Леди Эрна наполнила салон кареты удушливым смрадом своих духов, крепко перемешанных с винной отрыжкой. Она уселась со своим мужем, постоянно смеющимся молодым мужчиной в черном костюме, и принялась томно обмахиваться веером. Холгер и Эйно без умолку трещали о морских делах, до которых Дериц-старший был большим поклонником. Как я понял, он тоже мечтал о флоте, но не смог попасть на службу по упрямству старого отца, который вообразил, что море слишком опасно и вообще их семья и так много служила короне в океанах. Поэтому королевскую повинность он отбывал хоть и морским офицером, но на берегу, занимаясь поставками канатов, смолы и всего прочего. Что, конечно, считал унизительным – да только папаша откинул копыта слишком поздно, когда проситься на корабли было уже действительно глупо. С горя господин Холгер взял да и женился. Я так и не понял – жалел он об этом или нет?
В особняке – а Дерицы обитали в довольно милом старом доме наподалеку от набережной, – мигрень леди Эрны как рукой сняло, и она вновь принялась за Эйно. Я не стал наблюдать, что там у них срастется дальше, а, испросив разрешения, уволок Энгарда в сад. От дыма, шума и духов мигрень уже начиналась у меня.
– Святые и грешники! – сказал я, усаживаясь на каменную скамейку. – Мне опять захотелось в море. Впрочем, в ближайшее время я насмотрюсь на него до тошноты.
– А скажите-ка, – судя по всему, Энгард Дериц еще не овладел высоким искусством пьянства – язык у него уже начинал заплетаться, – не случалось ли вам видеть морских демонов?
– Демонов? Даже и не слыхал о таких. А что вы имеете в виду?
Дериц напустил на себя ужасно умный вид, почесался и вновь потянулся за бокалом.
– В одной из рукописей моего деда описывается, как морские демоны спустились в одной лагуне, далеко на западе, там, – он махнул рукой на север, – а перед этим, рано утром, почти на рассвете, мой дед, адмирал, сам наблюдал полет зеленой звезды, предвещающей появление морских демонов. Я сам читал…
– Как вы сказали? – я принялся набивать трубку, пытаясь таким способом скрыть неожиданно охватившую меня дрожь. – Зеленой звезды? Интересно… правда, я редко стоял вместе с ночными вахтенными – я, если вы помните, всего лишь лекарь, – и, кажется, о зеленых звездах я не слышал. И часто их видят на западе?
– По словам желтокожих варваров зеленая звезда пролетает каждые два года. А еще бывает красная, это – демоны джунглей и мертвых городов. Но в них я как-то не верю. Мало ли чего они там напридумают, эти желторожие…
Мы сидели напротив окон гостиной, и я слышал оживленное щебетание леди Эрны, непрестанный хохот ее супруга и веселый голос князя, и вот до моих ушей донеслась фраза – Холгер был здорово пьян, и говорил гораздо громче, чем обычно:
– Карты деда? Дорогой князь, я в вашем полнейшем распоряжении. Но они в замке, а замок… впрочем, князь! В замке, кажется, остались отцовские запасы! Едем, немедленно едем!
Та-ак, сказал я себе, договорились. Интересно, далеко ли их фамильное гнездо?
Холгер тем временем высунулся в окно, мутно обозрел нас с Энгардом и заорал на всю столицу:
– Энни! Энни!!! Энни, вели запрячь дорожный экипаж!
Его супруга, кажется, принялась возражать, но ее никто не слушал – Дериц-младший, обрадованный перспективой путешествия, ринулся в сторону конюшни, а в гостиной с новой силой загремели бокалы.
Я выпустил в вечерний воздух струю дыма, приложился к кувшинчику и подумал о том, что поездка становится все более забавной. Правда… наверное, мне не стоило много пить. Пара рюмок рому, множество вин – нет, я не был очень уж пьян, но черные глаза женщины из "Старого башмака" вновь встали передо мной – так, словно она сидела здесь, под яблоней, здесь, рядом со мной, держа мои пальцы в своей ладони. Я с трудом сдержал стон. На конюшне заржали лошади; судя по возгласам кучеров, экипаж был готов.
Я закрыл лицо руками и сидел так несколько секунд – потом, рывком поднявшись на ноги, я зашагал к воротам. По дороге мне попался ливрейный лакей. Я приказал ему подать мне воды со льдом и лимоном и сел на ступеньки парадной лестницы. Лимонад почти привел меня в порядок, к тому же из дверей высыпались хозяева вместе с гостем, а Энгард подогнал громадную черную карету. Пара кучеров вспрыгнула на козлы, взмах бича – и мы помчались в теплый, пахнущий морем вечер.
Кажется, я продремал всю дорогу. Рессорный экипаж убаюкивающе покачивался на плитах королевского тракта – я уже успел заметить, что дороги в Пеллии являются собственностью короны и содержатся в наилучшем состоянии, – и я очнулся лишь тогда, когда карета остановилась. Первое, что я увидел, это аккуратно выкрашенный белой краской загон, в котором мирно поглощали сено несколько жирных пестрых коров. Это зрелище потрясло меня настолько, что я широко распахнул глаза – и понял, что фамильное гнездо Дерицей похоже не на замок, а на старую и очень богатую ферму. Мы вошли в дом: основательный, длинный трехэтажный дом без всяких башенок, бойниц и украшений. Внутри, правда, он больше соответствовал моим понятиям о жилище аристократического рода, тут были и ковры, и гобелены… и еще вкусно пахло тушеным мясом.
– Мокко! – яростно завопил господин Холгер. – Мокко, старый бездельник, где тебя носит?
На его крики из боковой комнаты высунулся старик в фартуке и белом колпаке на голове. Широкая багровая физиономия выглядела бы вполне добродушной, если бы не глаза, сверкавшие из-под кустистых седых бровей – серые и настороженные.
– Молодой господин… – процедил он без особого почтения. – С чем пожаловали?
– Приготовь нам ужин, – распорядился Холгер. – Да живее, старик, мы голодны, как сто псов. Идемте, князь. Я полагаю, нам стоит начать с винных погребов. С тех самых пор, как помер мой папаша, я еще ни разу туда не заглядывал.
– Идем со мной, – тихонько позвал Энгард, дергая меня за рукав. – Пока Мокко занят на кухне, я покажу тебе кое-что. Отец не пускал меня туда, но я как-то раз все же залез…
– Куда? – удивился я, следуя за ним в какой-то темный коридор.
– Идем, идем…
Энгард привел меня в небольшую кладовку, заваленную довольно странным для фермы хламом: я увидел нечто, напоминающее астролябию, несколько других навигационных приборов на покосившейся полке в углу, большие песочные часы, почти вросшие в грязный подоконник, и даже рулон парусины. Под стеной стояли несколько старых, крепко просмоленных бочонков. Дериц-младший порылся на полках и извлек медную морскую лампу с мутным стеклом. Поболтав ею, чтобы убедиться в наличии масла, он вырубил огонь, подпалил фитиль и задвинул стеклянную шторку на место.
– Теперь, – загадочно начал он, ставя лампу на пол, – помоги мне сдвинуть бочки.
– А что в них? – удивился я.
– Всякое дерьмо. В этой – канаты… странный способ хранить никому не нужные веревки, да? А в этих двух – масло, да только оно, по-моему, стухло еще до начала времен.
Как я и ожидал, под бочонками в полу обнаружился хорошо пригнанный люк, из-под крышки которого торчал обрывок смоленого морского линя. Потянув за него, Энгард не без труда откинул крышку в сторону. Из подпола потянуло сухим, пыльным духом.
– Давай за мной, – прошипел Энгард.
Я наощупь спустился по довольно длинной лестнице и очутился в большом, обшитом просушенной доской помещении. На первый взгляд подвал выглядел как забытая сокровищница. Вдоль стен в два, а местами и в три ряда громоздились массивные сундуки, некоторые из которых, вероятно, прошли через множество приключений: я видел вмятины, следы сорванных железных полос и даже пулевые пробоины. Энгард поднял лампу: наверху, на широких полках, виднелись приклады разнообразных ружей.
– Вот это да, – переходя на шепот, восхитился я. – Чье это?
– Это осталось от деда, – возбужденно отозвался хозяин. – Я забрался сюда только один раз, но меня почти тотчас же выгнал отец. Я не думаю, что здесь какие-то сокровища: я успел заглянуть во все верхние сундуки, и там нет ничего, кроме всяких бумаг и прочей дребедени. А что до остальных – то там, похоже, что-то более интересное: они тяжелые. Полезем?
– А Холгер?
– А что Холгер? – засмеялся парень. – Холгер мне не указ, мы с ним в равной доле наследства. И вообще, с кем-кем, но с Холгером мы вот так, – и он потер указательными пальцами друг о друга. – Что он, против, что ли?
– Тогда давай, – согласился я.
Энгард умостил лампу на одном из верхних сундуков, и мы принялись стаскивать вниз те, что находились на самом верху. Сундуки и впрямь не были тяжелыми – вскоре мы спустили все их на пол, и мой приятель, пошарив на верхней полке, достал короткий ржавый багор.
– Ну, с какого начнем? – спросил он.
– Да с какого хочешь. Давай с вот этого, – и я указал на здоровенный ящик, окованный медью, на боку которого виднелись выжженные железом буквы "Р" и "Д". – Это инициалы твоего деда?
– Нет, – помотал головой Энгард. – Старика звали Оллос Анкор. "РД", хм… не знаю. Ну, давай… отойди-ка.
Упершись крюком, он сорвал петлю замка и положил свой инструмент на соседний сундук. Я поднял лампу повыше. Энгард легко откинул крышку, и я увидел посеревшую от времени парчу, вышитую серебряной нитью. Под ней обнаружился целый склад холодного оружия. Наклонив свет, я восторженно присвистнул. Чего тут только не было! И длинные, в два с половиной локтя, мечи в обшитых кожей ножнах, и тяжелые сабли, и кинжалы – все грубой, сугубо функциональной работы. Ни драгоценных камней, ни серебра, только отличная сталь и кожа рукоятей.
– Здорово, – сказал Дериц, вытаскивая меч с удлиненной под двуручный хват рукоятью. – Настоящий солдатский, такие уже сто лет не делают. Но такого барахла у нас полно… посмотрим, что в остальных.
В следующем сундуке мы нашли кучу всякого морского тряпья. Дождевики, просмоленные и кожаные штаны, две пары сапог огромного размера – когда Энгард вытащил длинный, рассыпающийся от старости плащ с капюшоном, на пол выпала серебряная монетка. Запихнув все это добро обратно, мы взялись за один из нижних сундуков. От остальных он отличался относительно небольшими размерами и не одним, а тремя запорами, с которыми нам пришлось повозиться. Этот сундук был самым крепким: сорвать скобы мы смогли только вдвоем, изо всех сил налегая на багор, который уже начал гнуться от усилий. Наконец замки слетели, и Энгард, смахнув со лба пот, нетерпеливо поднял крышку, окованную множеством стальных полос.
– Ого, – услышал я его удивленный голос. – По-моему, самое время промочить горло и искать зубило. Подожди меня, я схожу за вином.
– Что там такое?
Внутри сундук был разделен на три отделения – в большем, продольном, лежал завернутый в ткань меч с богато отделанной рукоятью – меч явно не пеллийской работы, я никогда не видел такой странной, двойной гарды и таких ножен, обшитых не кожей, а мелкими чешуйками из почерневшей от старости меди; когда Энгард извлек на свет клинок, я поразился загадочной вязи, зеленой дорожкой струящейся по темной стали – а два других, квадратных, были заперты плотно пригнанными дубовыми крышками с замками. Открыть их багром было невозможно.
– Сейчас, – повторил Энгард, возвращая меч на место, – я схожу за вином и найду инструменты.
Он вернулся минут через десять – в одной руке кувшин вина, в другой крепкое каленое зубило и молоток на длинной рукояти. Протянув мне кувшин, Дериц присел на колено и принялся за работу. Вскоре ему удалось вогнать жало зубила в рассохшееся дерево, и дело пошло веселее. Я не успел докурить свою трубку, как крышка развалилась на две части.
– Дай-ка сюда лампу, – приказал Энгард. – Интересно, что это такое?
– Убей меня предержатель, это свитки, – заявил я, глядя вниз. – Посмотрим?
Я вытащил один из десятка толстых черных цилиндров, без труда сорвал сгнившую вощеную нить, которой была подшита крышка, и на руки мне выпал желтый пергамент, испещренный неведомыми значками.
– На каком это языке? – удивился Энгард, глядя мне через плечо.
– Понятия не имею. Никогда не видел ничего похожего… Ломай дальше. Ха… а это что?
На самом дне, под свитками, виднелся клинок какого-то кинжала. Клинок этот привлек мое внимание своим цветом – он был тускло-зеленым, но не от окиси, как я сперва подумал, нет! Пошарив рукой, я вытащил кинжал и онемел от изумления – во-первых, он был цельнолитым, безо всякой отделки, без дерева или кости на рукояти, а во-вторых, отлит он был из очень странного зеленоватого металла.
– Что это за чертовщина? – поразился Дериц, беря его в руки.
– Ну не медь, явно. Смотри, какой он тяжеленный! А ну, попробуй его потереть обо что-нибудь.
Энгард озадаченно потер нашу находку об кожу своего сапога – но сколько он ни возил им туда-сюда, кинжал не становился светлее и не менял свой цвет.
– Никогда не видел такого металла, – признался он, разглядывая странное оружие. – И действительно, тяжелый. Тяжелее стали, тяжелее меди.
– Ломай дальше, – предложил я. – Кажется, это становится интересным.
– А что если этим? – сам у себя спросил мой приятель.
И вонзил кинжал в узкую щель между стенкой и крышкой потайного отделения. Клинок легко разрушил дерево… Выпучив глаза, Энгард налег на него всем телом, и крышка тут же поддалась – то ли она прогнила гораздо сильнее, чем соседняя, то ли наш кинжал обладал какими-то непонятными нам свойствами.
Внутри лежали только две вещи: еще один свиток и…
Я не знал, как назвать эту штуку, но при одном только взгляде на нее по моей шее поползли мурашки, и я отпрянул в сторону.
– Что это?! – сдавленно спросил у меня Энгард. – Череп?
Нет, это был не череп.
На дне сундука, на истлевшей парче, которой было оклеено его дно, лежало нечто, напоминающее собой немного вытянутое яйцо – серовато-голубое, проломленное сбоку, с вырезом в передней (передней?!) части, со множеством каких-то загадочных выступов по бокам и небольшим гребнем сверху. И от него веяло холодом… ужасом чего-то до такой степени чужого и далекого, что первые минуты мы стояли над сундуком, онемев от изумления и непонятного страха. Передав Энгарду лампу, я обеими руками вытащил непонятный предмет. Он оказался довольно тяжелым. Перевернув его, я убедился, что это странное "яйцо" не просто пустотелое – внутри него я увидел какие-то прозрачные трубочки, из стенки его тянулись полдесятка тончайших разноцветных нитей… я потрогал его внутренности пальцем – они были мягкими.
– Это какой-то сосуд? – пробормотал Энгард.
– Нет, – помотал я головой, холодея от ужасной догадки, – это… это шлем.
Энгард с грохотом уронил на пол молоток.
– Шлем? Но на кого же его можно напялить? На ребенка? И потом, смотри, разве это дерево выдержит удар?
– Это не дерево, – хмыкнул я, передавая ему нашу находку. – Я вообще не знаю, что это, но думаю, что выдержит оно многое. Можешь попробовать врезать по нему зубилом. Смотри, здесь какие-то механизмы… вот, видишь?
– Ювелирная работа…
Я раскурил трубку и достал тот свиток, что лежал рядом с этим загадочным шлемом.
Но рассмотреть его я не успел: над нашими головами загрохотало, и я услышал гулкий рассерженный бас:
– Ах ты маленький паршивец! Кто разрешил тебе спускаться сюда? А ну, оба, немедленно наверх!
В прямоугольнике люка появилось разгневанное лицо господина Мокко, подсвечивавшего себе яркой лампой. Он был какой-то пурпурный от бешенства, мне казалось, что сейчас из его рта закапает слюна.
– А ну вон отсюда, оба! – крикнул он.
Я молча выдернул из кобуры свой "Вулкан" и вопросительно глянул на Энгарда.
А на лице парня расплывалась широкая, радостная улыбка.
– Пош-шел отсюда, старый осьминог! Пошел, или я сейчас нашпигую тебя свинцом! Ты забыл, что теперь здесь хозяин – я?! Вот сейчас я выберусь наверх, и тогда ты узнаешь, что такое пуля в башке! Или ты хочешь попробовать моего меча?
Господин Мокко опешил.
– Да я тебя… погоди, сейчас я…
Энгард протянул руку – и я, недоумевая, вложил в нее свой пистолет. Бах! – и рядом с ухом толстяка взвизгнула пуля. Багровая рожа тотчас же исчезла.
– Ух, – восторженно вздохнул Энгард. – Вот всю жизнь я мечтал об этой минуте! Эта старая сволочь служила еще с дедом, а потом папаша сделал его управляющим. Ты не представляешь себе, как он издевался над нами с братом. А папаня в нем души не чаял. Ну ничего, теперь мы ему все припомним.
– Как бы он не завалил нам выход, – озабоченно замычал я, глядя наверх.
– Не посмеет, – боднул головой парень.
Я присел на край сундука. На полу, в паре локтей от моих ног, лежал загадочный предмет, пугающе непохожий на все то, что мне приходилось видеть ранее. Мне начинало казаться, что он изготовлен не человеческими руками. Но чьими? Или в наш мир занесло работу самых настоящих демонов?
Сверху вновь доснеслась какая-то возня. Я встревоженно вскочил и потянул из кобуры "Вулкан", но услышал голос Холгера.
– Молчи, старик! Хвала предержателю Бэйру, папаша наконец откинулся, и теперь ты не можешь командовать нами, как раньше! Слово офицера, дорогой князь, вы не представляете себе, до чего же мы ненавидим эту древнюю каракатицу. Подвал? Да ничего там нет, одно только барахло, оставшееся от деда.
В люке появилось лицо Дерица-старшего.
– Ну, что вы там обнаружили, парни? Десяток крыс, таких же старых, как наш Мокко?
Его перебил голос Эйно, нарочито пьяный:
– И все-таки я должен поглядеть, как там дела у моего оруженосца. Это ведь мой, как его?… долг, да?
– Как вам будет угодно, друг мой. Вот только там, наверное, пыльно…
На лестнице показались сапоги Эйно Лоттвица. Спустившись, он с веселой миной повернулся ко мне, и вдруг застыл, глядя на лежащий передо мной шлем.
– Так значит, они здесь все-таки были… – едва слышно прошипел он.
Лоттвиц взял находку в руки, безо всякого интереса повертел ее и бросил обратно в сундук.
– Жертвенная ваза, наверное, – громко сказал он, пристально глядя на меня. – Старый адмирал, похоже, натащил целый воз всякого хлама… идемте, ребята. Собираем сундуки и вперед, а то нам не хватает партнеров для игры.
– Жертвенная ваза? – переспросил Энгард с сомнением в голосе.
– А что ж еще? – хмыкнул Эйно. – Я видел что-то похожее у желторожих. Ну же, собирайте все это дерьмо! Вечер в самом разгаре, а нам не с кем играть.
Глава 7
Четыре ящика, черных, отделанных толстой кожей и обитых стальными полосами, с трудом выгрузили из хорошо знакомого мне экипажа – едва бриг подошел к пристани, Эйно послал в Лоер скорохода, и вскоре за нами примчались четверо всадников и огромная карета без гербов. Мы опять приплыли на закате, и я подумал, что, наверное, у меня это войдет в привычку, – привычку возвращаться домой к самому ужину.
В замке не изменилось ничего. Поглядев, как ящики исчезают в дверях подъезда, я подхватил свой саквояжик, устало вздохнул и двинулся к себе. В холле мне встретилась Ута.
– Ты кажешься измученным, – сказала она. – Много было девок?
Знай я ее чуть меньше – наверное, я почувствовал бы себя обиженным. Но так как я уже привык и к ней, и к ее подначкам, то я полуобнял ее правой рукой, приблизил губы к ее уху и громко сказал:
– Еле хожу.
Ута засмеялась, похлопала меня по спине и отстранилась.
– Встретимся за ужином, – сказала она мне в дверях.
Я проводил взглядом ее гибкую фигуру, хмыкнул и поплелся к лестнице.