– Так что же вы… – Лукашевич понял, что его снова выносит на скандал и вовремя себя одёрнул: "разборки потом".
– Но это идея, – неожиданно заявил Роман. – В конце концов, в штабе далеко не все предатели. Можно попробовать разобраться своими силами.
На этот раз он потянулся к телефонной трубке. Два звонка и две минуты ушло на то, чтобы вызвать "подмогу". Ещё через пять минут в секретариат "Общества ветеранов" явились двое, оба – донельзя примечательные личности. Лицо одного из них – высокого и худого парня в отороченной мехом куртке – рассекал уродливый шрам; шрам поднимался от подбородка по правой щеке к виску и, видимо, задевал глаз, потому что верхнюю часть лица парня закрывали большие тёмные очки. У второго – ярко-рыжего крепыша ростом пониже – с лицом было всё в порядке, но на руках были заметны многочисленные следы пересадок кожи. В общем, ни дать ни взять – ветераны.
– Оружие прихватили? – с порога спросил у них Роман.
– Так точно, товарищ майор! – ответил за обоих тот, что со шрамом и в тёмных очках.
Роман представил "ветеранов". Того, что со шрамом, звали Вадим, второго, рыжего с пересаженной кожей, – Захар.
– Значит так, товарищи, – сказал Роман, – наша задача на сегодня – штаб авиаполка "Заполярье". Свиридов в Москве, а потому будем прорваться к подполковнику Лисову. Скорее всего, мы встретим сопротивление. Поскольку сопротивление нам будут оказывать обычные салаги, даю установку: оружие применять только в крайнем случае, целить по ногам…
Слушая инструктаж, Лукашевич вспоминал, кто такой Лисов. И вспомнил. Глеб Анатольевич Лисов. Подполковник. Заместитель начальника штаба авиаполка "Заполярье". Любит заложить за воротник, а во всём остальном вполне порядочный мужик, отец многочисленного семейства. Он, разумеется, не предатель. Но почему к нему? А не прямо к начальнику штаба? Неужели начальник штаба?..
Довести эту мысль до конца Алексей не успел. Все как-то очень быстро собрались и уже шли на выход, подгоняемые Романом.
На улице их дожидался залепленный снегом старый "уазик". Захар сел за руль. Роман рядом с ним. Вадим, Зоя и Алексей разместились на заднем сиденье. Когда "УАЗ" тронулся и, чуть пробуксовывая, выехал на дорогу, Вадим перегнулся куда-то назад и извлёк тяжёлую сумку. Положив её на колени, он вжикнул молнией и спросил у Лукашевича:
– Какое оружие предпочитаете?
– А что у вас есть? – заинтересовался Алексей.
– Пистолеты: "Макаров", "Гюрза". Пистолеты-пулемёты: "Бизон-2", "Клин". Автоматы: "АКС-74У"…
– Может, у вас и гранатомёты есть? – в шутку спросил Лукашевич.
– Есть, – не уловил юмора Вадим. – Только за ними отдельно заезжать надо.
– Ну вы, ребята, даёте! – восхитился Лукашевич. – А я думал Обществу ветеранов оружие не полагается. Разве что именное.
– А оно у нас именное, – вставил со своего места бородач Роман.
– Ага, – Алексей скептически хмыкнул. – Именной гранатомёт.
– Так что вы выбираете? – спросил Вадим.
– Если есть "Гюрза", то выбираю "Гюрзу".
Вадим порылся в сумке и протянул Лукашевичу завёрнутый в промасленную бумагу пистолет. К пистолету он приложил коробку с патронами.
Зоя выбрала пистолет-пулемёт "Клин". Захар был уже вооружён, а Роман вообще отказался от оружия.
– Обойдусь, – буркнул он.
– Вы уверены, товарищ майор? – очень вежливо спросил Вадим.
– Сказал, обойдусь – значит, обойдусь, – отрезал бородач.
Лукашевич зарядил свой пистолет, поставил на предохранитель и спрятал в карман бушлата.
В Оленегорск они въезжали через четыре часа. Короткий день зимнего Заполярья кончился и стало совсем темно. По дороге к авиабазе их дважды останавливали, но Роман предъявлял некую ксиву, закатанную в пластик, ему козыряли и пропускали без досмотра.
Захар подогнал машину к массивным воротам с жестяными звёздами, с которых кто-то заботливо счистил снег.
– Ну, братцы, пошли! – сказал Роман, открывая дверцу.
Он зашагал впереди, направляясь прямо на КПП. Лукашевич шёл за ним и ждал окрика. Просто так подпустить к контрольному пункту их не могли. И окрик действительно последовал. Из тёмного проёма, определяющим собой вход в домик КПП, ударил яркий луч света. Роман поднял руку, прикрыв лицо, но продолжал идти вперёд.
– Стой! – крикнул звонкий мальчишеский голос. – Стрелять буду!
"Срочник, – подумал Лукашевич. – Салага. Как бы действительно не пальнул".
Наверное, о том же самом подумал и бывалый Роман. Но всё равно не остановился – лишь замедлил ход.
– Не свети в лицо, парень, – обратился он к часовому. – И позови сержанта.
– Стой! Стрелять буду!
– В кого стрелять? Ты видишь, в кого здесь можно стрелять?
Он рисковал: у часового могли не выдержать нервы, но он дошёл, остановившись практически на пороге.
– Кто вы? – пискнул часовой.
Его уже можно было разглядеть. Закутанный по глаза пацан с автоматом и фонарём в руках.
– "Буду стрелять", "буду стрелять", – передразнил часового Роман нарочито писклявым голосом. – Перед тобой целый майор стоит, а ты: "буду стрелять". А ну зови сержанта!
– Товарищ сержант! – возопил часовой. – Товарищ сержант!
Отодвинув его, на площадку перед КПП вышел мордастый сержант. В руке у него был батон, и прямо на ходу сержант от батона откусывал.
– Ну что тут? – спросил он скучающе.
– Вот, товарищ сержант, неизвестные лица. Я хотел стрелять, а они…
– Так стрелял бы, – сказал сержант, – а не жевал бы сопли, мля.
– Здравствуй, Ваня, – обратился к сержанту Роман. – А мы тут с друзьями решили навестить начштаба.
Сержант, судя по всему, тоже узнал бородатого ветерана, но виду не подал.
– Документы, – не попросил, а буквально приказал он.
– Ты что, Иван, с дуба рухнул? Это же я!
– Документы, или я…
Что он собирался сделать в случае, если Роман откажется показать документы, Лукашевич так никогда и не узнал. Роман действовал стремительно. Как молния. Удар головой, тихий стон, батон падает в снег, а сержант валится спиной на окаменевшего часового.
– Вперёд! – крикнул Роман, и все побежали.
Первым КПП проскочил сам бородач. За ним – Вадим и Захар, потом – Лукашевич, замыкала вторжение Зоя. Лукашевич хотел задержаться, чтобы вырубить тяжело ворочающегося часового, но Зоя подтолкнула его в спину:
– Не спи, старлей!
Это было ошибкой – оставлять часового. Но они это поняли, только когда в ночное небо ударила автоматная очередь.
На выстрелы тут же откликнулась сирена. Лучи прожекторов заметались, высвечивая участки территории, и в их свете Лукашевич увидел, как со стороны казарм по подъездной дорожке к контрольно-пропускному пункту бегут вооружённые бойцы – количеством не менее взвода.
– Ждали, – произнёс Роман одно-единственное слово.
А потом началась стрельба.
Глава двенадцатая
На изломе
(Метеостанция "Молодёжная", Кольский полуостров, декабрь 1998 года)
Будь пёс по кличке Щекн здоров и дееспособен, он, скорее всего, не дал бы случиться тому, что случилось. Но Щекн был ранен Рашидовым, и в нужный момент лай молодого пса не прозвучал в тесной каморке метеостанции. Вместо лая спящий на постели Громов и прикорнувший в углу Гена Зайцев услышали девичий вскрик.
Громов проснулся мгновенно и сел на постели, тараща со сна глаза.
– Сидеть! – рявкнул Рашидов. – А то я кровь ей пущу.
Рашидов стоял посредине комнаты и держал Ларису, одной рукой обхватив её за талию, а другой удерживая отвёртку с крестообразной головкой на уровне ярёмной вырезки. Секундой позже проснулся и Гена; он дёрнулся помочь и освободить, но вовремя опомнился и опустился обратно на стул.
– Где патроны к пистолету? – спросил Руслан, яростно сверкая глазами.
– Выбросил, – Громов развёл руками. – Можешь сходить поискать.
Рашидов помолчал, глядя на майора.
– Зачем ты это сделал? – спросил он после паузы.
– Предчувствие, – обронил Громов с загадочным видом.
– Сволочь, – сказал Рашидов.
Константин пожал плечами.
– Хорошо, – Рашидов перевёл взгляд на растерянного Гену, потом снова обратил его к Громову. – Поступим иначе. Ты хочешь, чтобы девушка уцелела, а вы получили связь со своей базой?
– Ты ещё спрашиваешь, Руслан?
– Но у меня есть одно условие… – продолжил Рашидов.
– Разумеется. Как же иначе?
– Поединок. Я вызываю тебя на поединок. Я хочу испытать твою веру. Поединок. Моя вера против твоей.
– Задело, значит?
– Молчи и слушай. Нам нужны два ножа. Хороших ножа. Длинных и остро заточенных. Когда этот мальчишка их подготовит, я выберу нож себе, а ты возьмёшь оставшийся. Потом я отпущу девушку и мы сойдёмся. Готов ты к такому? Или твоя вера не допускает поединков равных по силе противников? Только на "биче" с полной боевой против "духов" с огнестрельными пукалками?
– Почему же? – медленно произнёс Громов. – Очень даже допускает. Я принимаю твой вызов.
– Да вы все с ума посходили! – крикнула Лариса, пытаясь вырваться из цепких объятий.
– Будьте благоразумны, девушка, – сказал Рашидов, осклабившись окровавленным ртом. – Кто-нибудь из нас двоих выживет, в ином случае умрут многие… И вы в первую очередь…
– Гена, – обратился Громов к будущему синоптику, – ты слышал, о чём просил Руслан? Нам нужно два ножа – с крепкими рукоятками, одинаковой длины и остро заточенных. Сделаешь?
Гена потрясённо кивнул. Глаза у него были совершенно круглые.
– В таком случае делай.
Гена выдвинул ящик с инструментами и принялся в нём рыться, бренча железом. А Громов встал и начал одеваться. Одевался он нарочито медленно, чтобы не вспугнуть Рашидова резким движением.
– Интересная деталь, – сказал он, завершив эту процедуру и пригладив волосы. – Вы, поклонники агрессивных монотеистических религий, очень любите прятаться за спинами женщин и детей – к чему бы это?
Он хотел уязвить Руслана, но тот не поддался на провокацию.
– А вы – нападать вдвоём на одного, – отвечал Рашидов. – Эй ты, сопляк, пошевеливайся! – поторопил он Гену с весёлым бешенством. – Грядёт великая война за веру, и мы на переднем фронте этой войны…
(Кольский полуостров, декабрь 1998 года)
Военно-транспортный самолёт "Ан-12" с пятьюдесятью десантниками на борту кружил на высоте восьми километров над Оленегорском. В его кабине помимо экипажа находились два полковника: один с петлицами ВВС, другой – с петлицами ПВО. Полковники внимательно следили за действиями экипажа, время от времени отпуская реплики или вступая в короткий спор друг с другом.
– Запросите диспетчера ещё раз! – требовал авиационный полковник. – Они не могут нас игнорировать.
– Ладога, Ладога, говорит сто двадцать третий, как слышно меня, приём?
Нет ответа.
– Ладога, Ладога, говорит сто двадцать третий, мы просим разрешения на посадку.
Нет ответа.
– Чёрт знает что! – высказался авиационный полковник. – Они там уснули?
– Они не собираются вам отвечать, – обронил противовоздушный полковник.
– То есть как "не собираются"? – авиационный полковник обернулся к нему, яростно сжав кулаки. – Это мой полк, это моя база.
Противовоздушный полковник скривил губы.
– Я же вас предупреждал, с момента вашего убытия в авиаполку многое изменилось. Теперь это не ваш полк и не ваша база.
– Всех под трибунал отправлю! – пообещал авиационный полковник зловеще. – Так что же, нам теперь вручную садиться, без наведения?
– Выходит так.
– Справитесь, ребята? – обратился авиационный полковник к экипажу.
– Справимся, товарищ полковник, – откликнулся командир. – Не впервой. Главное, чтобы они полосу не погасили.
– Тогда действуйте!
– Есть!..
(Метеостанция "Молодёжная", Кольский полуостров, декабрь 1998 года)
Рашидов ударил первым. И по тому, как он двигался в момент нанесения удара, Константин понял, противник ему достался серьёзный, хорошо обученный. Сам Громов особой выучкой в ведении ножевого боя похвастаться не мог: так, баловались с сослуживцами, но не более того. Однако уйти он первого выпада ему удалось без труда: он просто подался всем корпусом назад, позволив руке Руслана с зажатым в ней ножом описать законченный полукруг. Рашидов с шумом выдохнул воздух и ощерился.
Бой происходил под посветлевшим небом, однако для улучшения видимости Гена вынес и включил лёгкий прожектор. Сам он в обнимку с Ларисой стоял в отдалении. Ещё до начала поединка Гена жестами давал понять Громову, что в случае надобности подкрадётся сзади и огреет Руслана чем-нибудь тяжёлым по голове, но Константин решительно отверг любую помощь подобного рода. Да, такой манёвр позволит выйти победителем из нелепого поединка, но во-первых, это не решит главной проблемы, а, во-вторых, Рашидов очень вовремя обронил по поводу "вдвоём на одного". Если это поединок, то он должен быть честным.
– Ну что, майор, не нравится? – спросил Рашидов и сделал новый выпад.
На этот раз Громов не оказался столь расторопен, и острие скользнуло у самой груди, распоров куртку. Константин отмахнулся ножом, вынудив Рашидова отскочить в сторону. Они закружились на узком пятачке утоптанного Геной снега.
– Где же твоя вера, майор? – продолжал подначивать противника Рашидов. – Ведь вера – это ещё и уверенность. Только вот уверенности в твоих глазах не видно.
Громов смолчал: берёг дыхание. Он понимал, что против Рашидова, обучавшегося искусству ножевого боя в горах Кавказа, ему долго не выстоять. Необходимо было придумать какой-то хитрый и неожиданный для противника приём. Хитрый и неожиданный.
Продолжая внимательно следить за перемещениями Рашидова, Константин напряг память. Что и где он читал о ножах? Помимо общих сведений, которые получает каждый курсант военного училища?..
В голову лезла сплошная эзотерика. В последнее время он действительно ничего, кроме эзотерических трактатов, не читал – вред один от этого хобби.
…Ножей в эзотерике полно. Это и ритуальный предмет. Это и церемониальный атрибут. Только вот о практическом применении ни слова…
…Практическое применение? Может быть, дон Хуан? Мексика, Карлос Кастанеда…
…Да, что-то такое было про нож. Дон Хуан и нож…
"Корень высох и сморщился, и складки коры широко отставали и топорщились. Дон Хуан положил корень к себе на колени, открыл свою сумку и вынул короткий зазубренный нож.
– Эта часть для головы, – сказал он и сделал первый надрез у хвоста корня, который в перевёрнутом виде напоминал человека с расставленными ногами.
– Эта – для сердца, – сказал он и надрезал корень там, где "ноги" соединялись.
Затем он обрезал концы корня. И медленно и терпеливо вырезал фигурку человека…"
И вот оказывается, на что способна человеческая память. Сочетание "дон Хуан" вызвало ассоциацию с Латинской Америкой, Латинская Америка – бой на навахах, бой на навахах, о технологии которого Громов когда-то давным-давно читал, напомнил один стишок…
"Малость отступив для вида,
Пончо я с руки сронил;
Только на него ступил
Новичок в задоре пылком,
Дёрнул я что было сил,
Он и грянулся затылком".
Грянулся затылком… Грянулся затылком… А ведь это, пожалуй, идея!
Рашидов сделал ещё один выпад и снова порезал куртку. Казалось, он забавляется с Громовым, как кошка с мышкой.
– Давай же, майор! Покажи, на что ты способен ради веры!
Громов поднял левую, свободную от ножа, руку и начал расстёгивать куртку…
(Авиаполк "Заполярье", Оленегорск, декабрь 1998 года)
Как оказалось, стрелял Вадим. Он стоял, широко расставив ноги, и поливал из "Бизона" быстро приближающихся солдат.
– Идиот! – крикнул Роман, прыгая на своего "ветерана" и толкая его в снег.
К счастью, Вадим ни в кого не попал: бойцы залегли, удобно расположившись между сугробами, и открыли ответную стрельбу из автоматов. Пришлось залечь и команде Романа. Лукашевич сразу пополз к Зое с явным намерением прикрыть её своим телом.
– Позаботьтесь лучше о себе, – посоветовала Зоя, угадав его настрой.
Она вытащила из-за пазухи свой "Клин" и сняла пистолет-пулемёт с предохранителя.
На несколько секунд пальба утихла.
– Братцы! – воззвал Роман в пространство, адресуя свои слова к залёгшим в двух десятках метров солдатам. – Не стреляйте в нас! Мы свои! Я – майор Прохоров. Меня тут каждая собака знает. А со мной два ветерана и старший лейтенант Лукашевич с базы на Рыбачьем! Мы к начштаба по делу пришли, а нас не пускают! Теперь вот и вы стрелять начали. Да разве ж так можно, братцы?..
За сугробами недолго посовещались, прозвучала отчётливо команда "Огонь!", и новые пули засвистели над головами уткнувшейся носом в снег команды Романа.
Лукашевич оставил Зою, которая действительно могла постоять за себя, не прибегая к помощи мужской части населения, и подполз к Роману.
– Какие будут предложения? Ни на КП, ни в штаб нам не прорваться.
– Сам знаю, – огрызнулся бородач. – Что это? – внезапно вскинулся он.
Оба услышали равномерный нарастающий гул.
– Транспорт на посадку заходит, – довольно быстро определил Лукашевич.
Услышали гул и солдаты авиаполка. Они прекратили стрелять и тоже задрали головы вверх. Шум двигателей усиливался, и тут низко нависшие облака продавила тяжёлая туша военно-транспортного самолёта. Его экипаж явно намеревался совершить посадку, но в последний момент почему-то отказался от этой затеи и снова набрав высоту, уходя в разворот.
Рискуя получить пулю в лоб, Лукашевич встал во весь свой рост, силясь разглядеть, что происходит на ВПП. И он увидел. На полосу, мешая посадке, выползали одна за другой снегоуборочные машины.
– Они не дают ему сесть, – проинформировал Романа Лукашевич, плюхаясь на живот. – Почему-то они не дают ему сесть…
(Оленегорск, декабрь 1998 года)
– На полосе машины! – нервно сообщил командир экипажа военно-транспортного самолёта "Ан-12". – Прекращаю заход на посадку.
Самолёт резко задрал нос.
– Ну, суки! – изумился авиационный полковник. – Это уже ни в какие ворота не лезет!
Он обернулся к противовоздушному полковнику за советом. Тот сложил ладони вместе, а потом раскрыл их – более чем красноречивый жест.
– Десантируемся! – распорядился авиационный полковник. – Открывайте люк, ребята!
(Авиаполк "Заполярье", Оленегорск, декабрь 1998 года)
– Наши! – крикнул Роман, и в голосе его звучал истинный восторг. – Наши парашютируются! Молодец Зартайский! Успел!..
В небе над аэродромом авиаполка "Заполярье" разворачивались белые купола десятков парашютов.