладно, не тянись. Вижу, что не виноваты. Кстати, с твоим полком мы связались, сержант, там все подтвердили. И про личность твою, и про бой, где тебя сбили. "По-2" и пара истребителей, о которых вы оба рассказывали, числятся пропавшими вместе с экипажами – вылетели на разведку запасного аэродрома и не вернулись. Так и тут все совпадает. Доволен? Вот и хорошо. Все, ступайте, совсем голова разболелась…
– Слыхал, в полку про меня все подтвердили! – Довольный, как слон, Борисов аж лучился оптимизмом. – Значит, цел наш тридцать третий, цел! И связь с ним есть!
– Это здорово, – вяло согласился с ним Алексей, топая следом за уже знакомым красноармейцем. Если комбат не обманул, сейчас их покормят, а что только сухим пайком – так это ему без разницы, лишь бы хоть что-нибудь в желудок закинуть. А если еще и чайку горячего плеснут да с сахарком – и вовсе зашибись, надоело один голый кипяток из воняющей жиром консервной банки хлебать.
– Да ты не переживай, – по-своему истолковал летун отсутствие в голосе товарища энтузиазма. – Все нормально будет! Я ж за тебя, считай, поручился, а нужно будет – и снова поручусь. Сегодня-завтра эту часть в тыл отведут, на доукомплектование, ну, а я к себе в полк вернусь. А там и твои документы восстановят, мобилизуешься в прежнем звании, воевать станешь. А воюешь ты, прямо скажу, выше всяких похвал! – наивно польстил он, желая сделать Лехе приятное. – Глядишь, еще и свидимся.
– Хорошо бы. Вот только вряд ли, Вася, все так легко будет.
– Точно говорю, встретимся еще!
– Да я не о том… – устало вздохнул десантник. – Никуда нас не отведут. Помнишь, как мы над передком летели? Вниз глядел? Не выдержит фронт до завтра, прорвут немцы. А нас, соответственно, дыру затыкать бросят. Винтовку в руки – и вперед.
– Уверен? – заметно погрустнел сержант.
– Ну, как тебе сказать? Чтобы быть полностью уверенным, нужно знать сегодняшнюю тактическую обстановку на как минимум десятикилометровом участке фронта. Силы и планы сторон, доступные резервы, разведданные, в том числе воздушной разведки, и все такое прочее. Я всего этого не знаю, как и ты. Комбат, может, что-то и знает, но, уверен, далеко не все. Да и штаб корпуса вряд ли полностью обстановку представляет, а решения принимает в авральном порядке, в качестве ответных мер на действия немцев. Потому я и предположил, что в случае очередного прорыва нас отправят на передний край.
Нахохлившись, летун несколько секунд молча топал рядом, затем негромко пробурчал, стараясь, чтоб не расслышал ведущий их в расположение кухни красноармеец:
– Теперь уже ты пораженчество разводишь…
– Не пораженчество, Вася, ты мягкое с теплым не путай. Это называется "реальный анализ обстановки". Разве я где-то сказал, что собираюсь в тыл впереди собственного визга драпать? Нет. Скажут – пойду вместе со всеми. Мое место в бою, сам же сказал, что воевать умею. Просто хочу, чтобы ты ненужных иллюзий не строил и был ко всякому готов. Если окажусь прав, держись рядом, пока по лесам шли, сам видел, вдвоем выжить легче. Да и притерлись мы друг к другу, а в бою это важно. Согласен, товарищ истребитель?
– Да согласен я, согласен… Все ты правильно сказал, будто сам не понимаю. Просто настроение совсем испортил.
– Не переживай, настроение поправим, – ухмыльнулся Степанов. – Как насчет спиртяшки?
– Леша, ну я ж серьезно! Хватит уже шутить!
– Шутить, Вася, никогда не хватит. Иначе недолго и башкой поехать. Война – она такая штука, пессимистов-трезвенников первыми прибирает. Кстати, не знаешь, куда мой пулемет подевался? А то я после того, как фрица сбил, почти ни хрена не помню.
– Бойцы унесли куда-то, – автоматически ответил Борисов, продолжая размышлять над услышанном. – А что?
– Да привык я к нему, надежная машинка. Если завтра в бой кинут, нужно бы обратно стребовать. Вторым номером пойдешь? Главное, чтобы комбат не уперся.
Ответить летун не успел: красноармеец внезапно остановился, поправил на плече ремень "трехлинейки" и махнул рукой, указывая направление:
– Вона тудой топайте, товарищи сержанты, видите, где костер горит? Тама вас, значит, харчем обеспечат, товарищ майор распорядились. А я, стал быть, пойду.
– Спасибо, боец, – вежливо поблагодарил Леха, мельком подивившись, что тот уже в курсе их званий. – Как звать-то? А то мы тут никого больше и не знаем.
– Иваном мамка с батей назвали, – степенно пробасил тот, разгладив прокуренные пшеничные усы пожелтевшим от никотина пальцем. – Красноармеец Гаврилюк, стал быть.
– Ну, вот и познакомились. Пошли, Василий, как гласит народная мудрость – война войной, а обед по расписанию.
– Это поговорка? – на всякий случай осведомился летун. – Никогда такой не слыхал.
– Типа того. Ты вообще много чего еще не слышал.
– Это да, – фыркнул Борисов. – Знаешь, Леша, странно ты все-таки говоришь. И шутишь тоже непривычно. Уж который день знакомы, столько вместе воюем, а все никак свыкнуться не могу. И ведь все понятно, но звучит как-то не так.
– Ну, так напиши вон товарищу начальнику особого отдела, он оценит. – Пожав плечами, десантник потопал в сторону костра, вокруг которого расселись с десяток бойцов. – Может, я все-таки немецкий диверсант и зря ты за меня поручился.
– Иди в жопу! – вдруг выкрикнул летун, сбившись с шага. – Задолбал уже своими шуточками! А еще комсомолец!