Он оглянулся назад на Джурака, который сидел, с неразборчивыми чертами лица. "Это всегда было одной из проклятых проблем, когда имеешь с ними дело", думал он. "Невозможно прочитать их лица, их тонкие жесты; это походит на контакт с каменной статуей".
- Я сказал моим людям прекратить огонь, пока мы говорим, - сказал Ганс.
Джурак кивнул, затем посмотрел вокруг. Группы чинов бродили по полю битвы. Всякий раз, когда они разыскивали раненного бантага, они приближались с криками гнева, и ликования и падали на него, чтобы помучить его, прежде чем прикончить его толчком штыка или сокрушительным ударом по голове.
- И Кетсвана!
Его товарищ подошел рядом, смотря вниз на него, глаза, все еще заполненные беспокойством.
- Я в порядке теперь. Но скажите нашим людям остановить это, - сказал Ганс на языке бантагов. Он кивнул туда, где, на расстоянии меньше чем в пятидесяти ярдов, толпа чинов навалилась на воина бантага. - Это недостойно. Это - перемирие, черт побери, а не возможность для резни. Я хочу, чтобы наши люди остановились там, где они сейчас находятся и задержались. Раненые должны быть оставлены в покое; если они могут выйти самостоятельно, позвольте им пройти.
- Их кровь проснулась, - Кетсвана ответил на том же самом языке, его голос был наполнен горечью. - Настала пора все вспомнить и отомстить. Они не предложили бы нам милосердия, если бы это ты сейчас был заключенным.
- И это - то, что отличает нас от них, - прокричал Ганс. Из-за усилия этого крика он почувствовал головокружение и стал задыхаться.
Пристальный взгляд Кетсваны остановился на Джураке. Наконец, он кивнул, официально отдал честь Гансу, и убежал, выкрикивая приказы.
- Неужели мы такие разные? - спросил Джурак.
- Я хотел бы думать, что мы одинаковы, по крайней мере, когда речь идет о том, как мы ведем войну.
- И скажите мне, Ганс. После всего этого, после всех тысяч лет этого, если ваша раса возьмет вверх, мы можем ожидать, что будет по-другому?
- Я ничего не могу обещать, - ответил Ганс. - Что касается меня, то да. За тех, кто прожил здесь всю свою жизнь, кто ничего не знает об иной. Я не знаю.
- Таким образом, мы продолжим сражаться. Убейте меня, если вы желаете. Но я всегда был чужаком. Немногие будут действительно скучать по мне. Я был кар-картом, потому что они боялись вас и верили в Гаарка, который утверждал, что нас послали боги. Они выберут одного из своей собственной крови, чтобы продолжить борьбу.
- То, что я и предполагал, - устало ответил Ганс.
Они услышали продолжительный звук из паровозного свистка. Посмотрев через плечо, он увидел поезд, который сбавлял ход перед остановкой. Потрясенный, он увидел, что Сеету, один из людей Кетсваны вел их. Они на самом деле сделали это, прошли весь путь из Сианя. Высаживаясь с локомотива, сотни чинов, все они вооруженные бантагскими винтовками, спрыгнули с вереницы безбортовых платформ и построились.
- Они из Сианя, - с гордостью объявил Ганс, - и будут еще тысячи.
Джурак ничего не сказал.
Если то, что сказал Джурак, было правдой, понял Ганс, война просто продолжится. Он, возможно, спас чинов, но кто будет следующим после этого? И таким образом, война продолжится.
- Вы сказали, что ваши глаза не видели моих новых уменов, - произнес Джурак, прерывая мысли Ганса.
Ганс рассеянно оглянулся назад на него, потирая левое плечо.
- Я достаточно знаю ско… - Джурак быстро остановился, - людей, чтобы знать, что вы больны.
- Я буду в порядке.
- Это - ваше сердце, не так ли?
Удивленный, Ганс кивал.
- Вы очень больны, Ганс Шудер.
- Не настолько, я найду силы пережить это до конца.
Джурак тихо засмеялся.
- Однажды Гаарк сказал мне, что вы неукротимы. Я помню, как однажды сказал ему, что, если он ощущает это в вас, то возможно было бы лучше убить вас прежде, чем вы создадите проблему.
- Одна из его многих ошибок, - сказал Ганс со слабым смехом.
- Да. Я знаю.
- Так что же я вижу из того, что ваши глаза не видят? - ответил Ганс. - Я знаю, что два умена были доставлены по железной дороге вчера вечером из Ниппона. Это, должно быть, потребовало почти каждый локомотив и вагоны подвижного состава в пределах трехсот лиг, чтобы сделать это. Даже если у вас есть полдюжины уменов в Ниппоне, вам потребуются еще два дня, чтобы обернуть те поезда, отправить их на север, загрузить, затем еще два дня, чтобы доставить их все обратно сюда.
- Как вы можете видеть, я теперь контролирую железную дорогу между этим местом и Сианем.
Джурак посмотрел мимо Ганса и кивнул.
- Я не буду говорить неправду. Я не знаю, как они прошли. Возможно, они контролируют линию. Возможно, у вас почти не было воинов между Гуанем и Сианем, чтобы остановить их.
Джурак помолчал мгновение.
- Очевидно, не достаточно, чтобы остановить их.
- Мы захватили снаряжение в Сиане. Порох, артиллерия, оружие. - Он колебался, вспоминая баржи с взорвавшимися боеприпасами. - Миллионы патронов, тысячи снарядов, даже некоторые из ваших пароходов и броневиков.
- К тому времени, как вы подвезете подкрепление, я смогу вооружить пятьдесят тысяч чинов.
- Тогда это будет взаимная бойня.
- Я могу также отступить, разрушая железную дорогу. Сжечь фабрики, которые мы покинем перед уходом. Потом вы получите еще один фронт и сотни тысяч чинов, вооруженных и стремящихся к крови к тому времени, когда ваши умены достигнут Сианя.
Джурак устало покачал головой.
- Тогда мы обречены сражаться. И вы, и я не будем здесь и не увидим это, но битва продолжится.
Ганс вздохнул и опустил свою голову.
- Я знаю.
Наступила долгая минута молчания. Он оглянулся назад на Джурака. Здесь был воин Орды. Восемь футов или больше ростом, черно-коричневая грива, спутанная, грязная, такая же, как и черная униформа. Облик, который в течение десятилетия наполнял его ужасом. Он вспомнил о рабстве, ужасе, жестокости, праздниках луны и убойных ямах. И всех, очень многих товарищей 35-ого полка и 44-ой Нью-Йоркской батареи. Русских людей, своего друга Марка, тех, с кем он перенес неволю. Все убитые этой расой.
Он подавил порыв найти оружие, нож, что-нибудь еще, чтобы тут же выпотрошить Джурака, сделать это сигналом для резни, чтобы продолжать смертоубийство. Ибо он, действительно, взял вверх в данный момент.
Он посмотрел налево и увидел, что Кетсвана стоит над раненым бантагом, приказывая чинам отойти назад. Они были готовы навалиться на него с вытянутыми ножами.
Он думал о вчерашних слухах, что в безумстве убийства, бантаги были искалечены до неузнаваемости; и некоторые даже шептали, что кое-кто даже брал их мясо и ел его.
Он пристально посмотрел на раненого бантага и понял, что тот был чуть больше чем детёныш, почти того же самого роста что и зулус стоящий над ним. Он лежал на боку, раненый в живот. Смотря вверх на Кетсвану.
Чины отступили. Кетсвана начал отворачиваться, и тут раненый бантаг что-то сказал. Кетсвана заколебался, затем достал фляжку, вытащил пробку, встал на колени, и предложил бантагу напиток.
Джурак также смотрел на это.
- Несмотря на то, что сделала моя раса, тем не менее, один из ваших предложил напиток умирающему ребенку.
Ганс ничего не говорил с минуту. Он был готов выплюнуть в ответ что-то с сарказмом, взбешенным откликом о том, сколько человеческих детей умерло в муках, наблюдая за родителями, которых зарезали прежде, чем сами они были убиты. Он ощущал, также, что у Джурака было внутреннее отвращение к тому, каким этот мир был. И пока он продолжал наблюдать за Кетсваной, держащим флягу у губ детёныша, возникла мысль.
- Джурак.
Он посмотрел прямо в глаза противника.
- Да, Ганс.
- Ваши родовые лагерные стоянки. Ваши старики, ваши дети, ваши женщины. Вы знаете, где они стоят лагерем сейчас?
Джурак, казалось, слегка напрягся, первый истинный жест, который, как Ганс чувствовал, он мог точно прочитать.
- Да.
- Многие к югу отсюда, к Горам Шин-Ту.
Наступила минутная пауза.
- Да, некоторые там. Другие на севере и востоке.
- Но многие там. Сто тысяч юрт, возможно двести тысяч.
- Я не могу сосчитать их всех.
Ганс улыбнулся. Джурак мог пытаться блефовать, но так или иначе он этого не сделал.
- Мои силы здесь между ними и вами. Войска, двигающиеся вдоль этой железной дороги, находятся между ними и вами. В этом отношении, у меня есть десяток дирижаблей, которые могут быть над ними в течение часа.
- Что вы говорите?
Ганс использовал этот поворот разговора, чтобы на мгновение прервать зрительный контакт. Он медленно встал. Джурак остался сидеть, но теперь именно он смотрел на Джурака сверху вниз, а не наоборот.
- Я прикажу, чтобы все они были казнены.
Джурак ничего не сказал, его взгляд становился ледяным.
- Умены, которые вы видите, те, которых не вижу я, могут подойти, если вы хотите. Но через два дня у меня будет кольцо окружающее сто тысяч юрт. Воздушные суда будут над ними непрерывно от рассвета до заката. Стрелы, выпущенные женщинами и стариками, упадут обратно на землю. Пули и зажигательные бомбы, хлещущие вниз с небес, будут уничтожать их десятками тысяч.
- И вооруженные чины окажутся среди них, как только я скажу чинам, что это - их судьба, что боги ищут мести, резня продолжится, пока даже земля больше не сможет впитать всю кровь, и реки покраснеют.
- Вы могли бы прислать два умена, дюжину уменов, но они обнаружат, что стали бездетны, и потеряли отцов, поскольку их семя будет истреблено из этого мира навсегда.
- Это - война, которую начала ваша раса, и я теперь ее закончу.
Когда он это говорил, он знал, что Кетсвана вернулся и стоял рядом с ним.
- Когда мы начинаем? - спросил Кетсвана, в его голосе прозвучал гортанный вызов.
Джурак посмотрел на них двоих, и устало покачал головой.
- Неужели я поверю вам, что воин, которого я начал уважать, сделает эту вещь?
- Вы первыми сделали это с нами.
Джурак явно вздрогнул и опустил голову.
Он снова замолчал, и затем очень медленно он ухватился за колесо повозки, напротив которой сидел и потянул себя вверх, вздрогнув, когда осторожно попытался положить вес на сломанную лодыжку.
- Война закончена, - наконец он прошептал. - Я хотел бы верить, что вы не желаете продолжить это смертоубийство. Я прошу, чтобы вы пощадили их.
Ганс ничего не сказал, с трудом сдерживая непроницаемое выражение лица.
- Ваши условия?
Это был прорыв для Ганса, который на мгновение застал его врасплох. Двумя часами ранее он надеялся, что Кетсвана припас один последний патрон, чтобы предотвратить муки последующие после захвата, теперь же он договаривался о конце войны. Ему было жаль, что Эндрю не было здесь; его друг был бы намного лучше в переговорах, чем он.
- Немедленное перемирие на всех фронтах. Немедленный вывод войск с территории Рима, Ниппона, и Чина.
- Куда мы пойдем?
- На восток, если хотите, на юг. Мне сказали, что к востоку отсюда есть тысяча лиг, где с трудом можно найти хоть одного человека. То есть достаточное пространство для жизни вашего народа.
- Вы готовы заставить страдать нас, чтобы жить?
- Либо так, либо убить всех вас. - Он сдерживался в течение секунды, затем позволил выливаться наружу чувству. - И если бы я сделал так, если бы мы сделали так, то в конце мы стали бы вами.
Джурак стоял с опущенной головой и наконец, кивнул.
- Я не предлагаю извинений за то, каким стал этот мир.
- Тогда измените его, черт побери. Измените его.
- И что же должно воспрепятствовать тому, чтобы война не началась снова?
- Я не знаю, - сказал Ганс, утомленным голосом. - Я обещаю вам это, тем не менее, если вы пойдете за пределы этой тысячи лиг открытой прерии, если когда-либо до нас дойдет известие, что еще один человек погиб, умерщвленный ради пищи, или захваченный в неволю, то я, или Эндрю, или те, кто придет после нас, будут охотиться на ваш народ без пощады.
- У вас будут фабрики, воздушные суда, машины. У нас нет, - ответил Джурак. - Я, знаю, каков будет результат этого.
- Прекрасно. Я удержу на месте чинов, подальше от ваших лагерных стоянок. Я прикажу немедленно выпустить десять тысяч юрт, они начнут двигаться на восток. Как только ко мне придет доклад, что последние из ваших войск покинули территорию Рима, я выпущу еще двадцать тысяч. Когда уйдете из империи Ниппон и Чина, еще пятьдесят тысяч, и через год, начиная с сегодняшнего дня, мы отпустим оставшихся. Любое нарушение того, что мы согласуем здесь, и все они будут убиты без малейшей пощады.
- Вы действительно сделали бы это? - спросил Джурак.
Ганс посмотрел прямо на него.
Он знал, что в блефе не было никакого смысла, но он также не мог предать свои собственные сомнения.
- Я не думаю, что любой из нас хочет узнать то, что мы способны сделать.
Джурак кивнул.
- Возможно, когда-нибудь мы сможем поговорить еще, Ганс Шудер. Вы можете не верить этому, но я ощущаю, что ваш Эндрю и я более похожи, чем каждый из нас осознает, так же как у Эндрю есть вы, есть старший товарищ и у меня.
Ганс не знал, что сказать.
В некотором смысле все это было настолько просто, и все же все годы мук и страданий, чтобы достигнуть этого момента, и все миллионы мертвых.
Странно, он внезапно подумал об Эндрю, и знал, что с тем, что здесь произошло, Эндрю бы согласился.
- Я подам сигнал, об отмене нападения у Капуа.
Ганс посмотрел на него вопросительно.
- Были слухи, что ваше правительство рухнуло, что Эндрю отправился в изгнание. Мы должны были начать нападение этим вечером, как раз перед закатом.
Ганс попытался быстро переварить все, что он только что узнал. Эндрю в изгнании? Предположим, что правительство уже сдалось. Тогда, что? Если это сражение должно было закончиться, то ему лучше что-то быстро предпринять. Он уже решил позволить Джураку идти, но он должен был вернуть его туда, где он мог бы телеграфировать приказы о перемирии, до того, как правительство там дома сдастся первым. Если бы они сделали это, то некоторые другие бантагские вожди могли бы испытать желание в любом случае настаивать на атаке.
- Кетсвана, приготовьте пару животных.
Они вдвоем стояли в тишине, ожидая пока Кетсвана, оставивший их, найдет лошадей.
- Двадцать лет спустя, мне интересно, - произнес Джурак.
- Интересно, что?
Джурак снова затих, поскольку приближался Кетсвана, ведя двух лошадей, одна из них была легко ранена и прихрамывала.
Ганс указал Джураку, чтобы тот взял лучшую лошадь. Он хромал. Гримасничая, он ухватился за луку, перекинул травмированную ногу через лошадь, затем сунул здоровую ногу в стремя.
Ганс, по-прежнему чувствуя головокружение, хотя боль немного утихла, изо всех сил попытался забраться на коня и смутился, когда Кетсвана и несколько других солдат пришли к нему на помощь.
- Ганс, куда, черт возьми, ты идешь? - спросил Кетсвана.
Ганс посмотрел вниз на своего старого товарища.
- Лишь небольшая поездка, вот и все.
- Подожди меня.
- Я не могу ждать тебя, мой друг.
Ганс внезапно наклонился и взял руку Кетсваны.
- Спасибо. Я не знаю, сколько раз я обязан тебе своей жизнью.
- Я обязан тебе свободой, - ответил Кетсвана, его голос, внезапно задохнулся.
- Ни один человек не должен другому свою свободу, - тихо ответил Ганс. - Она всегда была, и всегда будет вашим правом. Помните это.
Он нежно подтолкнул свое животное, не желая навредить ему.
- Жди здесь; я вернусь довольно скоро.
Вдвоем они поскакали прочь, бок о бок, направляясь туда, где собирались оставшиеся в живых после кровавой битвы бантаги. Наверху, как будто неся вахту, кружился корабль. Чинская пехота, отходящая от поездов, развертывалась веером, чтобы окутать фланг бантагов. На востоке, в направлении к по-прежнему горящему городу, продолжал греметь звук сражения, хотя казалось, что он замирал, становясь финальным приступом бойни.
Боль уменьшилась; он на мгновение задумался, что бы это означало, толи он, в конце концов, переживет этот день, толи это был его последний звоночек, опускающегося занавеса, и что скоро он угаснет.
В настоящий момент казалось, что это не имеет никакого значения. Он почувствовал внезапную легкость, умиротворение и бесконечное счастье. Дома, там в Суздале, где для него теперь был дом, Тамира, скорее всего, на улице с его маленьким Эндрю, мальчик ведет свою мать на ежедневную прогулку через луга на востоке и юге города. Мысль об этом заставила его улыбнуться. В прошлом году он провел с ними не больше чем неделю, но каждый момент был просто сокровищем, каждая ночь заново пробужденной мечтой.
Они будут в безопасности, и, в конечном счете, он знал, что человек не может просить что-нибудь, кроме того, чтобы знать, что те, кого он любит, находятся в безопасности.
- О чем вы думаете? - спросил Джурак.
Ганс пошевелился.
- О моей семье.
- У вас был ребенок, я помню это.
- Да.
- И они в безопасности?
- Видимо вы подразумеваете, убежали ли они благополучно со мной? - спросил Ганс, легкий гнев вспыхнул в его голосе.
- Нет. Я знаю это. Я был там, я видел, как она бежала, неся вашего ребенка. Она была храброй. Этому можно гордиться.
Удивленный, Ганс кивнул с благодарностью.
- Они сейчас в безопасности?
- Да, насколько я знаю.
- Вам повезло.
- Почему так?
Удивившись, он повернулся, чтобы посмотреть на Джурака. Странно, в течение краткого момента он почти забыл, с кем он говорил.
- Мой родной мир. Моя семья, родители, та которую я… которую вы назвали бы женой.
- Да.
- Они все погибли. Вид бомбы, я молюсь богам, чтобы она никогда не стала известна в этом мире. Они все умерли. Это было сразу перед тем, как я прибыл сюда.
- Я сожалею.
Джурак посмотрел на него с удивлением. Ганс также почувствовал слабый шок. Эти два слова выскользнули из него так легко. Он никогда не мог представить себе, что может почувствовать горе по отношению к бантагу. Все же в голосе Джурака он ощутил боль.
Наступил неудобный момент тишины.
- У вас здесь есть семья? - спросил Ганс.
Джурак покачал головой.
- Нет. Они не могут заменить ее.
- Возможно, когда-нибудь. Я жил один почти всю свою жизнь и не находил ее пока… - Он решил не продолжать, учитывая то, как он и Тамира встретились.
- Возможно, когда-нибудь.
Они приближались к строю бантагов. Ганс видел, что они заволновались, когда осознали, что их кар-карт все еще жив. Джурак осадил лошадь, и пристальным взглядом окинул разгромленные ряды.
- Война закончена, - прокричал он. - Мы уходим.
Вырвалось взволнованное бормотание. Ганс ощутил гнев со стороны многих бантагов, но были и другие, те, кто казалось, избавились от напряжения, кивали головами, опуская на землю сжатые винтовки.
Джурак посмотрел на Ганса.
- Я прикажу своим войскам, сразу же оттянуться на север от города. Завтра, в полдень, давайте встретимся на железнодорожных путях, идущих на север из Гуаня. Мы должны предположить, что там по-прежнему будет идти сражение, пока новости не достигнут всех, и мы сможем отделиться друг от друга.