* * *
Умение выжидать всегда вознаграждается. Главное, не сорваться раньше времени. И тогда наступит момент, когда твои усилия превратятся в закономерный результат. Праведник не мог поверить своим глазам. Тронутых вывели на улицу – у каждого мешок на голове, а руки связаны за спиной. Их шустро усадили в шестиместную механическую повозку, и та быстро исчезла среди белокаменных улочек. Все произошло настолько стремительно, что Дорн едва успел разглядеть хмурые лица ихтианов. Они явно были лучшими в своем роде охотниками – справиться с двумя Тронутыми… Такое не под силу, даже заступникам света, которых праведник направил на поиски убийц. Тогда встреча закончилась не в пользу воинов добра. Дорн нашел трупы своих братьев в одной из сточных канав Ранде-Бау. А здесь, судя по всему, наемники даже не успели оказать должного сопротивления. А что если они специально пожелали оказаться в роли жертвы? Предположение родилось в голове Дорна, будто по мановению ветра. И не имело под собой никаких оснований.
О силе и смелости подводных бойцов, тарров, на поверхности ходило множество легенд. Но все они были слишком напичканы домыслами и преувеличениями, а потому мало интересовали бывшего служителя Маяка. Гораздо ценней для него были копии ихтианских манускриптов, что попали к нему в руки, когда он проходил обучение в Морском аббатстве. Дорн хорошо помнил, как сильно его поразила четкая иерархическая структура городской общности нечеловеков. Но еще больше он был обескуражен, узнав, что среди этих каст отсутствуют воины как таковые. Единственные, кто мог носить оружие, были тарры и вокки. Но ни те, ни другие не изучали искусство убийства. Тарры являлись скорее охотниками, нежели холоднокровными бойцами. Конечно, они могли исполнять роль стражей или охранников, но эта мера была вынужденной и носила скорее временный характер. Что же касалось вокков – наставников или, правильнее сказать, учителей, то те и вовсе брали в лапы оружие только для того чтобы научить других. Теоретики, а не практики. Так что, обе эти касты уж точно не могли участвовать в поимке Тронутых.
Тогда, кто были эти умелые бойцы? Вполне закономерный вопрос стал похож на неприятную занозу, которая могла здорово заморочить праведника, если бы не одно очень интересное обстоятельство. В то самое время, когда убийц усаживали в повозку, на противоположной стороне улицы появился констебль в сопровождении двух весьма недружелюбных господ. Дорну не пришлось выбирать, какая именно цепь событий для него важнее. Короткая молитва сделала выбор за него. Образ погибших братьев возник как четкое предначертание, которое нельзя трактовать как-то иначе. Он просто обязан оказать помощь новому собрату, а не идти по следам убийц. И праведник подчинился зову веры.
Глава 8. Отчеты и просчеты
Зал был полон народу. В основном ученые, имеющие различные звания, регалии, патенты и гранты. Как говорится, всем отцам науки по их заслугам. Те мужи науки, что представляли на симпозиуме палату лордов, имели вид довольно холенный и местами настолько лоснящийся, что если бы ими решили натереть пол, они все равно не потеряли бы своего вафельного обаяния. Профессорская когорта выглядела чуть скромнее или, лучше выразиться, эксцентрически неординарно. Впрочем, если учесть, насколько отречено они посвящали себя науке, в этом не было ничего удивительного. Ведь бывали случаи, что выступающие поднимались на трибуну прямо в исподнем. Хотя надо отдать должное, жалование даже самого захудалого профессора вполне позволяло иметь пару вполне приличных костюмов на выход.
Третья, и как полагается, самая низшая ступень ученого мира включала в себя лаборантов и мастеровых. Они, как и полагается, ютились на галерке и слушали доклады довольно рассеянно. Ведь в их повседневной рутинной работе гениальные открытия были абсолютно не важны.
Выйдя на трибуну, констебль с волнением оглядел несколько сотен рядов. Пристальные взгляды с недоверием изучали известного на весь ученый мир профессора, который выглядел гораздо моложе своих преклонных лет.
– Добрый вече… день… досточтимые ученые мужи и леди, – кашлянув в кулак, смущенно пролепетал Бушевич. – Рад видеть вас всех на этом, так сказать, мероприятии. Четно признаться, не ожидал, что мой труд вызовет у вас столь живой интерес.
По залу прокатилось недовольное перешептывание. Профессора явно заметили подмену, но никак не могли понять, с чем она связана.
– Прошу вас, тише, – успокоил всех распорядитель мероприятия.
Ряды немного поутихли, а удивленные взгляды никуда не делись. И хотя самому докладчику из-за яркого освещения сцены не было этого видно, внутренне он продолжал ощущать царившее вокруг напряжение.
– Итак, пожалуй, начнем. – Очередное замешательство вызвало у присутствующих очередную волну недовольства.
Нервно перебрав листы, констебль внезапно осознал, что совершенно запутался. И ума не прилагал, как теперь разобраться, с чего начать? Он принялся вглядываться в мелкие строки механического почерка печатной машинки. Только все было бесполезно. Научные обороты, ссылки, примеры – надо признаться, он ничего не смыслил в этих витиеватых терминах.
– Профессор, не пора ли начинать? – выкрикнул кто-то из зала.
– Да-да, конечно, – спохватился констебль. – Вы абсолютно правы! – очередной приступ кашля вызывал у присутствующих свист. И кто бы мог подумать, что уважаемые люди могут уподобиться дворовым мальчишкам.
– Профессор Боблс, прошу не нервируйте публику. Все с нетерпением ждут, начинайте, – поторопил его распорядитель.
– Конечно, всего одну минуту, – честно признался Бушевич. И выудив первый попавшейся листок из толстой пачки, посмотрел на сцену, где располагался выход. Там дежурили Кирстан и Дарстан. И по их мрачным лицам можно было без труда понять, что вся их затея катится коту под хвост. Констебль вздохнул, покосился на распорядителя, который находился за левыми кулисами. Его скорбное выражение также не сулило ничего хорошего. Правда в его взгляде было больше непонимания, чем праведного гнева. Выхода у констебля не осталось – нужно было рисковать. И он заговорил.
– Итак, что же такое научная теория обоснования подводного главенства? – едва слышно пролепетал докладчик.
– Слишком тихо!
– Дай голос, профессор!
– Нам ничего не слышно! – раздалось с разных концов зала.
– Простите, – в очередной раз извинился констебль. Его руки скомкали лист, и он зачитал выдержку из следующего абзаца. – Почему же так происходит, спросите вы меня. И я с уверенностью отвечу – подводный народ восстает из руин.
– О чем вы говорите? Каких руин, профессор?
– Чего спросим? – возмущенные возгласы наполнили огромное помещение.
Окончательно растерявшись, Бушевич принялся перебирать бумажки, пытаясь отыскать первую главу доклада. Но как он ни старался, так и не смог вспомнить свои собственные слова. Что он сказал пару секунд назад? В голове была полная каша.
Напряжение достигло апогея, когда зал внезапно оглушило приветственное обращение.
– Всем доброго вечера!
Констебль нервно покосился на сцену. Справа, возле самой кулисы, с рупором в руке стоял праведник. А за его спиной, сцепившись, будто сросшиеся близнецы, лежали шпионы.
– Давайте немного изменим наш сегодняшний доклад, господа, – уверенно произнес Дорн. – Поговорим с вами о резервации…
Возникший шепот тут же стих. Аудитория ждала от нового лектора продолжения речи.
– Я так полагаю, возражений нет, – утвердительно произнес праведник. – Тогда слушайте внимательно, а кто пожелает, может даже конспектировать. Хотелось бы сразу оговориться, я не буду выгораживать местные власти, а скажу откровенно обо всем, что происходит на Шептуне. Понимаю, с научной точки зрения, моя теория вряд ли найдет массу сторонников, но с социальной будет весьма полезна. И откроет вам глаза на те бесчинства, что устраивают в резервации наши с вами соотечественники. И может быть, тогда вам станет ясно, почему и зачем ихтианы пытаются вытеснить нас с Подземья. И с такой неохотой делятся своими сокровенными подводными секретами…
Зал оживился вплоть до последних рядов. И неважно, верили они или нет. Главное, все готовы были слушать.
Отступив в тень, констебль выронил доклад. Сделал еще пару шагов и уперся в стену. А праведник тем временем продолжал говорить. О том, что знал сам, и о чем имел лишь смутные догадки. Отсюда, со стороны, где не было света софитов, Бушевич хорошо видел напряженные лица профессуры и ошарашенных людей, которые стремительно заполняли зал. Одетые в строгую одежду и имея отнюдь незапоминающуюся внешность, они медленно продвигались вперед, не сводя глаз с лектора. Констебль мог поклясться – эти слушатели не принадлежат к научному миру.
– Хватит! Нам пора уходить! – тихо произнес Бушевич, выбирая путь к отступлению. Но праведника было не остановить. Он не говорил, а убеждал. И его проповедь вгрызалась в умы и сердца тех, кто его слушал.
Констебль предпринял еще несколько попыток остановить Дорна. Все напрасно. Отбросив рупор в сторону, праведник расставил руки, будто пытаясь обнять всех присутствующих разом, и приблизился к самому краю сцены.
– Тебя поймают, болван! – рявкнул Бушевич.
Дорн вроде бы услышал его. Остановился, его голос ненадолго затих. Он взирал в зал, который к тому времени начал не просто шевелиться, а заходил ходунов, будто неспокойное море.
– В наших сердцах не должно быть ненависти. Тем более к тем, кто обладает таким же разумом, как и мы… – раздались осторожные слова Дорна.
Слушатели резко покинули свои места и ринулись к помосту. Им хотелось слушать, внимать наставлениям этого незнакомца. Они кричали и визжали от удовольствия. От чопорности и важности не осталось и следа. Теперь аудитория напоминала беснующуюся толпу, заряженную одной простой идеей. Великое добро и, как закономерный итог, всемирное процветание.
Когда местные шпионы были уже рядом, Дорн резко обернулся. Его лицо казалось высечено из камня. Никакого намека на былое безразличие.
– Беги! Я тебя найду! Позже! – крикнул праведник. И расставив руки, медленно прыгнул вниз.
Констебль даже не пытался понять и принять этого отчаянного поступка. Просто повернулся и ринулся за кулисы. Сейчас не было времени выбирать наилучшее решение – только бежать прочь.
Винтовая лестница вверх, направо, мимо кладовых комнат и отделения для персонала. Еще выше по приставным ступенькам и прямо на крышу. Констебль понимал, что все входы и выходы уже давно перекрыты.
Выскочив наружу, он едва не уперся в низкие своды пещеры, где бледным цветом мерцали элюмины – над Шептуном забрезжил рассвет. Он прополз вперед и легко спрыгнул на балкончик соседнего округлого дома. Потом ниже, на другой, который оказался более пологим. Интуиция вывела его в небольшой закуток с тыльной стороны лектория. Изнутри раздавались встревоженные голоса, крики, удары и звон бьющейся посуды. Представив, что сейчас твориться в зале, констебль поежился. Он прекрасно знал, как себя ведет неуправляемая толпа. Да будь ты хоть десять раз изворотливый и гуттаперчевый гимнаст, все одно сомнут и затопчут.
Пройдя два квартала, неизвестно куда, главное подальше от лектория, Бушевич остановился. По улицам носились люди и ихтианы. Гудели и пыхтели механические повозки. Присев на одну из каменных глыб, которая исполняла в резервации роль скамейки, констебль захотел содрать с лица сетку. Тяжелый воздух начал жечь легкие, а голову заполнило безумие. Он больше не желал находиться в этом кошмарном подводном мире, который давил на него со всех сторон. Стены, своды, узкие проулки. Настоящий каменный мешок, способный прихлопнуть тебя, будто жалкого комара.
Его дыхание стало прерывистым. Он пытался сделать вдох, но вместо этого получалось нечто несуразное, словно забыл, как это делается. Паника охватила констебля, сжав горло. Рыба, выброшенная на берег, – вот кем сейчас он являлся. Потянув за крепления маски, он попытался избавиться от того, в чем не видел никакого смысла. Именно она мешала ему дышать полной грудью. И пускай он сделает всего один, может быть два глотка. Но зато они будут настоящими, полноценными.
Одна застежка, другая. Третья… Чья-то цепкая рука перехватила его запястье.
– Не делай глупостей, сейчас все пройдет, – успокоил его Дорн.
Констебль посмотрел на праведника. Выглядел тот весьма скверно. Кровоподтеки, ссадины, местами порванная одежда. Но хорошо, что жив. Служителю Маяка все-таки удалось выбраться из кошмарной давки.
– Успокойся и приходи в себя, – поторопил его Дорн. – У нас не так много времени.
– Но куда мы теперь? – только и успел спросить констебль.
– В молельные гроты, попробуем найти спасение в вере, – улыбнувшись, ответил праведник.
* * *
Ульгу разбудил случайный шорох. Она с трудом продрала глаза, пытаясь понять где находится. Вначале ей почудилось, будто она дома в приюте. И не было никакого подводного мира. Приподнявшись, Ульга осмотрелась, ища взглядом соседские кровати и Бетси Крю, и Лиди Вохрейм. Но в этот самый миг напрасные надежды рассеялись – рядом с девушкой возвышалась плечистая фигуры ихтианши.
– Ты не спишь? – шепотом спросила Анура.
– Спала, пока вы не пришли, – огрызнулась предводительница. Но сделала это тихо, чтобы не разбудить друзей.
– Вот и хорошо. Вставай, нам надо поговорить.
– Нам? – удивилась Ульга. – С вами поговорить?..
– Этот разговор будет полезен не только мне.
Они вышли в узкий коридор, затем на улицу. Молельные пещеры находились в южной части Шептуна и по сути являлись его окраиной. За городскими стенами виднелись возвышенности и входы в сотни узких подземных коридоров. Но они направились в другую сторону.
Сразу за двумя известняковыми сторожками открывался замечательный вид на широкую площадку. Элюмины только наполнялись голубоватым светом. И тьма постепенно, с большой неохотой отступала в царство тени, забиваясь в щели и мрачные разломы.
– Здесь очень красиво, – сказала Ульга, следя за неуловимой линией, отделяющей свет от сумрака. – Почти так же как на поверхности. Ну не совсем так, но очень похоже, – немного подумав, добавила она.
– Да, верно, – согласилась ихтианша. – Раньше мои предки были лишены такой возможности. Я хочу сказать, нам не позволялось подниматься на поверхность и наблюдать всю ту красоту, что видите вы.
– Не позволялось? Но вы ведь свободный народ. Кто мог вам это запретить? – поразилась Ульга.
Анура немного помолчала, пытаясь подобрать слова, а потом осторожно произнесла:
– Наши боги. То есть покровители. Знаешь, они не такие милосердные, как нам бы хотелось думать. Они всегда преследовали свои цели, а мы были и остаемся для них всего лишь расходным материалом… Кажется, так говорят у вас наверху?..
– Я не совсем понимаю, – прервала ее девушка. – Вернее сказать, совсем не понимаю. Как боги могут влиять на вашу жизнь? Они ведь неживые. Ну то есть, они это статуи, алтари, рисунки. Обычные образы. – Потом она немного подумала и внезапно охнула: – А, я кажется поняла. Все дело в этих ваших священнослужителях арлах? Это они диктуют правила и ограничивают вашу свободу?
Ихтианша покачала головой:
– Нет, арлы такие же рабы, как и мы.
– Но как такое может быть? – продолжала недоумевать Ульга. – Я никогда в жизни не слышала ни про каких оживших богов. Или богинь. Да какая разница. У нас тоже существуют покровители – неведомые мученики. Но мы лишь ставим свечи и читаем молитвы в память об их подвигах.
На морде Ануры возникло нечто напоминающее недовольство.
– Все дело в том, что человеки забыли своих богов. А те, в свою очередь, отвернулись от вашего племени. И теперь вы черпаете силу в ином, например, в изобретениях. Могучие машины, извергающие пар. Вот ваши новые боги. Правда не думаю, что они приведут вас к воротам счастья. Впрочем, и наши покровители вряд ли смогут даровать нам всеобщее благоденствие. Увы, нам никогда не стать во главе Пищевой цепочки.
– Постойте, постойте, – Ульга замахала руками, заставив ихтианшу замолчать. – Я окончательно запуталась. То есть, вы хотите сказать, что существует кто-то, способный победить и нас, и вас. Тот, кто сильнее ихтианов, человеко… людей, и именно он указывает вам, что именно делать? Так?
– Почти так, – согласилась Анура. – Существует высшая сила. Она создала наше Подземье, а возможно и весь подводный мир. Но главное – Горизонты. Это единственная дверь, которая позволяет нам путешествовать в ваш мир, а вам спускаться к нам.
– И что же в этом плохого?
– Ничего. Просто дело в том, что наши боги решили раз и навсегда запечатать эти самые двери. Разделить поверхность и подземье. Но для этого им нужны люди.
– Люди? Но зачем? Мы-то чем можем помочь?
– Не помочь, а помешать. – Анура нахмурилась, выдержала паузу и продолжила: – Вы, а точнее, тот, кого вы освободили из заточения. Он единственный, кто может помешать им.
– Рут? Рут Кимпл? Отставной глубинщик, который больше двадцати лет провел в клетке для душевнобольных?! – Ульга не могла поверить. – По-моему, вы водите меня за нос.
Ихтианша наморщила лоб.
– Я хотела сказать, обманываете.
– Вот как? – Ануре явно не понравился такой ответ. – Хорошо, я не стану больше ничего говорить. Пойдем, сама все увидишь.
Возражать было бессмысленно – ихтианша схватила девушку за руку и потащила обратно в город. Шли молча, стараясь не привлекать постороннего внимания. Хотя Анура довольно сильно выделялась на фоне хилых и сгорбленных соплеменников. Почти на фут выше, шире в плечах и бедрах. Ко всему прочему, довольно фривольная одежда – кожаные бриджи и жилет. В городе ихтианы одевались как рабы, серо незаметно. Мешковатая одежда из простой ткани помогала в работе, а не демонстрировала социальный статус. Последним подводный народ был явно обделен. Отступив от привычных правил, когда арл наделяет новорожденного ихтиана жизненным призванием, люди взяли на себя роль подводных служителей. Все решалось одним росчерком пера. Внешний осмотр, придирчивый взгляд, и устроитель выбирал за ихтиана его будущее. При этом сам выбор ограничивался парой-тройкой профессий: разнорабочий, грузчик или управляющий механической повозкой. Нет, безусловно, подводный народ с удовольствием принимали на работу и поломойками, и добытчиками, и даже строителями. Но кем бы они ни трудились, над ними обязательно распространялась суровая длань человека. Господина, который разделял и властвовал, указывая местным жителям, что и как надо делать.
Ихтианы пытались противиться такому порядку вещей, но все оказывалось напрасно. Шептун начал жить по правилам тех, кто пришел с поверхности. И весь огромный, хорошо отлаженный механизм, был не в силах измениться. Тем более что подводный народ, лишившись совета вокков и мерил, был способен лишь взбунтоваться, высказав свои недовольства. Подобные собрания быстро подавлялись, а все попытки повторить их пресекались на корню. Агентурная работы велась на высочайшем уровне. Впрочем, оно и не удивительно. Когда резервацию поделили в строгом соотношении один к трем, где большая часть присматривает за меньшей, иначе быть и не могло.