"Похоже, и на самом деле перебор, – вздохнул Степанов, хлопая товарища по плечу. Тот дернулся, сбрасывая руку, и демонстративно отвернулся. – Перегнул палку, это все от нервов. А нервы реально расшалились, поспать бы хоть немного. Но сначала – пожрать".
– Ладно, Вась, извиняй, и вправду не смешно вышло. Устал я шибко, вот и несу всякую хрень. Да не дуйся ты, словно баба, я ж извинился. Мир? Вот и ладненько, обещаю юморить пореже. Пошли хавать, пока дают, а то у меня в животе уже кишка кишке долбит кишкою по башке…
Поесть спокойно им не дали. Нет, исполняющий обязанности кашевара ефрейтор безропотно выдал им по банке разогретой на костре тушенки, ломтю засохшего до сухарной твердости хлеба и кружке жиденького, почти несладкого чая. Однако едва товарищи приступили к завтраку, успевшие поесть раньше бойцы подсели ближе, и начались расспросы. От простых "кто вы такие, откуда?" до более сложных, в духе "эх, как вы того фрица сшибли, где так стрелять научились?" и "а оружие вы у немцев в бою отбили, да?".
Поскольку нужно было налаживать отношения с будущими боевыми товарищами, с которыми, если десантник не ошибся, уже совсем скоро придется идти в бой, пришлось отвечать. С оглядкой, разумеется, чтобы лишнего ненароком не сболтнуть. Отдувался в основном Алексей, поскольку пребывающий в мрачном настроении истребитель отделывался односложными ответами. Деловито постукивая краем ложки о край консервной банки, Леха выдал красноармейцам сильно урезанную версию их похождений. Мол, встретились в лесу, пробирались к своим. По пути чудом отбились от передового мотоциклетного дозора, уничтожив оба транспортных средства вместе с экипажами. Наткнулись на вражеский полевой аэродром, где заминировали склад авиабомб, расстреляли стоянку бомбардировщиков, сперли самолет и улетели. Про эпопею с поварами и захват пленного Алексей, естественно, умолчал. Лишний раз вспоминать про убитых кашеваров просто не хотелось, и без того тяжело на душе, а трепать языком насчет майора – и вовсе верх идиотизма. Не хватало только лишних проблем со стороны контрразведчика. Про минирование трупов гранатами тоже говорить не стал, ни на допросе, ни здесь – незачем им о подобном знать, только лишние разговоры. Хорошо, летун тоже не проболтался, тогда особист бы точно пристал, мол, что-то не слышал, чтобы такому советскую фронтовую разведку учили…
В конце концов бойцы отстали, и Леха, по старой туристической привычке закинув в костер пустую консервную банку, расстелил под кустом сложенную вдвое плащ-палатку и завалился спать, подложив под голову трофейный ранец. Заснул десантник мгновенно и дрых, словно младенец, не слыша ни разговоров бойцов, ни окриков младших командиров, ни заунывного воя пролетающих над опушкой немецких бомбардировщиков, ни гула далекой канонады. И длилась эта идиллия почти четыре часа, пока его не растормошил сонно хлопающий глазами Васька, сообщивший, что обоих вызывают к комбату.
На сей раз командир батальона выглядел несколько лучше, чем утром, видимо, тоже успел немного отдохнуть. Раненого комиссара в "палатке" уже не было, как и контрразведчика, еще не вернувшегося из штаба корпуса. Хмуро оглядев вошедших, "батя" вяло махнул рукой в сторону знакомых ящиков, так и стоящих возле стола:
– Садитесь, бойцы. В общем, тут такое дело: вас приказано срочно отправить в расположение корпуса, для чего – не знаю. Вероятно, это как-то связано с пленным, мне не докладывали. Но транспорта у меня нет, единственную машину забрал товарищ лейтенант госбезопасности Батищев, а гужевой транспорт самим нужен, пушки тягать да телеги с ранеными. Придется идти пешком, это около двадцати километров. Сопровождение дам, хотя у меня каждый штык на счету, два часа назад немцы прорвали фронт в нескольких местах. Одна из танковых частей при поддержке мотопехоты идет в нашем направлении, часа через три будут здесь. Батальон, – видимо, вспомнив, сколько у него осталось людей, комбат раздраженно дернул щекой, – выступает на позиции.
– Товарищ майор, разрешите обратиться? – дождавшись паузы, произнес Леха.
– Слушаю, сержант.
– Позвольте остаться с вами? – Боковым зрением Леха отметил, как изменился в лице летун. – С пулеметом я обращаться умею, сами видели, да и не место мне в тылу, когда немец прет. Разрешите в бой?
– У меня приказ! – отчеканил тот, хоть в глазах мелькнуло нешуточное уважение. И удивление: ну, еще бы, есть возможность уцелеть, причем подтвержденная приказом вышестоящего начальства, а он…
– Вы сами сказали, что идти около двух десятков кэмэ. Это полдня пути. Если немцы прорвутся, легко нас догонят, они-то на своих двоих топать не станут. Нам что, снова по лесам прятаться? Надоело, честное слово.
– А меня, если вас убьют или в плен захватят, под трибунал? – уткнувшись взглядом в стол, пробурчал тот.
– Если не остановить немцев, боюсь, некому будет под трибунал идти. Мертвых и победителей не судят…
Майор рывком поднялся со своего места, мучительно скривившись от вызванной резким движением головной боли. Швырнул на столешницу неприкуренную папиросу. Вперился бешеным взглядом в лицо парня. Глаз Леха не отвел. Борисов же испуганно замер, с ужасом глядя на товарища.
– Что себе позволяешь, сержант?! Не много на себя берешь? Мальчишка! Да у тебя даже военного билета нет, какой ты, на хер, боец?
– Такой же боец, тарщ майор, как все! А военный билет? Он мне что, воевать поможет? От пули или осколка защитит? Мое место в окопах, с пулеметом. А товарищ пилот вторым номером пойдет. Вы только распорядитесь оружие вернуть и патронов бы трофейных, у меня всего одна неполная лента осталась.
Тяжело опустившись обратно на ящик, комбат несколько секунд молчал. Затем подобрал папиросу, прикурил, сломав несколько спичек, и поднял глаза:
– Приключения твои мне сначала выдумкой показались, Степанов, уж больно все легко да гладко выходило, а сейчас вот поверил. Сумасшедший ты. Или смерти не боишься, а таким везет. Ладно, хрен с тобой, коль уж такой борзый, то воюй, у меня каждый человек на счету, тем более обученный пулеметчик. Борисов, а ты чего молчишь? Остаешься с товарищем? Ты пилот, в пехоте тебе делать нечего, так что сам решай. Приказ штаба никто не отменял.
– Так точно, товарищ майор, – с трудом выдавил тот сквозь ставшее внезапно шершавым горло.
– Что именно "так точно"? – едва ли не впервые за все время их знакомства улыбнулся "батя". – Ты уж определись, парень. Так точно остаюсь или так точно отправляюсь в тыл?
– Остаюсь. Прошу зачислись вторым номером пулеметного расчета, – четко отрапортовал летун, судя по бледности лица, ошарашенный собственной смелостью.
– Добро. Поступаете в распоряжение командира третьей роты, у них как раз пулеметчика убило. Насчет пулемета с ним решите, скажете, я приказал. С патронами тоже разберетесь, должны остаться трофеи. Был у нас германский пулемет, жаль, осколком повредило. Но пару коробок с лентами вроде оставались. Свободны, оба.
– Спасибо, товарищ майор, – поблагодарил Алексей.
– За что благодаришь, дурень? – с тоской пробормотал комбат. – За смерть?
– Ну, это мы еще поглядим, тарщ майор. Помирать я пока не собираюсь. Нам с товарищем сержантом еще до Берлина топать…
Ротный, лейтенант Черемышев, оказался вполне нормальным парнем, даже с чувством юмора, что, как успел заметить за эти дни Леха, было для предков не слишком типично. Выслушав короткий доклад, он оглядел десантника с ног до головы и ухмыльнулся:
– Да уж, братец, видок у тебя, конечно…
Остановив пробегающего мимо бойца, велел "метнуться мухой" и привести какого-то ефрейтора Гурова, который "хоть и куркуль недобитый, но человек неплохой". О чем-то негромко пообщавшись в стороне с подошедшим немолодым мужиком с лицом типичного хуторянина средней руки, призывно махнул Степанову рукой:
– Сержант, ступай с Михалычем, он тебя хоть как-то обмундирует. Мухой давай, одна нога здесь, другая тоже здесь. Десять минут на все про все. Бегом, бойцы.
По дороге ефрейтор немного побурчал насчет того, что "и шо с того, шо я каптерщиком числюсь? Рожаю я эту форму, што ли? Вечно товарищ лейтенант придираются". Но, покопавшись в одной из укрытых под деревьями телег, со вздохом выдал Алексею видавшие лучшие времена галифе, вылинявшую до белизны гимнастерку с голыми малиновыми петлицами и пилотку, сразу предупредив, что исподнего, ремня и обуви нет. Спорить Леха, разумеется, не стал: и на том спасибо, уж больно надоело походить на бомжа. Отойдя подальше в заросли, сразу же переоделся, перепоясавшись собственным ремнем. Припомнив, как это делали герои кинофильмов, оправил гимнастерку, загнав лишние складки за спину. Ну вот, хоть на человека стал похож! Фасончик, конечно, непривычный, да и пилотка на пару размеров меньше, чем нужно, но это не страшно. Переложил в карман мобильник – ты смотри, не потерял! А вообще, осторожней нужно быть, совсем он про сей будущанский девайс позабыл. Вот приказал бы контрразведчик карманы вывернуть – и все, приехали. Это тебе не фонарик, за трофей не выдашь. Может, выкинуть от греха подальше? Прикопать, вон, под кустиком – и всех делов? Как-то жалко, единственное, что о его времени напоминает… Ладно, пока оставим, нужно только не забыть поглубже в ранец запихнуть. Все, хватит время тянуть, лейтенант просил поскорее обернуться.
Ротный с Борисовым ждали его на прежнем месте. В руке летун, о чем-то оживленно беседующий с лейтенантом, держал за ремешки пару пошарпанных, но вполне целых касок. Подобные Леха и сам застал, когда курс молодого бойца проходил. Как там они назывались, "СШ-40" вроде? Хотя нет, в "учебке" у них уже какая-то более поздняя модификация была, немного другой формы. У ног Василия лежали две малые пехотные лопатки в брезентовых чехлах, и парень мысленно вздохнул. Ну, разумеется, как без этого? "Лопата – друг солдата", угу. Похоже, придется им сегодня нехило землицы покидать.
– Вот, совсем другой человек! – одобрительно сообщил ротный, оглядев его с головы до ног. – Ботиночки, конечно, не уставные, да и пистолет тебе не положен, ну да у меня на этот счет никаких распоряжений вышестоящего командования не имеется. Мне передали, что ты пулеметчик?
– Так точно, тарщ командир, – четко ответил Леха, пока еще не решив, как себя вести с этим улыбчивым лейтенантом. – Вообще-то, я в разведвзводе служил, но и с пулеметом управляться умею.
– Да уж, видал-видал, знатно ты немца с неба ссадил! Если б не попал, он бы, гад, стольких наших положил. Так что благодарю за службу!
– Служу трудовому народу! – Десантник вовремя вспомнил, как следует отвечать. Блин, еще б секунда, и выдал "служу Советскому Союзу", если вовсе не "служу России"…
– Ладно, не шуми, не на плацу. Я вот вам с товарищем пилотом каски с лопатками принес, этого добра у нас… – Лейтенант осекся, вильнув взглядом. Судя по скользнувшей по лицу тени, прежним хозяевам шлемы уже вряд ли понадобятся. – Ладно, бойцы, не менжуйтесь, не с трупов они, раненые поделились. Тяжелые… – Помолчав несколько секунд, Черемышев продолжил прежним тоном: – Короче, так: пулемет свой забирайте, ваш трофей. Патронов, правда, всего одна лента, вторую бросили, когда коробку пулями продырявило. Отроете пулеметную ячейку, место укажу. Винтовку дам, одну на двоих, с оружием у нас после отступления туго. Зато боеприпасов завались, хоть полную цинку берите. Гранаты имеете, бойцы?
– Есть пять штук немецких, – ответил за обоих Степанов. – Но слабые они, дерьмо, а не гранаты. Нам бы "лимонок", тарщ лейтенант.
– Эк ты, братец, губу раскатал! Где ж я тебе их возьму? С гранатами у нас тоже проблема, всего четыре ящика "РГ-33" на всех.
– А противотанковые? – догадываясь, каков будет ответ, спросил Леха.
– Противота-анковые, – с тоской протянул тот. Судя по всему, лейтеха хотел добавить еще что-то матерное, но сдержался: – И этих тоже нету, еще позавчера все использовали, когда с танками немецкими столкнулись. Ладно, дам вам еще штуки четыре "тридцать третьих", соорудите связку. На танк хватает, проверено, главное – в гусеницу попасть. Вопросы?
– Никак нет.
– Вот и хорошо, что нет. Собирайтесь, сейчас выступаем. Тут километра два всего, там и окопаемся.
Следующие три часа оказались заняты земляными работами. Сначала рыли окопы и ячейки, затем помогали танкистам оборудовать и замаскировать капониры для трех легких "БТ-7" и одного "двадцать шестого", всего, что осталось от целой танковой бригады. Обе "сорокапятки" разместили, также тщательно замаскировав, по флангам – артиллеристы должны были подпустить фрицев на минимальную дистанцию и ударить в борт.
Леха, скинув гимнастерку и обливаясь потом, вкалывал вместе со всеми, словно вернувшись в те славные времена, когда он был зеленым салагой-первогодком. Но как ни странно, даже ладони не натер – в отличие от летуна. Опыт не пропьешь, ага. Позицию отрыли и оформили по всем правилам, с полноценным бруствером и нишей для боеприпасов и гранат. Закончили, что называется, впритык: даже пожрать не успели, как начался артналет. Когда над головой противно засвербел первый снаряд, товарищи как раз сидели под стеной ячейки, передыхая после многочасового труда. Летун с ходу в ситуацию не врубился, даже успел повернуться к Степанову, собираясь что-то спросить, но Леха уже опрокинул его на дно. Торопливо набросив на пулемет плащ-палатку, плюхнулся рядом:
– Уши руками зажми, рот открой. Главное не паникуй, если завалит, помогаем друг другу откопаться. Только не паникуй, Вась.
Земля тяжело дрогнула, со стен окопа потекли пыльные ручейки. Мгновением позже по ушам врезал, вдавливая барабанные перепонки, тяжелый удар: "БУМММ". И дальше стало бумкать с завидным постоянством, достойным куда лучшего применения…
Глава 10
Все патроны кончились, больше нет гранат…
С. Островой
Леха так и не узнал, в какой именно местности находилось это практически ровное поле, с двух сторон зажатое лесом, где приняли свой последний бой остатки батальона. Но сомнений, что немцы пойдут именно здесь, не имелось – другой дороги просто не было. Вот только того, что фрицы проведут полноценный огневой налет, никто не ожидал. Однако разведка противника свое дело знала туго и о том, что наступающую танковую группу ждет засада, немцы знали. Вот и подстраховались, нацелив сюда огонь одной из дальнобойных гаубичных батарей. Которая прицельно и перепахала осколочно-фугасными рубеж обороны, за полчаса сократив число защитников почти на четверть и уничтожив один из танков.
А затем немцы пошли в атаку.
Красиво пошли, словно в кино: впереди полтора десятка танков в шахматном порядке, следом пехотинцы двумя цепями. Фрицы даже за танками не укрывались, похоже, не ожидали после артналета особого сопротивления. Красноармейцы пока что не стреляли, выполняя приказ комбата подпустить поближе и бить только наверняка. Первое слово – за танкистами и наводчиками "сорокапяток", на которых возлагалась особая надежда. Если сумеют выбить хотя бы половину танков и пехотные цепи слегонца проредят – уже победа. Остальными бойцы займутся.
Подпустив гитлеровцев на полкилометра, танкисты дали первый залп. Получилось на удивление неплохо: четыре выстрела – по числу уцелевших танков – и три попадания. Один из прущих в авангарде танков, какой-то излишне узкий и высокий, сразу же полыхнул жарким бензиновым пламенем – снаряд разбил бензобак. Танкисты в горящих комбинезонах торопливо выбирались наружу через башенные люки и катались по земле, помогая друг другу сбить пламя. По ним никто не стрелял, дожидаясь команды, хотя у Степанова аж палец на спусковом крючке онемел, так хотелось полоснуть по ним короткой очередью. Второму, приземистый силуэт которого Леха опознал как немецкую "тройку" или "четверку", перебило гусеницу, и он завертелся на месте, подставляя борт под следующий выстрел. Третьему повезло меньше всех. Получив болванку в боеукладку, он мгновенно взорвался, превратившись в охваченную огнем искореженную груду обломков. Подобное десантник видел впервые – жуткое зрелище, особенно когда башню срывает, отбрасывая на добрых полдесятка метров. Капут панцерманам, после такого выживших не бывает по определению.
Над рубежом обороны разнеслось нестройное "ура" – красноармейцы радовались успеху танкистов. В ответ наши дали еще один залп, первым же снарядом добив потерявший гусеницу танк. На чем, собственно, везение и закончилось: остальные выстрелы легли в молоко. "Эх, мазута, да что ж вы так? – едва не заорал Леха. – С места ж стреляете! Как же можно так мазать-то?!" Зато открывшие ответный огонь фрицы не промазали. Дульные срезы сразу нескольких панцеров, ведущих огонь с коротких остановок, окрасились дымом, и над одним из капониров вспух огненный шар прямого попадания. "В боеукладку влепили, конец "коробочке"", – понял десантник. Рядом с другим укрытием поднялся пыльный куст разрыва, напрочь разметавшего маскировку и часть бруствера. Короткий высверк пробивающей броню болванки – а что там той брони на "БТ"? Наверняка не толще, чем на "бээмпешке", – глухой внутренний взрыв, и рвущийся в небо фонтан перевитого дымными жгутами пламени, вырывающегося через выбитые ударной волной башенные люки. Степанов скрипнул зубами. Все, вот и второй готов…
Уцелевшие легкие танки выстрелили еще разок (не попали, увы) и рванулись вперед, стремясь сблизиться с противником – командиры боевых машин побоялись и дальше оставаться на месте, решив усложнить маневром задачу гитлеровским наводчикам. "Ну, кто его знает, может, так и правильно? – мелькнула краешком сознания мысль. – Учили ж их чему-то в танковых училищах, все ж не ускоренный выпуск, а вполне так себе кадровые командиры".
– Огонь! – разнесся над окопами и ячейками охрипший голос ротного, которому торопливо репетовали командиры остальных подразделений. – Бей по пехоте, отсекай от танков!
Алексей отпихнул плечом мешающего летуна и поймал в прицел темные фигурки бегущих за танками пехотинцев, до которых оставалось не больше трехсот метров. Плавно выдохнув, парень аккуратно потянул спуск, выбирая слабину. Ну, поехали… Пулемет привычно толкнулся в плечо отдачей и зарокотал экономными очередями, ритмично выплевывая в пыль стреляные гильзы. Первой очередью Леха срезал двоих, второй – целых троих. Неплохо для начала. Справа и слева гулко забахали трехлинейки, где-то в стороне тарахтел "ДП" – остальные бойцы тоже вступили в бой. Потеряв в первые же секунды десятка полтора камрадов, фрицы торопливо укрылись за бронемашинами, которые в свою очередь перенесли огонь на окопы. Заработали и танковые пулеметы, но стреляли они не слишком прицельно, пыльные фонтанчики попаданий вставали то далеко впереди, то за спиной, лишь изредка проходясь по реденькой линии стрелковых ячеек.
– Ну, а артиллеристы-то наши где, спрашивается? – пробормотал Леха под нос. – Особого приглашения ждут?
Сам он пока больше не стрелял, экономя боеприпасы. Это только кажется, что ленты хватит надолго – когда противник приблизится метров на двести, выйдя на дистанцию последнего броска, придется лупить на расплав ствола и расход боеприпасов будет просто сумасшедший.